Рок-н-рольщик. Охота на убийц

«Сквозь мглу и страх, где свет и тени, Мы строим мир, полный откровений. На грани снов, где мечта живёт, Слово — наш путь, что в небо зовёт»

«В объятиях снов, где время гаснет, Слово, как пуля, в сердце красит. Здесь каждый миг — как вечный бой»

Проклятый звон будильника, сбивающий с мыслей. Обычно, когда в голову приходит очень важная мысль, которую ни за что на свете нельзя утерять, внешний мир оборачивается против. Наглядный пример этот треклятый чертов будильник. А Киллер ведь не сомкнул глаз с двух часов ночи. Он всю ночь корпел над бумагой с ручкой в руках, придумывая песню про грань между сном и явью. Вчера он ушел раньше всех, где-то в первый час ночи. В прошлом он бы не упустил возможность повеселится, но теперь почему-то желания не было. Киллер вспомнил что-то важное, но дерзкий будильник сбил мысль. Киллер схватил будильник, трезвонящий как черт, и отнес к мусорному ведру. Всё, с него хватит! Он бросил (швырнул со всей силы) будильник в ведро, и тот смолк. Ненадолго, потому что, когда Киллер зашел в ванную, он услышал звон. Пришлось пробуждаться в ванной под этот… кхм, ладно, просто под звон. О-о-о, холодный душ! Как приятно стоять под холодными струями воды и ощущать, как тело наполняется силами для новых совершений... когда нет будильника. Наспех одевшись, Киллер вышел из ванной и поспешил на кухню. Он достал будильник из мусорного ведра и вышел на улицу. Будильник все звенел и звенел, и вдруг время замедлилось. Киллер остановился, и звон стал тише. Бесящая какофония будильника превратилась в неторопливый звон колоколов. Звяканье это слилось с журчанием недалекой речки, где мелкими волнами играл свежий, прозрачный ветер, возвещающий о скорой осени. Птицы смолкли, только одна изредка созывалав чарующую музыку свои обрывки воздушной песни. Зашелестела листва здешних редких древ, и звучание лило песнь в душу, умиротворяя ее, как зов сердцевины лесных кронов. — В глухом лесу, — нараспев прошептал Киллер, закрыв глаза. — где тени вьются… Будильник соскользнул на землю, и глухой его стук прозвучал как падение сухого древа. — Среди ветвей, как мечты… блуждаю… Где-то вдалеке потянулся печальный вой, зверь-де остался голодным. — Тоска… о музыке… в сердце бьется… Спешный порыв ветра заглушил речку, остался лишь унылый шелест, и смолкла одинокая птица. — Забылся звуков веселье да рада… Что за бред? И вся музыка исчезла, время нормализовалось, шум природы отошел на задний фон. Зато дерзкий будильник продолжал оглушительно трезвонить. Киллер злобно схватил его и швырнул далеко в лес. Надо было видеть, как летает орущий будильник! Зато замолк наконец-таки! Киллер зашел обратно в дом, вздыхая. Хоть он и не часто вспоминал про свою страсть, но в глубине души его не отпускало чувство тяжести, оно так и рвалось наружу. Так хотелось излить в песни, в музыке и словах то, что накопилось за это время. Скоро будет год, как Киллер не выступал на сцене. А завтра, может, его уже не станет. Может, остальные выживут. Трое друзей, конечно, будут скучать по нему, ведь Киллер самый активный и шутливый в их компании. Но того не скажешь о Найтмере. Лишь одно его расстроит, и то слегка — он лишится профессионального убийцы. И всё, будто Киллера не существовало. А что, если он выживет? Жизнь останется такой же, какой была. Киллеру будет весело, понемногу он станет жестоким и немилосердным. Полиция будет искать его, но не найдет. Найтмер за этим проследит. Но… скоро Киллеру может надоесть однообразное течение. Сказано — сделано, как Найтмер сказал. И все. Кстати, почему Найтмер называет полицию жандармерией? Жандармерия — это старое название полиции из прошлых веков. Странно. Киллер решил позвонить: — Здрасьте. — И тебе, Киллер, — быстро ответил Найтмер. — Слушаю. — Почему вы полицию называете жандармерией? Вы любите каменный век? — Во-первых, в каменном веке жандармерии не было. Во-вторых — тебе то что? — А вам то что? Если секрет, так и скажите. — Секрет, — мрачно вставил тот. — Тогда до встречи, — попрощался Киллер. — Стоять, ты что, звонил ради этого дешевого вопроса? — Ну да, я ж с тараканами в башке. С прибабахом! Найтмер отключился, а Киллер пошел завтракать, втихомолку посмеиваясь.

***

Переодевшись, Киллер сел читать. Он читал последнюю главу драматичной книги. Киллер вообще не был любителем романтики, но эта книга очень ему понравилась своей драматичностью. В книге два героя поняли, что были влюблены друг в друга только тогда, когда оба уже умирали. Писатель, конечно, гениален… Все же впечатление всегда остается после фильма или книги, но осадок этот потом тоже уходит, и человек снова становится собой. У Киллера впечатление ушло совсем скоро, когда он уже вышел из дома. Безразличие к романтике вернулось, и Киллер стал тем же, кем является, с безразличием к романтике. А вышел он, чтобы пробежаться в лесу невдалеке от своего дома. Зачем-то именно сегодня его потянуло в эту глухомань. Почему-то именно подъемы были резкие, а спуски падали плавно. Но Киллер-то знал, что для коленей вредно бегать вниз. Найтмер предупреждал, что в этом случае в старости колени у него будут болеть. Можно бегать прямо, можно вверх, но не вниз. Тут Киллеру показалось, что он услышал вдалеке какой-то знакомый звон. Он остановился и прислушался. Какой знакомый звон… Будильник, черт. Да как он остался цел вообще? Киллер только махнул рукой и уныло отправился обратно к дому. Будильник, черт! Теперь зазвонил телефон! — Ау, Даст? Салют, да… — Киллер, ты совсем с придурью! — вставил Даст без приветствий. — Какое еще знакомое шуршание? Киллер чихнул, чтобы не засмеяться. — Ты всегда рукой так водишь по куртке, когда нервничаешь, — заявил он. — Мой слух уже привык, знаешь, а с Хоррором говорю, тут же шуршание, машинально вспоминаю тебя. — Ну честно, будто няня в детстве уронила, — мрачно усмехнулся Даст. — Кто знает, может, так оно и есть! Та-ак ты для этого звонишь? — Нет. Босс тебя ждет. — Ну, как обычно, меня приглашает последним, — скривился Киллер, когда Даст отключился. — Может, у босса паранойя?

***

Киллер постучался в дверь кабинета и вошел сразу, дождавшись разрешения. Вообще он считал, что, если его и так впускают каждый раз, то можно бы просто войти сходу, без этих церемоний. Но Найтмер думал иначе. Все законы, правила и условия, им данные, должны быть соблюдены, вот как считал он. И он заставлял всех без исключения его слушать. Найтмер был помешан на контроле, и ослушание выводило его из себя. Впрочем, никто и не осмеливался пойти против своего босса, и тот был доволен этим. — Присаживайся, — Найтмер кивком указал на кресло. Не считая Киллера, все были в сборе. Киллер послушно сел на свое место и, как и его товарищи, выжидательно посмотрел на босса, ожидая его говора. Тот неторопливо сложил бумаги в стопку, постучав по столу. Затем он положил стопку в угол стола, поправил и встал со своего кресла. — Вы любите театральные паузы? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Киллер. — Да, — безразлично бросил ему Найтмер и сложил руки за спиной. — Даст, карту. Тот встал и достал из шкафчика длинный рулон. Даст развернул его на столе, и перед всеми открылась карта всего города. Рисунок города на карте был миниатюрным, но очень четко очерченным, так что чего-то спутать было нельзя. Даст все выпрямлял карту, но она снова скручивалась, и так раз за разом. Он злобно посмотрел на товарищей, которые с улыбками смотрели на его старания. — Может, поможете? — сердито спросил Даст. Он сел, и каждый за конференц-столом (кроме Найтмера, стоящего и терпеливо ждавшего конца этого дурачества) положил ладонь на каждый из четырех углов карты. Найтмер обошел свой стол и пристал у конференц-стола, сходу указывая пальцем на что-то у окраины города. — Киллер, ты не знаешь этого места, — произнес он. — Потому теперь вглядись внимательно — это та самая гора, которую мы зовем нашей. Она где-то 300 метров высотой, но у нее множество выпуклостей, а еще она довольно масштабная. Для моего снайпера здесь удобное место. Но враг тоже может иметь снайпера, и он может его расположить, потому я сказал ему, что сделка состоится в другом месте. В последний момент я изменю решение, чтобы враг не успел ничего подготовить для подлости. Пока есть вопросы? — Зачем мне стрелять в главаря «Масаля», если у вас есть снайпер? — спросил Киллер. — Верно, я б не стал рисковать тобой из-за этого пустяка, да и не к этому тебя готовил, но снайпер, скажем так, в отпуске. То есть Найтмер считает это пустяком? Надо же, а Киллер уже вошел в роль серьезности… — И так, далее, — Найтмер стал водить пальцем по карте. — Враг будет ждать нас у этих болот, злой как бес, это тоже часть плана. Тут я позвоню ему, чтобы поменять место сделки. Он приедет, никаких сомнений, а мы уже будем ждать его. Я — кокаин, он — деньги. При гневе существо не контролирует свои эмоции, и я успею без труда распознать, когда он даст знак стрелять. Вопросы? Найтмер выжидательно посмотрел в лицо каждого, задержался на Киллере, зная, что тот любит задавать вопросы, а потом снова посмотрел на карту и заговорил: — Внимательно! Киллер будет у подножия горы и ждать моего знака. Знак таков: я слегка подымаю обе руки и типо шутя указываю на врага. Тот падает от пули, и начинается перестрелка. Хоррор подкидывает мне пару пушек, ведь я буду безоружен. Киллер, ты присоединишься, когда заметишь, что враги начинают отступать. Стреляй из двух пушек. Когда вражеское отступление заметим мы все (под «все» Найтмер имел ввиду абсолютно всю свою группировку), мы тоже отойдем к своим машинам и укатим отсюда. Вопросы? — Во-первых, — привстал Даст. — У нас будут раненые. Нужны врачи, а также «чистка». — Даст, «чистка» будет в любом случае, и помощь раненым тоже будет оказана. Во-вторых? — Во-вторых, допустим, вы убьете главаря, но последствия? Их больше, и они будут мстить. — Без главаря они все трусы, — возразил Найтмер, садясь обратно в свое кресло во главе. — Они разбегутся, когда их главарь-бестолковый-осел сдохнет, я их всех знаю. Если Найтмер так сказал, значит так и оно есть, все это знали и не раз в этом убеждались, к тому же еще и интуиция у него была невероятно точная. Она его никогда не подводила. Внезапно Даст ошарашил всех: — Но у главаря «Масаля» правая рука — наместник! Воцарилась надолго затянувшаяся мертвая тишина. Тут эхом разнеслось хлопанье в ладоши босса. — Браво! — воскликнул Найтмер. — Я узнаю об этом только сейчас! Вот это ирония!.. — тут его восторг сменился на снисходительную, спокойную улыбку (какую-то злую улыбку, если честно…). — Но это уже не моя проблема. Вопросительные, непонимающие взгляды, и у Найтмера на мгновение мелькает мысль, что за конференц-столом сидит сборище отпетых идиотов. — Как неуместно, — пробормотал Найтмер, когда улыбка его спала с лица. — Я имею ввиду, что Киллер убьет их обоих сразу. Двумя пушками. Киллер приподнял руки и пожал плечами с лицом, выражающим: «Твою мать, я все еще спокоен». Найтмер закатил глаз и махнул рукой Дасту. Тот вытянул карту из-под ладоней товарищей и начал закручивать ее в рулон. Найтмер тем временем возвратился к своему креслу. — Подытожим. Все всё помнят? — спросил он, садясь. — Да, босс, — провозгласили те хором. — Помните и то, что я хочу именно такой сценарий! Расскажите мне, каков он был? Однако проведение этого итога затянулся на еще один час, между подчиненными возникали мелкие споры типа: «Там должен быть вражеский снайпер», «Какой блин снайпер? Ни у нас, ни у них его не будет!», «Это ты слушать не умеешь!»… и так далее. Найтмер в конце концов повторил план, пригрозил, что в случае ошибки выгонит, и вконец рявкнул, что собрание окончено, и все вышли из кабинета. Перед уходом Киллер спросил: — Можно я спою на сцене? Найтмер со своего кресла как-то странно посмотрел на него. — Не знаю, выживу я или сдохну, — пояснил Киллер. — Ночью я не спал, все думал, думал, что, может, завтра мне конец. Вообщем, я сел писать песню, и прикиньте, мне хватило сил и времени! Я хочу излить всё именно на сцене и затем с легкой душой, если придется, умереть. — Ты боишься смерти? — спросил Найтмер. Что за странный вопрос? — Не боюсь, я ее приму, как штуку естественную, — Киллер тяжело вздохнул: врет он или то правда?— Но умирать не хочу. — Тогда ты выполнишь миссию, — утвердил босс. — Иди. Ах вот оно что! Найтмер не хочет, чтобы Киллер выступал, но и отказать почему-то тоже. — Так можно спеть? — настойчиво повторил Киллер. Взгляд Найтмера посуровел, и он откинулся на спинку кресла, задумчиво стуча ручкой по столу. Тут пустился в размышления и Киллер. Возник вопрос: почему босс не хочет, чтобы он спел? При легкой душе он выполнит миссию… ну, лучше, ведь Киллер сосредоточится на своей задаче и на самих обстоятельствах при ней. Нет сомнений, что моральные принципы Найтмеру знакомы, и он должен это понимать и сейчас. Но почему он тогда не разрешит? — Почему вы не разрешаете, кстати говоря? — спросил Киллер. Найтмер, задумчиво постукивая ручкой по столу, наконец посмотрел на Киллера с неодобрением. — Ты не понимаешь, Киллер, — твердо произнес он. — Выступление на сцене — это своего рода риск. Ты не просто поешь; ты открываешься миру. И в наше время это не безопасно. Каждый враг, каждый конкурент может воспользоваться этим. В данный момент ты должен быть наготове, сосредоточиться на задаче и миссии. В противном случае, если ты потеряешь фокус, это может стоить тебе жизни. Он на мгновение замолчал, как будто взвешивая каждое слово. — Кроме того, ты не можешь знать, что будет после завтрашнего дня, — добавил он, чуть смягчив тон. — Твое желание творить может стать твоим проклятием. Я хочу, чтобы ты выжил, а не остался в памяти людей как мертвый певец с несбывшимся мечтами. Это просто не то, чего я желаю для тебя, Киллер. Посмотрев на него с пониманием, Киллер кивнул, ощущая тяжесть слов Найтмера. Он попрощался и вышел из кабинета. Не хочется этого признавать, но Найтмер говорит убедительно. Наверное, он прав. Слухи, сплетни — они неизбежны. Видимо, враг тоже о чем-то подозревает. Боже, все кого-то подозревают! Только вот какая загвоздка в словах босса: «В противном случае, если ты потеряешь фокус, это может стоить тебе жизни». Что он имел ввиду? Просто песня на сцене. И что? Про какой риск идет речь? Может, Найтмер знает то, чего не знает Киллер? Ну конечно, Найтмер никому не доверяет. А может, здесь кроется что-то другое, более страшное, чего Найтмер не рассказывает, чтобы его группировка не потеряла мотивацию и отвагу. Моральное состояние и здоровье тела — братья, и их нельзя ни в коем случае разлучать. Все в мире так взаимосвязано! Оттого и все неожиданности в жизни. Их тоже не миновать. Помнится, Киллер готов был плясать на радостях из-за того, что он попадет в криминальный мир, где появятся острые ощущения и новые вкусы. Порой чувства преобладают над разумом, и Киллер забыл, что такое криминал — не только интрига, но и риски, опасности, раны и смерти. Киллер забыл, что ощутит все это на себе. А уверенный шаг уже сделан, и назад дороги нет! Но Киллер, если по правде, не жалеет об этом шаге, потому что в прошлой жизни все текло однообразно и предсказуемо, а сейчас перед самым его лицом были непредсказуемость и неизвестность. Надо полагать, что жизнь стала безумно лучше. Киллер сел в машину и уехал с парковки у здания. Его товарищи тоже разъехались кто куда. Только вот машина Даста стояла на месте — пустая. Значит, он уехал в другой машине, и ясно в чьей. И каково же это — любить до безумия? Почему любящие повторяют эту фразу? Людей и монстров — миллиарды, но почему каждый находит в этом потоке одного-единственного? Они клянутся в любви, и одни держат клятву, другие — забывают о ней. Разве правда, что даже тишина между влюбленными наполнена морем слов и чувств? И разве возможно уметь прочесть по глазам друг друга? Разве это не пределы фантазии?. . Пока он ехал, Киллер смотрел на проходящих мимо людей на тротуарах. Каждый из них жаждет любви, одни находят ее, другие теряют, даже терпят, а остальные и не встречают никогда. Киллер из тех, кто не встретит, это он решил твердо. Любовь потом приносит страдания, а вторая половинка — твое слабое место. Теперь Киллер понял слова Найтмера, те слова, что он произнес еще в начале. Его условие… на этом размышления Киллера прервались; зазвонил телефон, и на экране высветилась буква «N». — Здравствуйте, — по-старому сказал Киллер. — Да, босс, слушаю. — И тебе, — ответил Найтмер. — Можешь спеть. Киллер не ослышался? Найтмер ведь никогда не меняет решения… — Будет хоть какой-то намек на криминал — с последствиями разберешься сам, — предупредил Найтмер. А, ну он в своем репертуаре. Никак без угроз! Но Киллер тут же об этом забыл. Он возликовал! — Спасибо! Впервые в своей жизни Киллер благодарил искренне, с неописуемой радостью, с счастливой перспективой, что душа станет легче. Найтмер не ответил — отключился, видимо, не разделяя его радости, и послышались гудки. А Киллер уже ничего не слушал и не хотел слушать, кроме своего голоса сквозь микрофон и струны его гитары. Он старался как можно быстрее доехать до дома. Он сходу позвонил продюсеру, с которой почти год назад дружил. После его ухода они не перезванивались, каждый занялся своими делами. — Лемиса, привет! — крикнул Киллер в трубку. — О-о-о, Киллер! — отозвалась продюсер. — Ты, оказывается, живой. Привет, как ты? — Ну, решил спеть разок, возможно, в последний раз. — То же ты говорил год назад! К тому же сегодня воскресенье, ты вроде тогда не выступаешь. Постой, в смысле последний… — Слушай, мне сейчас не до этого. Мне срочно нужно на сцену! — Сейчас уже шесть вечера… Я сообщу менеджеру, ты чего сходу заводишься? Надеюсь, для тебя место найдется. Приезжай, думаю, менеджер и так разрешит, — ответила Лемиса. — Его мнение не особо важно, — пробормотал Киллер. — Он не помешает мне спеть, это точно. Ну, дорогуша, до встречи. Тем временем он доехал до дома и вышел из машины. Гитара лежала в чемодане, а чемодан — в шкафу. Киллер с любовью достал чемодан и положил его на пол. Сев, он открыл его и уперся своими черными, бездонными глазами в белую гитару. Она была покрыта хитросплетением темно-бордовых и ярко-фиолетовых узоров. Струны разных толщин были по-прежнему упруги. Киллер повел по ним пальцами и закрыл глаза, услышав воздушные, колеблющиеся звуки прозрачного аккорда, который скоро стих, слившись с пыльной тишиной в комнате. Киллер распахнул глаза, закрыл чемодан и, встав и выйдя из комнаты, поставил его в коридоре и двери. Потомон вернулся, чтобы взять из шкафа с небогатым гардеробом красную куртку, на которой были невидимые следы прошлых дней. И запах ее был все тот же, напоминающий о полном народом здании. Наспех одевшись и выйдя из дома, Киллер подбежал к машине и водрузил чемодан с гитарой на переднее сиденье. Все наспех-наспех, с нетерпением. Он въехал с места на дорогу и надавил на газ. Приглашать троих товарищей он даже не думал, его беспокоили два вопроса: разрешит ли менеджер дать концерт сегодня, и успеет ли продюсер всё подготовить и собрать публику? Нет сомнений, что людей наберется мало, но на что тогда гаджеты? Его будут снимать на камеру! Но будь что будет, главное — выйти на сцену. Он доехал до нужного здания и, неся в руках чемодан, направился к черному входу. Там его ждала женщина, продюсер, вся нервная. Киллер поспешил подойти к ней и поздороваться, сходу спрашивая: — Ну, разрешил? — Разрешил, — кивнула продюсер. — Киллер, менеджер на тебя зол за резкий уход, потому его пришлось уговаривать. Он сказал, что, если концерт ему не понравится, то и воздух здешний ты не вдохнешь. — Боже ты мой, — усмехнулся Киллер. — А ты успела все подготовить? — Да-да, успела, минут через двадцать начнется концерт. Ты репетировал?. . — Ну, тогда я пошел готовится! — вставил Киллер. — Я и без репетиции справлялся! Он постарался пройти и открыть дверь, но Лемиса преградила дорогу. — Менеджер хочет поговорить с тобой, — заявила она. — Боже, боже, боже! — улыбнулся Киллер и вдруг взорвался: — Черт! Эти его лекции! Мать его! — Ну-ну, не тяни! Иди давай, не зли его, — строго поторопила его Лемиса, открывая дверь и отходя в сторону. Киллер, войдя в кабинет менеджера, почувствовал, как в воздухе витает напряжение. Он быстро огляделся: стены были увешаны постерами с именами известных исполнителей, свет был приглушен, а в углу стоял огромный черный рояль. Менеджер сидел за столом, его лицо было серьезным, а на губах — едва заметная нервная усмешка. — Ну здравствуй, Киллер, — начал он, складывая руки на столе. — Почему ты так резко ушел, все бросив? А теперь заявляешься как ни в чем не бывало? Хотя, ты и раньше вытворял черт знает что! Киллер прикусил язык, стараясь собрать мысли. Врать менеджеру — это не лучший вариант, но и рассказывать о своих криминальных делах он не собирался. Он подумал, что лучше всего сыграть на эмоциях, которые могли бы вызвать у менеджера маленькое сочувствие. — Знаешь, было сложно, — начал он, стараясь говорить уверенно. — Я... я просто потерял себя. У меня не было вдохновения, и я чувствовал, что не могу больше подниматься на сцену, когда в душе такая пустота. Менеджер приподнял бровь, кажется, заинтересовавшись. — И что, ты нашел свое вдохновение? Киллер кивнул, стараясь выглядеть уверенно. — Да, нашел. Я много думал, много писал, и сейчас у меня есть то, что я хочу донести до людей. Это не просто концерт для меня. Это возможность сказать то, что я не мог сказать раньше. Менеджер откинулся на спинку кресла, обдумывая его слова. — Хм... звучит неплохо, — произнес он. — Но ты понимаешь, что я не могу просто так закрыть глаза на твое исчезновение? Это подорвало нашу репутацию, и я не могу позволить себе рисковать еще раз. Киллер ощутил, как внутри него нарастает раздражение, но он постарался сохранять спокойствие. — Я понимаю. Но я прошу тебя, дай мне шанс. Я не собираюсь подводить тебя снова. У меня есть новая песня, новые идеи. Это будет другой Киллер. Менеджер внимательно посмотрел на него, и Киллер почувствовал, что его слова начинают действовать. — Ладно, — наконец сказал менеджер. — Но если ты снова исчезнешь — я не буду с тобой церемониться. Надеюсь, ты это понимаешь. Киллер кивнул, ощущая, как напряжение начинает спадать. — Спасибо, я не подведу, — на автомате произнес он коронную, но действующую на менеджера фразу. Менеджер снова посмотрел на него, затем вздохнул и спросил: — Хорошо. Ты готов? — Да, готов. — Тогда иди, — сказал менеджер, указывая на дверь. — И постарайся не разочаровать меня. Киллер вышел из кабинета, ощущая, как в груди нарастает уверенность. Он знал, что это его шанс, и он не собирался его упускать. Настало время подняться на сцену и показать всем, кто такой Киллер! (Просто песню блин спеть…). Лемиса стояла у черного входа и нервно теребила пальцы, когда Киллер высунул из-за двери голову: — Получилось! — крикнул он ей. Та вздрогнула и тут же метнула на него сердитый взгляд. — Ты всё тот же! Не надоело? — рявкнула Лемиса, поправляя каштановые волосы. — Ты не ворчи, не старей рано, — улыбнулся Киллер. — Слышишь? Аудитория собирается! И правда, в зале слышен был глухой шум, как люди и монстры усаживались и тихо что-то обсуждали. Лемиса пожелала Киллеру удачи, и он скрылся за дверью. Вскоре он стоял на сцене, за бархатными занавесами, и с нетерпением смотрел на настенные часы, будто таким упертым взглядом можно было поторопить стрелку часов. Наконец, стрелка остановилась на восьми часах вечера, и Киллер махнул рукой. Бархатные занавесы разошлись в противоположные стороны, загремела приветствующая овация, и на мгновение свет ослепил Киллера. Он своей бодрой походкой пару раз шагнул вперед, к микрофону на подставке. — Скучали? — крикнул Киллер. Как давно его голос не звучал так… громово, как будто за ним повторяли сотни таких же голосов! Это хлопанье не прекращается! Киллер заметил у некоторых цветы в руках. В руках, которые были готовы кинуть эти цветы на сцену! Киллер почувствовал легкость, такую, которая появляется, когда существо в своей стихии. Как будто он в своей мечте, между сном и явью, на этой грани, о которой он споет. — Дорогие слушатели! — воскликнул Киллер. — Меня не было почти год, слово это простое, но весомое. Это долгий срок, и некоторые, наверное, уже позабыли меня, а другие уже отчаялись увидеть меня наяву. Я скучал по вам, дорогие слушатели! Я спою о грани между сном и явью, про эту грань, что я чувствую сейчас — На грани снов! И Киллер провел пальцами по струнам. Те, кто помнили этот жест, сразу притихли. Их примеру последовали те, которые певьца позабыли или не знали. Киллер улыбнулся, закрыл глаза. И заиграл, тревожа струны, и микрофон умножал эти глубокие звуки. Киллер не слышал ничего, только игру струн, и чувствовал, как кончики пальцев проводят по ним и отпускают, оставляя струну колебаться и звучать. И тут Киллер негромко запел первый куплет:

В тени ночи, где звезды блестят,

Скользят мечты, как тени в саду.

Сквозь мрак я ищу, что не вернуть

На грани снов, где я не забуду…

Внезапно Киллер рванул пальцами по струнам, и голос стал громче, подчеркивая припев:

На грани снов, где реальность тает!

В объятиях тишины, где время умирает!

Я слышу шепот ветра, он зовёт меня,

В этом мире теней я навсегда!

Тут же утихомирились пальцы, играя нежнее, и голос стал тише, глубже, распевая второй куплет:

Сквозь призмы слов, как стекло разбито,

Каждый аккорд — это крик, что не слышно.

Я в поисках света, но тьма меня жжёт

На грани снов, где судьба не ведёт.

Киллер смолк, но продолжил водить пальцами по струнам его излюбленной гитары. Он звучала глубоко и легко, звучно, одновременно нежно и крепко. Струны колебались под пальцами, вправо-влево, вправо-влево, распространяя волны музыкальных цветов, ласкавших слух, что ждал продолжения песни. И после достаточного времени Киллер вновь запел:

Сквозь боли и страхи, я иду вперёд

На грани снов, где мечта не сойдёт.

Взлетаю над пропастью, как птица в ночи,

Здесь, в мире теней, я найду ключи.

Пальцы ускорились, загремел голос для повторения припева:

На грани снов, где реальность тает!

В объятиях тишины, где время умирает!

Я слышу шепот ветра, он зовёт меня,

В этом мире теней я навсегда!

Снова расслабились пальцы, а голос стал тише, одновременно тоскливым, серьезным и глубоким:

Сквозь шум и безумие, я найду свой путь

На грани снов, где не гаснет суть.

Я буду петь, пока не сдохну,

На грани снов, где я не одинок!

Закончился финал песни. Киллер несколько раз взмахнул пальцами над струнами и резко расслабил руку. Гитара стихла, а непривычная тишина, потом появившаяся, продлилась недолго — бурная овация оглушила певьца. Никогда он не получал такой, чтобы слух заложило! На лице Киллера заиграла улыбка. Люди и монстры, эта красочная аудитория, замахали руками, закидывая сцену красными розами. Те, кто знали Киллера, кидали красные гвоздики. Кроваво-красные. Кроваво… эти цветы зарябило в глазах, и вдруг перед Киллером упал большой букет красных роз в белой обертке. Он проследил глазами в сторону и увидел девушку, очень красивую и очень знакомую, будто Киллер уже видел ее где-то. Это она кинула такой букет и тут же усиленно захлопала в ладоши. Киллер уже где-то видел ее. Видел. И целовал… Он тоже пару раз хлопнул и жестом, который он не использовал почти год, закончил свое присутствие: взмахнул рукой ото лба и уст в сторону публики, и бархатные занавесы скрыли его от восторженных глаз. Улыбка спала с его лица. Такой вечер! Это было грандиозно! Но чего приперлась эта девка?! — Твою мать, — проговорил Киллер. — Не матерись, — послышался сзади голос Лемисы. Киллер обернулся и посмотрел на тридцатилетнюю женщину. Она улыбалась и была с виду очень довольна. Ладоши ее были раскрасневшимися. Значит, она тоже аплодировала. Киллер обменялся с ней рукопожатием, дружественным и крепким. — Киллер, так вырос твой словарный запас! — воскликнула Лемиса. — Я и не ожидала, думала, все будет по-старому. Менеджер будет в восторге! Вот это торжество! — Знаю, по-другому и быть не могло, — по-детски улыбнулся Киллер, как будто школьника похвалили за работу. — Я сказал менеджеру, что ушел, потому что вдохновение пропало. — Я слышала. Значит, это была не отговорка? — Конечно нет, я же всегда правду говорю. Когда не говорил-то? — Вообще-то, много раз, — засмеялась Лемиса. — Ну-ну, закроем эту тему! И он засмеялся вместе с ней. На смех пришел менеджер. Его лицо тоже сияло довольством. — Молодец! — похвалил он. — Не подвел! А песня — гарантия возвращения репутации! — Рад был услышать это, — важно ответил Киллер с очень гордой физиономией. Менеджер обменялся с ним рукопожатием и, попрощавшись с ним и продюсером, ушел. Киллер тоже вышел, перебросившись с Лемисой парой слов, и уехал поскорее, подальше от здания. Разумеется, вышел он из черного входа. Не любил он журналистов. Интересно, в это время они вообще появляются? Наверняка эти назойливые липучки толпились у главного входа! Спустя полчаса Киллер доехал до своего дома и припарковал машину около него. С чемоданом в руках он отпер дверь и закрыл ее за собой. На глаза сразу бросился пистолет на диване. Киллер вздохнул и сел на диван. Он положил на стол пистолет — с правой стороны, и микрофон — с левой. Задумчиво он уронил голову на руки и уперся глазами в эти два предмета, символизирующие две его жизни. Выбрать бы одну, микрофон, но и пистолет его тянул за собой. Однако тяжело быть и там, и там, будто стоишь между двух огней. Один огонь — страсть, а второй — курок. Оказывается, во вторую жизнь он вступил только два денька назад, а не год назад. А именно — когда Киллер победил против Найтмера… Всё должно решится завтра, во время сделки. Нужно убить сразу два человека, и ни один не должен остаться живым. Если будет раненым — добить. Вот добивать как-то не хотелось. Представлялось это очень подло. Тут телефон издал гудок, и Киллер отвлекся на него. На экране уведомление гласило, что на счет зачислено десять тысяч (рублей). Менеджер внезапно рассщедрился и добавил еще две тысячи в обычную зарплату. Над уведомлением показывало 21:00… Киллер встал, закрылся в ванной, умылся, переоделся. Ну, как обычно. И ушел спать, уже засыпая, когда натягивал одеяло. Нужно выспаться к завтрашнему дню. Возможно, последнему. Киллер спал без кошмаров и очень крепко. В это время он не знал, что завтрашний день — только начало тех приключений и ужасов, которые ему предстоит пережить.