Звездная

Чайлд понимает, насколько сильно дорога ему Люмин, в день её свадьбы. Известие о том, что Путешественница, сумевшая отыскать своего брата и воссоединиться с ним в Инадзуме, выходит замуж долетело до Ли Юэ со свежим порывом сильного ветра. Поначалу это показалось ему дурацкой шуткой шпаны - он ведь видел, что Люмин не интересовалась мужчинами вокруг - да и девушками, собственно говоря, тоже. Она была погружена в поиски своего брата, хотя иногда, после очередной их схватки, она и награждала Чайлда слабой улыбкой, в которой ему хотелось увидеть... Что? Что он мог увидеть там? И мог ли он рассчитывать на что-то после случившегося в Ли Юэ? Не мог. Но в душе он надеялся и верил, что, возможно, однажды у него появится шанс взглянуть на Люмин по-другому и увидеть в её глазах ответ на его чувства. Впервые за долгое время Чайлд искренне надеялся, что старые обиды останутся в прошлом и Путешественница позовёт его с собой странствовать. Он бы оставил ради неё некогда обожаемую, а ныне едва не презираемую, Царицу, бросил бы Фатуи, согласился бы на всё, лишь бы янтарные глаза сверкнули теплом и нежностью, предназначенными для него... Но чуда не произошло. Люмин отгородилась от него каменной стеной, но продолжала каждый понедельник приходить в Золотую палату, в очередной раз укладывая Предвестника на лопатки. Но с каждой такой встречей Тарталья замечал кое-что - более рука девчули не дрожит. Более она не сдерживается. Более она... Не собирается ни о чём жалеть. Люмин меняется - не снаружи, внутри, и эти перемены... Настораживают его. Чайлду казалось, что с отплытием путешественницы в Инадзуму всё придёт в норму. Что странное чувство пройдет, оставив после себя лишь послевкусие. Что он забудет о Люмин, вспоминая её лишь тогда, когда скука без сражения накроет его с головой. Снова. Но он ошибался. Мысли о страннице не отпускали его даже на самых сложных заданиях, требующих постоянной бдительности и концентрации. Её образ сопровождал его даже во снах, позволяя представлять Фатуи рядом с Люмин. Что между ними нет преград, что они - на одной стороне, а не плавучей лодке, на которой он плывёт то в одну сторону, то в другую, стараясь удержать себя и в верности Царице, и хотя бы какое-то время почувствовать себя свободным рядом с Путешественницей. Тарталья хотел бы всё изменить. Хотел бы не пробуждать Осиала, хотел бы не знать об истинной личности Чжун Ли, хотел бы просто иметь возможность побыть с Люмин, сказать ей о том, как много она значит для него... Но судьба не оставила ему даже шанса на то, чтобы быть с ней. И письмо, переданное ему Чжун Ли, стало окончательной точкой. Точкой невозврата. Люмин замечала странные взгляды Чайлда. Кто бы что ни говорил, кто бы ни считал её совершенно милосердной, даже самая, казалось, безграничная доброта рано или поздно подходит к концу. Тарталья втерся ей в доверие, а затем плюнул в душу, считая, что после этого она захочет продолжить с ним общаться, словно ничего не произошло? Чайлд был настолько глуп или он считал Люмин за идиотку? Вот уж кем, а идиоткой она не была - не за тысячи прожитых лет своей вечности. А потому она решает отплатить ему наиболее сильно - Путешественница разрезает все возможные нити, что могли бы связать их друг с другом. Она строит между собой и Предвестником неприступную стену, более не собираясь подпускать его близко. Люмин строит свою жизнь дальше - и места одному рыжему нахалу там не было. И всё же... Всё же она успела привязаться к нему. И, видимо, настолько сильно, что постепенно рана в груди превратилась в грубоватый шрам, который совершенно не желал заживать. Слишком тяжело было на душе после битвы с Осиалом. Слишком болезненным было осознание, что она ошиблась, дав шанс человеку - Фатуи - доказать, что он не такой, как остальные. Какая... Наивность. Но Люмин тогда ещё не знала, что лекарство она найдет в Инадзуме, в гостях у новой знакомой. Это лекарство улыбается мягко, но с долей хитринки, почти по-лисьему. Это лекарство галантно протягивает ей руку, помогая подниматься по ступенькам или поддерживая после очередной встречи или сражения. Это лекарство нежно с ней настолько, что порой в груди девушки щемило. Камисато Аято был похож на Чайлда Тарталью. Камисато Аято был совершенно другим. Он не пользовался её доверием - напротив, он жаждал заполучить его. Он не использовал её в своих целях - напротив, он помогал ей достигнуть желаемого результата. Он не жаждал сражения до потери пульса - напротив, они проводили возможное свободное время за игрой в шахматы, распитием бабл ти и разговорами обо всём и ни о чём. Аято интересовало не тело. Аято интересовала душа, истосковавшаяся по ласке, которую он готов был подарить ей одной просто потому, что Люмин была... Была. И она сама дарила ему теплоту в ответ. Большего ей не было нужно. Известие о свадьбе главы клана Камисато потрясли Инадзуму и другие города. Всё же о Камисато Аято ходили самые разные слухи - в том числе и нелицеприятные - хотя бы потому, что он постоянно отказывался от "выгодных" предложений о браке. А потому людям было интересно - на кого променял дочерей богатых кланов глава комиссии Ясиро? Догадок не было, а потому люди, толпящиеся возле небольшого храма, где проводилась церемония бракосочетания, были не в силах сдержать своего любопытства. Впрочем... Сдерживать их помогали друзья невесты, не желающие, чтобы их подругу просто-напросто задавили в огромной толпе. Люмин улыбалась - и Аято показалось, что теперь он держал за руки настоящее солнце. Своё личное солнышко, которое сегодня перед лицом сёгун, решившей собственноручно засвидетельствовать их обещания, он поклялся беречь и защищать до конца своей жизни. Ставить её интересы наравне с интересами его клана, любить и уважать её, прислушиваться к ней... И быть рядом, пока смерть одного из них не разлучит их. Аято влюбился в Люмин словно мальчишка, хотя по возрасту он давно не был таковым. Её обаянию невозможно было противостоять - и он не стал противиться, лишь наслаждаясь тем, что и он наконец-то смог стать счастливым и осчастливить ту, что так много сделала для его родины и его клана. Здесь, в храме, только самые близкие и родные люди. Свидетели клятв, что навсегда связывают два любящих сердца. Белоснежное кимоно придаёт Люмин ещё более нежный и хрупки вид - и Аято, мягко наклоняясь к девичьему лицу, глядя в счастливые янтарные глаза, мысленно поклялся себе сберечь у Люмин эту хрупкость. Рядом с ним отныне она могла быть слабой. Чайлду хочется разорвать Камисато Аято. Чайлду хочется вырвать Люмин из его рук и украсть, заставить выслушать, заставить открыть глаза... Тарталья не делает ни того, ни другого. В руках у него - чаша с саке. Он стоит в самом дальнем углу, укрытый тенями, и наблюдает за завершением обряда. Теперь девчуля - его девчуля, как он порой позволял себе думать - перестала быть его. Люмин переступила через него, обрасывая прошлое и так и не случившееся будущее. Люмин бросает на него быстрый взгляд, когда её супруг ведёт её к ожидающей толпе. И во взгляде её - снежная пурга, ледяные купола Снежной, в них - ни капли тепла, на которое он мог бы расчитывать. Люмин добра к своим друзьям, влюблена в теперь уже мужа, и совершенно точно ненавидит Чайлда Тарталью. И от этого ему впервые в жизни хочется подохнуть. Подохнуть по-настоящему, а не от переизбытка адреналина? Но разве от этого будет толк? Какой смысл убивать себя - или кого-то другого - когда девушка, что так неожиданно стала для него столь многим, теперь была с другим? Какой смысл, если он, несмотря ни на что, в первую очередь желал ей лишь счастья? Тарталья обреченно прикрывает глаза и с силой сжимает чашу в своей руке, наслаждаясь ощущением впившихся в руку осколков. Такую мелочь он может себе позволить перед тем, как с наигранной улыбкой последовать к молодожёнам с новой порцией поздравлений. Если Люмин будет счастлива с Камисато... Пусть будет так. Даже если это осознание до конца жизни будет разрывать Предвестнику Фатуи душу. Пусть. Боль - состояние привычное. Обида - тоже. Желание убивать - почти как состояние сна, почти столь же необходимое. Но Чайлд улыбается и позволяет миру вокруг потерять краски. Сегодня его солнце нашло своё счастье в другом море.