Звездная

Люмин знает, на что идёт. Инадзума засыпает вместе со спящими жителями... И её друзьями, которым было крайне любопытно взглянуть на открывающую свои границы страну. Друзья... Любимые. Ради них не страшно было отдавать свою жизнь, свою вечность. Ради них она была готова умереть в любой момент, не важно, кем был бы противник - древним божеством или сошедшей с ума богиней. Даже против целой цивилизации она пошла бы в бой... Если бы в последнее время пропасть между ней и дорогими людьми не стала неожиданно шире. Даже тот же Чжун Ли, оказавшись в Инадзуме, предпочитал проводить время где угодно... Но не с ней. Даже несносный Чайлд пропадал в неизвестны местах. Люмин старалась не думать над тем, что это означает. Люмин старалась не думать, на что это было похоже. Люмин старалась не думать об Итэре, снова оставившим её... Не получалось. Мысли накрывали её с головой, подобно цунами, и не позволяли выбраться из плена. Мысли непослушным клубком путаются в голове, не позволяя размышлять здравомысляще. И ведь даже верной Паймон нет рядом, чтобы поддержать её, чтобы сказать, что пропасть - лишь мираж Инадзумы. Что её никто не оставлял, что про неё не забыли... Но рядом не были никого. А потому, узнав у Катерины о том, что возле границ Инадзумы обнаружилось странное чудовище невероятной силы, Люмин решает - с неё хватит. Если она и правда надоела окружающим, как старая игрушка, если она правда уже не нужна брату... Она избавит мир от своего присутствия, напоследок защитив тех, кто не сделал ей ничего. Ни плохого, ни хорошего. Они... Не заслужили ничего, что могло произойти, если чудовище доберется до Инадзумы. Люмин решает исчезнуть из этого мира. По крайней мере... Попытаться. И она делает шаг навстречу пропасти. Когда бой заканчивается, Люмин не ощущает ничего. Она лежит на холодной земле подобно тряпичной кукле, с переломанными костями, истекающая кровью, совершенно без сил и желания сопротивляться наваливающейся усталости. Люмин впервые за столько лет странствий желает просто исчезнуть. Раствориться в потоках времени, лишь бы не ощущать себя такой... Использованной и брошенной. Ей просто хотелось... Забыться. И забвение манит её к себе, оплетая сознание плотными узами. Глаза закрываются сами по себе и с губ успевает слететь лишь расслабленный вздох. Люмин надеется на снисхождение - она больше не проснется и не будет страдать от разъедающих душу человеческих чувств. Люмин хотелось бы... Много чего ей хотелось бы, но ведь судьба сама все расставит так, как надо, не так ли? Люмин позволяет сознанию погаснуть. Она надеется - навсегда. Но... Когда Сяо замечает отсутствие Люмин, он едва заметно хмурится. Путешественница не имела привычки уходить куда-то, никого не предупредив, но здесь... Почему сейчас она ничего не сказала? Даже Паймон, которая выглядела также крайне озадаченно отсутствием подруги. Это... подозрительно. Слишком не похоже на ту Люмин, что Сяо успел узнать... И которую успел полюбить. Адепт ищет её ауру среди прохожих в Инадзуме, но результаты его не обрадовали - следы ауры путешественницы привели его сначала к окраине Инадзумы, а затем - за её пределы. Он не знал, последовал ли за ним кто-то из товарищей Люмин, но, честно говоря, ему было всё равно - он просто хотел найти её и убедиться, что с ней всё хорошо. Для него это - приоритет. Особенно сейчас, когда странная тревога зародилась в груди... И он нашёл её. Нашёл и с трудом удержал рвущийся на волю крик от переполнивших адепта эмоций. Нет, нет, нет! Не помня себя, Сяо бросился к лежащей в траве фигуре. Неподвижной фигуре. Фигуре, покрытой кровью с ног до головы, с переломанными костями по всему телу. Фигуре с умиротворённым выражением лица и закрытыми глазами. Он бежал к Люмин. И он впервые за сотни лет искренне молился всем оставшимся архонтам - и даже ушедшим на покой - чтобы Люмин была жива. То, что началось в Инадзуме, сложно было назвать чем-то иным, кроме как хаосом. Влетевший на центральную площадь адепт с окровавленным телом путешественницы на руках явно не был чем-то обычным. Засуетились люди, засуетились друзья и близкие Люмин, засуетилась Паймон, но какой был толк суетиться, если Люмин ни на что не реагирует? Аято предложил проследовать в имение Камисато, где находились одни из лучших врачей Инадзумы, которые наверняка смогут определить, что произошло с путешественницей. С той, что стала слишком дорога им всем. С той, которая столько сделала для каждого из них. С той, чьи собственные желания... Не брали в расчёт? От этой мысли старшему Камисато становится тошно. От себя, от окружающих, от мира, который требовал от путешественницы слишком многое, ничего не предлагая ей взамен. Ещё никогда ему не было так плохо... И стыдно. Диагноз шокирует. Вонзается в плоть так, как не вонзается самый острый клинок. Кома. Состояние между жизнью и смертью. Никто никогда не подумал бы, что однажды с Люмин случится нечто подобное. Почему же никто об этом не подумал? Над Инадзумой снова начали сгущаться тучи. Венти молчал. И это уже само по себе было явлением удивительным. Сейчас здесь, в Инадзуме, сидя в просторной спальне, он выглядел мрачным. И, наверно, в этом не было ничего удивительного. Люмин была его другом. Близким другом. И если Двалина архонт Ветра отпустил со спокойной совестью, то Люмин... Люмин не мог. Просто не мог. Совесть - да, она у него есть, кто бы что ни думал! - рвала его душу на части, стоило барду всего лишь взглянуть на лежащую в постели Люмин, перевязанную бинтами. Такую спокойную... И пугающе умиротворённую, несмотря на заверения врачей, что в целом состояние путешественницы стабильное. Стабильное, но находящееся в глубокой коме. Венти винит себя. Он помнил, как редко сам приходил на встречу с Люмин. Помнил, как редко он сам проявлял инициативу. Помнил... И от этого в груди невыносимо болело. Ему было стыдно. Но какой в этом смысл, если раскаяние ничего не изменит? Сейчас всё зависело от силы воли самой Люмин. И Барбатос отчаянно хотел надеяться, что она вернётся... И он сможет попросить прощения. За деревянным столиком возле окна, опустив голову на руки, сидела Джинн. Почему для осознания собственных ошибок должен пострадать человек, который и так делал для Мондштадта - и не только - слишком много? Настолько много, что люди стали забывать о простых вещах. О том, что герои - тоже люди, которым нужна поддержка и забота. О том, что Люмин - не из их мира, к ней нужен другой подход, ей нужно больше элементарных вещей, таких как внимание и поддержка. Это забывалось под тонной работы и других вещей, а когда осознание ошибок достигло разума... Могло быть поздно. Люмин лежит неподвижно и порой магистру кажется - вон, даже грудная клетка почти не поднимается, сохраняя в чужом теле жизнь. Вы этого добивались - чтобы героиня, невольно посвятившая себя защите чужого для неё мира, лежала сейчас в состоянии, лишь чудом отделяющим её от смерти? Джинн страшно. Джинн не хотела этого. Джинн готова сама поменяться с Люмин местами, лишь бы этот блеск в янтарных глазах не погас. Лишь бы... В своей жизни Кэйа боялся мало чего. Но смерти он не боялся уж точно - напротив, порой он намеренно бросал вызовы всему сущему, надеясь однажды положить конец своему существованию. Возможно, если бы он погиб, как герой, Дилюк вспоминал бы о нём не только плохое? Кто знает... Пока что ему не удалось умереть. И до встречи с путешественницей он в некотором сожалел об этом. А потом для него засветило Солнце - и мир Альбериха перестал быть настолько мрачным. Люмин дулась на него скорее в шутку, чем всерьёз. Люмин тихо смеялась над его шутками. Люмин помогала ему разобраться с ненавистными бумагами. Люмин окружила Кэйю тем, в чём он нуждался на подсознательном уровне - теплом. И чем же он отплатил ей в ответ? Альберих тихо - обреченно - вздыхает и упирается лбом в прохладную ладонь спящей путешественницы. Впервые за много лет рыцарь искренне молит любых богов о милосердии. Он не простит себя, если Люмин не очнётся. На фоне сводного брата Дилюк кажется максимально спокойным. Кажется. И только его глаза выдавали мужчину с головой. Ведь даже самое жаркое пламя, лишившись искры, постепенно затухает. Искрой Дилюка так неожиданно стала Люмин. Искренняя, добрая, такая светлая... Она ворвалась в его жизнь, заставляя посмотреть на мир иными глазами. Да и на некоторых людей, собственно, тоже. Люмин, узнав об их с Кэйей истории, не постеснялась надавать им подзатыльников, нехило удивив этим мужчин, и прочитала целую лекцию о том, почему нужно ценить каждого близкого человека, ведь однажды ты можешь лишиться его и уже будет поздно что-то менять. Дилюк... Неожиданно проникся. И словами, и симпатией к путешественнице. Видеть её такой... Было невыносимо. И даже злосчастный алкоголь, который он не употреблял с момента смерти отца, не спасает его от постепенно заполняющего его чувства пустоты. Без Люмин его мир становился... Серым. Рейзору не нужен повод, чтобы быть рядом. Он приходит, когда хочет, следует за Люмин по пятам послушной тенью, и ластиться к ней, когда девушка аккуратно касается его волос в стремлении приободрить. Будь у него настоящий волчий хвост, он бы с удовольствием повилял бы. Впрочем, это не мешает ему вести себя так, словно он был животным. Он рычит почти на любого, кто собирается причинить вред Люмин. Он резво бросается в бой, когда девушка приглашает его составить ей компанию. Он с удовольствием принимает угощение из её рук и едва не урчит от радости - еда, приготовленная Люмин, всегда была невероятно вкусной. Он лежит на краю кровати, свернувшись клубком, и жалобно подвывает. Ему хочется, чтобы с Люмин всё было хорошо. Чтобы его лупикал была в безопасности. Больше... Больше Рейзору ничего не нужно. Ну, разве что поглаживания Люмин по его волосам... Он проникает в комнату, когда на Инадзуму опускаются сумерки. Слухи до Тартальи доползают быстро - ещё быстрее, чем он сам начинает задаваться вопросом, куда пропала его девчуля. И реальность... Реальность оказывается гораздо хуже самых мрачных мыслей. Люмин была жива. Он видел, как тяжело поднималась и опускалась её грудная клетка. Как слегка трепетали веки. Видел... И с содроганием думал о том, насколько сейчас это состояние хрупкое. Возможно, уже через пару минут всё будет кончено. Возможно, это растянется на месяцы, если не годы. Возможно, Люмин не очнётся никогда, но и не умрёт, застыв в состоянии неизвестности. Чайлд не хотел об этом думать. Ему было страшно об этом думать. Страшно представить, что однажды эта милая девчуля не придёт к нему в Золотую палату, дабы в очередной раз поставить Предвестника на колени. Страшно подумать, что он больше не сможет видеть эту мягкую улыбку, которую иногда она позволяла себе дарить ему. Чайлду давно не было так страшно - а потому, опустившись на колени перед кроватью, он берет в свои ладони нежную ладонь путешественницы и прижимает её к своим губам. Аякс молится всем архонтам - даже бывшим - чтобы они сохранили Люмин жизнь. Ведь без неё... Без неё он более не представляет свою жизнь. Чжун Ли приходит вместе с Сяо. Мужчина выглядел невероятно угрюмо и, не находись окружающие в подавленном состоянии, от него даже отшатнулись бы. Но не сейчас - сейчас здесь собираются те, кто дорожил Люмин. Те, кто в самом деле любил её. Кто-то - как преданного друга, кто-то - как девушку, покорившую сердце и душу. Чжун Ли ловко совмещает и то, и другое. Общество Люмин всегда приятно. С Люмин всегда... Свободно. И тепло. Люмин вытаскивает его из скорлупы прошлого, смотрит в саму суть бывшего Архонта, практически видя его насквозь - и всегда, всегда она с ним честная. Порой ему даже кажется, что свои слёзы путешественница доверяет только ему. И порой он отчётливо осознавал, что так оно и было. И тем больнее сейчас осознавать, как по собственной задумчивости, забывчивости, из-за собственной невнимательности дракон едва не потерял самое ценное, что у него было. И... Чжун Ли не хотел даже думать о том, что настанет день и он больше никогда не сможет утонуть в янтаре чужих глаз, раствориться в чужом смехе, целовать невероятно мягкую кожу... Он не хотел в это верить. Сяо едва заметно дрожит. Уже длительное время адепт не был так близок к потере контроля без использования маски, но якса упорно держался. Ради Люмин. Ради того лучика света, что смог разогнать его тьму. Ради той, что одним своим присутствием с легкостью отпугивала его демонов. Если бы он мог, Сяо, наверно, заплакал бы. Но вместо этого он лишь хмурится, сжимая руки в кулаки, мысленно проклиная всё - и себя в том числе. Почему, ну почему он не пошёл за ней, как изредка бывало? Почему... Почему Люмин не позвала его сама? Сяо думает, Сяо сгорает от внутренних противоречий, Сяо терпит. Ради Люмин. Ради возможности снова проводить с ней бессонные ночи. Ради возможности обнимать её украдкой. Ради возможности подхватывать её на руки при малейшем признаке усталости. Сяо очень нужна Люмин. И он будет ждать её пробуждения. Те, кто говорят, что они не могут любить, врут и не краснеют. Итто влюблён. По уши. Так сильно, что порой это кажется ему болезнью. Впрочем, он совершенно не против болеть путешественницей, которая так сильно приглянулась ему. Люмин одаривала его заинтересованным взглядом и даже с удовольствием следила за боями жуков. Люмин задорно пищала, когда он одним быстрым движением усаживал её на своё плечо, позволяя девушке ловить таких нужных ей бабочек. Аратаки привязан к ней. Так сильно, что ошейник и цепь - почти ощутимы, почти заметны. Он охраняет её покой на улице, силясь не сорваться, не забежать в ту комнату, где спала Люмин. Он любит её, но придёт к ней позже. Когда эмоции не будут столь... Мрачными. Тома прижимается к ней, зная, что Люмин не была против их совместных ночных объятий. Чужестранка... Даже больше. Девушка, пришедшая в Тейват из другого мира. Девушка, сумевшая прекратить то, что не могли остановить годами. Девушка-солнце, чья улыбка заставляет сердце Томы биться чаще. Чей взгляд наполнен любовью, чьи руки крепко обнимают его, чья любовь способна залечить любые раны... Люмин была такой прекрасной, что порой он позволял себе задуматься - а не богиня ли в личине человека сошла в их мир? Да вот только боги не умирают - за исключением некоторых вариантов. Они возвращаются в Селестию или ещё куда-то, дабы продолжить наблюдать за жизнью в мире смертных, и не было ещё ни одного утверждения, что павший бог вернулся в мир. А что, если и Люмин... Погаснет? Уйдет туда, куда Тома не сможет последовать за ней долгие годы? Что, если она... Нет. Нет. Нет. Он не должен сомневаться в своей маленькой возлюбленной. Люмин обязательно очнётся. Обязательно. И он как следует отчитает её за то, что напугала его. А затем - поцелует. И больше никогда не отпустит. Аяка старается не плакать. Получается, честно говоря, хреново. Раньше она стеснялась признать свои чувства. В Инадзуме, которая столько времени жила по строго установленным правилам, нарушение привычной жизни могло стать опасным. Но разве Аяка не подвергала себя опасности, помогая Сопротивлению? Подвергала. А потому чувства к Люмин не казались настолько опасными. Они скорее... Завораживали. Сидя на диванчике в просторной комнате, наполненной людьми, Аяка, плотно завернутая в одеяло, позволяла себе мечтать. Мечты отгоняли кошмары и тревоги. Мечты защищали от навязчивых мыслей о том, что Люмин может проспать целую вечность. Мечты заставляли её улыбаться - пусть дрожащей, но всё же улыбкой, немного разбавляя гнетущую атмосферу. Камисато надеется на лучшее. Камисато ждёт, когда Люмин вновь откроет глаза, и на душе снова станет спокойно. Аяка ждёт - и её надежда не собирается опускать руки. Аято проводит кончиками пальцев по умиротворённому лицу, стараясь при этом не разбудить спящего возле Люмин Тому. Тот был предан ей едва ли не сильнее, чем клану Камисато, и Аято вполне мог понять его. Люмин заслужила преданность. Люмин заслужила любовь и привязанность. Люмин заслужила простое человеческое счастье. Так почему Боги так жестоки с ней? С ними - с теми, кто так дорожил ею? И дело тут было вовсе не в архонтах, которые также оказались под "чарами" путешественницы, вовсе нет. Аято кажется, что он упускает что-то важное из вида. Что-то, чего не хватает для полноты картины. Но в любом случае сейчас это не важно. Куда важнее - сберечь, сохранить, не позволить столь яркой душе покинуть это беззащитное тело. Аято готов на всё, чтобы сохранить Люмин. Аято готов жить лишь для того, чтобы однажды вновь проснуться от её мягкого поцелуя. Аято готов жить ради неё. И он будет жить, ожидая. И надеясь. Новые и непривычные чувства наполняют Райден. Будучи просто куклой, она не могла ощущать ничего. Именно на этом сыграли Фатуи, воспользовавшись её "желанием". Именно это помогло путешественнице разорвать сети обмана и позволить Электро Архонту увидеть мир под другим взглядом, с другой стороны. Путешественница смогла заставить куклу ощутить себя... Человеком. И кукла впервые ощутила кое-что - привязанность. К ней, к маленькому заблудшему светлячку, что принёс с собой бурю перемен, сметающую всё на своём пути. Эи смотрит на Люмин с подоконника и молчит. Она хочет, чтобы Люмин очнулась и рассказала ей о странных чувствах, что переживает архонт. Она хочет, чтобы Люмин была здорова и жива. Она хочет проводить с путешественницей время за разговорами о вечности. И теперь у неё есть целая вечность, дабы дождаться её пробуждения. Казуха уже однажды потерял друга. Второй раз он такую ошибку допустить не может. Он приносит для Люмин букеты свежих цветов. Он иногда садится рядом с её постелью и рассказывает о том, что происходит в Инадзуме или Ли Юэ. Он иногда позволяет себе прижаться губами к костяшкам тонких пальцев и смотреть в умиротворенное лицо. Лицо, которое он навсегда отпечатал в своей памяти. Казуха не может потерять Люмин. Не может потерять человека, что подарил ему тепло и понимание. Не может потерять смысл своего существования. Ведь без неё... Кто он? Когда все засыпают, в комнату из мрачного портала заходит гость. Тот, о ком были все желания и молитвы Люмин. Тот, о ком она уже не думала услышать. Тот, кто, казалось, давно перестал любить её... Это вранье! Как бы холоден Итэр не был при встрече с Люмин, его сердце продолжало биться лишь ради неё. Ради возможности однажды встретиться снова - и больше никогда не расставаться. Ради возможности с помощью магов Бездны слышать её голос, видеть её улыбку. Итэр любит свою младшую сестренку всем своим сердцем и никакая Бездна не сможет этому помешать. Он неслышно оказывается рядом с чужой кроватью и, наклонившись, слегка касается губами холодного лба сестры. - Не оставляй меня, Люми. Осталось потерпеть совсем немного и мы снова будем вместе. Живи, Люми. Пожалуйста, только живи. Дайнслейв приходит к ней последним. Он не делает ничего, что могло бы выдать его, и только когда дверь за последним человеком, выходящим из комнаты, закрывалась, он позволял себе выйти и приблизиться к объекту своих симпатий. Люмин была дорога ему. Не как память о Каэнри’ах, не как существо, которым можно манипулировать. Нет. Люмин стала дорога ему. Его маленькая хрупкая принцесса, что с трудом удерживалась в этом мире людского эгоизма, стараясь не позволить людской алчности утопить её. Дайнслейф мягко касается губами её губ, из раза в раз закрепляя обещание - он будет стеречь её сон столько, сколько потребуется. А что будет потом... То будет потом. Дни сменяются неделями, недели - месяцами, пока месяцы не превращаются в год. Люмин по-прежнему спит, но каждый с удивлением отмечает изменения, происходящие с девушкой. Люмин становится выше. Её короткие волосы постепенно отрастают, придавая ей ещё более прекрасный вид спящей красавицы. И даже одежда меняется, превращаясь из платья в топ и юбку, поверх которых блестит голубоватая накидка, на которой легко можно было разглядеть звёзды. Люмин меняется снаружи... Но что происходит внутри? Она просыпается в тот же день, что и уснула. Ровно год с тех пор, как травмы привели её к кому. Ровно год, превратившийся для окружающих в филиал ада. Но она просыпается, громко зевает, подтягивается, с удивлением ощущая, как магические оковы, которыми сковала её Неизвестная, спали, пробуждая истинную силу Люмин. Люмин улыбается уголками губ и поднимается с кровати, собираясь выйти, но неожиданно открывшаяся дверь заставляет её замереть, а затем громко и от всей души рассмеяться. Ещё никогда она не видела, чтобы на лице Томы сменялось столько эмоций. Ещё никогда она не видела Чайлда, чья челюсть была готова познакомиться с полом. Ещё никогда она не ощущала себя настолько счастливой, когда уже через десять минут к ней потянулись десятки рук с желанием обнять, губы - поцеловать, сердца - с желанием любить. Кто-то извиняется, кто-то шепчет слова любви, кто-то ругается себе под нос, наливая новую порцию вина, но Люмин в любом случае счастлива. Возможно, ей было немного стыдно за то, что произошло, хотя она и не была особо виновата в том, что, поддавшись эмоциям, вышла против серьезного противника в одиночестве, позволяя себе полагаться только на себя. В её ногах довольно посапывает Рейзор. Под боками удобно разместились Сяо и Тарталья. Её голова крайне комфортно устроилась на коленях Чжун Ли... С возможностью в любой момент переместить её на колени Аято. Они больше не позволят Люмин уйти. Никогда. А она... А она больше не хочет уходить. Теперь она ощущает себя... Полноценной. И в полной степени любимой. Пришла пора быть счастливой. И перестать накручивать себя.