Звездная

Однажды Тарталья неожиданно осознал - в порыве гнева Люмин чертовски возбуждающая. Видеть, как от злости и адреналина блестят её глаза, как её тело буквально пылает, вынужденное прижиматься к его собственному в близкой атаке... Тарталья не может не любоваться. Тарталья не может не смотреть. Тарталья, кажется, неизлечимо болен, если в разгар битвы он думает о том, а какого это - прижаться к этим искусанным до крови губам своими собственными? Поцеловать так, чтобы голова и разум отключились полностью, оставляя лишь оголённые инстинкты - и чувства, от которых Фатуи пытался бежать. Пытался скрыться за пеленой адреналина, но они раз за разом накрывали его, стоило ему всего лишь увидеть в толпе жителей Ли Юэ знакомую макушку. Ему тяжело такое признавать, но... Царица меркнет на фоне Люмин. И, честно говоря, на её фоне меркнет весь мир. Люмин раз за разом выхватывает своё превосходство, раз за разом ставит его на колени, и порой Чайлду кажется - ей стоит сказать лишь слово и он сам окажется у её ног. Покорный... Покорённый. Такую, как путешественница, Чайлд не встречал никогда. Такую, как она, он больше никогда не встретит - в этом он был уверен максимально сильно. И именно это странное чувство, странное желание быть к ней настолько близко, насколько позволит острое лезвие невидимого клинка, заставляет Предвестника Фатуи раз за разом провоцировать Люмин. Раз за разом ждать её здесь. Раз за разом бояться, что однажды она не придёт и он больше никогда не увидит этих пылающих янтарём глаз, не ощутит, с какой удивительной силой эти нежные с виду руки сжимают его горло... Стоп, что? С трудом выдохнув, вырвавшись из плена фантазий, Чайлд с удивлением обнаружил себя лежащим на полу... С нависшей над ним Люмин, чьи нежные, но крепкие пальцы сжимали его горло. - Ты снова проиграл, Чайлд. И, кажется... Пришла пора брать плату с проигравшего, - ему кажется или впервые с момента начала их странных "свиданий" в глазах девушки блеснуло нечто новое? Нечто, что совершенно не было похоже на гнев и ненависть. Оно было похоже на... Фатуи не дали закончить мысль. Теплые женские губы впились в его собственные - и Тарталья впервые в жизни был готов наплевать на всё. Пошли. Все. Нахер. Он тоже не железный. Агрессивно целуясь, попеременно передавая инициативу, они не заметили, как стали срывать - буквально! - друг с друга одежду. Точнее сказать, то, что осталось после их сегодняшней битвы. Им было плевать, что потом им нужно будет уходить отсюда. Им было плевать на окружающий мир, даже если каким-то чудом Осиал воскреснет и попробует снова разрушить город. Им было плевать на всё, кроме друг друга. Они целовались, хотя это больше походило на укусы, их руки бродили по телам другого, изучая, привыкая... Наслаждаясь. Тарталья сжимал нежную кожу женской груди, покручивая отвердевшие соски девушки меж пальцев. Теперь уже он возвышался над ней, прижимая к холодному полу всем весом, не позволяя уйти, не позволяя сбежать, не позволяя передумать. Потому что иначе... Иначе он точно не выдержит. Сломается окончательно. После того, как его вера в Царицу пошатнулась, всё, что у Чайлда осталось - семья... И Люмин. И сейчас, резво закинув её изящные ноги себе на спину, кусая и оставляя на светлой коже яркие укусы, которые уже завтра станут смачными засосами, Тарталья ощущал себя живым как никогда. И, чувствуя, как женские ноготки впиваются в плоть, как над ухом то и дело раздается томное дыхание и хриплые постанывания, рыжий думает - да пошло всё к черту. К чёрту принципы, к чёрту Фатуи, к чёрту ту жизнь, в которой не будет Люмин. Не будет той, что одним своим появлением вызвала внутри него цунами, которое никто не в силах ни остановить, ни контролировать. Впрочем... Он и не пытается ничего остановить. Здесь, в Золотой палате, всё достигает своего пика... И наконец взрывается. Он дразнит её. Перехватив обманчиво тонкие запястья, заведя их за голову девушки, Чайлд трется о её тело своим, позволяя путешественнице оценить силу его желания. Позволяя ей последнюю попытку попытаться сбежать. Давая ей шанс... Который она посылает далеко и надолго, призывно простанывая его имя. Тарталья окончательно теряет остатки самообладания. Он резко входит в неё. Ему интересно узнать, как он выглядит со стороны. Как она выглядит со стороны. Как они выглядят со стороны. Израненные и порядком потрепанные, они занимались сексом прямо на месте сражения, отринув в сторону все правила и привычные устои. Чайлду казалось, что его лихорадило лишь одного ощущения близости чужого тела и того, как внутри Люмин оказалось узко. Узко почти до боли, до рыка, так и рвущегося из горла. Тепло и влажно, так приятно, так чертовски пьяняще... Он вслушивается в её рваные вздохи и довольно улыбается, когда его губы дотрагиваются до чувствительного соска. Он не выпускает Люмин из плена своих рук, с удовлетворением наблюдая за тем, как розовеют бледные щеки, как янтарь в чужих глазах становится всё ярче, как чужие, припухшие после долгих поцелуев, губы хрипло шептали его имя. Фатуи овладевал ею со всей возможной страстью, проникая в податливое тело максимально глубоко, и от этого ощущения перед глазами всё плыло. Но даже так он видел в своих мыслях лицо Люмин - расслабленной, возбужденной ничуть не меньше его самого Люмин. Он навсегда оставит её в своих воспоминаниях - в тех закоулках памяти, куда не подпустит более никого. Там будет место только для Люмин - точно также, как, кажется, она заняла вполне очевидное место в его сердце. Мгновение превратилось в вечность. Их тела тесно переплетались и казалось, что каждому из них было мало. Люмин потерялась в ощущениях, раз за разом достигая наивысшей точки давно забытого удовольствия, и стремясь максимально насладиться следующим. Раны перестали иметь значения - в порыве неожиданной (или, напротив, вполне ожидаемой) страсти любая боль пропадала, уступая место тем чувствам, что каждый таил в себе настолько глубоко, что это превратилось в самый настоящий голод. И насытиться было крайне тяжело. Сколько раз этот хитрый лис кончил, позволяя ощутить его семя на её теле? Благо, ему хватало ума вовремя вытащить свой член, хотя отчего-то какая-то странная капля разочарования давала о себе знать. Люмин ощущала себя полностью обессиленной... Но совершенно не проигравшей. Как, впрочем, проигравшим не считал себя Чайлд. Он прижимал обнаженное тело девушки к своей груди и мягко целовал её лицо, руками продолжая поглаживать каждый сантиметр её кожи, в точнейших деталях представляя, в каких местах завтра образуются синяки и засосы. Но это всё - завтра. Всё будет завтра. Но сегодня перед Тартальей - его маленькая, но такая взрослая, Царевна, перед которой он самолично падает на колени, вручая ей самое ценное - ключ от его жизни. И Люмин принимает его - это чувствуется в осторожных поцелуях, в прикосновениях к расцарапанной груди и спине, в глазах, которые сейчас были настолько умиротворенными, наполненными мягкой нежностью, и он не может ответить ей меньшим. - Царевна... Я хочу ещё, - уткнувшись носом в светлую макушку, хрипло произносит Чайлд. Он не может насытиться ею. Ему мало Люмин. Ему мало её близости. Ему мало... И, судя по тому, как вновь потемнели глаза путешественницы, их ждал новый бой. Бой, который был куда слаще предыдущих.