Все, что у меня есть

      С тренировочного поля доносился лязг мечей и резкие отрывистые команды. Ваньинь усмехнулся: ишь ты, как лютует! Совсем забыл, как сам сбегал в самоволку и подбивал на это же шиди и его, Ваньиня. Правда, тому минуло, считай, шестнадцать лет, мог и забыть. У Вэй Усяня память всегда отличалась редкостной избирательностью. А впрочем... пусть его, адепты Юньмэн Цзян все равно его любили, любят и будут любить, зря ли он с ними носится, как сука с выводком щенят?       — А-Инь?       Ванцзи подошел, как всегда, неслышно, но его ци Ваньинь чувствовал за десяток чжанов самое меньшее, так что просто развернулся, усмехаясь, коснулся ладонью ладони, протянутой навстречу.       — Где дети, А-Цзи?       — Жулань с Юнци сбежали на причал встречать корабль из Ланьлина, сяо Гуан няня уложила, а Юань-эр читает, сам знаешь, его трудно оторвать от книг.       — Кто его отец! — закатил глаза Ваньинь, за что получил шутливый тычок в ребра. — Неужели мальчишки думают, что корабль Цзинь придет вот так скоро? Сокол от третьей заставы только пол-сяоши как прилетел.       — Пусть, поджарятся на солнце — впредь будут умнее.       — Это уже не первый раз.       — Когда-нибудь дойдет. Ты не хочешь спасти учеников от злобного дракона в лице второго господина Цзян?       — Я? Упаси меня Пресветлая Гуаньинь. Разве что этого захочет третий господин Цзян?       — Я похож на самоубийцу?       — А-Цзи, он скоро сам выдохнется, ты же знаешь, что он никогда долго не злится на них.       Ванцзи кивнул. Они оба знали, что Усянь отходчив, он мог дуться или гневаться, но это быстро проходило. С тех пор, как их возлюбленный супруг смог восстановить свое золотое ядро — а на это у него ушло всего десять лет, вопреки прогнозам Вэнь Цин, — перепады настроения стали сглаживаться. А когда он сумел встать на меч и взлететь самостоятельно, им показалось, что над Пристанью Лотоса взошло второе солнце. И больше уже не гасло: Вэй Усянь, как когда-то Яньли, согревал своим светом всех.       Их тройственный союз стал полноценным браком сразу после того, как оба юньмэнца перешагнули возраст совершеннолетия. Конечно, он также стал и самой скандальной новостью, затмив все прочие. Он не был бы настолько большой колючкой в заду всех вокруг, если бы хоть один из них троих был женщиной. На одном из Советов их вынудили дать обещание, что орден Юньмэн Цзян не останется без наследников. Что ж, он не остался. Но вместо того, чтобы взять младшей супругой одну из многочисленных дев на выданье, на что втайне надеялись все главы мелких и средних кланов, они совершенно случайно отбили у торговцев живым товаром деву из какого-то северного племени. Та, соблюдая варварские обычаи своего народа, решила, что благодарностью станут дети, которых она им подарит. И не отступила от своего слова.       Солонго была не по годам мудра, как-то сумев сделать так, что ночи, проведенные с ней, они не смогли счесть изменой друг другу. Их и было всего три: после каждой Вэнь Цин, сдружившаяся с северянкой, подтверждала беременность, а может, и сама помогала какими-то пилюлями или отварами, чтобы так случилось, этого Ваньинь не знал. Первым на свет появился его сын, Цзян Юнци, через три года Солонго осчастливила сыном — Цзян Юанем — Ванцзи, а еще через три родила дочь от Усяня. Если кто-то думал, что это его огорчит — то этот кто-то просто плохо знал их солнце: Вэй Ин рыдал от счастья и кланялся в ноги той, что подарила ему такую радость. Ну, он всегда был немного сумасшедшим.       Выкормив дочь, Солонго объявила, что ее долг уплачен, и они собрали ее в путь: где-то там, за северными заставами, в неприветливых степях Мобэй кочевало ее племя, к которому она собиралась вернуться.       Яньли, их любимая сестра, уже тринадцать лет была счастливо замужем за своим противным Павлином... то есть, Цзинь Цзысюанем, конечно, дорогим цзефу. Надо сказать, он все-таки оказался хорошим мужем и отцом пока что единственному наследнику - Цзинь Жуланю, и прекрасным главой клана и ордена. Тогда, после покушения, именно он инициировал расследование, когда смог вернуться, пошел против воли отца и не позволил вмешаться в следствие Лань Сичэню. В итоге, конечно, вскрылось столько грязи, что репутацию клана Цзысюаню пришлось восстанавливать и обелять долго, но он справился, и уже десять лет, отстранив от власти Гуаншаня, правил, превращая адептов ордена из зажравшихся и обленившихся торгашей в нормальных заклинателей. Цзинь Гуанъяо и Су Миншань были лишены золотых ядер и отправлены на каторгу, в серебряные рудники, где долго не протянули. Один — из-за своей смазливости, второй — по причине разрастания проклятья Сотни дыр и тысячи язв, которое он наложил на двоюродного братца Цзинь Цзысюаня, а тот отразил. О Су Ше никто не сожалел, а вот весьма и весьма нелегкая смерть Мэн Яо повергла главу Лань в долгую скорбь. Все-таки этот странный Лань, оказывается, любил Гадюку-в-сиропе. Возможно, даже по сей день, потому что, несмотря на давление старейшин и дяди, все еще не был женат и, кажется, не собирался жениться вовсе, объявив наследником дитя боковой ветви клана, Лань Цзинъи. Видел Ваньинь этого ребенка: Гусу Лань еще ой как наплачется от такого наследничка, если тот, конечно, не перерастет подростковые закидоны.       Двенадцать лет назад под бдительным присмотром бывшего владельца демоническая Тигриная печать была разделена и перекована. То, что получилось, теперь украшало собой рукояти десяти самых сильных и потому самых злобных сабель ордена Цинхэ Не, уберегая их хозяев от искажения ци. Получив такой неожиданный подарок, Чифэн-цзунь прослезился, а Не Хуайсан... Не Хуайсан теперь был их с Ванцзи и Усянем побратимом, чем гордился и задирал нос перед дагэ. Кто-то, плохо знакомый с этим хитрым пронырой, счел бы его слабейшим в их четверке и ошибся бы: у Хуайсана был настоящий аналитический и логистический дар. Благодаря ему были проложены новые торговые пути, и Цзянху процветала, сохраняя свой суверенитет и удерживая границы от чужих посягательств: именно он предложил построить в приграничье Дозорные башни. С них приходили сообщения и о нечисти, и о нападениях кочевников на севере, западе и юге.              Ваньинь, подмигнув второму супругу, взлетел на крышу чженфана, устроился на коньке, оглядывая все, что было доступно взгляду с высоты пяти этажей. Рядом вскоре изящно, как и всегда, опустился Ванцзи.       — Любуешься?       — Любуюсь.       Было чем: Пристань Лотоса разрослась более чем в два раза, как и Юньмэн, но и резиденция, и город, и вечное Ляньхуа были все так же прекрасны.       По зеленой черепице негромко стукнули подошвы сапог, и между ними на конек опустился Вэй Ин, с довольным фырканьем потерся носом о виски супругов.       — Нарычался? — усмехнулся Ваньинь, обнимая его и сплетая пальцы с так же точно потянувшимся к А-Сяню Ванцзи.       — Не так уж сильно я и рычал, — смешливо прищурился Усянь. — Что это вы тут устроились, как сторожевые Звери? Охраняете все, что у вас есть?       — Да, — сказал Ваньинь.       Он был готов охранять, убить всех врагов и достичь невозможного ради всего того, что у него есть.