Пеной

      Мерзкий гул. Стук меди о камень бьётся в твоих ушах, когда ты хватаешь горн и бросаешь его наземь. Лежавший на полу пленник с Железных Островов поднимается на ноги, глядя на тебя с удивлением и мольбой. Посланные твоим старшим братцем голые девки не могут и двинуться. Стражники смотрят на своего бастарда-кастеляна. Смотрят на тебя, законнорожденную дочь лорда Болтона — одного твоего взгляда хватает, чтобы они исчезли за тяжёлой дверью. Ты знала, что сегодня здесь должно было произойти. Ты терпеливо ждала, когда сможешь отомстить — ведь случая лучше и вообразить не получится. Как ни прискорбно тебе было от осознания, что у вас общая кровь, и как ни стремилась ты отринуть любые сходства с мучившем тебя Рамси — сейчас это стало твоим преимуществом. Лишь благодаря общей крови ты без труда прознала план бастарда своего отца. После игр по его правилам ты узнала его наперёд. Выучила все его повадки, все его алчные помыслы. Он так хотел стать законным. Он так хотел заполучить власть в свои мерзкие руки. Разыграл этот спектакль ради поощрения своих садистских замашек и возможности зваться Болтоном по праву. Безмозглый. Он что, не мог догадаться? В стенах Дредфорта ничто не ускользнёт от твоего ведома. Подол твоего платья из светлой саржи обагряется, когда ты исступлённо хлещешь Рамси его же излюбленной плетью... Какое несчастье, что прачкам теперь придётся хлопотать из-за этого ублюдка. Он падает, ползает на четвереньках, уворачиваясь от твоей скопленной за годы поруганий злобы. Его рот, перекосившийся от боли, заслуженной за деяния, сыплет проклятиями — ты бьёшь его рукоятью по лицу, до кровавого месива. Шлюшек, которые потешались над тобой с ним вместе, ты хватаешь за волосы и швыряешь об пол. — Теперь это не так уж забавно, да? — тягучим, сладким голосом спрашиваешь ты, пнув любезного братца-выродка каблуком. Приказываешь стражникам отвести их всех к твоим, теперь уже, девочкам. Выпускаешь плеть из дрожащей руки. Поправляешь ворот платья. Делаешь шаг к пленнику. Смотришь на него долго, склонив голову. Сипло дышащий, полураздетый, вспотевший. Всё ещё ничего не понимающий. Его грудь натужно вздымается, его взгляд мечется подбитым зверем — но его плечи расправлены. Смотря на него снизу вверх, ты ниспадаешь благословением свыше. — Кто Вы? — спрашивает он твёрдо, взглядом цепляясь за что угодно в тебе, что может послужить ответом. — Т/И Болтон, — тебя впечатляет решимость, с которой он смотрит. Представляешься, и во рту горчит. — Но разве не лучше спросить, кого стражники увели на псарню? Или хотя бы, зачем я сейчас здесь? — Вы с ним в сговоре? — голос пленника становится тише, злее. Он сдвигает брови, всматриваясь в тебя. — Знаешь, Теон из дома Грейджоев, — становишься за его напряжённую спину. — до этого вопроса ты мне нравился больше. Едва ощутимо тычешь пальцем в мужское плечо — его мышцы натягиваются лесками. — Что вы со мной сделаете? — замерев от твоего прикосновения, Теон задаёт ещё один вопрос. — Даже не знаю... Но уж точно не это. — отвечаешь ты, проведя пальцем от его лопатки до изувеченной ладони.

***

      Обогнув двор, ты спешишь на псарню. Протягиваешь руки к своим девочкам через железные прутья. Они одаривают тебя громким неумолкающим лаем — они тебе рады. И они голодны. В соседней клети сидит Рамси в сдавившем горло кованом ошейнике. На крепко сплетённой цепи, издающей невыносимый шум при любом движении. Поодаль сидят Миранда и Вайолет, обездвиженные короткими сыромятными поводками. Выбрав ключ из связки, открываешь проржавевший замок — и входишь внутрь. — Бежала к вам со всех ног, — подмечаешь ты с нескрываемой радостью от нынешнего их положения. — Наверняка заскучали ведь тут. — Поганая сучка, чего ты вдруг взбесилась?.. — заглушая собачий лай, рычит Рамси. Пытается подойти к тебе ближе, но цепь натягивается, и он воет от боли. — Поганые сучки с тобой рядышком, братец. — улыбаясь в его потерявшееся за синяками и яростью лицо, ты качаешь головой. Отходишь на несколько шагов. Цепь несщадно гремит, когда Рамси бросается к тебе в жалкой попытке ухватить за отороченный горностаем рукав платья — и хватает руками воздух. — И взбесился, как я вижу, ты сам. Будь потише, — требуешь ты, почти оглохшая от раскатов стальных звеньев. — не то мои девочки откусят тебе руки по локти. — Твои девочки? Когда они вдруг стали твоими? — Рамси смеётся уродливо, как и всегда. — Когда я делила с ними кров. Неужто ты забыл, братец? — ключи, которые ты задумчиво перебираешь, блестят в тусклом свете. Ты отходишь ещё на шаг. Становится слишком тихо. — Тогда я напомню тебе обо всём. Вот только с чего же мне начать?.. Благоговейное предвкушение скорой мести, которую ты так долго планировала, прервано эхом чужих шагов. Озираясь по сторонам, Теон высматривает тебя среди клетей и темноты. — Кто впустил тебя сюда? — выйдя к железнорождённному и заперев бастарда и его девок, спрашиваешь ты напуганно. — Что он с тобой сделал? — взгляд Теона, так ничего и не узнавшего о тебе со дня, когда ты избавила его от участи пленника, требует правды.

***

      Траурные одежды ты не снимаешь дольше положенного. Матушка мертва, Домерик мёртв. Ты будто бы мертва тоже. Отец теперь возлагает на твоего братца-бастарда большие надежды. Конечно же, он теперь его единственный наследник. От тебя толку мало — ты вот-вот пойдёшь под венец и станешь не больше, чем плащом на плечах мужа. Твой лорд-отец хочет выбрать лучшего жениха из всех, претендующих на тебя. Но он наотрез не хочет слышать твоих страданий, как бы ты ни взывала. Твой лорд-отец спускает с рук своему ублюдку, когда он тебя бьёт. От бича ты не успуспеваешь спрятаться. И от скользких, мучающих тебя пальцев Рамси — тоже. Избив тебя до полуобморока, он зовёт своих, тут же подоспевших, шлюшек. — Чего ты дрожишь, сестрица? — спрашивает он, заходясь гадким хохотом. — Разве это не забавно? Под их глумливый смех он мнёт твоё измученное тело... Ты не говоришь служанкам — но они смотрят с сочувствием.

***

      Омывая-вываривая себя в кипятке, ты стерпела в первый раз. Но во второй раз, когда братец пытается отнять у тебя то, что должен получить твой будущий лорд-муж в первую брачную ночь — ты отчаянно сопротивляешься. Треск кожи под кровавыми узлами — нестерпимый, ты задыхаешься от льющихся по щекам слёз. Вырвавшись, от щедрых ударов обожаемой твоим мерзкким братцем "кошки" ты спасаешься на псарне. Хвалившийся направо и налево, что его собаки признают только одного хозяина, только его натаску — он вне себя от гнева, когда они признают хозяйкой тебя. Они жмутся к тебе, одетой в одно лишь тонкое нижнее платье — и помогают согреться. Пока кровожадный братец взращивал в этих собаках ярость и ненасытность, изморяя голодом — ты подкармливала их, незамеченной прокрадываясь с остатками трапез. Ты делилась своей горечью лишь с ними, просовывая руки к острым зубам. Пока никто не мог увидеть, ты привязалась к ним. Теперь они отплачивают тебе, облаивая прежнего владельца и подставляя свои тёмные морды для твоих ласк. Теперь ты их хозяйка. Поэтому, когда Рамси решает устроить на тебя охоту, спустив девочек — девочки больше не слушаются его. Не загоняют тебя по лесу, как мелкую добычу. Рамси охотится на тебя сам. Он связывает тебя, как убитую тушу перед разделыванием. Под распарывающими спину ударами плети ты содрогаешься и просишь милости богов, чтобы это поскорее кончилось. Ты молишься в забытьи, у тебя не осталось сил на слёзы. Братец, напевая незатейливую песенку, режет кожу на твоих лопатках, как мясо. Ножом и вилкой. Крики из твоих уст вот-вот проделают трещины по всему замку... Наутро всё становится обыденным. Нет ни следа произошедшего. Кроме твоих, спрятанных за одеянием из тугого шерстяного драпа, свежих шрамов.

***

      — Он надругался надо мной. Жестоко. Дважды. А его подружки смотрели. Он хотел меня обесчестить. Только здесь я могла не бояться... — всё, что ты можешь ответить Теону, когда вы поднимаетесь по ступеням. — Никому раньше, как бы ни были заданы вопросы, я об этом не рассказывала. — Зачем тогда рассказала мне? — в глазах железнорождённного нескрываемое желание узнать тебя глубже. Это как нырять в море с обточенных ветрами и временем скал. Это страшно, ведь ты в жизни не видела воды глубже, чем в Плачущей реке. Это страшно, потому что ты не умеешь плавать. — Потому что с тобой мой братец намеревался обойтись почти так же, — говорить без утайки сложно. Поэтому ты обезоруживаешь его, сплетя слова в следующий вопрос. — И что-то не припомню, Теон Грейджой, когда это я разрешила тебе обращаться ко мне на "ты"? — Какое совпадение. Я тоже не припомню, Т/И Болтон, в каком статусе остаюсь здесь? — он склоняется над тобой, принимая брошенный вызов. Всего три дня назад он едва не оставил своё имя и свой дух на распятии — а сейчас он самонадеянно, нагло всматривается в твоё лицо. И ты признаёшься себе — ему есть, на что надеяться. Он небритый, и его щетина почти щекочет твою щёку. И нестриженный — в его вьющиеся волосы, обрамляющие скулы, ты почти запускаешь ладонь. Посреди бесконечно длинного коридора, застланного густой темнотой, прикосновения Теона кажутся тебе чем-то незнакомым, но волнующим. Как бьющееся о сушу море. Где-то далеко отсюда, где ты никогда не бывала. Услышав лишь несколько слов о твоём прошлом, Теон чувствует, как внутри него расплёскивается слишком много чувств. В вашу первую встречу ты увидела его жалким, валяющимся на полу пыточной. И это жестокая ирония, что он не мог ничем помочь, когда в этой же пыточной мучилась ты. Почему он оказался здесь, когда вокруг только пепел и сожаления? Теон не может искупить последствий своего и вправду неумелого мятежа. Но, в конце-концов, это варварство привело его к тебе. Весь водоворот губительных событий теперь имел смысл. И Теон раскаивался и клялся, целуя тебя бесцеремонно. Без труда управившись с застёжками твоего тёплого верхнего платья, его руки оказываются на твоих лопатках. Ты почти тянешься к его солёным губам... Прежде чем отпрянуть и закутаться. — Ты остаёшься здесь в статусе важного гостя. А я гостеприимна и рада твоему нежданному визиту. — одёрнув себя от будоражащих мыслей, заключаешь ты. Это могло бы быть похоже на правду. Заломив руки, ты почти бежишь вниз по лестнице.

***

      И не пересчесть, сколько дней ты лелеяла мысли о мести за поругания. Засыпая и просыпаясь, ты молила богов теперь не о милости. Ты молила богов о возможности вернуть твоему братцу всю пережитую тобой боль. Боги услышали. И ты ликовала, как умалишённая. Несколько раз приходила проведать его, закованного и униженного, чтобы придумать и выбрать лучшие мучения... Но устав от самой мысли изводить безбожного братца-выродка, — даже этого недостойного, — ты попросту содрала с него кожу. Это ведь традиция твоего дома. Он ведь так хотел быть частью дома... Что ж, теперь он воплощение здешних обычаев. А его бесхозные сучки теперь — ещё и бесполезное мясо. Твои девочки потрепали их только чуть-чуть. Отмщение представлялось тебе услаждающим. Но после в тебе так и остались только оседшая комьями пыль, грязь и тишина. Немногим лучше ты почувствовала себя, лишь увидев лица своего лорда-отца и его беременной жены, когда за обедом принялась непринуждённо рассказывать, что ты сделала. Они не осуждали тебя. И, возможно, спешащий появиться на этот свет ребёнок будет лучшим наследником.

***

      Тем же вечером Теон врывается в твои покои без стука. Похожий на бурные волны в шторм, разгорячённый. Глядя сверху вниз на тебя, сидящую у изголовья кровати и расчесывающую стекающие до поясницы волосы, Теон подбирает слова. Всё тщетно. Он не знает, как выразить благодарность. Хотя, какая в пекло благодарность? Лишь встав на ноги перед тобой, Теон хотел преклониться. Перед твоей безмолвной силой и перед твоей звонкой слабостью. Он хотел, чтобы ты стояла ещё ближе к нему тогда. Твёрдость от дешёвых шлюшьих уловок забылась в одну секунду — когда ты, стоя за голой спиной Теона, коснулась его кожи кончиком пальца. Это было интимнее. Это было откровеннее. Теон хотел тебя до помешательства — и отдал бы жизнь за твои прикосновения. Ведь мягкость твоих рук и твои острые ноготки напомнили Теону о доме, каким он его запомнил. Его домом, как бы он ни ценил теперь Север, всегда было море. Море никогда нельзя было узнать целиком — тебя тоже. Каждым голосом моря, который Теон оставил в воспоминаниях, сейчас была ты. Штилем, обнимая мягким закатом. Бурей, неукротимо вздыбляя воды. И нежащей песок морской пеной... Ты кажешься неизведанными морскими глубинами — и Теон был бы рад тонуть в тебе каждый отмеренный ему день. Рассеивающийся по окнам свет растущей Луны обнимает твоё лицо. Теон заворожен тобой, как в историях про моряков и русалок. — Т/И, ты так добра, — садясь рядом с тобой и окунаясь в твои глаза, Теон бурлит. — что я могу сделать для тебя? Как отплатить? — Ты сделал меня мной, когда появился здесь, Теон. Этого больше, чем достаточно... — ладони Теона притягивают твоё лицо так близко, что в твоей груди кончается воздух и ты чувствуешь себя маленькой рыбкой. — Но что, если я хочу увезти тебя отсюда? — его щетина снова щекочет твои щеки. Рассвет пробирается по покрывалу. Вожделение окатывает ваши тела. Теон целует тебя так, будто без твоих губ тотчас задохнётся. Он снимает твоё ночное платье, с рвением и трепетом трогает каждый твой шрам... Усаживая тебя на свои колени, Теон хочет, чтобы ты была бесповоротно пропитывающей железо солью. Теон хочет привязать тебя к себе рыбацким штыком, и ни за что не отпускать. Охнув от того, насколько он твёрд и напорист, ты растворяешься.

***

      Опираясь на ограждения, ты смотришь вниз. Вдаль. Подставив лицо утренним лучам, ты смотришь внутрь себя, пытаясь унять мысли о сегодняшней, проведенной с Теоном, ночи. Отдаться ему, позволить ему быть первым ты могла бы и ещё раз — даже если делать так не подобает благовоспитанной леди. Почти перехиляешься, думая о том, что неизбежно произойдёт вскоре. Твоё замужество. Чтобы обсуждали не твой поступок, о котором так или иначе разбредутся слухи, а богатую свадьбу. Мужчины, юноши и мальчики просят твоей руки в письмах. Ты их не читаешь, потому что различаются не слова — только почерк. Слова же в каждом клочке бумаги почти одинаковы. Стопка набирается толстая. Всего за две несчастных недели. Долг, который ты обязана выполнить — стать плащом на мужских плечах, — кажется невыполнимым. Потому что плащом тебе не стать — ты смогла бы стать лишь железными латами. Железными латами на плечах железнорождённного, за которые ты с невесомой улыбкой встала на несколько мгновений. За три недели, что Теон Грейджой провёл в Дредфорте, ты успела увидеть его разным. Едва ли не сломленным. Признающим вину. Ведущим переговоры. Воссоединившимся с семьёй по крови. Льющим чернила, исповедующимся перед взрастившей семьёй. Восставшим. Жаждущим тебя. Бескомпромиссно претендующим на тебя, как ни один другой мужчина. И отчаливающим. — Сегодня я возвращаюсь на Железные Острова, оттуда в Винтерфелл. — голос Теона шумит холодным прибрежным ветром над твоим ухом, он обнимает тебя за талию. — Чтобы получить заслуженную славную казнь от руки короля Севера, или постараться вернуть прежнюю жизнь туда, где я лишил её безвинных людей. — Я бы с радостью увиделась с тобой снова, когда наступит мир. Но что поделать, я постараюсь грустить недолго, если тебя не помилуют. — опустив глаза и нарисовав на губах улыбку, ты хочешь звучать безразлично. — Я всё ещё хочу забрать тебя к морю, Т/И. На Пайк. Навсегда. Хочу и в войне, и в мире быть с тобой. И я не отступлюсь, даже если ты скажешь "нет". — его слова так отличаются от елейных слов в письмах, которые ты хотела бы порвать и сжечь. Его слова предназначены тебе. Ты не пытаешься выпутаться из рук Теона, рыболовными сетями опутавшими тебя. Ведь только такое предложение, и только от него ты согласна принять.