Парадокс

Итачи часто бывал дома: навещал детей, или оставался на ужин, поднимался к ним в комнату, и они, разбирая свои маленькие шкафчики, показывали купленную мамой одежду с мегатронами и ненавистную синюю пижаму в цветочек, подаренную кем-то из родственников. Изуми сразу сообразила, как можно её использовать: если  плохо себя вели, и не слушались, их ждала «ночь позора» в злосчастной пижаме. Когда он первый раз увидел их заспанных в этом милейшем наряде, то прыснул от смеха. Мальчишки насупились тогда и назвали его настоящим предателем, который глумиться над жертвами тоталитарного режима. Он удивился, откуда понабрали таких слов, и Изуми мучительно вздохнув, прояснила, что они зачастили к соседу в сад — любителю читать газеты, покрытые пылью. Но Итачи никогда не заходил в спальню, обходил стороной, боясь взглянуть на приоткрытую дверь, почувствовать укол совести, вины и сожаления. Включив свет, Изуми тут же подпрыгнула на месте, и, подбежав к кровати, схватила торопливо комплект красивого чёрного нижнего белья и, пятясь назад к шкафу, заведя руки за спину, украдкой приоткрыла дверцу, смущённо улыбаясь. Эта сексуальная шёлковая ночная сорочка, бельё, спонтанно сделанная татуировка, наводили его на определённые мысли, но он старался их отогнать, понимая, что не имеет права на ревность. «Нужно будет тайком спросить у детей, не захаживает ли к ним какой-нибудь привлекательный мужчина». Пытаясь отвлечься, он взглянул на перекрашенные в серо-голубой стены, картины закатов и рассветов, фотографии детей на трюмо: на одной они были все вместе, Кентаро заплаканный на его коленях, а Кён грозный, с надутыми щеками — на её. Он хорошо помнил тот день. Изуми долго готовилась к этому дню: подбирала наряды, позы, антураж, забронировала студию. Ему пришлось отпроситься на пару часов с работы, поумолять начальство. Забежав домой, чтобы переодеться в красивый костюм, он застал Изуми неготовой, в шортах и майке,  бегающей вокруг дивана, пытаясь поймать маленьких визжащих хулиганов. Увидев его, жена вздохнула и, бросив детей на него, поднялась прихорашиваться. Он отловил их по одному, и через силу, преодолевая сопротивление, натянул белые носочки, тёмные шортики и жилетку. Был ясный осенний день. Тёплый ветер гонял по асфальту жёлтые листочки, и дети весело шли, топая своими крохотными ножками, поднимая по пути пролетающие листья. Однако стоило им перешагнуть порог фотостудии, как у мальчишек случилась истерика, и, сделав буквально один снимок с натянутыми нервными улыбками, они, извиняясь перед всеми, побежали домой.  Воспоминания отозвались в сердце приятным теплом и глубоко вдохнув едва уловимый сладкий аромат эфирных масел, исходивший из диффузора, он вернул рамку обратно. — У тебя случаем не завалялись мои вещи? — Нет. Ты всё забрал. Было несколько футболок, но... я пустила на тряпки, — виновато сказала она. Он представил, как их разорвали на части и мыли пол, где-нибудь в туалете. — Я не успел переодеться и принять душ, — он чуть склонил голову, приподнял ворот и, вдохнув не самый приятный запах, скривился,  — честно говоря, я ужасно воняю. — Я учуяла, когда ты меня обнимал, — улыбнулась она, открывая платяной шкаф. — И ничего не сказала... — Спасибо, что вообще приехал в три ночи. Жаловаться на что-то, было бы наглостью с моей стороны. — Если бы ты попросила, я бы приехал в любое время дня и ночи. — Не знала, что звонки от бывшей жены имеют такую силу. Знала бы,  развелась пораньше. Шутка-минутка. Извини, переборщила. Он ничего не ответил, лишь грустно ухмыльнулся горькой правде. Присев на пуфик, Итачи вытянул длинные ноги, рассматривая собственные носки. Если бы он только знал, что в жизни нет ничего важнее его семьи и как хрупко счастье, то находил бы на них время. Мать ему как-то сказала, что Изуми ему слишком легко досталась. То, что достаётся легко — меньше цениться. — Снова ночуешь на работе? — Неделя выпала напряжённая, — сказал он, потерев ладонью шею. « Дома никто не ждёт, на работе хотя бы не чувствуется удушающее одиночество». — Ты можешь взять мой халат. — Очень смешно, Изуми. — Он на два размера больше, — она захлопала своими красивыми глазами, и, достав с верхней полки чёрный махровый халат, протянула ему, — заказала по ошибке не тот и не стала морочиться с возвратом. — И часто ты покупаешь мужские халаты, — приподнял он бровь, буравя взглядом. Она заправила прядь за ухо и откашлялась. — Ну, в общем, это должен был быть подарок на твой день рождения. Кентаро сказал, что у тебя старый и в нём дырка. — Ничего не старый, — возмутился он, — я случайно его прожёг сигаретой. И где он только его нашёл. — Ой, как будто ты не знаешь Кентаро, этот залезет в каждую коробку, — отмахнувшись, она мечтательно улыбнулась. Когда Изуми говорила о детях, её лицо светилось любовью, и щёки слегка розовели, — он всплакнул, сказав, что папочка плохо живёт и некому зашить дырку, и попросил научить его штопать вещи, а Кён протянул свою копилку. Это было так трогательно, я заплакала. — Ох, уж эти дети, — улыбнулся он, представив сцену. — Надеюсь, ты не думаешь, что я с копейки на копейку перебиваюсь. — Знаешь, иногда, когда они рассказывают, как ты живёшь, мне именно так и кажется. Но, потом я вспоминаю твою квартиру до меня и понимаю, что ты всегда так жил. Аскетично. — Пора прекращать возить их к себе. — Брось.  Им у тебя нравится, точнее, твоё окно, что смотрит на завод. Быстро ополоснувшись, он вернулся в спальню, облачённый в мягкий халат. Изуми, оторвавшись от чтения, закрыла книгу. Оценив свой подарок, довольно улыбнулась. — Что читаешь? — спросил он, присев на край с левой стороны. — Так...про садовые решения. Полгода назад, поняв, что с детьми карьера криминалиста ей не светит, она окончила курсы по ландшафтному дизайну и даже спроектировала небольшой сад в городском парке. Сейчас подумывала открыть небольшую компанию, нанять работников и предлагать свои услуги по оформлению участков. — Выключаю? — Да, конечно, — ответил Итачи, вытягиваясь на постели. Свет в комнате померк, сквозь тонкую тюль просачивалось мягкое лунное свечение, плавные тени заиграли на стенах. Он слышал размеренное дыхание, тихий стук собственного сердца, ощущал тепло. Поправив подушку под головой, он перевернулся набок и стал рассматривать красивый профиль бывшей жены. — Ты никогда не могла уснуть на спине. Помню, во время беременности тебя ужасно раздражала эта поза. Изуми повернулась к нему, и, положив руки под голову, растянула губы в нежной улыбке. — А ты просил потерпеть пару месяцев, чем ужасно раздражал. —Я скучаю, по тебе — прошептал он, придвинувшись ближе. Губы застыли в миллиметре от её, ощутив тёплое дыхание на коже, всё в нём затрепетало. Она прикрыла глаза, и он коснулся мягких и таких желанных губ. Утягивая во влажный поцелуй, его руки скользили по гладкой ткани, собирая шёлк. Она так сладко простонала, переплетая язык, что не выдержав он перекатился и навис над ней, заглядывая в мерцающие глаза. — Не надо, нам надо остановиться, — произнесла Изуми, мягко дотронувшись до  его щеки. — У тебя кто-то есть, я прав? — Нет. С чего ты взял? — непонимающе нахмурилась она. — Тогда почему? — недоумевал он, видя в её глазах желание. —  Я не хочу проходить это снова. —  Я изменился. —  Я тоже, —  по её щеке скатилась одинокая слеза. —  Мне было больно. — Прости,—  прошептал он, утерев слезу большим пальцем. Сев на постели, он взъерошил волосы, посмотрев в потолок. — Я много думал о нас...Мы с тобой как следует не пожили, не узнали друг друга...у нас даже свиданий не было. Беременность и сразу двойня. Я  не был готов к семейной жизни... до тебя у меня не было никаких отношений. Но, сейчас всё по-другому, может, дашь мне шанс? Мы можем начать всё сначала, — наивно и с надеждой, спросил он, проглотив ком в горле. Он безумно хотел вернуться. — Я не хочу ничего менять, Итачи. Мне нравятся наши дружеские отношения, — приподнявшись на локтях, она посмотрела в сторону окна, — и что мы скажем детям, если ничего не получится. Тогда малыши были крошками, и ничего не понимали... Сейчас же всё будет восприниматься остро. Я не хочу, чтобы они страдали...Не хочу давать ложную надежду. — Почему ты думаешь, что у нас ничего не получится? Я набил шишки. Теперь расставляю приоритеты правильно... Ощущение, что я пытаюсь впарить товар, —  ухмыльнулся он, закрыв лицо рукой. — Если бы ты был кухонным комбайном или планетарным миксером, я бы не думая взяла, — пошутила она, тихо засмеявшись. — Это жирный намёк на подарок? — Понимай как хочешь. Давай спать, а то мальчишки проснуться и не дадут нам выспаться.