Manete vivit/Остаться в живых

За окном уже начинало светать, а её глаза до сих пор не удавалось сомкнуть. Не смотря на все старанания. Немного растрепанные русые, даже в некоторых местах встречались и белёсые пряди, обрамляли лицо и совсем чуть-чуть переливались на ещё не до конца пробудившихся солнечных лучах. Подушечки её пальцев немного покраснели от постоянного воздействия на верхнюю пуговицу серой пижамной рубахи. Челюсти напряжённо сомкнуты, а зелёные глаза сверлят картину на противоположной стене. Еле слышный шорох ткани и указательный и большой пальцы вновь сомкнулись на несчастной пуговице, прокручивая её против часой стрелки. Нитки заскрежетали от резкого движения и девушка словно зачарованная вновь отпустила пуговицу и через мгновение снова закрутила её. Ногтями она задела эту несчастную чёрную пуговку от чего получила недовольный пронзительный взгляд хмурой Паркинсон, но по всей видимости она собиралась его проигнорировать. Ещё один круг пуговицы и скрип половиц. — Даф, успокойся. — Голос Пэнси больше не дрожал. Наоборот, он вновь сделался стальным. Она природняла поближе к носу мраморною кружку с горячим чаем и втянула аромат клюквы и календулы. Её лицо немного обдало паром от чего вечно бледные щеки Пэнс порозовели. Уникальное зрелище. Девушка ещё на мгновение плотнее сомкнула глаза и, только когда их вновь открыла немного отпила. - Ты слишком сильно загоняешься из-за всей этой чепухи. Она того не стоит. — Действительно, чепухи. — Едко воскликнула Дафна. В её глазах мелькало адское пламя. — Мою подругу ведь никакой паранойик и его сумасброды не хотят отправить насильно замуж за сумасшедшего придурка и убийцу. Так, мне это привиделось. В целом , как и последние шесть или семь лет. — Даф, только не начинай. Голос Пэнси звучал утомлёно. Последний раз она спала перед визитом к Лорду, а это было полторы недели назад. Синяки под глазами красовались знатые и не смотря на то , что всем Пэнси Паркинсон была известна как избалованная чистоеровная ведьма повертнутая на внешности и мадемуазель нет-что-вы-душа-человека-самое-главное-в-нем-а-не-его-кошелёк. Сейчас же Пэнси восседала на бархатном покрывале на кровати Дафны Гринграсс , естественно в её комнате в поместье Гринграссов, с чашкой зелёного китайского чая и парой патчей под глазами. Всё , что Паркинсон оставалось сейчас делать так это закатывать глаза на ворчание Дафны, а в последнии дни его было предостаточно. — Да, всего-то дар придурошной нервозности мне явно достался от матушки с её великой поранойей. И, кстати, это единственное моё наследство. — Она чуть дрогнула. — Вот я и извожу себя по пустякам. Да, пустякам. Гринграсс нервно хихикнула. В отличии от Пэнси Дафна звучала злостно и яростно. И её можно было понять. На Даф навалилось сейчас слишком многое и справиться она с этим просто физически не могла. Её отец, Фердинанд, был отправлен трое суток назад во Францию на подавления востаний Сопративления, мать Дафны прибывала около полугода в тяжёлом состоянии и никуда не выходила с последнего этажа поместья, а Астория... она была одной из любимиц Лорда. Наёмницей. Для таких как она был отделен целый штаб где выдавались миссии, цели и заказчики, но последний пункт большой редкостью. Тори приезжала редко и в основном когда отец был на миссиях, мать в больнице Св. Мунго, а Дафна помогала раненным знакомым и друзьям. — Я не это хотела сказать. Ты же знаешь, что я бы никогда так с тобой не поступила! Начала оправдываться Пэнси вскидывая руки к потолку и демонстративно закатывая глаза. Кажется , что это действие въелось в её кожу и слилось с кровью. — Нет. — Дафна скрестила руки на груди в защитной позе , зарание сведя брови на переносице готовясь к грандиозной ссоре. — Именно это ты и хотела сказать и не смей оправдываться передо мной Персефона! Дафна ткнула острым уголком длинного ногтя в оголенную ключицу девушки, задев её совершенно случайно. На белой словно изязное полотно коже проявился неровный, где-то обрывистый и узкий красный след. — Ладно. Хорошо, ладно. Плечи Пэнси в поражении опустились. Дафна легко провела по ничить не уродующиму Пэнс порезу, сквозь который поступила только пара капель святой магической крови. Дафна вновь провела вниз и вверх по ссадине, после чего окрестила её невисомым изображением звезды с пятью концами. Как в легендах , что расказывала ей перед сном Рианнон. Её губы плотно сжались в тонкую полоску, а кожа на переносице зажималась с каждой мыслью девушки всё сильнее и брови сведенные вместе уже практически касались друг друга. Дафна всегда старалась контролировать себя и раньше она никогда бы не позволила себе хмуриться или морщиться, ведь знала - одно неверное движение и её идиальной коже конец. Это правило было привито ей ещё в раннем детстве, когда Даф то и делала, что пыталась нарушить нескончаемые запреты родителей и гувернанток. За этим преступление в будущем последствует около миллиарда масок по типу противовозрастных, увлажняющих и с метками «для проблемной и старой кожи», а без того больную матушку Даф схватит очередной приступ при этом зрелещи. Иногда , когда у Паркинсон заканчивались сили и надежда , а сегодня ,видит Мерлин ,имено такой день, Пэнс любила вибрасывать внутренний вулкан ярости ни вещи. На людей она не могла себе позволить, ведь был закон бумеранга , а обратки ей вряд-ли захочется в ближайшем будущем. Пэнси перевела взгляд на стену, представляя как бы она сдерала кремовые обои в конце этой жутчайшей недели. Если бы, конечно, она на это имела хоть какое-то право. Вернее, если бы у неё вообще было на что-то в этом мире право право. — Мне страшно. Она произнесла это как-то слишком спокойно для человека у которого душевное состояние находится на грани пропасти. Слишком много в ее жизни стало сравнений с пропастью или же бездной, но других подходящих примеров она не находила. Как будто всю жизнь она провела на кончике того самого ножа, которым отец Пэнси отделял фоланги пальцев у несчастных домовых в подвалах родового гнезда за кофе налитый на три четверти его любимых форфоровых кружек, а не до краёв. И ведь самым ужасным было то, что никто никогда не знал пожеланий хозяина. Он был словно ветер, непостоянен. А как только поступали вопросы о его нуждах все тотчас же отправлялись в подвалы для разделывание живьём на стейки как в дешовых забегаловках на окраине Лондона. А ведь Паркинсон любила эти самые подвалы-катакомбы когда была младше. Значительно младше. Где-то лет на пятнадцать, может чуть больше. Самое яркое воспоминание оставалось со дня празднования её девятилетия. Тогда они с Дафной оставили Асторию с трехгодовалой малюткой, которая приходилось семейству Гринграсс троюродной сестрой, а Паркинсон чуть ли не шестиюродной по линии матери. Тогда за ними увязалась очень любопытная девчонка, одна из дальних родствениц, младше наверное на года три. Пэнси оторвалась от созерцания стены и напряжённо сомкнув челюсти уставилась на Гринграсс. В её голове мелькало слабое понимание и намного сильнее сияла вера. Если она правильно всё помнила, то эта любопытная девочка , сейчас уже взрослая как и они сами, ведьма могла помочь. Очень хорошо помочь. Спасти жизни. И не только такие мелкие и ничего незначущии судьбы Пэнс или её отца, а гораздо маштабнее. Тысячи душ, если не миллионы. Пэнси обдумывала эту идею неожиданно возникшую в её голове. Она пожевала губы , чуть глубже вздохнула и нахмурилась. Слишком много риска доя спасения. — Что? — Дафна вскинкла брови вверх. — Всё таки стоило заваривать цитрусовый чай? А я ведь говорила, что вкус календулы … — Даф, как звали ту девочку. — Пэнси перевела взгляд на подругу и вместо того что бы дырявить зрачками плинтуса стала таранить взглядом Дафну, которая искренне не понимала ни темы разговора, ни перемены настроения подруги. Всё ведь было почти хорошо. И самое главноп в этом "Почти" — Имя девочки, которая затопила подвал поместья моей матери в Австрии в девяностых. Пэнси поняла, что Даф так и неудалось о смыслить вопрос. Паркинсом нервно дернула носиком , пытаясь понять как лучше объяснить Гринграсс свою задумку. - Мы тогда ещё забрали порт-ключ из кабинета моего отца и тринсгрессировали в Австрию , в Санкт-Файт-ан-дер-Глан. Мы ещё хотели попасть к моим дедушке с бабушкой в Вене. Осознание промелькнуло в глазах Дафны, но тут же погасло. Резко сменилось на скорбь, грусть и тревогу. — Кивутар пропала без вестей ещё три года назад. — Голос Дафны стал тихим, полумертвым. Она провела белой рукой по волосам. — И если ты читаешь Пророк, то уже знаешь, что малышку казнили неделей ранее и при этом Кив не объявилась. Она её сильно любила. — Малышку? Тупо переспросила Пэнси. Конечно она не помнила никакую малышку, ведь их последняя встреча была десять лет назад. Дафна сморщила носик, подтянула нижнюю губу и плотно сжала с верхней. Она прищурилась и подняла глаза в потолок словно молила Мерлина о чём-то желанном и невозможном. — Да, младшую сестру Кивы. — Она выдохнула и сжала кулаки, поочерёдно каждым ногтем впиваясь в нежную, чуть влажную кожу ладоней. — Помнишь, нам тогда было сказано следить за Кайсой, а мы как ответственные старшие сдали её Астри? Она горько усмехнулась. Если Дафна называла Асторию "Астри" , а не "Тори" как было принято с младенчества младшей Гринграсс, то Даф было очень тяжело и больно. Она редко звала Асторию "Астри", ведь Тори всегда начинала жутко нервничать , а этого никому не хотелось. — А ведь мне тогда конкретно влетело от их матери, Шарлотты, и Кайса на меня обиделась, так же как и Астри. Хоть Кай и была малюткой, она в душе всегда вредена. — Можно подумать Астория когда-то в этой жизни на тебя не обижалась. — Пэнс закатила глаза к потолку, надеясь на разрядку тяжёлой обстановки. У неё даже немного это получилось. — Вспомни, как в свои шесть ты предложила ей сыграть в гильотину. Дафна рассмеялась, но звучал этот смех хоть и с частичкой искренности, он всё равно был пропитан изнутри скорбью и виной. Вина вилась вдоль вен и мышц, а скорбь опоясывала талию и разросталась ближе к солнечному сплетению, пробираясь в немое угасающее сияние израненной души. Ими была покрыта вся комната. Словно лешайник, они покрывали стены, паркет и изящную старинную мебель. Нет, не только всё поместье. Весь мир должен был скорбит о потере юной души. Должен был, но не скорбил. В памяти Дафны всплывали воспоминания о детстве, о любви. О временах пропитанных заботой и теплом. Все места где любили принимать Гринграссы семейство Вало приносили боль. Все места где Дафна и Астория старались научить говорить на более менее чистом английском Кивутар и Кайсу приносили боль. И честно сказать, у старшей сестры получалось намного хуже, чем у младшей, а это заставляло улыбаться с солёными и горькими слезами на глазах. Все места где старшая из Вало применяла стихийную магию до поступления в Дурмстранг и на каникулах после поступления, и где Дафна прятала Кив от наказаний тоже приносили боль. Все места где были совершенны первые шаги Кайсы, когда за маленькую детскую ладонь держала старшая сестра, а за другую Даф. От такого хотелось разорвать себе грудь. Всё, что было связано с Вало приносило невероятную боль потери чего-то ценного и родного. Чего-то, что до этого ты так старательно не замечал, но по привычке во сне прижимал всё ближе и ближе к сердцу. Оберегая. Чего-то, что пахло прянностями вишнёвого глинтвейна, который так любили пить Шарлотта и Рианнон поздними зимними вечерами в библиотеках, изучая старые фолианты. Чего-то, от чего покалывало кончик языка, как от часто и обязательно большими порциями съеденного киви, что так любила Кивутар. Это было, как что-то азартное, что вовлекало и поглащало тебя, а далее от этого было невозможно отказаться, как излюбленные отцами карточные игры и бильярд. Как всепоглащающий гнев Фердинанда Гринграсса из-за потери любимой трубки из бриара со вставками мандариноваго дерева. Как звонкие хихиканья Астории, которая утащила из-под носа родителей эту редчайщую трубку и взяла поиграть из отцовского кабинета. Дафна даже не заметила, как по её левой щеке скатилась одинокая солёная капелька. Она почувствовала, как холодные пальцы нежно коснулись кожи, смахивая слезу и повторно протирали щеку. Пэнси понимала её. Понимала, как никто другой. Наверное в этой войне и был мельчайший смысл о закалке сердец, но больше , с каждым днём всё больше, сердец складывалось не выдерживая напора. И это пугало. Когда ты говоришь о смерти , ты не воспринимаешь её всерьёз, но когда ты её видишь... Когда ты её видишь, всё меняется. Это как смотреть взбешенному зверю в пасть находясь в нескольких миллиметрах от его леденящего душу дыхания. Это страшно, но признаваться о страхе она не хотела. — Самое главное ведь выжить? Да? Её голос дрожал, хоть ей и не было страшно перед мыслями о будущем. Они все, обсолютно все, делали этот малюсенький шаг в неизвестность. И ведь никто никогда не подозревал, чем он может обернуться через время. Она не боялась за себя, за пытки , за плен. Она боялась за смерть. Она боялась, что эта дама , как старая , давняя подруга прибудет в твой дом и заберёт с собой. — Да, — Некогда сильная, храбрая и безбашенная Пэнси Паркинсон, которая выполняла все без исключений поручения Тёмного Лорда сейчас погасала на глазах. Её сломали. Она позволила себя сломать. И их давняя подруга будет рада новым соседям. — нам надо просто остаться в живых пока это дерьмо не закончится. Уголки её губ чуть дрогнули изображая нежную улыбку, и в это поверел бы кто угодно, но не Дафна. Это не была улыбка которая действительно желала, как выразилась Пэнс « просто остаться в живых пока это дерьмо не закончится.». Эта улыбка говорила, что всё это ложь. Чистая и красивая, но ужасно горькая ложь, которая отпечатаеться на их измученных душах, в их истерзанных воспоминаниях и поникших мыслях. Эта ложь будет сладким сном или же забвением на какое-то время, но ведь это не вечно. Сколько бы они не врали друг другу правда их настигнет и расправится с клевятой. И это будет жестоко и больно. И это все понимали. Оставаться в живых до конца у них уже не выйдет. И не выйдет, пока не прийдёт первый вариант спасения: их убьют на поле боя или же за неверно выполненный приказ. Но есть и альтернативный, и более правдивый. И даже стараться не придётся. Они убьют себя сами. *** На подоконнике в комнате Грейнджер возник железный поднос. На нём, как обычно , поправочка , как уже стало обычным и привычным возвышались три большие миски с едой и пара железных ложек. Когда Тинки по неосмотрительносии Гермионы вновь обнаружила ту в крови сидящую у раковины с полотенцем, то тотчас же забрала все возможные и невозможные острые предметы из комнаты и с сердитым хлопком покинула девушку. На следующий день вместо необычного мраморного подноса появился железный с разноформенными ложками. И никакого стекла. Гигантские тарелки, конечно же были сделаны из мрамора, но почему-то не бились. Гермиона подозревала, что кто-то наложил на них неизвестное ей заклятие. Она бесчисленное количество раз кидала миски об стены, колотила их ложками что есть мочи, прыгала на эти чертовы миски и даже, в конце-концов, зажимала их между камодом, который стоял у двери в уборную, и стеной. Всё было бесполезно и это приводило её к состоянию отчаяния. Гермиона в какой-то момент уже стала осознавать, что долго она здесь не продержаться. Как бы она не хотела держаться за разум и жизнь, она чувствовала как оба этих важных для неё элемента покидают её. Руны. Руны. И снова руны. Это всё , что у неё осталось. Эти кривые от дрожащей руки , которая держала деревяшку или же вилку, и в некоторых местах даже зажившие символы многое значили для Грейнджер. Они были крупинками её надежды. Когда руны стали покрываться тонкой и чуть шершавой корочкой, Гермиона скребла по предплечию сломанными ногтями и отковыривала столь ненавистную ей новую кожу. Она яростно, даже с диким гневом срывала её и выкидывала в унитаз подолгу нажимая на слив , который был задействован уже ни в первый раз, а если не брать перерыв между смыванием, то вода просто не шла. Этот пунктик выводил её из себя ещё больше. Она подошла к подоконнику и взяла самую близкую к ней миску. Гермиона присмотрелась и даже немного принюхалась. Это было овощное рагу и по большой части из варёной моркови. Она терпеть не могла морковь. В особенности варёную. Гермиона обхватила тарелку двумя ладонями и занесла над головой, считая до трёх. Она замахнулась чуть сильнее, напрягая немного подзакаченные за две недели заключения руки. Три. В голове прозвучала заключительная буква последней из назначенных Грейнджер цифр. Мраморная расписная миска, кажется на ней были изображенны цветы, полетела в серую стену, разбрасывая на лету ужасное вонючие рагу. Гермиона выдохнула, отмечая про себя , что руки хоть и продолжали дрожать на броски тарелками в стены это никак не отразилось. Это было позитивной новостью. Хоть какая то радостная весть за первые дни сентября. Гермиона вновь повернулась вглядываясь в тарелку. Здесь уже был бульон. В детстве, ещё до поступления в Хогвартс, её мама готовила этот суп постоянно. Гермиона отказывалась есть другие блюда. Что бы ей не предлагали, что бы ей не покупали или дарили, она отказывалась есть если это не был мамин бульон. Как любой ребёнок не получивший желанное, она плакала и кричала, закатывала истерики и возмущалась. Ничто не могло заставить её променять любимое блюдо на нечто другое. Гермиона шмыгнула носом и крепче , чем на тарелке с рагу сомкнула пальцы. В ней буянили сотни эмоций. И какая сильнее , она определить не могла. Костяшки пальцев побелели. Она задержала дыхание да бы не вдохнуть этот восхитительный запах от которого к горлу поступали противный комок желчи. Зажмурив глаза , повернулась в предположительную сторону куда ранее кинула миску с овощами и занесла суп над головой, словно это была катана, а она была самураем и должна была нанести заключительный удар по жертве. В её голове пульсировала кровь и Гермиона понимала, что либо прошлое, либо жизнь. Ответственность была велика , но какой будет выбор она знала заранее. - Я всегда считал, что маглы с уважением относятся к еде приготовленной с заботой , - Какого жмыха он делал в е её личной тюрьме? Она не знала. Малфой явно усмехнулся. Она поняла это даже с закрытыми глазами. - но ты точно исключение из всех правил. Геомиона резко раскрыла глаза впираясь зрением в самую нежданную и самую неизвестную ей на данный момент фигуру. Малфой стоял подперев правым плечом косяк двери и чуть дергая скрещенную с левой ногу, и как было для негоприввчным слловно это въелось в его мимику, ухмылялся. Но кривая усмешка не касалась глаз. Наоборот, было чувство словно она была вврезанна с другого лица и насильно, как-то по-маньячески прикрепленна к лицу несчастного. Эх, если бы его можно было оправдывать этим словом, но нет. В отличии от лица тело не выглядело жутко, наоборот, манило. Его широкие плечи натягивали хлопковую рубаху из-за чего та немного просвечивала, открывая миру на обозрение на Малфоевский мышечный каркас. Практически идеальные мышцы пресса покрыты множеством шрамов неизвестного ей происхождения и она надеялась, что никогда и не узнает. Этому ублюдку явно было очень больно и не единожды. Гермиона никогда не считала себя злой и бесчуственной. Нет, она вовсе думала , что являлась излишне эмоцтогальна, а где-то и добра для тех кто вершил зло. Но сейчас она видела себя злой девушкой, обиженной и жаждущей мести. Боль, боль,боль. Ей было хорошо от того , что не одна она страдает. Что не одной ей больно. Эта мысль заставила её чуть улыбнуться от чего Малфой в вопросе приподнял уголок брови. - Рада , что тебе тоже бывает больно. Она со злостью улыбнулась. Никогда в жизни не способная на такое Грейнджер исчезла, осталась смерть. И последней было больше. Малфой казалось опешил на несколько секунд, но тотчас же собрался. Если усмешка в его голосе никогда и не веяла холодной яростью, то ухмылка и глаза на его лице в данную минуту говорили обратное. Он был готов убивать. И она это знала. Она знала и шла дальше , на таран. - О, крошка, не переживай. - Он локтем оттолкнулся от стены и сделал этот крохотный шаг к грязнокровке. Гермиона боролась с желанием отступить назад , нащупать ручку двери в ванную комнату и закрыться там на семь замков. Он немного склонился к ней и его дыхание обожгло её лоб. - Больно мне не было. И никогда не будет. - Отойди от меня, ублюдок. И он отошёл. Нет, конечно он колебался и лицо его было непробиваемым . Но черт возьми он колебался с выбором об отступлениии. Гермиона с дрожью выдохнула через рот. Казалось , что всё это время в груди застрял булыжник , мешая ей спокойно дышать. Она внимательно посмотрела на Малфоя. Драко повернулся к ней спиной, набирая в грудь побольше воздуха и рассматривая самые скучные из всего поместья стены. Он завёл руки за спину, скрещивая в ладонях и заговорил. - В четверг около полудня Тёмный Лорд хочет тебя видеть. - Его голос вновь стал непроницаемым. - Сегодня в полночь и до четверга включительно ты должны пить это зелье. Малфой сделав акцент на включительно и сведя брови на переносице вытянул из заднего кармана пузырёк в тонированном стекле. Глаза его быстро забегали по комнате в поиске любой поверхности на которую можно поставить ёмкость с плешущейся внутри жидкостью. По правую от него сторону находился камод. Драко с тихим стуком опустил флакон и поспешно вышел из комнаты, словно ещё минута нахождения там могла сжечь его заживо. А ведь если бы Гермиона захотела, то действительно смогла. И она этого очень сильно желала. *** Сказать, то что Драко Малфой на данный момент прибывал в неописуемой ярости - это ничего не сказать. Нарцисса ему всё рассказала сегодня около четырёх утра. На данный момент он практически летел по теретории семейного поместья. Ему надо было как можно скорее добраться до хололного металла ворот, ведь пробудь он здесь ещё хотя бы пять минут ему станет дурно и всё поместье сгорит к чертовой матери с грязнокровкой внутри. И жалеть он об этом не будет. Кажется только что он задел любимый сорт маминых роз. Нарцисса за это преступление его явно по голове не погладит. Наоборот , может и жестоко её отсеч. Драко немного прибавил скорость шага. Подошвой своих обильно начищенных лаковых туфель он раскидывал, даже того не замечая, гальку по широкой гостевой тропине. Изначально он думал незаметно уйти через служебную часть замка , а там по туннелям до деревушки , но из-за Нарциссы прогулка по катакомбам отменилась. Драко просто не успел бы к назначенному времени. Меньше, чем за пять шагов он преодолел расстояние до металлических , покрытых черно- серебристой краской , кованных ворот. Да, они завораживали. То , сколько на них было защитных, древних и смертельных чар было нисчесть. Его предки здорово постарались. Двумя руками он с силой надавил на них, заставляя раскрыться перед ним и выпустить на волю. Он так желал этой свободы. То , как он своим длинным шагом преодолел расстояние к выходу в ближайшую к Мэнору деревню можно было аплодировать стоя. Всего какие-то пять или семь минут , и Драко со второго этажа поместья был уже за пределами дома. Драко вытащил палочку из кобуры и тихо прошелестел несколько заклятий на древнем, Мерлином забытом языке. Теперь он мог трансгрессировать и небояться быть пойманным. С недавних пор Лорд стал вводить в метку неизвестную консистенцию, которая отслеживала местоположение приблеженных. Неприятнейший процесс. Единственный недочёт Волдеморта заключался в том , что он недооценил Малфоя младшего. Драко полгода посещал древние библиотеки, перечитывая миллиарды книг и всё таки нашёл контрозаклятие. С глухим хлопком он переместился на полуосвещенную площадь. Людей не было. До единственного включенного черного камина оставалось пройти до конца улицы и повернуть за угол где должен быть пятьдесят третий дом от севера деревушки. За последние три , а то и четыре года во всех странах, которые поддерживали Лорда был введён закон об ограниченном использовании каменной сети. Как выяснилось у многих этот самый лимит был уже давнын-давно превышен. Нашлись конечно же слишком смелые ,и, видимо обладающии девятью жизнями люди. К таким он как раз таки и шёл. За одно путешествие брали довольно много для обычного мага или же нищих Уизли. Нет, он всегда спокойно относился к девчонке рыжих, но её старший брат у которого на лбу написано , что он недалёкий умом его максимально выводил из себя на раз, два. Теодор говорил, вроде бы ещё на прошлой неделе, что поездка в один конец оценена в сто пятьдесят девять галлеонов. С Нотта явно потребовали больше, чем надо , но с Малфоя захотят забрать ещё крупнее. Не каждый день тебе платят аристократы с двадцатью отсеками в Гринготтсе. Драко сейчас с радостью воспользовался бы порт-ключом, вот только их стало критически мало. На чёрном рынке за последние шесть месяцев их продавали за бешенные деньги, но итог использования такого ключа почти всегда был летальным. Два дня назад скрытые источники выложили в "Пророк" информацию о кончине некой Элори Гранс. Полукровки. Когда то её мать Корин Боулстроуд стала женой немецкого чистокровного мага. Кажется его фамилия была Зерс. Корин была любвиобильной леди и своё внимание старалась уделить каждому. Так она забеременела от маглорожденного , но пыталась доказать, что это ребёнок Зерса. Её муж не поверил. После родов он зарезал Корин , а дочь сослал обратно в Англию к родителям жены. С Элори он поступил лояльнее и даже иногда навещал. Сама же Лори питала ненависть ко всем "низшим". Маглов она считала грязью под ногтями , а предателей крови недостоиных жизни. Учитывая её детство вполне справедливо. Фактически можно было заявить, что Волдеморт закрыл их в стране. Каждая страна , которая решилась поддержать Лорда в его психопатических идеях словно загнали саму себя в блокаду. Но от чего становилось ещё больше не по себе, так это от того , что эта самая блокада была из войск своей же страны и граждани не могли воевать против своих друзей и родных. На большинстве таких войнов конечно же был проффесионально наложен Империус, но для тех кто никогда не ощушал этого кошмара на себе, не чувствовал себя грязным и использованным ,было откровенно плевать на попытки освободить несчастных подчиненных у тех кто понимал, что это что-то близкое к смерти . Что она уже дышит им в шеи и затылки. Некоторым Глошатый Смерти уже всматривался в глаза, стоя напротив. Волдеморту не надо было лично истреблять маглов, грязнокровок и полукровок. Они прекрасно справлялись и без помощи безносого упыря. На следующую неделю Малфою дали распоряжение применить свою проклятую силу за границей Англии. Такое уже проводилось и не раз, но хотя бы ограничивалось уже захваченными странами. В прошлый раз это была Франция. В этот же раз псих-полукровка превзошёл самого гениального себя. Отправлять один из его любимийших и лучших экспериментов во вражеский лагерь было слишком рискованно, а Драко не любил собой рисковать напрасно. Только если ему это было выгодно и только если это выгодно его семье. Всё. Когда Блейзу поставили метку всё и началось. Он ведь хотел бежать из Англии вместе с Дафной Гринграсс, но к всеобщему несчастью это не стало явью на сегодняшний день. Тогда им было по восемнадцать. Драко из всех конечно же получил метку самым первым. Люциус не смел выразить своё недовольство по этому поводу , почему в итоге отпросился на миссию в Австрию. А вот Нарцисса всегда была смелее и хитрее отца, но не Волдеморта. Ради родных она, как истинная Блэк, была готова порвать на мелкие кусочки, что в итоге и произошло с несколькими Пожирателями.То в каком состоянии были найдены тела , если их можно там назвать, было ужасным. Головы были подвешены под потолком в ретуальном зале , прямо возле шикарной люстры из эпохи Барокко в поместье Яксли, конечности посередине зала образовали знак мести. Руки, а их было пять пар сложены в V-образную форму, а из ног был выложен круг. Крови было немеренно. В ту ночь Драко находился в своей комнате. С ритуала прошло меньше двух дней и его сознание не до конца адекватно воспринимало информацию. Нарцисса бесшумно прошла в его комнату и присела на его кровать. Всё , что с этого разговора помнил Драко, так это немного потемневший подол бакложанового платья матери и немного напряжонный голос. Все черты лица плыли перед его глазами, а смысл рассуждений Нарциссы пролетал мимо его ушей и не отпечатался в памяти. Нарцисса что-то говорила. Полушепотом , упрямо и чеканя слова. Но Драко ничего не помнил, а на следующий день мать говорила, что ничего не было и это был всего лишь сон. У него был сильнейший жар и факт того, что он всё придумал был велик. Метка тогда жутко горела и постоянно чесалась от чего его все чаще посещали мысли об срезании кожи на левой руке. Сейчас же когда он смотрел на эту самую уродливую метку и ничего не происходило. Она не зудела, не вызывала холодок на затылке. Просто ему было тошно. Было противно на неё смотреть. На ту самую татуировку , что испаганила жизни миллиардам. Кажется, что сейчас ему было плевать на всё. Все эмоции и все слова не имели никакого для него веса. Но появилось одно "но". После пыток Грейнджер он , наверное, должен был запереть её в подземельях и поступить так же как поступила с ним она, но что-то явно пошло не так. Он приказал поместить её на пустом этаже северной части поместья и выполнять любые её желания. В какой-то степени его даже пугала эта странная , резко накатившая на него волна, нет, буря чего-то . Так он может стать уязвимым, ведь если кто-то прознает , что грязнокровка живёт в гостевых комнатах начнётся истерика у всего высшего общества и на чету Малфоей падёт ужасное пятно сплетен, а для своих родителей он такого не хотел. И все же его волновало сейчас две вещи: видимо с ума сошедшая Гермиона Грейнджер, и, видимо замерзший ад, ведь Блейз Забини находился в ярости. В очень-очень сильной ярости. Теодор отбыл на миссию в Данию, Дафна успокаивала Паркинсон и искала выход из сложившийся ситуации, из-за чего оставался только один свободный от дел Драко, которого было решено отправить к Блейзу. К ужасному, злому и смертоносному Блейзу Забини. Драко остановился у тёмной широкой двери и выдохнул. Да, он знал где сейчас Блейз. Да, он знал , что сейчас делает Блейз. И в конце-концов он знал как его успокоить. Его всерьёз ожидала тяжёлая встреча с Забини.