Защищая крепость.

Студенческий совет включает в себя не только старшеклассников, отчего затягивается на добрые пару часов, которые Коэри с воодушевлением рассказывает слишком быстро, чтобы успеть что-то понять. Но все кивают, мол, согласны-согласны. Правда, всё равно ничего не одобрят. Разве что капельку. Для Коэри капелек мало, она уже не в том возрасте чтобы стоять под крышей с высунутым языком. Её горло пересохло и она хочет пить, поэтому стенд будет оформлен по-другому, а в школе одобрят ремонт. Настолько мизерный, что никто не заметит, кроме единиц. Ей не будет достаточно, но она всё же примет свою участь. — Мадараме, может, ты тоже хочешь внести свою лепту? Давай же, ты почти ничего не делаешь. — Один из учителей на замену поворачивается ко мне, утягивая за собой чужие головы. — Мистер Куваки, если вы не видите, что в школе в последнее время стало спокойней, то я продолжу «ничего не делать». В мои обязанности входит защита и надсмотр, а не творческие идеи. Давайте оставим их для Коэри и подобных ей, мне кажется, это было бы разумнее, тем более они действительно могут сделать школу ещё лучше. — Мистер Куваки смотрит с раздражением, вздыхает, но ничего поделать не может. Пока меня не было, многие вели себя спокойно. Предполагаю, наша профилактика подействовала. Коэри смотрит с одобрением, но в её взгляде я вижу очередной укор. Это не её дело, как мне разговаривать с другими, так что я молча отвожу взгляд в окно. Совет заканчивается через полчаса. Мы считаем секунды и минуты, спеша подорваться с места и уйти по домам. — …и напоследок. Давайте переведём дежурных? Смена группы. Свежая голова не помешает, я считаю, что дети должны поменяться обязанностями. — Все утыкаются на нашу четвёрку. — А давайте подумаем, коллеги учителя, в частности это обращение к вам, мистер Кавараги, что у нас тут не лагерь. Поясню — это значит, что мы уже устроились на своих должностях и меняться было бы крайне глупо, это приведёт к… к беспорядку. С одной стороны он был слишком настойчив со своими глупыми идеями, с другой, все слишком устали, чтобы что-то воспринимать адекватно, и он этим пользовался. Не знаю, с каким намерением он хотел развалить систему, особенно такими прямолинейными способами (то ли не понимал, то ли прикалывался что ли?). Одно понятно точно, Кавараги блещет своими очками абсолютно нигде, делая из всего цирк, а из себя ходячего клоуна. Эта тупость бесила. — Тору, успокойся. Вам бы действительно стоило немного передохнуть от этого, так что мы рассмотрим вариацию с некоторой обменной системой после каникул. И, последнее, на счет клуба дзюдо… Мы с Тору переглядываемся, словно можем читать мысли друг друга. Но тоннеля дружбы из дурацкого мультика не существуют, и мысли никто читать не может. Но это не мешает синхронно вскочить и побежать до раздевалки, не дожидаясь Коэри. На улице свежо. — Я хочу сломать ему ебальник. За последнюю неделю он сам не понимает, что нанёс. Откуда такой понос только? Мамору, мы же можем менять учителей, так какого?! — Ты забыл, что все наши решения рассматриваются теми же учителями, балда. Тору затыкается, обиженно поправляя портфель. Коэри догоняет сзади, что-то бурча. Расходимся мы на первом перекрёстке. Я думаю, что Тору чем-то похож на Хачико, а Коэри на птицу, правда, не могу определится какую. Или кошку. У неё тоже есть когти и притягательные глаза. Я останавливаюсь, замечая чужую тень. Здесь не так много фонарей и ламп, чтобы не быть уверенным, что это собственный дубликат своей же тени, или другого человека. За спиной усмехаются. Поворачиваюсь, тихо кидая: «у меня ничего нет. Это бессмысленно.» А в ответ слишком тёплая улыбка.

настолько, что режет сердце

(но это не его)

***

Разбиваться стало привычкой, но не настолько, чтобы не вставать. Падений было много, но и взлетов, даже очень тяжких, тоже не мало. Конечно, порой они сваливались в одну кучу и их было попросту не разобрать, но… «вперёд! Вперёд, давай! Шевели ногами!» У обладателя была всегда теплая улыбка и искрящиеся глаза. Правда, время любит шутить с маразмом и стирать воспоминания. От его лица осталось страшное пятно, размытое годами в реке судьбы. Мне порой страшно от таких сюрпризов, но, может, это к лучшему. Даже если я настолько свыклась, что закрываю глаза на трещины, это не значит, что их нет. И как раз одна трещина сохранилась с давних лет, позабытых и ушедших. У неё был дикий нрав и длинные волосы, мужской пол и настолько быстрые пальцы и красивые, что хотелось визжать. Он словно сошёл с обложки брендовых журналов, наполненных пафосом и брутальностью, но за образом байкера и гопника скрывались слишком нежные качества, перечеркнутые детством. Животные шли за нами по пятам, если он был рядом. Люди шарахались от нас, если он был рядом. Мы менялись, если он был рядом. Он изменил многое, чтобы не замечать этого, но от его лица остались только тёплые улыбки и мягкие волосы, пахнущие орехами. «Мамору, ты похожа на котёнка. Где же твои коготочки?» Он сам был словно кот. Дикий и со своим нравом, как тот, который жил время от времени с Маугли. Мы же называли его Бакэнеко. Это было довольно грубое отношение, словно иностранца обзовут гайдзин, но он не был против и сам шутил, что по ночам превращается в кота. Этот парень был слишком харизматичным, чтобы забыть его имя.

но я стираю прошлое в порошок, который летит на помойку со всем, что осталось

Поэтому я не знаю, что хочет незнакомец передо мной с той же самой улыбкой. Он не предпринимает действий, сохраняя негативный настрой. — Я знаю. — Тогда что тебе надо? — Это ты на меня обернулась. — Ты следовал за мной… — Нам просто в одну сторону, не находишь? — Ни разу тебя тут не видела. В жизни не поверю, что нам по пути. Оскал на лице парня сходит на нет. — В любом случае, это довольно подозрительно. Чёрные волосы забраны в хвост, в свете фонарей на его лице мерцают очки, которые он поспешно стягивает на лоб, при этом сильно морщась. — Нам надо поговорить. Это важно. — Я смотрю на него и вижу, что его глаза…

такие же

— Нам не о чем говорить, Кейске Баджи. Я оставляю его позади. В голове полная каша. Чувство, будто в мозг вставили иглы и ударили со всей силы, чтобы они вошли глубоко.