Васанистирион

      Стеклянная громадина пожирала огни ночного города, впитывая их в себя, будто наслаждаясь суетой мелькающих огоньков, забирая у них жизненную энергию, взамен обрастая тёмными флюидами, пуская ввысь фантомное чёрное облако эмоций, работающих в нём за день людей, страх, зависть, счастье, усталость, печаль; всё это взмывалось ввысь, запуская круговорот эмоций среди людей, кому-то неожиданно портя настроение, а кому-то, так же необъяснимо быстро, поднимая. С каждой минутой облако становилось всё ядовитее, в нём царила ложь и недоверие, сливаясь воедино, сталкиваясь в смертоносной борьбе. — Отец, я жду, — Арсений медленно подошёл, садясь за Т-образный стол рядом с отцом, складывая руки впереди себя, пытаясь разглядеть в одном лишь поведении ответ на свой вопрос. — Ничего я про него не знаю, с чего ты решил, что я знаком с этим человеком? — И про компанию Cordelia тебе ничего неизвестно? — выгнув бровь, брюнет впился стальным взглядом в лицо отца, не желая отпускать, пока правда окончательно не выползет из-под маски чёрствого хладнокровного владельца компании. — Известно, мощная компания была, вровень с моей на рынке акций была, — мужчина чуть расслабленнее сел в кресле, увереннее смотря в глаза сыну, всё-таки многолетний стаж переговоров научил быстро брать себя в руки и не поддаваться на провокации. — И ты даже не узнал, что случилось с твоим главным конкурентом? — перехватив карандаш из стаканчика, Попов младший начал перекатывать его меж пальцев, замечая, как отец иногда отвлекается и чуть вздрагивает от звука падающего на дубовый стол карандаша. — Арс, что ты от меня хочешь? Я не знаю что у них там произошло! Ну умер и умер, а почему, я не интересовался! — Сергей выпучил глаза, смотря на сына, глупо надеясь, что тот его не услышал, ну или хотя бы не понял. — Я не говорил, что Андрей Шастун умер, пап, ты же понимаешь, что у меня в любом случае есть свои люди в твоей компании, — Арсений гаденько ухмыльнулся, делая акцент на слове "твоей", продолжая смотреть на отца с лицом победителя. Чувствовать превосходство над этим человеком доставляло особое удовольствие, особенно если знаешь, что его это ломает, он привык держать всё под контролем от слов до действий, а теперь алгоритмы рушатся, разрушая его самого, а на обломках беспощадно топчется родной сын. — Я же всё равно узнаю кто это, человек информацию не найдёт, но работу потеряет, это эгоистично, — прикладывая трясущейся рукой стеклянный стакан к губам, мужчина одним глотком допил остатки крепкого напитка, тут же наливая себе ещё. —Что поделать, если такова цена за правду, которая, я уверен, есть, ведь ты бы так не нервничал, не будь её? И ещё если вы были партнёрами по бизнесу, то знай, что я тебе никогда не прощу того, что ты сделал, прежде чем ломать жизни остальным, в своей разберись, а то смотреть на тебя противно, — переламывая карандаш пополам, словно ломая остатки последних сил из запасов отца, брюнет бросил обломки на стол. — За что ты так со мной? — в первый раз этот голос прозвучал жалобно, и от этого стало так противно, его больше не жаль ни капли, в груди неприятно пекло, а виски пронзило болью воспоминаний, невысказанные обиды горечью осели на кончике языка, но он не скажет о них, по крайней мере не сейчас. — А ты со мной за что? — не дожидаясь ответа, мужчина покинул огромный кабинет, направляясь к лифту, это единственное, что он мог себе позволить сказать, хоть и уверен, что отец не поймёт, и даже не попытается это сделать, забудет, не обратит внимание, пропустит мимо ушей, но не извинится, никогда.

***

      По коридору громким стуком раздавались быстрые шаги, кто-то ради интереса выползал из комнат, провожая сонным взором высокую тёмную фигуру, что неслась в непонятном направлении. Громкий стук. Тишина. Тихий скрип. — Антон...Ты спишь? — тёмная макушка просунулась в дверной проём, не рискуя заползти дальше. — Что вы тут делаете? Я думал это Оксана пришла, — Антон, потерев глаза, присел на постели, включая настольную лампу, немного щурясь. — Я... — Попов на секунду замер, рассматривая сонного Шастуна, кудряшки в разные стороны, на щеке след от подушки, лицо немного недовольно сморщенное, по голому торсу красивыми складками струится одеяло, игриво открывая вид на молочную, но всё такую же побитую кожу парня, — приехал узнать как у тебя дела, — наконец выдал Попов, понимая, что подзавис на некоторое время. — У меня два вопроса: какого чёрта в час ночи вас взволновал этот вопрос, и как вы проскочили мимо Зои Пантелеевны? Она же ходячая машина для убийств, — на самом деле было уже даже страшно, что Попов мог сделать с консьержкой, ведь без пропуска если кто-то и входил, то больше никогда не выходил, его никто и не видел после, так что может преподаватель точно так же исчезнет, было бы замечательно.       Брюнет тихонько хихикнул, продолжая рассматривать Шастуна, тот был похож на большого медвежонка, которого так и хотелось потискать. — Природный шарм и харизма заставит любую Зою Пантелеевну пропустить меня к Антону Шастуну. А с часом ночи ты прав, конечно, я просто... В общем, дела у меня были, я как смог, так и приехал, — Попов довольно улыбнулся после того, как Шастун закатил глаза и довольно громко цокнул на словах про харизматичность и шарм, смотря на него исподлобья. — Но вы же обещали, — довольно напомнил Шастун, смотря прямо в глаза Попову, от чего тот невольно сжался. — Я просто переживал, у тебя колено сильно было повреждено, съездил ли ты в больницу, что тебе сказали, как долго пробудешь на больничном? — Попов всё так же жался возле двери, понимая, как глупо было среди ночи мчаться к Антону и осыпать его вопросами, но после звонка Оксаны ему так хотелось самолично убедиться, что с ним всё в порядке, почему у него было это непреодолимое желание, может из-за отца он чувствовал вину, даже пока не зная, что тот вытворил, но что-то подсказывало, что именно он сломал жизнь мальчику, вообще, у него прекрасная способность ломать жизни людям. — А чё, до утра не подождало бы? Я так-то спал и вам бы не помешало, будете завтра на работе как варёный пельмешек. — А ты беспокоишься? — Нет — Точно? — Да. Слушайте, у меня всё нормально, сплю, ем, делаю компрессы на колено, мажу мазью раны, травма — растяжение крестообразных связок, выйти на учёбу должен к концу недели, максимум, в середине следующей. Все вопросы исчерпаны, могу я поспать? — спросил Шастун, уже заворачиваясь в одеяло. — Д-да, прости, я... Я могу потом написать тебе? Если вдруг что случится, и ты мне напишешь, хорошо? Я у Оксаны номер твой возьму, извини ещё раз... Спокойной ночи — Попов уже потянулся к ручке двери. — Стойте. Чай будете? — кучерявая макушка выползла из-под одеяла, смотря на "светящиеся" ярко-голубые глаза напротив, несомненно Попов раздражал, его лишний раз видеть не хотелось, но в конце концов, он мчался к нему с другого конца города, чтобы просто узнать о его самочувствии, хотя что-то подсказывало, что это не единственная цель преподавателя, скорее даже маленькое прикрытие реальной, но он настолько выглядел уставшим и выжатым за день, что его даже немного жаль, а Шастун не изверг, пусть дядя отдохнёт и съебётся восвояси, туда, от куда невидно его противной рожи. — Я не против, — улыбнулся брюнет. — Ещё бы, — недовольно пробурчал юноша с явным нежеланием, скидывая с себя одеяло, протягивая руку к костылям, которые у кого-то позаимствовал Позов, вероятно, у такого же вечного ногожопого, как Антон. — Лежи, ты чего, я сам всё сделаю, только скажи где что брать, — Антон на слова Попова только недовольно хмыкнул, всё же вставая с постели, опираясь на обе металлические "ноги", тяжело дыша, с тихим постукиванием о деревянные половицы прорезиненными заглушками на концах костылей, — ну да, о чём это я, какая помощь... — недовольно пробурчал себе под нос брюнет, следуя за юношей.       Тошно. От этой наигранной обеспокоенности и участливости, он же прекрасно знает, что кроме матери до него никому нет дела, у Позова теперь Катя, ему негода бегать и подтирать сопли Шастуну, решать его проблемы и выслушивать про то, какая жизнь — сука издевается как может, подбирая хитровыебанные ходы, чтобы каждый новый раз больнее прилепить Антону оплеуху, уверяя, что это бесценный жизненный опыт, а не издевательство вовсе. — Мне тут недавно один хороший человек передал парочку шоколадок, будете? — небрежно кидая на стол две плитки, Шастун потянулся за чайными пакетиками, утапливая их в горячей воде, налитой в пузатые серые кружки. —Нет, спасибо, я же тебе их покупал, — Попов слегка улыбнулся, подвигая шоколад к парню. — Ну и что же привело вас ко мне в столь поздний час? — уже разламывая подтаявшую плитку, спросил Шастун, не поднимая взгляд на собеседника, будто занят увлекательнейшим занятием. — Я... Я извиниться хотел за фото... Я понимаю, что для тебя это важно, просто... — Нет. Вы не понимаете, но я на вас не злился, и уж тем более не обижался, а за сумку, конечно, спасибо, но деньги я вам только на следующей неделе смогу отдать, — откусывая приторно-сладкий квадратик шоколада, тут же запивая его горячим чаем, пробубнел шатен, в груди неприятно зудело от упоминания про фото, но больше раздражало то, что с каждым разом он борется с этим чувством и каждый раз проигрывает в неравной схватке, давно бы пора отпустить и смириться, но это получится только после того, как он всё же отомстит за смерть отца, он уверен в этом. Его никто никогда не поймёт, потому что умирать с каждым днём редко у кого получалось, кто-то просто сдавался, поддавался течению огромной вереницы событий, превращаясь в кусок серой глины, которую можно мять, выворачивать, вдавливать, скатывать, кромсать на кусочки - ей не больно, а кто-то находил более верный (по мнению Шастуна) и простой путь, заканчивал не только ментальное, но и физическое своё существование, наконец обретая покой, а ему нужно, очень нужно дальше бороться, ломать себя, перешагивать через слабость и выдавливать остатки жизненной энергии ради неё... Мамы. Он не может оставить её одну, её это сломает, она не справится с ещё одной потерей. — Ничего мне не нужно, это подарок, — Попов всё же принял кусочек шоколада, что так упорно ему протягивал Шастун. — Я не ваша девушка. — Чего? — Попов недоумённо выгнул бровь, прожигая взглядом оппонента. — Ну а чего вы мне просто так подарки таскаете, шоколадки дарите, чё тогда без цветов и какого-нибудь плюшевого урода приехали? — Ну если тебе так принципиально, то пусть это будет подарок на день рождения. — Спасибо, но я не заметил, когда мы стали пиздатыми друзьями, чтобы подарки на день рождения дарить друг другу. — А хочешь станем? — Попов уже не знал, личный ли это интерес или же его заботит только прошлое отца, в котором он всё же пытается найти правду.       Антон тяжело вздохнул, прикрывая глаза: — Мне Димки через глаза хватает, а вы достаточно сомнительная персона, напомню, что не так давно кто-то обещал застеплерить мне губы. — Я? Не помню такого, — наигранно удивился брюнет, замечая, как Антон недовольно закатывает глаза, тяжко вздыхая, — ладно, извини, я погорячился. — Вы уже извинялись, — фыркнул Антон, — а ещё мне кажется, что вы не только попросить прощение приехали, выкладывайте, что вам ещё от меня нужно.       Какой проницательный. — Я хотел спросить про фото...       Шастун тут же весь сжался, то ли от некомфортного вопроса, то ли оттого, что хотелось влепить по моське напротив, всё же нужно поработать с агрессией. Звонко ударяя чашкой о стол, от чего Попов слегка вздрогнул, шатен скрестил руки на груди, прожигая взглядом собеседника. — Мне кажется, вам пора, — изумрудные глаза тут же потемнели, принимая болотный цвет, пожирая свет лампы, — выход вы знаете где, до свидания, — парень насколько смог, быстро поднялся, уходя в свою комнату, морщась от боли в колене, что распространялась по всей ноге от малейшего неверного движения, но сейчас было всё равно, в груди жгло больнее.

***

      После того, как нога перестала беспокоить тянущей болью, иногда всё же отдавая некомфортными ощущениями во время ходьбы, Антон вернулся к учёбе, всё также продолжая бесить преподавателей. Мрачной тучей, как в самый дождливый день в Питере, ходил по коридорам, один раз даже сходил в кино с Димкой, Катей и Ирой, которая под уговорами подруги всё же согласилась потерпеть постную рожу Шастуна, она сдалась, не хотела больше таскаться за ним, это бессмысленно, ведь если даже у них что-то получится, то навряд ли Шастун резко поменяется и станет участливым, заботливым и нежным, а строить отношения с человеком, который по эмоциональному диапазону был как камушек, это просто выжать себя до такого же состояния.       С Поповым Антон не вступал больше в конфликты и не пытался лишний раз задеть, а тот в свою очередь перестал вообще о чём-либо его просить, но не сказать, что вовсе перестал замечать парня, как минимум, потому что со дня на день дожидался хоть какой либо информации от Яны, что работала у отца в компании и давно дружила с Поповым младшим, конечно, копать под своего же босса было достаточно опрометчивым поступком, но Арс сделал всё, чтобы это осталось конфиденциальным и даже приставил девушке охрану, ему бы очень не хотелось, чтобы из-за его интереса и конфликта с отцом страдали невинные люди, даже если они сами согласились на это.       В среду Шастун не пришёл, Дима сидел на парах как на иголках, засыпая миллионом сообщений друга, а во время перерывов звонил, в ответ слушая только протяжные гудки, не более. Арсению, как куратору группы, пришлось всё же обратиться к Дмитрию, ведь до Шастуна он также не мог дозвониться, а причину отсутствия знать надо. — Дима! — остановив студента в коридоре, запыхавшийся Попов пытался восстановить дыхание, — что с Шастуном, почему он не отвечает на звонки, и на занятиях его нет? — Я не могу вам сказать, Арсений Сергеевич, — были видны внутренние метания парня, он хоть и понимал, что кучерявый ему кадык вырвет за то, что он рассказал, но сейчас было важнее, как чувствует себя его брат (Дима давно уже не считал Антона просто другом, они росли вместе, пережили дохера дерьма тоже вместе, участвовали в драках, ели, пили, курили всё это тоже вместе) — Послушай, у тебя ещё две пары и если с Антоном что-то случилось... В общем, у меня сегодня больше нет занятий, я могу съездить и проверить как он, только скажи, где он может быть.       Зачем Попову нужно знать как Антон и всё ли с ним в порядке, очень, конечно, интересно, но спрашивать это у самого преподавателя смысла нет, а у Антона и подавно, он сам расскажет, но только если на это будет веская причина, насколько бы они не были близки. Именно поэтому Позов прекрасно понимает, что спрашивать бесполезно, Шастун никогда не станет делиться, пока не случится конкретная задница, но и в этом случае он молчит, пока не увязнет по самые небалуй. — На крыше, — Дима тяжело вздохнул, опуская взгляд в пол. — Что!? — как бы это странно не звучало, но Попов надеялся, что парень просто так пропускает занятия, ну или нога опять разболелась. — В этот день он обычно уходит туда и сидит там до самой ночи, но я вам ничего не говорил. — На какой крыше, Дима!? — сам себя внутренне успокаивая, что ещё один источник информации может исчезнуть безвозвратно, а не потому, что вина за отца съедает его каждый день всё больше и больше, откусывая кусок спокойствия и безразличия к парню. — Общежития.       Арсений, уже уходя, медленно развернулся, всё же желая узнать, что же это за день такой особенный, что именно сегодня Шастун на крыше. — Я не могу вам сказать, если он посчитает нужным, сам расскажет, — почти прокричал Позов, вслед прорывающемуся через толпу студентов преподавателю.

***

      Ярко-малиновое небо с горящими пушистыми подушками облаков, нежно обволакивающими и старающимися затушить разбушевавшееся небесное пламя, мягко зажигало локоны на макушке парня, что сидел на краю крыши, беззаботно мотыляя ногами в потрёпанных кедах с развивающимся по ветру затоптанными шнурками. Горло обжигал какой-то дешёвый коньяк, стоящий рядом с картонной пачкой яблочного сока, из которой он так ни разу и не отпил. Воздух сегодня был какой-то плотный, заполненный, от него в лёгких горело также, как на небе от солнца и в горле от дешёвого пойла. — С днём рождения, пап, — отсалютовав в небо бутылкой, Антон жадно прильнул губами к горлышку, делая несколько больших глотков, слегка морщась, — я им отомщу, обещаю, — кристально чистая, соленая дорожка прозрачной полоской остается на бледной щеке, её не смахивают, она в какой-то степени отрезвляет, останавливает, служит барьером от последнего прыжка. — Ты так пытаешься быть к нему ближе, заползая повыше? — рядом с шатеном уселся Попов, внимательно рассматривающий горизонт, Антон его даже не заметил, видимо так был погружён в себя. — Дима? — проигнорировав вопрос, парень медленно повернулся к преподавателю, рассматривая сосредоточенный профиль, параллельно вытягивая из большого кармана чёрной толстовки пачку красного винстона. — Да... Ты на него ругайся, он просто очень за тебя переживал, а я этим воспользовался, вот и выпытал где ты, — тяжело вздохнув, брюнет бесцеремонно взял бутылку прямо из рук Шастуна, немного отпивая, вытаскивая из любезно протянутой пачки сигарету. — Зачем вам это, у вас своих забот мало? — пресно спросил шатен, на эмоции сил не было, да и не хотелось как-либо их проявлять, в коридорах Васанистириона послышался леденящий душу шёпот, от которого все внутренности выворачивались наизнанку. — Если честно, да, но дело не в этом... Ты книга, Антон, которую интересно читать, разгадывать шифр и вчитываться в сноски внизу страницы, открывать новые главы, ты не дешёвый роман и не криво написанная история, даже хороший детектив нервно курит в сторонке, — зажигая набитый табаком кончик, мужчина затянулся едким дымом, приятно щекочущим горло, возвращая юноше зажигалку.       Попов грустно хмыкнул прокручивая на пальце кольцо, он почему-то боялся поднять взгляд на студента, может быть боялся увидеть в молодом сильном парне слабость, которую он так усердно прятал всё это время, но спустя время, когда брюнет наконец присмотрелся, понял, что тот буквально сшит из частей, из своих слабостей, которые покрыл жёсткой коркой безразличия, не успевая латать пробоины, иногда давая волю чувствам и эмоциям. — Ну да, а дочитав, вы беззаботно поставите её на полку и оставите пылиться за новым томами, новой истории, — снова отпивая янтарной жидкости, парень немного поморщился, отставляя бутылку, тихонько звякая стеклянным дном о бетонное ограждение. — Не думаю, что мне хватит жизни, чтобы прочесть её хотя бы до середины, да и такую красивую обложку жалко прятать за слоями пыли, — Попов нервно хмыкнул, выпуская бледно-белый дым сквозь приоткрытые губы. — Откуда вы знаете, может за всей этой напускной загадочностью и, как вы выразились, красивой обложкой лишь пустота, просто белые блёклые листы? — иногда в пустых страницах больше смысла, чем в переполненной огромными главами целой книге —подумал Шастун, нервно поправляя чёлку, спавшую на глаза, неприятно задевающую ресницы. — Не думаю, эта книга кажется мне заполненной с первой до последней страницы, — а читать Попов любит, узнавать что-то новое, наполнять голову полезной информацией, день без прочитанной книги кажется безвозвратно запущенным процессом деградации, хотя после его работы что-то читать и впитывать хочется примерно на уровне, либо я сейчас же лягу спать, либо умру, но в этом случае он лучше умрёт, чем забросит эту книгу, хорошую такую, с твёрдой обложкой и новыми, вкусно пахнущими листами, почему ещё никто не придумал парфюм с запахом книжных страниц, он бы поливался с ног до головы уж точно.       Антон нервно хмыкнул, устремляя взор в небо. — Кажется, — почти прошептал шатен, прикрывая глаза, буквально чувствуя, как мягкий свет горящего заката ласкает ресницы.       Минут пять проходит в гробовой тишине, если не считать фонового шума города, но он был таким отдалённым, пустым, что наполненная мыслями голова даже не воспринимала его за мешающий шум. Так бы он просидел всю жизнь, с полупустой бутылкой коньяка, пачкой сока и пылающим, как швы на битом сердце, от лучей солнца городе. — Может ты всё-таки расскажешь почему умер твой отец? — попытка не пытка, его, конечно, сейчас могут скинуть с пятого этажа общежития за надоедливый вопрос, на который явно не хотят отвечать. — Не знаю, — выдохнул парень, немного поморщившись. — Антон, ну я серьёзно никому не ска... — как в детском саду Арсений выпрашивает у кого-то секретик, смотря глазами бусинками, уверяя, что никому никогда не расскажет. — Никто не знает, по официальной версии — самоубийство, но мы то с матерью не идиоты, прекрасно понимаем, не может человек, у которого семья, процветающий бизнес, прийти домой и перерезать себе вены, — зачем он ему это рассказал — не знает, может это коньяк так развязал ему язык, а может он устал молчать, Диме же не будешь двадцать четыре часа в сутки промывать мозг своими загонами, он психологом не нанимался, хоть и говорит, что всегда готов выслушать и что-то посоветовать, но Шастун уверен, друг свихнётся уже на десятой минуте разговора, а Попова вроде не так жалко, тем более, он сам напросился. — Может на работе какие-то проблемы, или вам с мамой угрожали и "тактично" попросили его испариться из бизнес мира, ведь ваша компания занимала ведущие позиции, а вы с мамой не смогли бы продолжить дело с таким же напором. — Слишком дохрена может, я поэтому хочу разобраться в этом и... —на полсекунды парень подвис, останавливая взор на заинтересованном лице Попова, понимая, что слишком много доверил фактически первому встречному, он и себе не всегда доверяет, только Димке и Макару, но с Ильёй вообще другая история, а тут какой-то дядька появился и решил, что ему дохуя положено знать, просто потому что интересно. — И...? — осторожно поинтересовался Попов, дабы не спугнуть, наконец, разговорившегося Шастуна. — И не важно, и так слишком много вам рассказал, — отбирая у Арса бутылку с дешёвым пойлом, к которому он, как комар к бархатной коже, присосался. — Почему решил хоть что-то рассказать? — стараясь заглянуть в чужие глаза и найти там всю правду, но они давно старательно замылены плёнкой не пропускающей чувств. — Да потому что вы ко мне прицепись, только чтобы это узнать, не знаю на кой хер, но может вы спать спокойнее будете, если я вам расскажу, — растущее внутри раздражение неприятно щекотало нервы. — А ты за мой сон переживаешь? — Арсений сам недовольно рыкнул на свой вопрос. — За свой. — Что? — За свой переживаю, вы же даже ночью ко мне припёрлись, под предлогом того, чтобы узнать как моя нога, лишь бы выцыганить из меня эту информацию, а так в покое меня оставите, и делать вид, что вам есть какое-то до меня дело не нужно будет. — Вообще-то я тогда, действительно, приехал, чтобы узнать про твоё самочувствие, слишком ты плохого мнения о людях, Антош, — слегка улыбнувшись, брюнет похлопал Шастуна по плечу, резво становясь на ноги, уходя с крыши, ему надо побыть одному, не зря же он ото всех спрятался на грязной крыше среди ветра и приторного запаха заката.

***

— Здравствуй, — Арсений приветливо улыбнулся девушке, севшей напротив него. — Привет, — Яна миленько улыбнулась, принимаясь копошиться в сумке. — Я тебе кофе заказал, ты же непротив? — в этой маленькой уютной кофейне Арсений восседал часами, когда пребывание в своей квартире становилось совсем невыносимым, голые серые стены, не смотря на площадь комнат, давили, сжимали, выдавливали остатки сил, холодный свет ламп по-настоящему ощущался холодом на коже, она словно покрывалась инием, потихоньку синея и уменьшая чувствительность, заставляя некоторые участки кожи неметь и отмирать, прочитанные книги отдавали пылью и воспоминаниями, захлопнутые и оставленные одиноко стоять на полках вместе с пережитыми эмоциями. Там было невозможно, квартира полностью его поглощала, отрывая кусочек за кусочком, а здесь, в этой самой кофейне, в которой так мало квадратных метров и так много уюта, хотелось жить, и не только физически. Запах кофе напоминал утреннюю семейную атмосферу, когда они своей большой семьёй собирались в большой столовой за завтраком, бежевые стены кофейни с чёрно-белыми рисунками не отдавали такой пустотой, они скорее отдавали частичку тепла, а большие люстры мягко рассеивали тёплый свет, отражающийся от стен, согревая и, наконец, возвращая чувствительность, жаль ненадолго. — Конечно не против, вот, держи, — девушка протянула маленькую чёрную флешку Попову, который тут же спрятал её в рабочий кожаный портфельчик, — боюсь тебе не понравится то, что там увидишь, — проговорила девушка, отпивая немного кофе, пачкая ярко-красной помадой бортик кипельно-белой чашки. — Я и так не в восторге от того, что сейчас знаю, так что ожидать, что там будет что-то, что опровергнет все мои переживания и догадки будет опрометчиво, — брюнет слегка нахмурился, собирая между бровей небольшую морщинку, — ты же смотрела эти документы, насколько там всё плохо? — несмотря на то, что к отцу он относился мягко говоря плохо, внутри всё же теплилась надежда, что тот непричастен, ну или хотя бы, что вины его в произошедшем особо нет, ведь он любил его, хотя давно пытается заглушить в себе это чувство, корил себя за то, что не может просто забыть про него, вычеркнуть из своей жизни, слишком много боли ему причинили, такое нельзя прощать, даже собственному отцу. — Ну я бы не сказала, кстати, я нарыла не только про его незаконную деятельность за пределами компании, там и несколько внутренних незаконных махинаций, но они... — Яна немного задумалась, видимо подбирая правильные слова, — я бы сказала стандартные для компании такого уровня, твой отец относительно честно ведёт дела. — Относительно, — усмехнулся мужчина, — ну хоть что-то радует, — на столе тут же завибрировал телефон, оповещая о входящем звонке, брюнетка тут же подняла трубку, односложно отвечая «да, хорошо, сейчас буду» тут же принимаясь сгребать в сумочку какие-то документы и телефон. — Ты прости, мне бежать нужно, если что-то ещё найду — позвоню. — Хорошо, давай я тебя провожу, мне всё равно уже пора, не терпится посмотреть, что ты там нашла. — Ну хорошо, давай, — не сдержав улыбки, пролепетала брюнетка.       Лёгкий осенний морозец украдкой пробежал по коже, немного освежая после тёплого помещения, Арсений слегка поёжился, запуская руки в карманы пальто. Ночное небо искрило звёздами, а улочка совсем опустевшая, безлюдная, приятно молчала, разгружая, после насыщенного дня. "На сегодня приключений достаточно" - подумал мужчина, разворачиваясь к Яне, чтобы предложить подвезти, но не успел...       Глухой выстрел... Горячая алая кровь, последний вздох и бездонная, холодная темнота...