Наблюдатель

Он — наблюдатель. С самого начала он был им и до конца жизни он будет им. Этот пост никуда не денется после него. Вероятно, его место просто займёт кто-то другой. Кто-то, кто тоже будет наблюдателем до конца жизни. И так цикл за циклом. Жизнь жестока. Это Сёма понял ещё в далёком детстве. Вот только почему-то никто не сказал, что «взрослая» жизнь ещё жёстче. Повзрослев, он понял, взрослых не существует. Те самые взрослые, которыми он восхищался будучи ребёнком, такие же дети, как и он, только маскируются куда лучше. Наблюдатель — тот, кто всегда остаётся в стороне. Он не может вмешиваться, не может влиять, не может подсказать. Только наблюдать. Это больно. Просто смотреть. Это тяжело. Ничего не делать. Это невозможно. Оставаться в стороне. Только наблюдать.

___

В ушах стоял непонятный звон, который нарастал с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Правую ногу где-то на периферии сознания неприятно покалывало. Рёбра болели на каждом вдохе. Дима орал ему что-то прямо в лицо. Что конкретно это было, Сёма не знал, всему виной проклятый звон, стоящий в ушах. Однако догадаться было не сложно. Сделав пару шагов назад, он тяжело опёрся на стену и прикрыл резко ставшие килограммовыми веки. Всего на пару секунд. Такая короткая передышка. И такие важные пару секунд для кого-то. —…аст! — Джаст, блять! Сёма поморщился от громкого звука и открыл глаза. Слышать что-то кроме звона было некомфортно. Словно он уже сроднился с ним. За какие-то жалкие десятки секунд. Всего в метре перед ним на полу лежал Лёша в слишком неестественном виде для человека. Над ним склонился Дима, безуспешно пытающий зажать рану на груди. Сёма не врач, но насмотрелся за эти пару лет всякого, чтобы точно сказать — парень не жилец. Всего пару минут и его сердце навсегда остановится. Да даже если бы и можно было ему помочь, он просто не мог. От одной из ног не осталось буквально ничего, лишь культя, оканчивающаяся где-то чуть ниже колена, из которой на пол большими потоками лилась кровь. Вторая же нога была изрешечена осколками. Грудь пробита несколькими пулевыми отверстиями, часть из которых попала аккурат между пластинами лёгкого бронежилета. Из позиции, с которой наблюдал Сёма, точно можно было сказать, что одна из пуль прошла в близкой опасности от сердца, возможно затронув рядом находящиеся сосуды, а может, и застряла в самом сердце. Ещё несколько пробили лёгкие, о чём так же свидетельствовали редкие булькающие хрипы, выходящие из груди. — Да помоги же ты! — крикнул Дима, безуспешно пытаясь остановить кровотечения из открытых ран на груди гемостатическими губками. Получалось у него в целом неплохо, но в конечном итоге это не поможет, — Он умрёт, если ничего не делать! Он итак умрёт. Подумало в нём что-то прагматичное. Чувственное же не могло заставить себя сдвинуться с места. Сёма посмотрел на свои дрожащие руки. Кровь на них уже практически свернулась, поэтому пальцы совсем слегка слипались между собой. Он всего лишь наблюдатель. — Я не могу… — осипшим то ли от бессилия, то ли от громкого крика ранее проговорил Сёма, снова прикрывая глаза.

*бип*

[получено первое предупреждение]

— Ты предатель! И от этого крика почему-то сердце разрывало на части по хуже ракетного удара. Сёма до боли прикусил губу. Он не должен вмешиваться… Он не должен… Он не… Он… Он тварь. Сволочь. …предатель. Сёма резко выдохнул, раскрыл глаза и сорвался с места, снова осматривая раненого. На глаза тут же попался жгут, наложенный на ногу ранее Димой. Раны на груди больше не кровоточили. Он поочерёдно прощупал пульс на запястье и на шее. — Найди что-то плоское. Его надо забрать, — скомандовал Сёма.

*бип*

[получено второе предупреждение]

___

Жизнь — жестока. Вот только почему-то все про это решили умолчать. Они похоронили Лёшу на следующий день. Сёме было понятно всё с самого начала, но было всё равно больно отрывать от себя целый кусок. Дима понял это уже на подходе к базе. Наблюдать за ним было тяжело. Наблюдать за человеком, нёсшим на себе лучшего друга и осознавшим, что этого самого друга больше с ним нет, нелёгкое занятие. Они не произнесли не слова. Сёма просто не знал, что сказать. Дима же вовсе не хотел с ним разговаривать. Он посмотрел вниз, на свои руки, лежащие на коленях. Пальцы мелко подрагивали, покрытые липкой кровью, выступившей из мелких порезах, которые расположились на всей поверхности ладоней. Это не больно. Нет, совсем нет. Но сердце болит. Если бы он только был чуть решительнее. Возможно, Лёша был бы жив. — Джаст, что ты- Голос Димы раздался совсем рядом, и Сёма будто бы пришёл в себя. Осознал, что натворил. Попытка спрятать руки от чужого взгляда была провалена сразу же, потому что Дима тут же подлетел к нему, хватая руки. Сёма поморщился. — Больно? — обеспокоенно спросил Дима, — Прости. Сём, ну ты чего? Из-за меня что ли? Прости, родной, я не специально же. Просто… просто тяжело было смотреть на Лёшу такого. Я уже тогда понял, что всё. Что не выживет он, а, если и выживет, то останется инвалидом на всю жизнь. И я просто не мог. Не мог оставить его таким. А ещё ты… Стоишь там и смотришь, как будто бы вселенная схлопнулась. Речь Димы сбивчивая, в некоторых местах даже непонятная, но Сёма упорно пытался следить за повествованием. Руки Димы горячие, почти обжигающие. Его шёпот успокаивающими волнами ложился прямо в уши. Сёме хотелось плакать. Хотя он даже не помнил, когда в последний раз плакал. И плакал ли. Закончив говорить и поняв, что на его слова Сёма практически не обращал внимание, Дима наклонился, сжимая руки крепче, и оставил мягкий поцелуй на сначала на лбу, после на обеих щеках и на кончике носа. — Прости, — тихо проронил Сёма, крепче ухватываясь за парня. — За что? — За то что стоял и ничего не делал… Я просто не мог. Браслет предупреждающе завибрировал. — Всё в порядке, родной. Он бы всё равно не выжил. — Нет, — Сёма покачал головой, — Нет, ты не понимаешь. — Не понимаю чего? — осторожно спросил Дима и наконец-то поднялся с колен, отпустив одну из рук. Сёма, словно потерявши опору, рефлекторно попытался схватиться за эту руку, но поняв, что Дима никуда от него уходить не собирается, опустил её на колени. — Ты знаешь, кто такие наблюдатели? — Да. — Я один из них. В эту секунду мир будто бы замер. Сёма ожидал чего угодно: криков, оскорблений, избиения, но уж точно него того, что Дима прижмет его ближе к себе и успокаивающе прошепчет: — Всё хорошо, родной.

[получено третье предупреждение]

Глубокий вдох, просто, чтобы подавить рвущийся наружу крик. Он не скажет. Они просидели так какое-то время, пока рука Димы на его спине внезапно не остановилась. Он осторожно отодвинулся и приподнял голову Сёмы за подбородок, чтобы их глаза были друг напротив друга. — Насколько я знаю, — тихо начал говорить Дима, — наблюдателям нельзя говорить о том, кто они есть. Это карается наказанием. Сёма улыбнулся. — Если бы это так и было, стал бы я тебе говорить? Дима приподнял брови. — Успокойся, — попытался его заверить Сёма, а у самого в горле ком стоял, — Есть лазейка. — Я тебе так уж и быть поверю. Пойдём, обработаем твои руки.

___

Лазейки не было. Однако Сёма об этом никому и никогда не скажет. Как и не скажет то, что не спал всю ночь, наслаждаясь теплом рядом лежащего человека. А на рассвете его уже не будет. Или будет. Но ему будет всё равно. Он — наблюдатель. Его цель — У него была цель? Наблюдатель? Он вообще существует?