Psychopathy Human Matrix

Без стазиса, криогенного сна и прочих способов вызвать безвредную кому, обыденных в новые века, можно обойтись прекрасно. Вот только, как обычно и нелепо, невозможное становится достижимым только на словах тех, кто вещает об этом без зазрения совести. Под силу любое, что точно вызовет панику и дискомфорт у подавляющего большинства вне зависимости от любых предпочтений… разве что избранным. Как ни было странно и очевидно, но так оно и есть, если называть ими ещё и тех, кто просто лучше подготовлен и умеет приспосабливаться, поощряя сарафанное вещание о себе по всем средствам связи. Не прилагая усилий для собственного пиара, все будут знать о нём… это ли не успех известности? Бог, создатель вселенных, смог себе позволить это с самого начала молвы о нём, почему его творения не могут и не должны достигать известности без навязываемой рекламы, кому интересна и близка история о нём, его зарождение и существование. Но да будет не упущен факт, что отбор по способностям — ещё и тот случай, когда нисколько им не завидуешь. А наоборот, можно, например, испытывать облегчение от отсутствия предрасположенности к вранью на ходу и обману, ловко обращающемуся в сладкую правду, которую захочется слушать и снимать ею. Неважно, скучен ли тот, кто не умеет и не пытается в правдивую ложь хотя бы потому, что это не ставится за определенную существенную цель в жизни. Прежде всего «избранные» не генетически, в том числе вроде отметинки целенаправленно или по случайности, где такие субъекты и представить не могли свою значимость, что была у них с рождения. Но по возможностям, оттого имеющие хоть какой-то вес уважения, специально обучены выдерживать практически любое дерьмо, частенько вовсе неподвластное любому гражданину. И для них отбыть один месяц в пассажирском шатле бодрыми духом и полными планов, естественно не без обычного сна, совсем ничего не стоило! Что и говорить о более высоких сроках перелёта при полной готовности и держа в уме цель назначения, тогда как гражданские вечно будут ныть, хотеть в туалет, хотеть смотреть фильмы и прочее, постоянно отслеживать время и спрашивать тех, кто рядом либо самих себя, когда закончится вся эта обычная жизнь — а ведь ещё и полудня не пройдёт к тому времени. Жаловаться и быть недовольным всё-таки не грех, но если часто по пустякам и с целью выбить личную выгоду — лучше связать судьбу кольцами с другим, встречаться с другим, и, проще говоря, расстаться. Избранным не чуждо простое и родное для тех, кто под ними сейчас, кои когда-то были и среди — но всегда есть дела поважнее кого-то, кто рангом ниже их. И всё же можно будет видеть в них себя только при выдержке психо-контроля, тогда как зависть тем, кто выше — опять же личное дело тех, кто придаёт этому значение, что не должно касаться поднявшихся. «Благословение её мне даром не нужно, оно не помешало бы в момент его актуальности, нет? Пиздец… ну явно не от неё — той, кто всегда жил, как хотел… мог жить так, и брал, что желал. Никогда она не различала берегов, где чужое и кого лучше не трогать… тебе всегда было хорошо в изгнании, что ли, мама? Нет, ни хрена ей не дам из своего сейфа, не для того кучу раз избегала отсидок и шла навстречу следствиям, пока не внесли в двойные агенты». Она не знает, что вообще забыла за границей нелегальных галактических скоплений, в то же время отговаривая себя относиться к ответственности с давно обретённым её бонусом легкомысленно, когда нередко успокаивала себя убеждённостью о нагло лезущей в разум беспочвенной паранойе. Ведь кто угодно зашедший за грань одной вселенной в другую, которой может и не быть в обозначениях местоположения — завсегдатай или приезжий — в любом случае будет участвовать в рулетке одной жизни на миллион смертей. Она имеет представление, но всё же не догадывается, что её ожидает из-за обуявшей восприятие покорности как смогом, от которой отречься невозможно, если в начале и был шанс. Ведь это оно… то самое, из построенного на взаимности уважительного подчинения в детстве и связующего доверия на определявших путь первых делах. Не представляет, как будет выпутываться из сетей, в которые может влипнуть, даже не заметив их… Отлично знакомых, построенных на чувствах никак не сходящих уз, от которых было достаточно попыток отречения, оттого самых болезненных. С ужасом понимая в минуты скорого прибытия, что не может разбираться в простейших вещах вроде осознанности — действительно ли повелась на убедившую её просьбу или обдуманно согласилась выполнить предложенное поручение, которое приняла бы только от того, кто ей дорог? «Смотрю я, как звёзды схлёстываются и падают… О, это чувство не прошло, сколько ни подставляй или кради… никуда оно не делось, но зачем остаётся со мной? Как так вышло с его великодушием, что он даже отчитывать не станет, как нежную девчонку, впервые пробующую… эти таблетки, даже не дым. Хоть это и на спор — отругал бы всё равно». Вот-вот заказной пассажирский звездолёт, на который удалось выйти через несколько знаковых и опросных шифров, а после проверку на ложь через видеозапись, пройдёт мимо планет. Вдребезги столкнувшихся сверху и замерших в невесомости в буквальном смысле — они без пристального осмотра выглядели по-настоящему застывшими, что это касалось и их обломков… средних, когда про мелкие невозможно сказать с уверенностью. Голосовое заверение в живом исполнении, судя по всему, одного стюарда шатла, ещё и на автоматике, неживого, мало успокаивало, ведь с момента прибытия для неё лично может состояться начало конца, как бы она ни хотела думать иначе… противоположно пессимистичности. А в её голове продолжали бороться решающие мнения, между поиском пользы лично для себя и желанием послать эту затею, мигом свалив отсюда как можно быстрее, ничего не выясняя на свою голову. В лучшую жизнь, которую она обрела… первые полугода думая, что не заслужила благ, что у неё есть и от чего она улетела, будто не ценя. В жизнь, в которой хорошо устроилась и ни за что не растеряет её, как бусы с верёвки. Ставшую обыденностью без искры «тёмного» адреналина, зато безопасную и дающую гарантию прожить сколько захочется ради себя и тех близких, кому может доверить всё. Она смотрела и глядела своими большими глазами, зная разницу в этих словах, будто ища за огромным панорамным окном корабля ценную вещь пытливее с каждым взглядом, не сбавляя оборотов в поисках.Что примечательно, практически за весь путь, когда так делала, не представляла среди космоса с разбавляющими его черноту движущимися густыми клубами облучения всех, кем дорожит. И не допустит ничего, что вызовет расставание — по её инициативе или глупости. Вплоть до смерти или предательства, благо второе вроде как и не грозит вовсе, ведь она сейчас не на задании, и давненько на неё не возлагалось обязательство, без коего было невозможно представить жизнь, даже если хотелось всерьёз порвать с этим. Но занесло её в запретную зону запретных зон по делам семейным — таким, что она лично для себя желает всем не оказаться в обстоятельствах, от которых по факту сбежала. И всегда была вольна отказываться от родной связи, достаточно отрастив стержень… но не теперь, когда личный интерес подталкивает не «соскочить с крючка», способного дать ответы на многие вопросы. Вот бы не думать о за и против, об одной мысли в разных плоскостях, а заниматься собой и добытым кровью уютом, чего проще. Ведь то может сделать так, что лучше не представлять насколько, хотя… иначе необходимых ответов не будет получено. — Ну и зачем, блядь, мне нужно её видеть снова. Нахуя мне сдалась она-а-а… именно она. Эй, попутчик, как тебя… с которым знакома типа пару минут, а уже как друзья с детства, чего я вообще делаю и добиваюсь, а? Хотя прошу слишком многого от незнакомца, понимаю. Что заставило её подойти во время тирады, по которой никто не проконсультирует как поступить, кроме неё самой, к собеседнику и, закончив, положить тёмную и чуть дымную хрупкую ладонь ему на плечо — отдельный разговор. Другое дело — что её осенило, ведь она взяла и зануждалась перетереть с кем-нибудь по решению её непростой задачи по воссоединению матери с дочерью, о котором она лишь раз за всю жизнь просила лично от себя. Тот, видимо, был в полусне, но она вдруг ощутила, что он раньше хотел завести с ней болтовню… но из-за её обоснованных метаний нужного момента не предоставлялось. — А… ты что такое говоришь, Мисти, да мы ж сколько времени ходили в разные каюты спать, дрочить и читать гротескные глянцы, алло! Ну да, не особо общались, но виделись… или это не имеет значения, пока не говорили друг другу ни слова. Ебать, отвечаем сами себе на тупые непонятки, весело же? В целом, с ним, судя по всему, похожим на переросшего нага в его грубой мышечной форме и с обуглившейся кожей, тогда как чёрные остроконечные шипы от шеи до темени, где ей удалось разглядеть эти копья, они хорошо общались про строение сейфов. Не только биометрических, кои даже в прочих планетах работают по одинаковому принципу, но и водно-защитных, а также исполненных на одном густом сером дыму с электро-разрядными свойствами. Она же стремилась на всякой основе находить привлекательным больше общение, нежели собеседника по одной простой причине — обрести союзника, поддерживая связь на случай нужных знаний, в которых и она, как киллер и взломщик, может быть не сильна. Эта причина более убедительна для цели знакомства, чем верность семейному положению… ну и на том спасибо, что кровь продолжала бурлить, а сердце гореть. Давно не в области любовной страсти к одноразовым секс-партнёрам, специально оставлявшим напоминание о себе в виде спермы вовнутрь… благо, возможность стоять и отвечать за себя никуда не делась, лишь поменялись приоритеты в правильную сторону. — Вот сейчас с тобой разговариваю, не соскакивай… так почему, ответь мне если сможешь. — Почему, ниндзя-убийца, ты так считаешь, будто делаешь то, что не должна и не хочешь? Могу отмазаться от ответа, который ждёшь, что моё мнение закончится на невозможных к предусмотрению тысячах исходов, и на этом закончим навсегда, как только ты сойдёшь отсюда. Но ты и так о таком знаешь… даже по непроизвольному духу от тебя, с дымовым эффектом от всех контуров твоего тела, если точнее, я понял, что ты давно попробовала жизнь так, что в состоянии управлять ей будто веревками или укрощающими предметами. Теперь же она поймала себя на том, что всё время что-то смотрит, вернее постоянно куда-то всматривается, ухитряясь делать это не столь заметно и раздражающе. Обратив внимание на несколько манящие глаза змея-проводника, который и ради одного, так сказать, существа, выйдёт в смену на пару с остальным эконом-экипажем без фривольностей по-королевски или даже обычных, она предположила, что он может знать больше, чем нужно. Но даже если это так, то убедила себя, что спишет это на обязанности безопасности — и в итоге выдохнет глубоко, как только её довезут до пункта Б и тут же не повяжут в силки на допрос. Её работа и её личность известны многим, отчего приходилось кочевать и действовать новыми способами, но даже этому пришёл конец… В начало жизни свободного полёта всей её семьёй, а не вечному прозябанию в камерах, за решетку, ведь только говорят, что при пребывании в колонии время летит незаметно. А тут так-то, в двух словах, несуществующее место… в центрах перекрещивающихся вселенных можно найти и столкнуться со стольким, что принесёт эмоции и впечатления, но не даст гарантии о том, что можно уйти оттуда целым физически или психологически. С правильными ожиданиями может свезти куда больше, вот только чего ждать от встречи, которая напрашивается называться судьбоносной после стольких лет… да только было много боли, упрямства, маниакальности, отчего рождались амбиции, способные получить что угодно, не учитывая жертвы «противников». — Уверен в этом? Ты хотя бы не строй из себя всевидящего, внешкой не вышел. Мне кажется, когда кто-то говорит об уверенности в отношении других — не уверен в себе сам, но кому это интересно? Нет нужды промывать друг другу мозги, самостоятельно над собой у нас это получается лучше. Да, действительно, вот даже сейчас, без откровений, которые будут уже лишними, я сама себя сжираю, когда даже ещё ничего не произошло — прямо как когда водила за нос блюстителей закона впервые. Тут-то змей, на вид где-то между причудливым и заурядным, если часто приходилось видеть множество существ Вселенных и нередко иметь с ними тесные дела, хотел было заткнуться подольше десяти секунд. В целом, попутчица с судьбоносной миссией, где она лично надеется, что то будет касаться только её судьбы и ничей больше, не может быть не права в крайне очевидной, но по значимости важной вещи. О которой всё время имеют допускать наглость, упрямство и очень уж сомнительное незнание, что не принимают внимание то, что из себя представляет вторжение в личную жизнь с её радостями и проблемами. Но раз она сама возжелала поделиться с терзающей её лично дилеммой «собутыльнику» рядом, то всё… отпираться и указывать место логично лишь в случае допроса с пристрастием. Будто допрашивающий ведёт досье, чем на самом деле и будет заниматься уполномоченный властями — им этот неплохо поддерживающий общение тип не был, со своей кожаной курткой, чуть мешковатых брюках как из тех блошиных рынков с Земли, и с едва не ставшими глубокими порезами у жизненно важных органов ссадинами. — Так вот, значит… действительно, оттого, что мы в основном не знаем, кому могли бы довериться, эта херня и происходит. И если возможность быть под крылом безопасности и была бы, то тем больше бесстрашных и способных стоять не только за себя желали бы независимости. Вплоть до того, что захотели сами стать такой крышей для нуждающихся. Хотя о пиздец какой громадной ответственности мало кто грезит, и героями-альтруистами из всяких рассказов для умов пока мало что понимающих спиногрызов — единицы на триллиарды. Сколько ни летай в космосе, чтобы его край отыскать — скорее его найдёшь, чем досчитаешь таких по пальцам, да? Чего ты хмыкаешь-то… думаешь, сможешь? На миг, наконец-таки, до него снизошло озарение за долю секунды вместе с видимостью ослепления светом, что он и правда подался в примитивные плоскости, которые мало в чём дадут подсказки опытной женщине. Ну и что, что полностью недоумевающей от встречи с той, от которой могла сбежать и раньше, смирясь с отсутствием весточек и внимании к ней — не пропадёт и в экстренных ситуациях вроде переобувания из одной стороны в другую в том числе по воле заказчика. А то, что говорит этот не особо гибкий и изворотливый телом для своего вида, бывает известно со школьного периода от любезно предоставляющих информацию уроков жизни, проницательных и действительных. То есть, крупицы мудрости среди тонн ванильного пафоса вполне реально перевести во взрослую жизнь, подкидывающую сюрпризы. Среди коих есть потрясающий хамелеон — от предложения невозможно отказаться, но оно может принести несчастья и других разъедающих отрицательных эмоций на годы вперёд. — Они будут неизвестны тебе, и ты начнёшь затем пояснять, что какие они герои, если о них не знают, и всё в таком духе. Я не доказывать кому-то что-то пришла, а долететь… и покончить с тем, что мучило меня. — Долетим когда-то мы все, Мисти… в наш личный рай, ведь пока сейчас стоим на его мелких осколках. Но одно скажу — зря или нет ты прилетаешь к своей матери… действительно ли словишь деморализацию, судя о том, что ты рассказала… даже не буду затрагивать, есть ли у тебя ребёнок или нет. Если долго взвешивала пользу и вред того, что начнёшь делать — так-то, будь это помилование или суд, отступить от задуманного в последний момент будет самой тупой затеей. Клейма же и блокирования любого сотрудничества, а то есть отверженности никто не хочет. И вот, он отвернулся от стекольного окна отображения на нём космоса со всех ракурсов, дабы дать ей понять кивком, что экипаж вот-вот долетит, и скоро настанет пора собирать вещи. Даже почти повторил стойку спутницы, когда в то же время по его глазам можно было составить вывод, будто и раньше он виделся с ней — инопланетным киллером-ниндзя — вживую, не с вшивых статеек и собравших армию её поклонников форумов. Нужно лишь вспомнить, когда это было, но пока нет чёткой цели и причины для этого — полно других вещей вроде проигрыша в казино и тестирования взлома любого сейфа по очереди за отведённое время. Что ж, она поняла, что вот-вот сойдёт отсюда, и с мыслью, что никогда больше не станет терпеть месяц пребывания в сознании в одном месте без выхода из него. Хотя, памперсы будут выручать её в коме, пока менять будет… кто или что, и как часто? В общем, расслабленная стойка дамы по имени Мисти, когда она облокотилась о стену с окнами и скрестила руки на небольшие груди, несла за собой миниатюрное очарование. Сдерживающее ураган злобы, насмехательств и изящную форму садизма над «пойманными» по горячим чиновниками… а что ещё нужно для абсолютной и бескомпроммисной силы, кроме как удаление плевел с её скопищ урожайных огородов. Этому нагу, шипы которого будто протыкают его голову насквозь, оказалась симпатична такая поза беседы и расслабленности особенно с малиново-чёрными волосами спутницы, до плеч и с широкими глазами… Всё это столь обычное великолепие демонстрировалось ровно до момента, когда она опустила тонкие ручки, реально способные убить без оружия. И начала подходить ближе, где было написано на угловатом широком лице, что сейчас она точно выскажет всё, что о нём думает. — Такого хренового философа для молодой матери с богатым портфолио заказных убийств с их фотографиями самым крупным планом… ещё поискать, не обижайся. Пытаешься быть в моей шкуре через то, как бы поступил на моём месте. Блядь, лучше дай закурить, если тут вроде как можно… Чёрт его знает, форточка рабочая, и вдвоём только мы, да? Каков подвох, каков скрытый смысл и сомнительный контекст всего лишь логичной долгожданной встречи по инициативе «провинившейся»… если бы было так просто выложить все детали действующих лиц с их прошлым и будущим первому встречному. Который таки легко может сдать ту, которая мечтала о спокойной жизни и коей удалось её получить, за вознаграждение по поимке лица, обвиняемого в причастности к преступлениям в крупном размере, с чем «блудная дочь» ещё согласится без отпираний. Но к сепаратизму, вербовке в террористическое движение и геноциду с целью создания искусственных рабов из живых разумных существ, что доходило и до своенравных политиков, не только бесхребетных — ни за что. Не она доводила до этой срани в любой точке Вселенных легальные галактики, даже не подумала бы об этом… чёрт, неужели все эти порабощения, что творила её мать, можно было назвать одной фразой, что «ей всегда и всего было мало»?