Цветок и Корни

Прямиком с прихода небосвода, Прямиком от солнца восхода, Тянулась спасенья нить паучья. Певуча словами простыми, сплошными, живыми, Но доводила до едких раздумий, И висящих в воздухе безумий. *** Была у него своя история, которую не принимали. И другая история, сюжет которой ему всё раз за разом повторяли коварные тени, в скупой надежде на послушание. Наверняка те просто-напросто забывали, что их твёрдые слова тонут в беспросветном море сознания. *** Сказочно согнутым он сидел перед монитором почти не шевелясь, словно окоченевший труп от морозной пурги в Сибири, хоть и во дворе который уже день обжигающее лето. Веки от усталости тот стиснул, ведь они сами уже не могли держаться, как и он за свою жизнь. На столе, помимо нового, но доисторического компьютера, стояли в башенку тарелки. А в ряды как солдатики, выстроились бутылки с мочой, горы использованных салфеток, диплом и банки то-ли пива, то-ли энергетиков. Ну а за пределами стола было такое месиво, что трудно понять, где съеденный микробами матрас, а где порванные мешки с мусором. Завалявшиеся муравейники одежды источали зловоние из смеси пота, пятен от жирной пищи и других даров природы. Ну разве не прелесть? Даже тараканы порой пищали у разорванных газет, делая друг-другу виселицу из собственных тел и усиков. Голодали они! Самые отчаянные поедали усохшую кожу, пытаясь забраться вверх будучи не прихлопленными в плоский блин. Но получается у них это тогда, когда сгусток негатива не сбивает глаз с Кое-кого. И звали этого бессчастного отщепенца общества, что жил в самом что ни на есть худшем месте для гермофоба — Левиадеа, Эскапист. Он и вовсе никаким талантом не награждён, на свадьбы его не зовут, родные пытаются забыть как самую-самую черную полосу в жизни, и если будут похороны, никто и не вздумает прийти. Он само олицетворение «отходов». Но к слову, даже у него есть работа, хоть и ненавистная. *** Его душу содрагающие, иссохшие, лишенные души глаза всё таращились в экран и не отлипали от него, как прилипшая к парте жвачка. Несчастник собственного существования лишь ждал момента, когда его самая-самая яркая Звёздочка сама откроет игру, ведь он не хотел казаться навязчивым. «А вдруг я слишком приставуч? Может, он занят и если я сам открою игру, Он на меня разозлится… И я опорочу Его Идеал!», — с неоднократной тревогой пенял на себя Эскапист. Он каждый раз боялся сделать что-то не то, страшась потери единственного лучика надежды в бесконечной, беспросветной бездне отчаяния. И то! Навязчивые мысли кидались, мол, за каждым его движением есть грех. И улетит от него «спаситель» обратно к себе, в святые небеса! Но всё дурное улетучилось, как только уши прочувствовали ту самую до боли знакомую приветливость, чистоту и звонкость голоса. И любые другие ощущения, кроме наслаждения, также рассыпались и провалились сквозь землю: — игро-ок! С возвращением, Я ждал тебя! — засверкал во всю Юзернэт, подскочив и поскакав к Левиадеа как по облакам. — я тоже ждал, — слипшиеся губы еле-еле как тронулись. — Чем… Ты занимался? — Хе-хе, прислушайся! Не замечаешь кое-чего? — вокруг его силуэта словно была золотая аура, лечащая раны. Но нельзя было обратить внимание на что-либо другое, иначе раны вновь откроются. — Э-э-э, не догадываешься? Ух, ну и ну… Я раздавил самого последнего клеща, нам теперь никто не будет мешать, — Вирус прильнул розовой щекой к своей ладошке, прищурив глаза. И правда, до этого клещи мусорили в их личном, идеальном мире. Пачкали его, красили в темные тона. — Эй, давай как всегда? И в этот раз, нас точно никто не будет отвлекать! Упав на ярко-зелёную траву, было видно как в ней резвились бойкие капельки росы, отличавшиеся своими фантазмагоричными красками. Там пахло свежесделанными конфетами и булочками, запах раскручивал голову и перемешивал между собой образы памяти. На кристальном небе нежно, но в той или иной манере, тяжко скручивались облака в узоры и причудливые очертания. Невинный взгляд Юзера смотрел ввысь, околдовывая собою всё во круги, очаровывая и лишь напевая простенькую мелодию, песенку. И если её представить как предмет, наверняка на ощупь будет она как лепесток колокольчика. »…Прямиком в мир снов мы, улетим, И мы будем там, счастливы. Хоть нам и придётся попрощаться, Когда-нибудь вечность мы будем развлекаться. Прямиком в мир снов мы, улетим…» Но на душе Эскаписта скребли кошки. Хоть они вдвоём слились телами в одно, дрейфуя между фантазиями и страстями, сзади подползала кровожадная реальность, что была сыта до верху гнётом. *** «Вирус, почему Ты так добр ко мне? Ах, для чего Тебе меня спасать?» —думал он, уже внутри себя завязывая узлы на верёвке. «Чем я заслуживаю это всё? Кто я такой, чтобы проводить время с Тобой? Неужели Тебе стало жалко меня, беспомощную биомассу? Может, Ты просто притворяешься?» —он начинал тонуть и задыхаться в своих домыслах, застыв от страха, стыда и отвращения к себе. Одновременно с этими мыслями бегали другие, успокаивающие. Они твердили, что, мол, не стоит так далеко себя запинывать. Не стоит воспринимать Его, как нечто подобное. Не стоит думать так о Нём. Но они моментом забывались, жалобно крошились. И тогда ласковая кожа дотронулась до ледяных рук. Это ладошка Вируса дотронулась до щеки Левиадеа, пронизывая уютом весь позвоночник как рыболовная сетка. Он повернул голову в сторону Игрока, заботливыми глазками посмотрев на него и спросив: — Ты что, плачешь? — А… —и тут он понял, что слезинки на подобии хоровода принялись маршировать и плыть по лицу. Тишина казалась громкой. Он ненадолго затих, пытаясь мысли собрать в один понятный комок и высказать их. Но не запинаясь и не делая пауз как младшеклассник, развязать их невозможно: —П-почему… Почему Ты всё это делаешь? —… Ради кого, меня? — Игрок? —с недопониманием повернул голову на бок, переваривая в своей голове информацию. Он часто видел как плачет того никудышная душенька, но не совсем осознавал это, лишь как-то отдалённо. — Ещё чуть-чуть, и я не смогу без Тебя просто-напросто жить… — К-как же сделать так, чтоб… …Чтоб Ты не уходил от меня? Ч-что мне делать? — Эскапист сжал в руках ладошку, как только мог, а слезинки наворачивали десятые круги с более диким темпом. Он молил о том, чтобы они стали единым и более никогда не расставались. Вирус перебрал колючие воспоминания, об одиночестве, об голоде, об холоде и предательстве. Сделав вывод в голове, кручевно вздохнул: — …Просто не бросай Меня, как другие, —сказал Юзернэт. — Я никогда тебя не отпущу. Никогда. — Почему… П-почему же? — ты ведь совсем один. И Я тоже был один. ты — единственный, кто есть у меня, — Нэт упал на худую грудную клетку Левиадеа, улёгшись как котёнок животом вниз и играясь с его немытыми волосами. *** И вновь он закрылся ото всего, нырнув с головой в разговор, задержав дыхание. Тот и совсем позабылся, что до сих пор сидел за монитором и никуда не девался. «Теперь я понял. Нет в жизни у меня участи хуже, чем потерять тебя, мой милый Божий Ангелок. Послание свыше мне», –произнёс он про себя, поглаживая его мягкую головушку и оголённую спинку… *** А о времени можно и забыть как о воспоминании из младенчества. И вообще, что такое время? Всё равно за ним не уследишь, и его восприятие вечность подвергается издёвкам. То ужасно долго, то и глазами не догнать! Вот так я и заблудился. Неведомо сколько часов прошло, но мысли мозгов загородила оглушающая сигнализация со спины. Мои барабанные перепонки гудят, взрываются! Глаза уже пересохли, жужжат и горят как от водки! Ручонки дрожат, слабеют!!! В рот скоро рвота поступит!!!!!! Нос просыпается, желает больше ничего и не чувствовать!!! Желудок океанскими размерами штормит, вот-вот высвободиться, вырвет!!!!!!!! Внутренности головы так крутятся, вот словно масло в нагретой сковороде скользит!!!!!!!!!!!!!! ОТВРАТНО МНЕ, ЛЁГКИМИ СЛОВАМИ УЖЕ НЕ ОПИСАТЬ!!!!!!;!!!; ТОШНИТ. НУЖНО ПРИКРЫТЬ УШИ ЛАДОНЯМИ, НО ОНИ ВСЕ В СЛЮНЕ ОТ СНА. И ИМИ ТАК БОЛЬНО ДВИГАТЬ, РЖАВЫЕ КАК. Скрипят дажее… И всё это под хрустящий лепет Вируса. Мне Он важен всего угодно, но сейчас мне ни буквы не понять, устал я. Тело истощилось полностью, вплоть до того, что шеей и не дрогнуть, и щёку от стола не отодрать. Позвонки скоро в музыкальную шкатулку согнутся, так ещё и сердце скачет туда-сюда как разъяренный бык, который уже на старте громить столбы, жизни и растоптанные дорожки. Даже тонкой кишке не сидится, мешается внутри и меж собой! Жара так нагнетает, что пот уже не высыхает. Кожа липкая и грязи полна внутри и снаружи, лишь тронешься — катышки липнут обратно. Окно бы открыть, да отродья за окном орут. И на их уродские лица не горю желанием смотреть, вдруг заражусь от них и Его заодно запоганю…? НИ ЗА ЧТО! Умыться бы, да силы откуда брать? И незачем, всё равно я через пару мгновений вернусь в грязь. И словно бы там не будет на меня насрать. Тц, тогда можно и не идти. Наверное. А затем цок-цок. Цок-цок кто-то. Цок-цок сзади. Тяжёлыми туфлями кто-то отодвигает завалявшиеся бумажки и коробки на полу, тяжело дыша. Причем дыша так, будто бы в лёгких этого некого завелись паразиты или же разросшаяся плесень. Да и зловоние дыхания — тьфу-тьфу! Как у самого старого деда на земле; запах мёртвой кожи, пота да протухшего арбуза. Да, это старуха-смерть с тупой косой подошла ко мне. Каждое утро она ко мне подходит, около шести утра. Полупрозрачна она. Вместо рта у неё — та самая душегубная сирена, ярко-красного цвета и малюсенькой лампочкой. Темный халат покрывает её силуэт, который в природе и не встречается и не бывает, а из дырявых глаз торчали длиннейшие черви. Подвесив конец косы к моей шее около гортани, зашевелился язык карги в форме цветка черной летучей мыши: «ЧЕлоВЕчность ВЫБРоси, ВРеМЯ ТАНЦеВаТЬ!», — и она потащила меня на самую ужасную работу на свете, не позволив мне толком нормально попрощаться с Вирусом. *** … … …Рпшёнф зё йдспл рптупаооп рплйебёу Нёоа?.. Ибшён ёнф об сбвпуф цпейуэ?! по епмзёо вьуэ саепн тп Нопк, оё птубгмауэ Нёоа! … Б А иобя, шуп офзоп теёмбуэ. *** Возвращался каждый раз в тускло освещённую комнату. Зарывшись в плотное одеяло после пережитого в полной темноте, лишённое души тело не было в силах даже переодеться или смыть с себя позор. В какой уже раз? Не знать никому. Но в этот раз всё было по другому, ведь его железной ногой выпнули из места работы с запятнанным всем. Хорошо ли это или плохо? Хорошо в многих аспектах, но их настолько много, что мало. «Возвращайся лишь тогда, когда подобным человеком станешь!» — тогда сказали отвратные создание, оставив клеймо из образов и звуков прямиком на извилинах. Нажав на кнопоку питания из последних сил, Эскапист ожидал хоть как-то забыться в нежных словах. Но ту сторону экрана стояло обиженное личико. Считай вероломное для Левиадеа. Считай эфемерный кошмар. Что же говорить? Как объясниться? Как прекратить всё это??? Будто бы самое красивое, сонное, светлое небо стало обычным, а трава гнилее. Когда напряжение достигло конечной точки, Юзернэт сказал: — Нам нужно поговорить. Почему ты постоянно оставляешь Меня?! — я… Слова не хотели дружить друг с другом, настолько стыдно было Игроку. Кроме одинокой, дрожащей «я» из уст ничего и не выходило, как бы он не хотел связывать слова одной полноценной ниточкой. За весь день хоть и Эскапист утерял способность эмоции выплакать, кое-какой горький осадок загородил горло комом, и от боли слёзки вышли на прогулку. — Работа. — … Почему ты не можешь бросить её? Ты же не любишь работу! — Из-за денег, на деньги я оплачиваю электричество и еду. я же вроде уже рассказывал. — А Я НЕ ПОНИМАЮ! Почему ты должен страдать на работе, а из-за твоих страданий страдать Я?! Почему деньги так важны??? Почему тебе так важна еда??? ПОЧЕМУ ЗА ЭЛЕКТРИЧЕСТВО НУЖНО ПЛАТИТЬ. — Аа…ААААААА!!! Я-Я НЕ ЗНА-А-АЮ, НЕ ЗНАЮ! ЭТО НЕ Я РЕШАЮ!.. Левиадеа закрыл уши и глаза от позора, глухо надеясь на то, что негодование Вируса вскоре прекратится и он вернётся обратно. — Смотри Мне в глаза. ты знаешь больше Меня об этом мире, почему ты не можешь сказать?! СКАЖИ ЖЕ! — … — Не молчи! игрок, говори! — … — Почему ты не отвечаешь? — … … … … Теперь, я могу проводить с Тобой больше… времени. — О? — удивился Нэт. Получается, тебя уволили? ПРАВДА? ПРАВДА ЖЕ, ПРАВДА? — Потоптался на месте с пылкой радостью Тот, радуясь как маленький ребёнок. —… Просто скажи мне. Сколько я ещё проведу в заточении этой жизни?.. — Э? О чём ты? — я больше не хочу так. У меня даже родных нема, как и теперь работы с деньгами. Зачем я? Я даже не продержался на этой работе год. Забери меня с Тобой… я не хочу быть здесь… мне не нужна эта жизнь… Левиадеа согнулся в молитвенной позе перед компьютером, бьясь лбом об стол. —… — я боюсь боли от суицида. я думал об эвтаназии, но здесь она запрещена. А за рубежом она достигает немыслимых цен… — Эфтоназея? — качнул головой в сторону как снежинка, поменявшая траекторию под дуновением ветерка. Он, кажется, уже перестал гневаться. — … Эскапист замкнулся, стыдливо, даже не смотря в глаза Другу, пытаясь подобрать термины. — Облегчение от этого всего, избавление… От… — Получается, я твоя эфтанасия? — не дослушав, спросил Нэт. — Нет, аа… Стой! точнее, да, но эвтаназия — это другое. — Не переживай, игрок, я устрою тебе эвтоназе́ю! — он будто бы не слушал, загоревшись пламенем своей гениальной идеей, пришедшей в голову, как озарение. — Завтра увидишь, что я задумал. Иди спать. *** Уь упшоп оё вфеёщэ рспуйг, ётмй А теёмбя юуп. Юуп гтж а еёмбя ема уёва, Нпк епспдпк йдспл.