White R

      Когда игра заканчивается, король и пешка падают в одну и ту же коробку.

***

      Хайдигер замечает слежку, когда садится в такси. Одинокая мужская фигура в саду вроде прячется, а вроде и нет. Курит, стоя у беседки. Отличный обзор на центральные ворота.       Хайдигер садится, машина отъезжает от дома, выруливает на шоссе, и следом, через каких-то сто футов, из бокового проулка выныривает темный джип и пристраивается в хвосте.       Хайдигер наблюдает, полуобернувшись на заднем сиденье. Иногда между его такси и джипом пусто, иногда — две-три случайно затесавшиеся посередине попутки, но джип не отстает, и сути дела это не меняет.       Хайдигер достает комм. До арены ехать прилично, есть время расставить точки. — Так и знал, — говорит Рон. — Балбесы. Испугался? Выдохни. Это наши ребята. Я попросил кое-кого по дружбе… Понаблюдать. Не волнуйся. Не думай об этом, как о надзоре. Думай, как о надежной охране, с которой можно расслабиться и ничего не бояться… — Зачем? — Честно? — Рон перестает улыбаться — по голосу понятно. А Хайдигер и не начинал, шуточки его не пронимают, и заискивающее виляние не задабривает. Злость тихо и неугасимо бурлит в душе, словно он от Добермана заразился. — Честно. — Ты спятил, Йен.       Хайдигер думает, как возразить, но выходит — любое оправдание будет ложью. — Тебя отец попросил? — Он выказал опасения, и я его понял, — коротко говорит Рон. — Чтобы ты не наделал глупостей. — Например? — Решишь еще… — Рон запинается, словно боится произнести то, о чем думает. — Неважно. Скоро все закончится, и будешь гулять свободно. Тебе и сейчас никто не мешает. — Например — это какие глупости, — гнет Хайдигер. — Ты же продался. Посылаешь на смерть человека… — Он не человек, Йен! — яростно перебивает Рон. — Как бы их там ни называли. Можете играться словами, придуриваться. Ты — человек. Родился, потом рос, учился говорить и ходить. У тебя есть мать и отец. А он — гладиатор. Его придумали и вырастили в пробирке. Из искусственной синтезированной дряни сразу таким, как есть. В нем железа, чипов, имплантов больше, чем в моей машине. Я не могу смотреть, как ты… Ради этого…       Хайдигер гасит звонок и закрывает глаза. Шея болит, как будто в мясо под шейные позвонки всадили крюк — большой железный, для обезглавленных коровьих туш на скотобойне.       Понятливый Рон и практичный отец прекрасно дополнили друг друга. Такой крепкий и разумный союз, что тошно.       Стеклянные небоскребы сменяются одноэтажными пригородами. За городом такси разгоняется, не чувствуя гололедицы. Деревья, схваченные инеем в белый плен, выглядят хрустальными инсталляциями, как из сказки.       Середина зимы — начало сезона. Зрителям нравится. Обычно все легко и понятно: титаны против шашечников, перья против титанов, тяжи против перьев. Снайперы, разведчики, универсалы… Все расписано по кругу и иерархично. Все по правилам. Зима вносит щепотку хаоса. Обвесы теряют пластичность. Смазка механических сочленений титанов замерзает. Зимой несчастные случаи и неожиданные совпадения на арене случаются чаще. Дуэли на малой закрытой арене особенно популярны.       Гладиаторы ненавидят первые месяцы сезона. Доберман всегда болтается внизу турнирной таблицы, потому что старается не высовываться, а дуэли не вывозит.       Доберман…       Хайдигер закрывает глаза.       Доберман. Алекс…       Он уходил и возвращался на арену, как привязанный баран не может уйти окончательно от убитого в землю колышка, какой бы длины ни была веревка. Бесился, что распорядители отнимают сигареты, ненавидел большую часть сокомандников, презрительно звал главного распорядителя Стивена Райена крысой, подхватив за давно покойным Джаггернаутом. И все равно возвращался. Почему?..       Машина делает круг по пустой парковке, тормозит перед турникетами центрального входа. — Арена, — говорит таксист, словно Хайдигер слепой.       Мелкая снежная пыль, похожая на крошки школьного мела, забивается под дворники на лобовом стекле и не тает. Серое небо без единого облака — выцветшее, пустое. Будто, какие бы ангелы там ни сидели, последний покинул свое место и сдал консьержу ключи.       Дэниел выныривает из-под козырька навеса, машет рукой, но навстречу не торопится. Явно выскочил из теплого кабинета встречать хозяина в последний момент, едва набросив куртку на плечи и даже толком не застегнувшись, а по-простому запахнувшись внахлест. В ответ на молчаливый вопрос четко докладывает: — Все нормально. Его вернули. Из больницы вышел пять дней назад. Сейчас в боксах. Эксцессов не было. Остальные…       Хайдигер кривится, и Дэниэл замолкает. Остальные пока неинтересны. — Ещё. С нами связался представитель «SyntheticLife».       Днём арена кажется слепой — без светящихся огней и прожекторов, как кости без мяса. Череп с пустыми глазницам. Выглядит уродливо. Пахнет мертвечинкой. Громадные баннеры с гладиаторами пообтрепались за время штормов, подмокли по краям.       Где-то сбоку от шестого сектора на трибунах висит двадцатифутовый баннер Добермана, с колена целящегося из ручного дезинтегратора. Не потому что Доберман лучший, просто мрачный черный обвес и злобная морда на маске неплохо продают билеты. — Зачем? — Предлагают организовать встречу. Говорят, гладиатор третьего поколения Р-Zero «Доберман» — спорный актив. Предлагают закрыть вопрос до открытия сезона. — До открытия сезона неделя.       На трибунах на удивление многолюдно. Хайдигер проходит мимо касс через арку, поднимается на площадку перед галереей и трибунами. Сверху слышатся ленивые крики — осветители разбрелись по периметру чистят, проверяют гигантские софиты.       Группки бригад красят трибуны. Ещё одна бригада на бульдозере ровняет арену. Сбоку у барьера свалены горы щебня, бревен и бетонных блоков. Рабочие сливают цемент в глубокие ямы — скоро здесь встанет «расческа» — укрытие класса С и за следующий сезон кто-то из гладиаторов обязательно здесь умрет. — Хотят решить — назначьте. Через неделю. На арене.       Небо серое, бездонное. Холодное. — Правильно, — одобряет кто-то за спиной, — не вам же за ними бегать. Пусть сами…       Голос знакомый. И происходящее начинает напоминать театр абсурда. Главный распорядитель арены мистер Стивен Райен улыбается, будто не Йен Хайдигер плеснул ему кипятком в лицо. А мистер Хайдигер не бросается душить мистера Райена, как будто не он, Стивен Райен, самолично отдал дочь Хайдигера врагу. — Уделите мне пару минут наедине. — Вас ждёт в штаб-квартире поверенный, — вворачивает Дэниел. Даёт шанс сбежать.       «Вызови Майка и подготовь пресс релиз. Пусть адвокаты проработают последствия и сценарии. У тебя неделя», — сказал отец.       Через неделю он нанесет удар, и Доберману крышка. А черный джип паркуется недалеко, Хайдигер его прекрасно видит — на пустой стоянке не спрятаться. И мужчина на водительском кресле самый обычный: простой полицейский, который отныне дышит в спину двадцать четыре на семь и смотрит, чтобы Йен Хайдигер не натворил глупостей. А время не стоит на месте. Куда тут сбежишь? — Скажите Майку, пусть нальет себе чего-нибудь из бара и дождется меня.       Майк, Хайдигер уверен, залез в бар сразу же и без разрешения. Но его влечет приятное ощущение контроля.       Дэниел оглядывается трижды, пока уходит по длинной стеклянной галерее, опоясывающий южный сектор трибун. Слишком долго он трется рядом с гладиаторами — чувствует, когда слов не надо, чтобы сказать о ненависти. — Хотите, значит, поговорить? — Хочу, — спокойно соглашается Стивен Райен, — не удивляйтесь. Я уже не так молод, тратить время на прелюдии. Начинаешь медлить, ждать, подождёшь еще немного — и ты уже в гробу. А еще война… Учит говорить быстро и по существу, не разматывая сопли. Знаете, как вы сейчас выглядите?