White R

Одним и тем же мозгом мыслить и верить?

***

       В день квалификации я забываю про квалификацию. Факелу приходится меня будить, стягивать одеяло.       На разминочной площадке холодно и сыро. Во время пробежки, наматывая очередной круг, я поскальзываюсь на влажной грязи и едва не улетаю в кусты. Факел рычит в спину: «Соберись». На завтраке он почти не ест — нервничает.       Я спокоен с тех пор как слышу, что нас ждет захват чек поинтов с боевыми на «Частоколе». Один из самый приятных раскладов — высокий лес и плотный кустарник. На «Частоколе» ценятся юркие разведчики, тяжи способные отбиться от засады, «шашечники», живой цепью прочёсывающие посадку как пятерней. И почти бесполезны титаны. Мне не надо слушать Гатлинга, я уже знаю свой маршрут.       В боксах оживление: инструкторы пытаются в последний раз спасти нашу шкуру, напоминая у кого какие слабые места, кто какие допустил ошибки на тренировках. Свои «слабые места» я методично отмечаю шрамами вот уже восемь лет. Последний лег на внутреннюю часть бедра совсем недавно — зарубкой, что не стоит затягивать с переворотом в воздухе при обратном соскоке. В лишних напоминаниях нет необходимости.       После завтрака глаза закрываются. Пользуясь суматохой, я сбегаю от Факела с его завываниями про стратегию, убираюсь с дороги, заваливаюсь на чужую койку подальше от прохода, чтобы не путаться под ногами, и закрываю глаза. До выхода еще два с лишним часа, можно спокойно подремать. Но переборка открывается, заходит Йен в окружении Дэниела и «пятнашей», и все портит. Тыкается в меня злыми глазами и коротко командует: — Этого — «на панель». — Что? — Что? Мы с Дэниелом вскидываемся одновременно, но на меня похер. Дэниел более настойчив: — Квалификация, сэр… — Отменить. — Заявка утверждена, по регламенту… — От-ме-нить! — Все гладиаторы обязаны пройти квалификацию перед сезоном. Мистер Хайдигер, я не вижу препятствий…       На месте Дэниела, я б заткнулся. Но я — не Дэниел. — Какого хера, мистер Хайдигер?       Вот теперь все смотрят на меня. Гладиатор так разговаривающий с хозяином долго не живет. — Я могу выступать! — Ты — мясо, — рубит с плеча Йен, — мне в первый же день твои выкрутасы не нужны. Мистер Адамс, подготовьте…       Мясо? Мясо пойдет в конце квалификации. Старые, слабые, после тяжелых травм. Первый день — открытие — заявление команды о себе. В первый день только лучшие. Те, кто стоит дороже всех. Кто будет претендовать на верхушку рейтинга в сезоне. Кого не продадут, не выкинут, не сунут в мясорубку. Те, кто… Нужны. — Я готов к квалификации!       А «панель»… «Панель» — быть реквизитом и фоном для фотографий жующей потной толпы. Нет, на «панель» в первый день квалификации не отправляют того, кем дорожат. А Йен просил, сам просил — вернуться. Я не напрашивался. Я был в отключке. Но я могу поклясться, что слышал его. Я ошибся, или он меня обманул? Посмеялся? Отомстил? — Я — ваше лучшее «перо», мистер Хайдигер! Уберете меня — и спустите в сортир свои шансы! Я могу размотать «Мио» один, даже без ваших клоунов! — С дырой в брюхе. Конечно, — тихо роняет Йен. И на меня смотрит как на тупицу. Сверху вниз, как все «пиджаки». — Я могу драться!       Это уже не смешно. И нервы, сука, начинают взвинчиваться. И делать что-то надо срочно, потому что в любую минуту Йен или Дэниел могут сказать мне заткнуться. Чудо, что еще не сказали. — Доберман заявлен в связке с Факелом, сэр, — подает голос Дэниел, — без «пера» у титана не будет прикрытия. Да еще на «Частоколе». Если вы опасаетесь… Можно пересмотреть диспозицию, задвинуть их в угол, брешь закрыть тяжами… План Б…       Йен слушает, и на его лице выражение «ну-почему-с-тобой-так-сложно». С кем? Я не знаю. У меня сердце колотится. — Дайте инструкторам свой план Б.       Факел тихо выдыхает, а мне не до облегчения. Тяжелое ранение, а плюсом я недавно выключился в присутствии Йена. Тут и спорить нельзя. Мясо. Коэффициент у меня высокий. Был. А новый сезон все перезатер, теперь все с чистого листа. — Готов? — Спрашивает Факел из-за спины. И я рад, что он не видит моего лица.

***

      А дело ведь даже не в Йене. Дело во мне.       Звучит гудок. — Бери правее.       Я дал слабину. — Еще правее.       Факел слушается. Он дурак. Он думает, чем-то мне обязан. Или виноват передо мной. — На пятнадцать. Залп.       Аннигилятор вычерчивает линию. Работает хорошо. Факел выучился у Совы драить форсунки. Тот тоже вечно драил. — Прямо. На тридцать пять. И ждем.       А Йен — нет. Йен ни в чем не виноват передо мной. И Рори он нашел. Хер пойми зачем, но нашел. А значит — зачем ему тогда я? — Пройдем по левому флангу за грядой, обзор лучше и прострел, — подает голос Факел, но не двигается с места. Он знает, что надо делать. А я знаю? — Нет. Ждем.       Я слишком легко обрадовался Йену. Слишком быстро поверил в свой бред под капельницей. Так быстро, что даже не задумался, зачем Фишборн хотел меня заполучить. — Долго? — спрашивает Факел.       Гатлинг кидает координаты. На дисплее комма пищат красные точки. Требует прикрыть Сьюпи. Когда он уже, наконец, сдохнет… — Минуту. Может, две. Потуши зажигание. — Ты вообще рехнулся, Доберман? — Потуши.       В засаде не сидят с работающим движком, который сдаст на тепловизоре. Титаны вообще не для засады. Но так получилось. Какая разница. Дружба на арене всегда взаимовыгодна. И разрывает ее тот, кто первым теряет от нее пользу. Я был слабым, я облажался. На месте Йена кто угодно списал бы. Но если я могу быть ему нужным… — Движение, — сообщает в ухо по комму Факел. — «Титан».       …неважно, Ронни или Фишборн, я докажу, что заслуживаю оставаться на счету. Неважно…       Кусты трещат под напором чужого титана. Железная махина вываливается на поляну. И долгую секунду мы смотрим друг на друга.       … я не проиграю! — Это Дьюк, — кричит Факел. Дурак как есть. Зачем кричать-то… — Это Дьюк.       До титана — двадцать футов. На рывок — три с половиной секунды, на втором шаге уйти вправо, на четвертом — вильнуть влево. Синхронизацию на восемьдесят. Зрачок фокусируется, земля начинает пружинить.       Дьюк любит на лесных маршрутах обходить кустами в тыл. А на «Частоколе» он обычно идет по правой стороне. Правый фланг тут всегда слабее, посадка гуще — титанам трудней маневрировать. Значит — никто не ждет. Можно устроить противнику сюрприз. Но Дьюк знал, что я знаю. Я видел этот финт десяток раз. Дьюк пошел по старому маршруту, потому что обещал не прессовать меня, если пересечемся. Потому что еще больший идиот, чем Факел. Он подумал, я не захочу с ним встретиться.       У Факела потушен движок. Его титан сейчас — груда железа. Он в этом замесе мимо. А Дьюк почему-то стреляет херовей, чем под детрозолом. Мажет сто из ста. Над этим можно поразмыслить. Но некогда. Три секунды кончаются. Я под титаном. На титане. Я могу влезть по серийной третьей R-ке на ощупь, c закрытыми глазами. Дьюк пытается меня скинуть. Поздно. Титан — сразу двести очков. Неважно, кто победит в квалификационном бою. В личном зачете я буду первым. Йен увидит.       Титан вертится как механический бык. Восемьдесят пять процентов синхронизации. В носу становится мокро, хлюпает. Я сразу начинаю задыхаться. Еще и бафф. Еще и хренова маска… Рывком на руках вынести торс за топливные баки. Не уронить пушку. Заряд дезинтегратора на максимум. Предохранитель сорван. Зрительный контакт с целью есть. Мгновение между двумя ударами сердца. Как много раз до этого. Прицел. Дьюк. Выстрел.       Дуло аннигилятора бьет меня поперек туловища, сбрасывает на землю. Я забываю как дышать. Я падаю. Пытаюсь извернуться, не сломать ребра. Скатываюсь по гибким веткам кустов на землю, стараюсь загнать воздух обратно в легкие, перекатываюсь на ноги. Верчу головой — кто, где?       Титан Факела позади — на последнем издыхании, кривой на одну сторону, двигается как пьяный. Зажигание проходит медленно у него, системы заново поднимаются с задержкой. Конденсаторы сдохли?       Мой выстрел уходит в сторону. Под ногами валяется оплавленный плечевой лист брони титана. Перебитая нижняя ветка соседнего дерева повисает на все тех же кустах, не долетев до земли.       Дьюк выпускает дымовухи. Плоские снаряды вылетают из карманов по бокам веером и падают россыпью вокруг. Я отскакиваю назад, за спину Факелу. Факел и сам пятится, пытается увести титана за деревья. Он сейчас — настоящее мясо. Пушка еще даже не в боевом режиме. Дьюку он ничего сейчас не сделает. Меня только смог как трубой дулом садануть.       А время упущено. Теперь, когда Дьюк знает и готов, лоб в лоб атаковать — самоубийство. Дымовухи тоже не в мою пользу. Туман плотный, едкий, синтетический. Надышишься — отключишься в момент. Дьюк где-то там, спрятанный туманом. Ему не страшно, у него фильтры в кабине гораздо лучше чем респиратор моей маски. А из аннигилятора не надо целиться, чтобы попасть. Достаточно примерно соблюсти направление.       Стрелять Дьюк не спешит, вместо этого, судя по звуку, и сам поспешно отступает. Трещат кусты. Лязг слышится, а потом стихает. Комм оживает: — Пойдем, — говорит Факел, — Гатлинг просит прикрыть сектор на сорок. — Пойдем.       Я задыхаюсь. Надо идти. Это арена. Это же арена…       Титан Факела выравнивается. Окончательно возвращается «в боевую сборку». — Я бы его убил. — Я знаю, — голос Факела даже не меняется. — Было бы плюс двести. — Да. — Теперь не будет.       Факел на меня даже не смотрит, щелкает тумблерами, переключаясь с оборонительного на охотничий режим. — Помнишь, ты Сову тоже на «Частоколе» убил. — Да.       С Совой на другой карте я, может, и не стал бы бодаться. Сова был великолепным пилотом. Старше, опытнее. И меня знал как облупленного.       Туман от дымовух рассеивается. Наверху, высоко в небе над ареной, висит табло. Сейчас под восьмьюдесятью пятью процентами синхронизации я вижу время на нем — минус двадцать минут. Половина боя позади. — А я добил, — вспоминает Факел, — контрольным в голову. Того, кого считал своим другом. И угадай что, Доберман? — Что? — Мне не понравилось.       Комм сигналит, не прекращая. Пора завязывать, надо двигаться. Помочь Гатлингу, если уж не выгорело с Дьюком, хотя бы набрать общие очки. Это же арена…        А Факел все-таки смотрит на меня. Совсем как Йен. Сверху вниз. Как будто они оба знают что-то, чего не знаю я. Думает, избавил меня от непоправимой ошибки убить друга? Ребра болят зверски. Если бы не броня… Факел, с его вшивой добродетелью, должен благодарить хрена лысого, что сейчас не повернут ко мне спиной. — Спасибо, — говорю я Факелу. — Спасибо. — Говорю ровно то, что он, наверняка, и ожидал.

***

— Каков результат?       Со стороны кажется, Хайдигеру все равно. Но Дэниел перевидал слишком много самых странных людей в своей жизни, чтобы купиться. — Выигрыш с отрывом в пять и две сотых очка. Каждому плюс пятьдесят бонусом к стартовому рейтингу, — все-таки начинать надо с хорошего, — отличный старт. — А квалификационные листы?       Хайдигер сидит, зарывшись в документы, даже голову не поднимает из-за ноутбука. Но быстро схватывает главное. Принцип бутерброда летит к черту. Дэниел набирает воздух в грудь. — Квалификационные листы на одобрении комиссии КОКОНа. Ожидаем одобрения заявленной команды на новый сезон в полном составе, только… — Только?       В одном слове страх, и нетерпение и угроза — «за чем ты посмел не уследить?». На самом деле — не такая уж неожиданная новость, что если принести в дом гнилую рыбу, то мерзкий запах расползется быстро. А приведешь суку… — После боя перо — Доберман — подал жалобу в судейскую комиссию. Заявил, что был атакован сокомандником, пилотом титана Факелом, с которым шел в связке. Что тот помешал ему ликвидировать пилота команды соперников, и это прямым образом сказалось на итоге квалификационного боя. Судейский состав рассматривает записи дронов. Если информация подтвердиться — комиссия может принять решение о дисквалификации Факела на весь сезон с последующей комплексной проверкой психического состояния… Если он так агрессивен, что кидается на своих… — То назовем его Доберманом, — сердито роняет Хайдигер, — идите, мистер Адамс, сделайте так, чтобы я не потерял никого из своих гладиаторов в лабораториях КОКОНа.       На самом деле он улыбается. Хотя ничего веселого, казалось бы нет, но перед тем, как Хайдигер прячется снова за ноутбуком — еще и опускается специально низко-низко, как будто с трудом может рассмотреть кнопки на клавиатуре, Дэниел замечает — Йен Хайдигер улыбается. Поджимая губы, словно сам себе не позволяет улыбаться, и все равно не может сдержаться. «Как хозяин, обожающий свою собаку, при виде, что его любимчик снова заигрался и изгрыз пару дорогих туфель. А надо бы плеткой паршивца».       А еще Хайдигер оставил Добермана жить у себя, пока тот поправлялся после ранения. Сколько седых волос это ему, Дэниелу, стоило — не дай бог просочиться в КОКОН. Слухи и так гуляли по боксам про пристрастия Добермана и про его связь с Хайдигером. Дэниел содрогается и выбрасывает плетки из головы.