За день до нашей смерти: Lost

«Одиннадцать Звёзд собралось под одним Солнцем тем летним днём. Одиннадцать жнецов Воли Его было собрано под крышей Старой Святой Церкви. В день летнего солнцестояния 61-го года Они присягнули на верность Ему. В день летнего солнцестояния 61-го года они стали Его Кардиналами, а Он — их Отцом». Так говорят красивые истории. Правда в том, что все «они», мальчик мой, стали в тот день частью Отца более меркантильной — часть… образа Его. Его величия. Все как один были опьянены и отягощены весом такой ноши в тот день. «<i>For God. For Glory. For Gold», — так говорила каждая из звёзд. Мало кто из стай гиен и из ключей грифов может угрожать звёздам в эти дни. Но мало кто и помнит, что совсем недавно эти звёзды пылили вместе с гиенами землю. Не приведи Отец одной из этих звёзд почернеть. Ведь, если звёзды — святые в величии своём — пойдут друг против друга, то неожиданно обнаружат, что одним целым никогда и ни с кем не были. А люди их прозреют и увидят, что вместо божественных и мудрых существ, они поклонялись и доверяли свои жизни всё тем же гиенам и грифам. Звёздам быть людьми не положено.</i> Генрих «Отец» Гаскойн к Альвелиону

— Дави тапок в пол! — кричал где-то посреди гор голос Дестино, смешивающийся с шумом двигателя. — Дави давай! Дави, дави, дави, дави! — Да давлю я! Под шинами сине-ржавого побитого мустанга в холодно-белом свете солнца булькала водянистая грязь. Едкая свежесть с влагой от сотен тысяч вечнозелёных, но одиноких деревьев в округе почти разъедала нос водителю, пока посадка и колёса его автомобиля, совсем не предназначенные для ещё не застывшей смеси из пород, земли и глины, вязко утопали на пути, заставляя оставаться в том безлюдном месте на подольше. Дикие Земли Высоких Вершин оказались не такими уж беспроблемными, какими уже успели сформироваться в представлении Альвелиона, сидящего за рулём застрявшего железного коня. Действительно лишённые людей, те места из-за особенностей рельефа и флоры своей также утопали и в разрухе, пришедшей с первородной дикостью. Оползни горных пород с тех самых высоких вершин скрывали в себе асфальтированные дороги, превратив их в остроконечную мешанину прошлых достижений человека и человечества. Лиственницы и клёны, раньше наверняка просто растущие у трасс, быстро довершали дело, скрывая некоторые старые пути начисто. А в это время ели и сосны, что росли ближе к горным возвышениям, лишь молчаливо наблюдали за той экспансией хвойных лесов. Экспансией на земли, что всегда были в шаге от дикости собственной. Напоминанием же о человеке и цивилизации в том забытье были лишь две вещи: старые следы от автомобилей, так или иначе проложившие себе путь на новых, неухоженных местах, и небольшие хуторки-призраки, выгнившие почти дочиста. Редкие же тела как когда-то живых, так и умерших уже заражёнными, были законсервированы в мёрзлой грязи. Вмёрзшие в землю или «прилипшие» влагой своей к деревьям, они попадались тот тут, то там, никогда не выдавая в положении своём последовательности или закономерности. Такое зрелище, как говорил Сэм, чем-то даже напоминало ему родные края. Как и было обговорено ранее, в пути каждый имел свою часть работы. Часть работы Альвелиона как самого худощавого была относительно простой — рулить. Всякий раз, когда мустанг застревал одним, а то — и двумя колёсами, Дестино вместе с Сэмом выходили наружу и выталкивали автомобиль, неизменно оставляя своего попутчика Лиама за рулём. Относительно других проблем, которые могли бы предстать им на дороге, а ими были рейдеры, оседлые «пограничники», завалы, упавшие деревья или исчезнувшие вовсе тропы, их дело шло относительно просто. Благо, грубой силы у них было достаточно. По крайней мере, до той поры, пока голод бушевал не слишком сильно. — Ты сильнее дави! — проревел Ди, напрягая жилы, будто бы машине действительно не хватало силы нажатия на педаль, а не силы толчка. — Ещё немного! Ещё-ё-ё! Во-о-о! Во, блядь! Солнце поднималось всё выше и выше, переваливало за зенит и уже опускалось вниз, а путь одинокого мустанга да его пассажиров по «HPW» всё продолжался. Через вяло текущий день медленно проходил наступающий холод, неспешно замораживая всю почву в неповторимой, уникальной форме, однако до полной безопасности на дороге всё ещё было далеко. Да и сам путь — он тоже оказался не таким простым. По Диким Землям раскинулось множество троп. От малых, проложенных явно человеческой ногой, до таких, на которых смогла бы уместиться тяжёлая грузовая техника. Троица часто останавливалась на развилках, сверяясь с агрессивно начерченной картой, и спорила о том, куда им стоило поехать. Выбор же их, каким бы обоснованным ни был, то и дело заводили мустанг в тупики. — Мать этой карты рисовать! — ударил Дестино прямо по приборной панели автомобиля, когда увидел очередной заросший лес в конце дороги. — Зараза! Дери её!.. Сука! Сэм осторожно вывел на толстом пожелтевшем листе карты несколько тонких впадающих линий тупой стороной ножа. Затем же, открыв заднюю дверь остановившегося автомобиля, обмокнул палец в смеси породы с землёй да вырисовал на карте дорогу, не забывая проверять, чтоб грязь плотно усаживалась в сделанные его ножом пролежни. Ди наблюдал за тем с необычным, даже диким любопытством. — А если бумагу прорежешь? — спросил он наконец, когда Сэм дорисовал очередную линию. — Тогда будет ещё лучше видно, где проезжали, — всё не отвлекался Тот, Кто Идёт от карты. — О! Что ж ты сразу не сказал! Тогда режь её к чертовой матери! Пэтчворком* будем потом заниматься! — Сэм смолчал, улыбнувшись. — А ты что, солнышко, а?! Сдержал слово твой моряк?! Якорь ему в задницу! Чтоб я ещё раз, черти б его драли, послушал хоть какую морскую свинью!.. Альвелион обернулся на своего попутчика, но не ответил ни слова. Дестино выглядел по меньшей мере измученно. На седеющей и одновременно лысеющей голове выступали капельки пота, пока сама голова была схожа своей краснотой с волчьей ягодой, припорошённой снегом. Да — его можно было бы понять. В конце концов, он наверняка был самым старым из всех троих. Одновременно — тем, кого годы не щадили больше всего. Однако все они были тех лесах. И всем им порядком надоели эти тупики. — Ты можешь быть за рулём в следующий раз, если так хочешь, — посмотрел на него парень со всей серьёзностью, прекрасно зная, что это только замедлило бы дело. — В следующий раз я!.. — обнажил клыки, но тут же замялся мужчина. — Дело ж то в чём!.. — выставил он указательный палец и замер, будто забыв собственную речь. — Блядь. Лиам! Не путай! Нечё огонь на себя перенимать! Матрос твой мог бы дать нормальную карту! Пердун старый! Чтоб под килем его, осётра старого, тащили! Знал бы — сам бы ему нос к херам!.. — Карта нормально нарисована, — вклинился Сэм, рассматривая бумагу. — Рисовали её просто наспех. Не подумали, что мы-то не знаем, как тут дороги устроены. Вот и повели, мол, — вёл он пальцем по разным линиям. — «После третьего поворота съедете сюда, а потом — после упавшей сосны — сюда. Это ж элементарно. Это известно». — Я же… И ты!.. И!.. Блядь, останови! — замотал головой Дестино в неодобрении. — Лиам, мать твою! Стой, я сказал! Мустанг остановился посреди дороги. Альвелион огляделся по сторонам: ничего примечательного вокруг не было — та же грязь, те же лиственницы и клёны, тот же сухостой и упавшие ветки повсюду, рисующие в лесу странные картины, где-то далеко за всем этим — горы. Выйдя из машины, Ди взял первую попавшуюся сухую ветку со множеством ответвлений и грозно, насколько грозным мог бы выглядеть пятидесятилетний наёмник с палкой, направился к ближайшему дереву. После первого удара от «орудия» тут же откололось под семьдесят процентов веса, оставив мужчину в руках с иссохшей и живой ровно на один удар дубиной. Однако того ему было мало — Дестино всё бил и бил, пока от деревяшки в его руках не остался только небольшой ошмёток, едва умещающийся ему в ладонь. Закончив, он молча вернулся в машину и, никак не прокомментировав собственные действия, сухо бросил: — Поехали, — однако ехать никто не торопился. — Я-то думал, ты — друг природы, — съязвил Сэм с заднего сиденья. — А ты хотел, чтоб это была твоя голова?! Или твоя, солнышко?! Поехали, говорю! — водитель всмотрелся в текстуру дерева и увидел, что на самом деле к нему припал уже давно примёрзший, выгнивший и даже обглоданный труп. Но да — головы у того явно недоставало. — Если ты попытаешься сделать так, чтоб это была моя голова, — медленно проговорил Альвелион, — я прирежу тебя быстрее, чем ты ошибку свою осознаешь, — Дестино замер, будто бы сдерживая дальше себя в собственных сжатых кулаках. Сдерживая, впрочем, удачно. — Это угроза? Лиам? — Проверь, — и они тронулись. Путь не становился легче со временем. Даже наоборот — в каких-то местах деревья искажали и прятали собою дороги гораздо лучше, а вязкие слои грязи становились гораздо непроходимее. Под измёрзшим покрывалом гнилых листьев то и дело скрывался мелкий ручей, коими были исполосованы Дикие Земли; то и дело таилось утонувшее, исчезнувшее во многих дюймах засыпанной листвы бревно. Не один десяток раз петляя меж деревьями да забредая вглубь странных проходов меж бесконечного леса живые уже интуицией понимали, что ещё с десяток минут назад выбрали не тот поворот, так что им приходилось возвращаться обратно. А холод лишь усиливался. Холод лишь подступал. Когда солнце перевалило за половину, Сэм скомандовал искать место для ночлега и останавливаться там. На землях крайнего севера — ещё более одиноких, мрачных и неухоженных — то было довольно частой практикой. Если человек не успевал найти себе ночлег или, что умнее, понимал, что не успевает — он готовил себе такой прямо по месту. Небольшой топорик или складная пила, огниво да моток тканей в виде куска плотно плетённой верёвки — вот и всё, что было нужно, чтобы не умереть от холода почти в любых лесах. Весь остальной инструментарий вроде лопаты, ножа, кастрюльки или полотна был скорее роскошью, чем необходимостью. — Можно я для начала скажу кое-что, а? — заговорил Дестино после того, как Лиам и Сэм условились о том, что место стоило искать где-то у озера. — Вставлю свои пять центов в ваш разговор, голубки? — Если только ты не заговоришь о том, какой это всё пиздец, Ди. — Хорошо, Сэмми. Так вот… Это пиздец! — вспучил глаза мужчина. — То есть… Эх… Вот, понимаешь, Сэмми, у меня всё это в иногда голове не укладывается. Вот… И ты-то понимаешь наверняка — видел ещё дороги нормальные! Это ж всё… Вот это! — указал он на карту. — Можно ж было раньше проехать за сколько? За пять часов? Шесть? А мы и половины ещё не вымучили! И все твои старые пометки, все линии, которые знали твои северные обмудки — это ж точно трассы! Это шоссе! Это, плавь мои шины, сто миль в час!.. И карта у каждого в звонилке его точно была… Сука. — Хм… А что? У вас, в пустынях — там дороги лучше, хочешь сказать? — Да! — Альвелион и Дестино ответили одновременно, так что «тот, кто идёт» замолчал, лишь усмехнувшись от такой солидарности. — Пф… Ну, тогда ладно. Раз так, то я точно верю. Сверни у того знака. Мустанг был нацелен на небольшое озеро, чье название стёрлось во времени ввиду отсутствия хоть каких-либо табличек или обозначений, указывающих на него. Альвелион медленно вёл машину вперёд, пока Сэм, осматриваясь по сторонам, шептал себе под нос о том, что за последний день они не видели ни одного целого домишки. Одинокий дорожный знак, покрывшийся ржавчиной, вмещал в себе всего-навсего два слова, однако заставил парня за рулём улыбнуться: «Gore Mountain». Озерцо, сокрытое лесом со всех сторон, тянуло собою запахом тины, а также покоем и сном грядущей зимы. Только двигатель машины заглох, как всю округу тут же накрыло очень тяжёлой, очень нависающей тишиной. Ни птиц, ни животных, ни шума земноводных в озере. Все трое вышли из машины и тут же замерли на несколько секунд, не осмеливаясь потревожить наступившее царство Нового, лишённого человека мира. — Красиво, правда? — спросил своих попутчиков Сэм, которому, похоже, такая безжизненная тишь была даже в радость. — И запаха такого давно не было у меня в носу, — ответил Ди. — Он как… Чёрт, я как будто на рыбалке! Только вымерло всё… — У нас говорят, что в такой тишине есть кое-что особенное — когда молчит вообще всё. В этот момент ты либо должен умереть от зверя, которого не увидишь, либо должен услышать того, кто умер именно так… Верят, что тишина подобная позволяет услышать пред… Предшественников своих, — чуть запинался в речах Сэм. — Мёртвые говорят только тогда, когда молчат живые. — Не удивлён, что у вас такие истории, Сэмми. В краях-то, где и мёртвый — та ещё находка. О-о-о! Про этого… Как его там… — щёлкал Ди пальцами. — Бурю? Бу… Ты понял, короче. — Сначала приготовим всё. Подкинь сумку, — серовласый Дестино вытащил из багажника небольшой мешок и тут же бросил Сэму. Тот достал из него полосу металла, что оказалась складной пилой, и отбросил к Дестино обратно. — Лови! — в руки же Альвелиону попал небольшой мешочек, в котором оказалось огниво да моток тканей. — Ещё — это, — Сэм вонзил в землю свой нож Боуи. — Пока Ди рубит дрова, ты разводишь костёр и поддерживаешь его. Умеешь же раз?.. — Да, умею, — прищурился инквизитор, немного обиженный вопросом. — Ты что будешь делать? — Белок повысматриваю, — мужчина поправил небольшой лук у себя на плече. — Или зайцев. Хотя белок лучше выслушивать, — Тот, Кто Идёт развернулся на лес и вслушался в тишину. — Не понимаю я, чем вам не нравится моя еда. Но охота так охота. Нужно же что-то делать… — Альвелион вспомнил вкус жира с полусгнившими ягодами, пропитывающего всю глотку, и закрепил для себя, что охотником Сэм был наверняка не очень удачным, если находил удовольствие в такой пище. — До заката часа два. Если будем работать все втроём — быстро управимся. Так оно и получилось. Уже к наступлению сумерек в небольшом кругу на песке горел небольшой костёр, огороженный отовсюду лесом. Хотя наёмник Золота и знал, что на много миль вокруг наверняка не было ни одного человека, меры предосторожности он всё же решил учесть, переместив костёр поближе к закрывающим его деревьям и поставив со стороны озера автомобиль. Да и слова Паромщика о том, что у этих мест есть свой хозяин, он всё же помнил. Вернувшийся Сэм обрадовал запыхавшихся мужчин двумя небольшими выдрами. «Мы недалеко от какого-то длинного озера, — пояснял он. — Земля рядом вязкая и болотистая — следы отъедающихся к зиме красавиц видно очень хорошо». Довольно ловко освежёванные уж слишком большим для такой работы ножом, выдры пошли по одной трети на ужин, и по две — на сушку. Сэм делал всё довольно привычно и быстро, отрезая от большого костра кучку углей и размещая над ними импровизированный стенд на такой высоте, чтобы, как он говорил «можно было держать руку над жаром где-то шесть секунд». И более того — знаниями делиться он не переставал, хотя парню казалось, что мужчина просто говорил в своё удовольствие и для себя же самого, редко умолкая. Солнце ещё не успело скрыться полностью за горизонтом, как всё уже было готово, и мясо, нарезанное полосками чуть меньше одного дюйма толщиной, медленно испускало влагу над углями, пока над соседним костром всё то же уже покрывалось медно-бронзовой корочкой. — Умельцы мясо сушат целые сутки. Простаки — до двух. Из-за неумения. Но его нужно просушить хотя бы день для того, чтобы оно нормально съежилось. В следующий… В следующие остановки будем просто повторять эту сушку. Так у нас появиться хороший запасной вариант. Если с охотой будет совсем плохо. — Ага. НЗ, получается!.. То бишь: неприкосновенный запас. Да… — голодно смотрел то на одно мясо, то на другое Дестино. — Блин, не знаю, как вы там, двое, но для меня если на тарелке мясо — я его каждый раз есть буду, как последний! Восьмое недо, да я себе сам иногда старика своего напоминаю, который приходил в первые года после пиздеца из вылазок своих. Знаете, пару дней, там, его не было или больше. А потом приходит, скинет с ся всё и — за стол. Мать же ему сразу стол этот сделает, хрючево всякое положет свежее. Горячее, зараза! А он сядет, возьмёт ложку в рот, съест, и такой: «Ух, бля!» — поморщиться сильнее гнилого помидора, я говорю вам! Но, зараза, берёт же и дальше ест! «Ух бля! — ковть. — Ух бля!» — и так до самого дна!.. Хорошие времена были. Простые. Альвелиона потянуло на улыбку от того рассказа — его отец тоже приходил голодный из подобных походов. Лицо его часто было грязным, загоревшим и обветрившимся, волосы — пыльными и серыми, словно смог, осевший на когда-то свежую смолу. Но голод — о, голод был точно таким же, как рассказывал Дестино. Только бродил его отец за Стеной. Бродил, и был гораздо более живучим, чем многие нынешние инквизиторы, потому что был осмотрительным. И лишь после того, ка кон остановился и постарел, осмотрительность стала мнительностью, а мнительность при… Впрочем, нет. Сначала мнительность переросла в страх. А уже страх привёл его к смерти. Когда ужин был готов, солнце уже село. Чернеющее из-за костра небо было орошено звёздами словно земля — каплями после мелкого дождя. Тишина вокруг, медленно покрывающаяся трескучим холодом, приносила Альвелиону странное и даже неуместное ощущение умиротворения. Словно он и не бежал ни за кем, словно ни его миссии, ни кардиналов, ни даже всего юга не было — был только треск костра и долгожданная еда, ненамного подавляющая дикий голод. Были лишь леса, так сладко подстрекающие стать трусом да бросить всё, на своём пути найденное. И его попутчики, коим он всё ещё не доверял от слова совсем — они тоже как-то не очень спешили туда, куда им, по идее, так позарез нужно было попасть. Ни Дестино, не сумевший объяснить, почему в ту же секунду, как обнаружил себя отрезанным от своих людей, не бросился за ними. Ни «просто Сэм», рассказывающий свои истории, байки или инструкции, но всё же не говорящий толком ничего ни о миссии своей, ни о себе как такового. Все мысли те должны были бы приносить парню лишь тревогу и напряжённость в ту холодную ночь. Как и подобало бы «самому юному инквизитору», как и следовало бы горячей крови «Манкурта Дьявола», Альву в цвете сил и собственной молодости. Но нет. Ему было впервые за долгое время спокойно. По крайней мере, он был на пути. По крайней мере, он знал, что у него есть. — Ещё до начала всего живого на этой планете, землями севера бродил одинокий волк — Великий Холод… — вдруг среди бесполезной болтовни и фразочек, которыми время от времени обменивались Сэм и Ди, инквизитор услышал что-то, очень похожее на начало той самой истории о Великом Снеге. — Родился он среди каменных пустыней. Долго скитался, воющим ветром добираясь до края Земли. На пути своём Холод не встречал себе ни врага, ни друга. Все живые… и всё живое вообще бежало в страхе, чувствуя его приближение. Боялось, — инквизитор чуть ухмыльнулся, думая о том, что давно в его жизни не было историй у костра. Даже слишком давно. — На краю света Холод встретил Лёд — очень властную, опасную в обманчивости своей волчицу. Тяжёлые серые тучи пошли небом от жара их любви. И из них в разные части мира сошли ещё несколько волков. Один из них был белый как сама белизна небытия. А вторая… Она была серая. И покрытая то пятнами, то полосами, — Сэм запинался в своей истории, как и в речи в целом. Иногда у Альва проскакивало чувство того, будто его собеседник вспоминал слова заново. — И были они Снег и Мороз. Со временем каменные пустыни заросли зелеными деревьями. Окончились часы Великого Холода. Лёд же, выплакав всю себя по своей погибшей любви, освободила края Земли большой воде. А потом и вовсе ушла далеко-далеко от берегов. Снег и Мороз, царствующие зимой, остались. — Вот, за что люблю такие истории, — обратился Дестино к Лиаму, жуя мясо, — у них всегда всё берёт начало в начале всех времён! А потом — поколениями и поколениями. Не то, что в жизни. Изобрели поезд, изобрели бомбу, изобрели вирус. И кабзда. — Снег и Мороз остались, — чуть громче повторил Сэм. — Но пока Мороз осталась одинокой хранительницей духов Великого Холода и Льда, Снег нашёл себе Вьюгу. Взиё… Взъерошенную, быструю и свободную. В кружащемся их танце появился самый молодой волчонок — Буран. Долгое время они вчетвером бродили Землёй, орошая собою леса, унося жизни бесстрашных, но неготовых. Но затем… — Затем пришёл человек, — догадался Альвелион — он слышал похожие истории от одного старика, землянистого и черноволосого, будто обросшее смолою дерево. — Верно, — взглянул на него Сэм с неким удивлением и одновременным одобрением. — Затем пришёл человек — охотник. Грязный и волосатый, дикий и грозный, словно проснувшийся среди зимы шатун*. Покоряя земли за землями, леса за лесами, он шёл дальше вверх, приближаясь к Холоду и его… потомкам. Но давно ушедший Великий Холод не пугал человека. Не страшился человек духа его. Человек был самоуверен и жесток, — треск костра, разбивающий тишину орошённой звёздами ночи, иногда будто рисовал огнём образы той истории, лишь на мгновенье живущие среди темноты. — Завидев такое бесчестие и неуважение, Буран накинулся на охотников в лесах своих. Истязая их одежды, отмораживая им пальцы и руки в своей завирюхе. Молод и горяч был Буран. Яростен и глуп, — взглянул Сэм на своих собеседников. — А оттого, утратив все свои силы, быстро иссяк. Человек, выносливый и сильный, пересилил Бурана. Загнал ввысь и забил его на краю лесов. Освежевал после. Сделал свои одежды только теплее, а свой дух — крепче. Надев ожерелья из зубов поверженного врага. Надев шкуру его, всё ещё кровью Бурановой пахнущую, — перед Альвелионом на секунду появился образ Гремучего — тот, коренастый и сильный, действительно охотник как душой, так и телом, тоже любил подобные «трофеи». — И тогда Вьюга в мести кинулась на людей среди своих мёртвых полей. Она была выносливой и терпеливой. Сильной и властной, как её мать. Но человек был умнее. Человек оставался на месте день, другой, третий… Человек готовился её загнать. Только ветра Вьюги ушли в сторону, как охотники, сбросив с себя все снасти, тут же побежали через поля. Там — за ветрами, они и нагнали Вьюгу и закололи её копьями, сделанными из своих тентов. Израненную, они закидали камнями её из хижин своих. Сожгли огнём, принесённым с собою из далёких земель… — вдруг где-то позади хрустнула ветка. Дестино, имеющий при себе оружие, тут же вскинул небольшую тряпку с рук и прицелился на шум. — Я бы проверил, — отозвался Ди. — Историю я всё равно уже слышал. А ты, любитель не-буйных, внимай. Перескажешь потом, — с теми словами мужчина удалился чуть назад, а Сэм продолжил. Альвелион слушал историю, но всё же больше обращал внимание на шумы позади, прислонившись поближе к деревьям — чтобы один его попутчик не выкинул чего сзади, пока второй отвлекал спереди. — Мороз, окутывающий духом Великого Холода, пыталась остановить человека. Но была она древняя и вездесущая. А оттого — человеку знакомая. Поняла в мудрости своей Мороз, что не боится её человек. Что видел её, что знает её. Что хитрости охотников было достаточно, чтоб идти против неё. А страха — недостаточно, чтобы остановиться. До самих гор человек становился только свободнее. Только жаднее. А затем грянул Снег. Озлобленный за человеческое неуважение. За смерть своих близких и за пр… Порицание?.. Человеком духа Великого Холода. И он обрушился на охотников с небес. Сначала охотники думали прорваться через Снег к горам. Но обледеневшие горы сами стали стеной охотникам. Затем они думали пересидеть и переждать, выстроив себе хижины. Но Снег всё завывал у них за окном и засыпал их стены, пока еды становилось всё меньше. Тогда самые смелые из людей пошли вперёд, подготовившись сильнее всего прошедшего. Но настиг их Снег. Загрыз своими острыми клыками, оставляя сотни укусов на синеющих растерзанных телах. Месяц за месяцами засыпал он хижины охотников. Месяц за месяцем забирал тех, кто в отчаянии пытался бежать… Наёмник Чёрного Золота смотрел куда-то за стену из огня и понимал, что для себя он уже знал, чем закончится эта история. Умиротворённое колыхание костра на фоне рассказа казалось ему то убаюкивающим среди той самой Вьюги обманом, то тем самым огнём из далёких земель, Вьюгу спалившим. Да — все эти истории, все эти передышки, все эти остановки — они точно были неуместными на его пути. Лишними и эгоистичными. Он всё ещё не знал, что происходило в Чёрном Золоте. Что было с Padre, что было с Джонсом, что будет с ним самим по возвращению. И любой, как казалось Альву, на его месте понимал бы, что стоило бы бежать. Стоило бы ехать днями и ночами, прорываясь к своей цели. Любой на его месте бежал бы. Но, вместе с тем, он также ощущал, что даже подняться без боли в гудящей голове и ноющих рёбрах он не в состоянии. Даже есть приходилось с осторожностью — мутило его при приёме еды всё ещё достаточно сильно. — К чему эта ваша история? — перебил Лиам рассказчика, чувствуя подступающий сон. — Я наверняка знаю, чем она закончилась — человек или «охотник» пал духом перед лицом Снега. Ослаб и больше не верил, что сможет пройти дальше. И так Снег стал Великим в глазах людей. Верно? — Сэм смотрел то на ноги парнишки, то на глаза, кажется, считывая усталость последнего с невероятной точностью. — О чём говорит ваша история? Зачем сделана? — Странные вопросы ты задаёшь. — У всего есть смысл. И если эт… — «Странные» — не значит, что «глупые». Грубые, но не глупые. И мне всё же придётся дорассказать. Ведь ты неправ. Когда Снег ослабил бдительность, самый сильный из охотников всё же вырвался из его пут. Скрепил силы, пошёл вперёд в далёкие горы и смог пройти за них. И так Снег понял, что сила охотника всё же сильнее него. Он уважил своего врага и сжалился над запертыми в хижинах и своих телах людьми. Он явился людям блестящим белым волком в ночи и сказал, что имя ему — Великий Снег. Сказал, что это — его земля. Что его предки охотились на ней сотни тысяч лет до человека. И его потомки будут охотиться на ней сотни тысяч лет спустя человека. «И если среди вас будет сильный, — говорил он, — пусть придёт сражаться со мной на моей земле насмерть. А если среди вас будет слабый — пусть бежит от меня как от смерти самой». Альвелиона, заслышавшего то, поразили мурашки, на какой-то миг вырвавшие его из цепкой хватки тёплой дрёмы, ведь тот самый Гремучий, о коем недавно вспоминал парень, говорил такую же фразу почти слово-в-слово. «Это моя земля, парнишка, — шипел он одинокой вечерней прерии, окутанной стынущей прохладой. — Мой отец гонял здесь койотов и обезглавливай змей. Я буду. И мои дети после меня тоже будут». «Интересно, — думал тогда Альв. — А Гремучий тоже был здесь? У такого же костра? С таким же странным мужиком по другую сторону? Был ли Гремучий… Таким же «Лиамом» когда-то?». — И история эта… Для двух вещей. «С тех пор на далёком севере ширится слух, — так её всегда заканчивают. — Среди самых выносливых людей из гор и самых сильных «охотников». Что однажды среди ночи, среди… безмятежного снегопада, засыпающего весь мир, ты можешь увидеть белоснежного волка. И только увидишь ты его под Луной, как на тебя тут же грянет ветер, а мести начнёт так сильно, как в твоей жизни ещё никогда не мело. Потому что, если ты увидел этого зверя — значит, сам Великий Снег выбрал тебя, чтобы померяться силами», — вот. Первая из вещей, — взгляд Сэма застыл где-то в стороне болота, — она для тех, кто умрёт. Если тебя поймает холод там — далеко вверху — там тебе никто не поможет. Если мёртвые поймают тебя в снегу — никто тебя не услышит. А если растерзает и растащит зверь — никто не найдёт. Всё, что остаётся тебе — это бороться до конца. А если будешь умирать — будешь знать, что боролся с самым сильным. С посчитавшим также самым сильным и тебя. Вторая из вещей — она для живых. Чтобы они не были себе героями. Потому что «охотники» — они же тоже умные в этих историях. Сильные и хитрые. И они умерли. Все-все, кроме одного, умерли. Чтобы помнили… Эти живые, которые. Чтобы каждый, встречая задубевшую мумию или наполовину обглоданные кости, проявлял сожаление. Потому что там… Никто тебя не вспомнит, когда ты умрёшь. И имя твоё больше никто не произнесёт, — в голосе «просто Сэма» звучала холодящая словно ветер Вьюги, тоска. — Поэтому ты «Охотник». Ты «Рыбак». Ты «Тот, Кто Идёт». Нет у тебя имени, когда ты умрёшь. И не будет. Зная тебя тем, кто идёт, тебя хотя бы запомнят. Вот, для чего. Альвелион, охваченный усталостью и грустью, поймал себя на забавной иронии о том, что его отец не знал среди божеств и духов Мексики хоть чего-то, связанного с холодом. А вот Генрих, как холодный и прямолинейный прагматик, с таких сказок лишь посмеялся бы, заведя очередное нравоучение о том, что религии или системы титулов — это лишь плево, а вот зёрна — это то, к каким мыслям и к каким рычагам управления те религии и титулы созданы. Некому было… рассказывать ему сказки. По крайней мере, до тех пор, пока он не встретил свою. — Лиам? — окликнул инквизитора «просто Сэм». — Можно спросить? Там у вас — на юге — там все относятся к незнакомцу так же, как ты ко мне? — на то Альвелион лишь фыркнул. — С таким… недоверием? — да и можно ли спросить, в конце концов, инквизитор не говорил. — Я же не похож на твоего врага. — Я тебя не знаю, — честно ответил инквизитор. — И ты мне не нравишься, — даже слишком честно. — Всё, что мне о тебе известно — это лишь несколько слов, которые сказал кто-то, кому тоже верить я не сильно могу. Мне этого недостаточно. — А с Ди что не так-то? — «С ним не так даже слишком много». — Вы же с ним с одних земель. Вы же… — Абсолютно чужие друг другу люди, — перебил того «Лиам». — Как и ты чужой мне. Как и ты, по идее, чужой тому же Дестино. Ты спас мне жизнь — это так. Я благодарен тебе за это, Сэм. Но причины моего спасения я всё ещё не могу понять. И это делает тебя в моих глазах… только страннее. Только чужероднее. — «Чужероднее»… Но… Сейчас же мы не чужие! Сейчас не!.. Вот… — мужчина тяжело вздохнул, склонив голову на руки. — Неудивительно, знаешь, что все такие… разделённые между собой тогда. Вот эти «местные» и «чужаки»… «Бродячие» — боже, как будто собаку называют. А ниже — у вас, там, наверное, ещё хуже. — Хуже, — коротко подтвердил Альвелион. — И на то есть свои причины. Как только человек находит ресурс — он пытается его приспособить под себя и использовать. Если в определённом месте будет много людей — как у нас — кто-то начнёт рассматривать этих людей как ресурс. А ресурс нужно приспособить под себя и использовать. — Страшные ты вещи говоришь, — помрачнел Сэм. — Неправильные. — Какими были. Какие есть. На том моменте у заболотившегося озерца, полного звёзд, повисла тишина, изредка прерываемая треском влаги в горящем дереве. Альвелион обдумывал сказанное Сэмом и с некоторыми предсказуемостью и сожалением ловил себя на мысли, что не зря, как говорил Дестино, были все эти «северяне» и «южане». Разделение, самая настоящая стена, созданная из предрассудков и домыслов, так или иначе была схожа с настоящей Стеной — она силой ограждала чужое от чужого, непонятное от противоестественного… Впрочем, нет. Стена как El Muro всё же не ограждала людей от людей. Не в Новом мире. Но вот что до того, что всё они были друг-другу чужими на этом пути — то точно была чистая правда. В конце концов, да — Альвелиону с его попутчиками было легко, но, кроме того, что парень не знал, какому именно кардиналу служил человек Чёрного Золота, который будто специально избегал почти всех тем, связанных с Чёрным Золотом, Альв также действительно понятия не имел ни о том, кем был «просто Сэм», ни о том, кем были эти «те, кто идут». Со слов Ди, это были некие посыльные, бродящие по крайнему северу. Но ни то, что они делали, ни то, зачем, сам Дестино не знал. Да и не врал ли он? А кем был на самом деле, если врал? А зачем врал? Потому что в отряде Чёрного Золота, явившегося за Джонсом, было больше перевёртышей и предателей, чем товарищей? Или потому что тоже никому не доверял? Впрочем, сам «Лиам» тоже словами не разбрасывался. Единственное, что он сболтнул под елью во время его публичного допроса — это то, что сам является инквизитором, но Дестино и Сэма не было среди слушающих, а это означало… Да. Это означало, что хотя бы он был с ними в равных позициях — такой же тёмной лошадкой, как и они были для него. Таким же «чужим». «Всё верно. Поровну. Хотя чувствуется неправильно». — А я, вот… Чего спрашивал-то… — вновь заговорил Сэм. — Я иду на юг. — Догадался. — Переход через Канаду оказался не таким быстрым… Отстаю я немного, — улыбнулся он. — Но зимы здесь не такие холодные, как у нас. А это уже хорошо, — по торсу «Лиам» пробежал холод при мысли о том, что может быть гораздо холоднее. — Там, откуда ты — у вас же на краю земли Стена, да? — инквизитор кивнул не без подозрений. — А высокая? — Высокая, — коротко отрезал Альвелион, однако решил продолжить. — Выше, чем… — в его памяти сухим и острым ветром пронеслись прерии Нового Техаса, навсегда въевшиеся песчаной пылью в его сознание. Где-то посреди тех забытых земель вдоль ползла огромная серая змея, столь пугая размерами своими человека современного, сколько и напоминая о величии человека ушедшего. О величии и безумии. — Хотя, там и сравнить не с чем особо. Ровная пустыня вокруг, низкие деревья… Но да — высокая. И длинная. Если стать у неё самой и посмотреть вбок — конца её не увидишь. Повороты только. И горячая она… будто плоская внутри — не знаю, как это описать. Зачем спрашиваешь? — Мне… — «нужно либо увидеть Стену, либо её перейти» — уже догадывался Альв, но верить в такую глупость отказывался. — А пройти как-то через неё можно? Я слышал, что когда-то её разрушили… Что она не… — Что однажды «глупые южане» решили забаррикадировать стену и мигрировавших за неё мертвецов навсегда? Что потом всё пошло не так, и hordas de muertos podridos, заползая друг на друга, словно… Словно… — «муравьи на засохшем дереве» — хотел сказать парень, но забыл то, как произнести эти слова на английском. Схожесть в своих запинках с Сэмом, рассказывающим свои сказки, ему не нравилась — у него в историях сказок не было. — Сomo hormigas en un árbol marchito — один на другого, один на другого, ломая рёбра, сворачивая шеи, выбивая суставы и пожирая упавших и слабых прямо там, у El Muro? Что они — и южане, и мёртвые — что повалили Стену, а вам теперь нужно отдуваться, верно? Это ты слышал? — Сэм молчал. — Знаю, что это. У вас других историй и не рассказывают. Но в этих же рассказах мог бы и услышать и ещё кое-что, — он поправил своё спальное место у дерева и прилёг поудобнее. Желания тратить дальше ценную энергию не было. Ни на разговор, ни вообще. — Например, то, какой ты на самом деле идиот. — Мы условились об уважении, — голос Сэма резко стал ниже. — Перед началом нашего пути. — Если решил пойти в те места, что за Стеной — у меня нет для тебя другого слова. Вместо того, чтобы обжиматься с Дестино, будто вы женатая парочка, мог бы просто спросить его о том, как оно там. Мог бы спросить кого-угодно из тех, кто рассказывал тебе эти истории прежде, чем даже подумать о таком бреде. Но вместо этого, Сэм, ты решил сначала пойти, — Сэм открыл рот, но парень не дал сказать ему и слова. «Неповадно». — Знаешь, что в первую очередь покупает человек, получивший свои звёзды за охрану El Muro? На что копит первую плату, вторую, третью, четвёртую? Догадаешься? — «просто Сэм» на то молчал, мрачно уставившись на инквизитора через огонь. — Не хорошую пушку. Не противогаз или респиратор с фильтрами, в котором лицо не преет. Даже не зонт с лежаком, чтоб лучше работалось. Давай, угадай. Попробуй, — но Тот, Кто Идёт молчал. По нему было видно — он никогда об этом не думал. Ни о том, что будет за El Muro, ни даже о том, что он будет делать, когда до неё дойдёт. — Раба. В первую очередь, любой человек, простоявший там хоть день, сделает всё, чтобы там больше никогда не стоять. И каким бы сторонником свободы ни был бы тот человек раньше, какой бы последней жадной сволочью ни был, а он потратит всё до самой последней копейки, лишь бы найти в этом мире возможность никогда больше не видеть ни El Muro De la Vida, ни El Reino De los Muertos, которое гнилым красным облаком витает за той стеной. Вот, куда ты хочешь прийти. И Альвелион замолчал, потеряв последние силы дня на злость. В наступившей тишине к нему со всех сторон подкрадывался леденеющий холод зимней ночи. Честный, острый и болезненный для всех одинаково. И одежда его — с дополнительными тряпками из Монреаля или без — не грела тело вовсе. Может, вот, из-за чего он был так зол на дурака? На этого «Того, Кто Идёт К Своей Погибели»? Может быть. А, быть может, из-за того, что раньше всё это — то, что он сказал Сэму — должны были сказать его отцу и его брату. Должны были донести, чтобы эти два твёрдых лба убирались оттуда. Если не из-за заражения и подкосившегося здоровья отца, то из-за того, что вскоре туда придут люди, в первую очередь желающие откупить свою жизнь чужой — это уж точно. Мужчины расположись на чуть разрытом озёрном песке, под который по указке «просто Сэма» положили тлеющие угли из костра, а сверху накрыли одеждами и тканями. От земли инквизитору веяло странным, очень немёртвым теплом, пока звёздная ночь, на кою он уставился, отдавала ему полностью противоположное. Вернувшийся Дестино, язвительно пошутив про то, что «эти двое уже себе и ложе для утех соорудили», быстро улёгся спать. «Правильно, наверное, — Альвелион думал о многих забытых во времени именах и размышлял об истории, рассказанной ему — о Великом снеге. — Во всех нас всё равно очень мало смысла. А так… «Охотник, рыбак, инквизитор, солдат». Здесь нет «Альвелиона» ни для кого. Как на юге нет больше старого «Гремучего». А Сэм… Завтра ведь пойдёт снег. Он заметёт следы, заметёт нашу машину, всех нас и меня. Всё это… будет неважно уже завтра… Главное проснуться быстрее, чем оно настанет для меня, — парень взглянул вверх — ночное небо было туманным и размытым, но даже через ту нестёртую кровь, на которую были похожи почерневшие тучи, пробивался лёгкий свет миллионов звёзд, свет проницающий. — Быстрее, чем исчезну». — Эй, Сэм, — тихо окликнул инквизитор «идущего». — Зачем ты туда идёшь? К El Muro? — Сэм молчал. — Ты сказал, что опаздываешь. Так зачем? — Потому что… Потому что если я не дойду туда, не дойду вовремя, то мне будет больше незачем куда-то идти. Не ради чего. А я хочу, чтобы это было. И чтобы это оставалось. Понимаешь?.. Лиам?.. Но Лиам ничего не ответил. «Чёртов «просто Сэм», — думал он себе. — Самоуверенный придурок, полный каких-то глупых мечтаний… По крайней мере, он точно знает, куда ему идти. И он может выбирать». Смотря вперёд — то в темноту леса, то на измазанную чёрным ночь, инквизитор то и дело видел его для себя — волчий образ, столь незаметный между деревьев. Когда-то белый, словно молоко, но уже давно исчерневший всю свою шерсть от запечённой на ней крови, давно потерявший былой вид от всех криво затянувшихся ран. Смотрел, видел и понимал — такой волк шёл за каждый из них. Шёл и ждал. Когда Альвелион откроет глаза, вокруг будет всё ещё беспросветная, фиолетово-чёрная ночная темнота. Где-то со стороны востока по небу мягкой жёлтой шалью будет тянуться небольшая полоса идущего раннего утра, а рассветное небо будет беззвёздным и чёрным. «Тот, кто идёт» поднимет всех заранее, чтобы лагерь был собран как раз к первым лучам солнца. Снег, медленно начавший идти в ночи, больше будет напоминать осадки из самой темноты или пепел из сна — пухлые, дутые, совсем невесомые кусочки уходящей ночи. Для завтра действительно всё будет всё равно. И завтра обязательно наступит. С «Альвелионом», с «Гремучим», с «Просто Сэмом» и «Дестино». Или без них. *Пэтчворк — patchwork (англ.), техника шитья, основным материалом в которой является лоскут/patch (англ.) различных тканей. *Ведмедь-шатун — rod bear (англ.), медведь, который не уходит в спячку\просыпается из зимней спячки, нарушая собственный цикл; опасен и непредсказуем из-за голода, истощения, а также нарушения естественных процессов организма, но оттого же иногда слаб и неуклюж. *** — Интересно… — среди лесной тишины и шума падающего снега голос Сэма звучал встревоженно. — И что… Что будем делать? — Не знаю, Сэмми… Не знаю. На следующий день, спустя несколько часов блужданий по грязным да заросшим дорогам, что были окружены грязно-снежным дневными лесами со всех сторон, куда ни глянь, мустанг с тремя попутчиками вдруг остановился. Ещё на подъездах к причине остановки, что была недалеко от заброшенного посёлочка Хоуп, троица заметила какую-то особенную чистоту территории. Ухоженную или даже разъезженную, с разобранными домами и ровно стоящими дорожными знаками, но тогда не придала этому внимания. Теперь же самих краёв их взглядов, пресекающихся линией того самого леса, с запада на восток шёл сетчатый металлический забор с деревянными заплатками, полностью перекрывший им дорогу по земле. Местами ржавый, местами заставленный досками и поваленный телами, но чётко и громко говорящий своей целостностью о том, что «дикость» Высоких Вершин не распространялась туда — за другую линию ограды. Хотя понять это было непросто — за забором начинался точно такой же лес, как и перед ним, а с правой стороны от забора шёл ручей, отделяющий обычную дикую землю от «зазаборья». Одна из досок, привязанная проволокой перед воротами, твердила простое: «Не убивать, не охотиться, не стрелять\No killing, no hunting, no shooting». Дестино, вышедший из машины первым, сразу направился к воротам. Сэм осматривал взглядом лес, стараясь увидеть нечто, о чём не упоминал. Альвелион же, сидящий за рулём, внимательно всматривался вдаль за преграду — высматривал того, кто мог бы её поставить. — Здесь щеколда! — бросил коротко и осторожно Ди. — Сэмми! Подойди-ка… Последний трусцой подбежал к воротам, и мужчины принялись обсуждать что-то. Альв нервно постукивал пальцами по рулевому колесу, обдумывая сложившуюся ситуацию. В том, что тот забор был началом земель «Хозяина Леса», инквизитор практически не сомневался, но… «Зачем там забор? Металлическая сетка не выдержит и удара легковушки на полном ходу, а ещё и щеколда… И без замка… И не говорил ли Паромщик быть осторожнее? А если да — почему именно?». Спустя минуту тишины забор цокнул толстым металлическим стуком, и «ворота» на петлях, лишившись поддержки щеколды, тут же покосились вовнутрь, разъезжая колёсами по ещё подмёрзшей грязи. Напряженное тело Дестино всем своим видом показывало тревогу и боевую готовность, однако ничего не происходило. Даже ветер, чей гул орошал прошедшую ночь и разбрасывал иголки от елей по лесу, стих, оставляя мир на попечение зимней, спящей наивным сном тишине. «Сюда», — мужчина поднял руку и двумя пальцами указал водителю медленно подъезжать к воротам. Альвелион повиновался. — На воротах «не въезжать», вроде бы, не написано. Что думаешь, солнышко? — только мустанг подъехал к воротам, как опасная тишина вновь сковала лес. — Думаю, что стоило бы купить хорошую карту на все деньги, — Альв смотрел на металлические сети как на врага, проводя одной рукой по ещё не зажившему горлу. — Странно это. Щеколда нужна только для того, чтоб держать дверь на петлях, а не удерживать кого-то разумного снаружи или внутри. И надпись. «Не стрелять»… — Ограда может быть защитой от дохляков. Чтоб, вон, как с тем, — указал Дестино куда-то на лес. Инквизитор не разглядывал, но не сомневался — там лежало очередное замёрзшее тело. — Мозгов не хватит калитку открыть. — Паромщик… Он говорил мне один на один про какого-то «Хозяина», который есть у этих мест. Говорил быть осторожнее. — «Паромщик»? — Я знаю, что ты ему не веришь. Но лучше услышать. И лучшего у нас нет. — «Осторожнее». Хм… С Хозяином-то… Лорд грязей и тупиков, мать его за ногу. Думать надо… Думать… — от насмешливости и усталости Дестино за считанные минуты не осталось почти ничего. — Как считаешь, карты правильные? — Альвелион кивнул, хотя за последние полтора дня у него сложилась большая уверенность в том, что матрос Паромщика не смог пересилить свою ненависть в угоду приказу, а оттого нарисовал дорогу наобум. — Вот и мне так кажется. Вернее, наоборот. Я думаю, что картой этой и подтираться стыдно. Но если и есть нормальная дорога от чёрта на куличиках — она будет идти от этого места… Знач, так… Я и ты — мы пойдём вперёд. А Сэмми… — взглянул тот на Сэма. — Сэмми будет за рулём вместо тебя. Загонит машину куда-нибудь в ебеня, пока мы сходим проверим, что дальше по дороге. Поверь, стреляешь ты явно лучше. — Поверю — отчего бы и нет. Но мне нужна пушка. Троица имела всего два пистолета на троих. Револьвер из последних поколений Старого мира принадлежал Дестино, а старую Беррету Сэм снял с трупа водителя каравана, который он «обнаружил возле машины». Однако найденную пушку Сэм при себе, как оказалось, не держал — Беретта просто валялась на задних сиденьях в ожидании солнца, и была выдана «Лиаму» по первой же просьбе. «Доверяют оружие, — удивился парень, взяв пистолет. — Глупо как-то. Либо наивно». Водитель и «тот, кто идёт» поменялись местами. Мустанг медленно и неловко тронулся с места, пока наёмники Чёрного Золота пошли впереди. — Знаешь, Лиам, — шепнул тому Дестино, оглядываясь по сторонам. Дорога за забором очень быстро сворачивала влево, ведя путников вдоль «стены», — думаю, далеко мы в эти дикости заехали. Наверное. Наверное, это уже и не «HPW», — инквизитор оглянулся на мужчину в непонимании. — Помню, карту видел у наших. Там одна «дикая земля» в другую течёт, а та — в третью… Это уже «TWATW» какое-то. Или «BLOW»… Не знаю, почему сейчас взбрело в голову. Не видели по дороге никого, понимаешь? Ни живых, ни ходячих — одни дохлые туши и примороженные сёла, а тут… — Да, — тихо подтвердил Альвелион, понимая, что этот «Хозяин» либо бежал откуда-то, либо наоборот — все в этих Диких Землях рано или поздно бежали от него. — Не видели. На дороге между все теми же поросшими елями и клёнами оставалось чистое пространство для проезда ровно одной машины. Бесчисленные подрезанные ветви да грубо выкорчеванные молодые деревья говорили собою, что за той дорогой ухаживали и присматривали. Однако, как и со многими милями уже пройденного пути, выпавшие дожди размыли все следы человека, а опавшие затем снега замели пешие тропы и перекрыли любое понимание того, сколько же именно людей было на этой территории. На самой же дороге свежих следов не было вовсе. — Может, позвать кого?.. — задал вопрос Дестино, кажется, сам себе, но так, в итоге, никого и не позвал. Альв это решение только поддерживал — начинать диалоги с незнакомцами лучше было с наиболее выгодной позиции. Следующие полторы мили два человека Чёрного Золота шли в тишине, пока Сэм нашёл короткий тупик дороги, ведущий вглубь леса, и тут же съехал в него, спрятав машину подальше. Инквизитор, смотря в сторону неизведанной глуши, то и дело подмечал странные мешки у деревьев где-то в глубине картины; по-глупому разукрашенные скворечники, так сильно выделяющиеся в бело-коричневом пейзаже подтаявшей зимы; деревянные верхушки каких-то больше комнатушек, нежели домов. Среди плотно разросшихся тернов да одиноких полянок то и дело были места для незаметных никому тропок да тайных знаков, что помогали бы идти сквозь чащу; были места для засад и капканов; время от времени мелькали небольшие сарайчики. Но главным объектом внимания «Лиама» была живность — она всё шуршала и шуршала вокруг, наворачивая разные дуги вокруг идущих так, будто бы совсем позабыла страх человека. Редкие олени вальяжно и почти воздушно перебегали дорогу. Вдали слышался высокий чей-то вой, превращающийся в осторожный хрип вблизи. По деревьям живо скакали редкие белки да летали разного цвета, но одинаковой палитры птицы. Тишина «зазаборья» казалась Альвелиону неким образом отличающейся от той, что он слышал до этого — она казалась ему живой. Впрочем, это вполне могла быть просто паранойя. В конце концов, людей или их следов, кроме их собственных, всё так же не было. И дальше. И дальше, и дальше… — Может, это просто забор? — наконец проговорил Дестино. — Хотя… Не, не может. Хозяева не дома — эт может. А так… Чистенько тут как-то на дороге. Прибрано, что ли? И мешки какие-то висят на деревьях — то ли со шкурой, то ли с чем ещё. И скворцы эти ещё всех цветов радуги. Всё… Вот, не грязное. Но и не дикое. Не совсем… Идём дальше. Осторожнее только. Не хочу «сюрпризов». Чтобы подстрелили по дороге ещё раз — да тоже не особо хочется. Лучше уже так — медленнее да жопой по кустам. «Сюрпризов он не хочет, — пронеслось то слово в голове парня. — Да. Я тоже не особо хотел попасть в засаду в баре. В плен или на допрос… Всё, чтобы потом тут в братанья с теми же людьми играть. Да… Сюрпризов от отравителей не хочется. От лжецов — тоже». — Раз уж заговорили о сюрпризах… — шепнул инквизитор. — Тебе не кажется, что ты забыл кое-что упомянуть «Тому, Кто Идёт»? О том, что его ждёт за El Muro, например? Если вообще хоть что-то о наших землях рассказывал. — Он и тебе уже успел растрындеть, куда лыжи подтачивает, да? Языкастый ходящий… Как «сонар», дери его за ногу. Слушай, Лиам… Ты, может, понимаешь и знаешь больше за меня про la Tierra de los Muertos más allá del Muro, но… — Без «но». Я понимаю больше. И я знаю больше. — Хорошо, — оглянулся резко тот. — Без «но». Но Сэмми… — «И опять ‘но’», — подумал инквизитор. — Тебе не нужно об этом «больше» ему рассказывать. Незачем ему. — Незачем? Ну, да. За El Muro ведь обычная пешая прогулка, правда? Такой, как он, там умрёт. Сдохнет. Со знаниями или без. Смерти его хочешь? — мужчина помрачнел. — Хотя нет — убил бы уже сейчас… — более того: Альв видел эту надвигающуюся мрачность. Она его устраивала куда больше, чем вечно наивно-весёлый мужичок. — Это, или… Или ты просто раба себе ищешь? Заманиваешь дурака, чтобы?.. — Заткнись, Лиам, — процедил тот шёпотом сквозь зубы. — Ничего ты не понимаешь. — Ага. Здесь же так много не понимать. — Солнышко, — Дестино вдруг остановился и развернулся к собеседнику. — Этому вот мужику — Сэмми, — указал он на дорогу, у которой виднелся лишь лес, — нужен всего один шаг за эту треклятую Стену. И этот шаг будет стоить больше, чем ты набродил там за все свои немалые-малые года. — То есть: он тебе заплатит? — Я не… У тебя никогда не было такого, что вышло бы за границы выгоды? А? Он же спас шкуру и тебе, мать твою ебсти! А ты!.. Вот, было же такое, что ты понимал, что!.. — мужчина запнулся на полуслове, поглядев в глаза инквизитору. Кажется, он не нашёл там того, что искал. — Блядь… Что с тобой разговаривать. Если для тебя… это непонятно. Ты просто держи свой маклабан закрытым, ага?.. — А иначе? — дополнил за того парень. — А иначе, Лиам… — подошёл он на шаг ближе и замер. — Дай время и не машни. Я расскажу. Позже. В конце концов, через полмили всё ещё идущей вдоль забора дороги двое увидели окружённую деревьями поляну, скрытую в лесу. Посреди неё безжизненным монументом прошлого стоял дряхлый деревянный домишко. Сделанный по-старинке из бревен да брусьев, с несколькими пристройками да ветхими низкими заборчиками, он выглядел забытым и потерянным в той лесной чаще — ни живности во дворе, ни шумов или света внутри абсолютно безоконного корпуса не было. Однако в самом дворе было достаточно чисто, а низенькие сухие кусты, словно опасаясь ловких рук да острых лезвий человека, держались от того места на приличном расстоянии. — Вот и «Хозяин» тебе, — буркнул Ди, притаившись за стволом дерева. — «Хозяева» даже, я б сказал. Смотри, — территория вокруг дома была исхожена вдоль и поперёк следами, уходящими в лес по разным направлениям. — Один он, — однако Альв видел: следы, скорее всего, принадлежали одному и тому же человеку. — Хромой на одну ногу. С палкой какой-то ходит. — Хромает? А… По ногам, значит, понял? А то, стоит ли у него член, по следу ноги поймёшь? — По твоему, — покосился на него парень, — да, легко, — Дестино зло улыбнулся в ответ, и двое людей Чёрного Золота двинули к дому через лес. Остановившись у самой границы поляны, они предусмотрительно опустили оружие. — На «три», — вдруг выставил кулак Дестино. — «Камень, ножницы, бумага» — на то, кто пойдёт их звать, — Альвелион неодобрительно покосился. — Блядь, Лиам, не выёживайся! Это быстрый и справедливый способ! Либо так, либо иди стройным и серьёзным шагом сам! Говорю ещё раз: на три! — выставляя кулак, Альв подумал, что это было лучше, чем ничего. — Раз, два!.. Из лесу в сторону дома вышла одинокая фигура. Тяжко шагая по сухой траве да вязкой земле, она неспешно пошаркивала всё дальше и дальше от деревьев, вдумчиво подбирая слова. Вокруг всё так же царствовала тишина, скрипели сухие ветви от ветра, время от времени пролетали хрустели веточки от пролетающих мимо птиц или проходящих животных. В конце концов, фигура остановилась ровно на середине и, почесав лысеющую голову, окликнула: — Эй! Там, в доме! Хозяева! — Дестино кричал, что хватало его хриплой мочи. Альвелион же, притаившийся за деревьями, внимательно наблюдал за домом с мушки пистолета. Ни тени в дверном проёме, ни каких-то шумов в ответ на возгласы не было. — Мы видели вашу табличку! — продолжил мужчина, делая едва заметные шажки вперёд. — И мы тоже не хотим ни стрельбы, ни охоты, ни убийства кого-либо! Нам нужно проехать здесь! И карту, может!.. И пожрать, если совсем настроение хорошее! Эй! Слушайте! Сейчас я медленно подойду к двери! — он обернулся к Лиаму и жестами указал ему подойти к дому сбоку. — В моей правой руке — револьвер! Повторяю: я не хочу никаких «сюрпризов»! — язвительно произнёс он последнее слово. — И было бы очень хорошо ответить прямо сейчас! — но ответ был всё такой же. На то Ди оскалился и, крепче сжав револьвер, медленно пошёл вперёд. «Дворик», с которого зашёл к дому Альв, выглядел пусто, если вовсе не сливался с основным ландшафтом местности. Ни огорода, ни теплиц, ни даже кормушек, свойственных просёлочным домишкам, вокруг не было. Чего-то логике инквизитора не хватало во всём том виде покосившихся пристроек, пустых пространств и мешков на деревьях. Что-то говорило, даже кричало о том, что в таком доме не мог жить человек. Либо мог так, как обычно люди не живут. Дестино подошёл прямо к двери и, став сбоку у стены, осторожно постучал — тишина. Альвелион, обойдя дом кругом, заключил под те стуки, что дверь была единственным входом — ни окон, ни выхода на чердак у хатки не было. Только небольшая труба от, скорее всего, печки, торчала из одной из стен. — Я у двери, — продолжил монолог мужчина. — Есть там кто?! — Альв же, став с противоположного бока, внимательно смотрел на лес — уж очень ему не хотелось словить пулю от «Хозяев» со спины. — Мать твою… Эй, там! Если ты немой, то хоть стукни об что-то! — ответом была всё та же тишина. — Драть их всех в жопу. Лиам! — шепнул он попутчику. — Доставай пушку. Открываю на «три». Целимся осторожно и, если надо… — Стреляем тоже на «три»? — Ы-хы-хы. Смешной ты — пиздец просто, — вскинул пушку мужчина. — Готовсь. Дверь открылась, обнажая интерьеру дома пустой зимний пейзаж. Пару секунд на нём было видно лишь крупный редкий снег, вальяжно нарезающий круги по спирали на пути к земле. Затем же в дверном проёме показалась пара пушек. Медленно и во всё той же жуткой тишине они осматривали помещение дюйм за дюймом, бесшумно витая в воздухе. Они улавливали зеленистый аромат трав, смешивающийся с холодом в очень резкой комбинации свежести, и медленно окидывали своими острыми мушками старую хату. «Хату» — потому что никак иначе назвать тот домишко, полный ковров, пыли, полок да консерваций, забитых в самую разную тару, никто бы и не смог. Нестройно идущие половые доски, скрывающиеся под грязными коврами-шкурами; широкий, даже не в меру широкий неокрашенный стол прямо в центре хаты; одна стоящая на нём грязная тарелка с кучей разбросанной вокруг бумаги; скамьи и один стул, окружающие тот самый стол; печурка с диагональной трубой, врезанной выходом в одну из стен; штора, висящая на одинокой верёвке да ограждающая треть хатки от всего остального мира, в коей наверняка скрывалась кровать; небольшая лесенка на чердак — когда пушки увидели всё это, их хозяева уже были практически одной ногой в помещении. — Никого, — уверенно и громко заключил Ди, шагнув внутрь. Револьвер же его, при этом, всё ещё смотрел на штору. — Обойди-ка округу, — говорил он, жестами показывая Лиаму наоборот идти рядом, — может, затерялся кто. Лиам же сделал вперёд лишь пару шагов, но уже однозначно мог сказать то, где скрывался хозяин того дома. Среди кучи сетей на стенах, как рыболовных, так и охотничьих, среди пыльных капканов да куч шкур, разбросанных по полу, владелец этого дома лежал на самом невидном с двери месте — прямо за столом, завёрнутый в потрёпанную накидку, что так хорошо сливалась со всеми коврами да шкурами. Лежал и уже зеленел. — Мда… Отбой, — Дестино взглянул на маленькое, очень худощавое лицо мертвеца, укутанное в шкуру, и наконец убрал пушку. Под столом валялся побитый жизнью старик, лишь из-за холода ещё не начавший разлагаться до костей. Его и без того худое тело вне тяжёлой накидки из шкуры, кажется, медведя, ссохлось и побледнело. Та же часть, что оставалась под шкурой, наоборот — обмякла и позеленела. Но главное — жутко воняла. — Умер он… Дней восемь-десять назад, — Альвелион подошёл к телу и, пройдясь по бумажкам, присел рядом, пальцем отдёрнув горло накидки. — Плохо видно, но на теле, похоже, есть небольшие пятна, — глаза худого старца были блеклыми и мыльными, а кривой нос — когда-то красным от пьянства и холода. — Ёб его… — прикрыл рукой нос мужчина и сделал шаг назад, только запах вырвался в прохладу дома. — Да я уж понял и без сопливых, когда он сдох. Воняет — я гребу, — Альв отметил про себя, что вонь у трупа, умершего незадолго после еды, может быть и по другим причинам. Впрочем, оттого не менее неприятным. — Ну… Что делать-то… — почесал Ди репу. — Можем вынести старца под сосну, чтоб не вонял. И посмотрим, что тут есть полезного. — Я его не понесу. Хочешь, чтобы всё из него вывалилось на тебя — можешь попробовать сам. — А-а-а… Не, тогда не надо. Его дерьма мне ещё не хватало. Пусть лежит. Мужчины разбрелись по небольшому дому. Аромат разных сушеных растений в нём смешивался с привкусом мяса, идущим наверняка от недосушенных шкур, а также с присущей каждому одинокому дому ноткой старины, что почему-то напоминала «Лиаму» запах старых ковров. «Да, дней девять он уже тут лежит… Десять, может», — подкрепил для себя Альвелион, зайдя за штору. Там, как он и предполагал, располагалась старая пружинная кровать с небольшим читальным столиком. Рядом со столиком стоял ещё один лук, только дополняющий многочисленную коллекцию, собранную в хате, а также небольшая резинная рогатка. Но не всё это усилило его уверенность — на столике, помимо пары залитых тёмным листов, также догнивала и небольшая беличья тушка. Так удачно составившая компанию хозяину дома, она своим процессом разложения говорила о прошедшем после смерти времени гораздо красноречивее. И гораздо понятнее. — Блядь… Херня всё это, — раздалось из-за шторы. — Палки эти… ссохлись давно. На некоторых даже грибок пошёл, мать их за ногу, — там же послышалось нечто, похожее на падение старого лука на пол. — Шкуры полусырые, консервы стеклянные… Где он вообще банки смог найти? В таких местах-то? Пробежавшись взглядом по интерьеру, Альвелион присел и заглянул под кровать. Весь пол там был захламлён разной старой и часто ненужной безделицей — дырявыми ботинками, коробками с коробками, ржавым инструментом для работы с, преимущественно, деревом. Необычным же были только стопки листов бумаги, совсем непыльные, даже слишком ухоженные, а также старое-старое охотничье ружье, напоминающее Ремингтон Модель Семь. Старое, недосмотренное, даже заброшенное, но всё ещё охотничье ружьё. — Опа-па! — Дестино заглянул за штору, как раз застав Альва раскоряченным у кровати да достающим ружьё. — Ха-ха-ха-ха-ха! Не пойми неправильно, но вот это я понимаю, ствол! — И это я-то тут шутник? Осмотри столик, пока я здесь заканчиваю. — инквизитор прошерстил дулом ружья по коробкам из-под патронов — все они ощущались пустыми. — Амуниции нет. Вообще никакой, — Альв проверил ещё раз. — У тебя есть успехи? — Глянь, какая херня, Лиам… — Ди, стоящий у журнального столика, подозвал парня к себе. Подойдя, последний увидел, что его собеседник указывал вовсе не на лук или труп белки, лежащий до того на краешках бумажных листов, но на то, что на тех листах было написано. «… .ая серая белка, самка. … 2.5 — 3 года. … … обитания: B-8. … .есто смерти: F-1, лес. … смерти: выстрел из рогатки. … .ерти: 12.12.2084. … … .ерехода: не обнаружено. .лезни или врождённые дефекты: не обнаружено». — Дата и подпись… — проводил пальцем Ди по листу, а затем перевернул — на следующем были похожие записи. — Чё, этот старче был чем-то, вроде… Селекционера, что ли? Раз… разводилы? Разводщика? Как это назвать? — Чёрт… Я знаю, кто это, — инквизитор смотрел на подпись, в которой мог неотчётливо разобрать имя. — Слышал о нём в Монреале. Этот… Хотел сделать что-то, вроде живого склада. Хранилища для животных?.. — Альв прикрыл глаза, понимая для себя, что слово, что он хотел сказать, он либо забыл, либо никогда и не знал. — «Ковчег». Так это должно было называться. Место, где, по его идее, животные могли бы «сохраниться в первозданном их виде, несмотря на влияние на мир человека и заразы». Зовут его Ной, — перевёл взгляд парень на разлагающегося старика. — Звали. — «Ной» и «Ковчег»? — посмотрел Дестино в ту же сторону. — Мне б такую самооценку. А… А здесь этот Ной с белками чего делает? Филиал себе строит? Ковчег 2.0? — Выгнали его из города. Из подземелья, — коротко ответил инквизитор, не до конца понимая значение слова «филиал». — Говорили, выжил из ума. Может, сюда после этого и перебрался… Не знаю… Жить? Строить? Доживать? Для идей его в Монреале явно не лучшее время было, вот и остался «одним в поле», пошёл по краю. Слышал про «Кровавый год», да? Или про «Войну Крыс»? Под землёй про это с каждого рта дует, — «слышал» — кивнул Ди. — Вот. Значит, сам всё и понимаешь. — Та я… Чё тут понимать-то? — махнул рукой собеседник. — Просто ещё один дурачок, получается. У них там много таких — в жопе их. Бабьё с севера мне уши тоже прожужжать успело своим нытьём. О том, какие они все никому не нужные и брошенные на произвол судьбы… Бедные бездомные ублюдки, блин. А жопа-то — она ж везде жопа. Везде одинаковая… И всегда ж добавляли, когда рассказывали: «А всё из-за вас, мудозвонов! Вас!» — ой, держите меня семеро, а трое — дерите! Мы во всех их бедах, значит, виноваты? Только когда жить было легко, а? — «раньше» — хотел было сказать Альв, но не успел. Да и не так сильно, чтоб хотел — как было раньше, он не знал. — Хотя, я их, наверное, понимаю, — Дестино сел за одну из скамей и «лёг» на стол. — Их же «родители в изгнании» наверняка всё жужжали им про то, как было хорошо до «конца света». Что даже после конца было время, когда кучка заморышей в своём-не-своём метро смогла добиться хоть чего-то, на тот ушедший мир похожего. А оно теперь вот как, — мужчина перевёл взгляд сначала на труп, а затем — на открытую дверь, и взгляд его наполнился медленно идущим снегом. — И предков их сослали. И город, который не их вовсе, теперь больше похож на крысиную нору, от которой они, чтоб им, так старались сдыхаться… Да и «света конец» не концом оказался вовсе. Просто глобальная, но несмертельная кабзда. Кабзда света. За которой сами по себе пошли дальше все те мелкие кабзды, которые были всегда. Наверное… Обидно им просто, что ни конца, ни края их потерям не будет. А винить в своих бедах себя люди в принципе не любят. Слабо им. — Лирично, — коротко отрезал Альвелион, не особо желая слушать дальше. Его отец был примерно таким же в своих рассуждениях, когда возвращался с руин «ушедшего мира» — лиричным, чуть романтичным, но полностью самому Альвелиону в этих размышлениях чужим. — Да, понесло что-то меня. Замахался чуть, наверное, со всеми этими дикостями, — мужчина взял один из листов со стола и, пробежавшись секунду глазами, бросил его обратно. — А ты не свистишь, если что, — кивнул он на упавшую бумажку. — Или хорошо угадываешь. Такие же самые записки. Даты разные только. Сурки, — один лист, олени, — второй, — опять белки, — третий, — о, даже волки есть! — четвёртый. — Волки — это хорошо. Шкуры тёплые. Тяжёлые. Возьмём себе, если найдём что. Может, в домике том, что я видел по дороге, что есть… Или в мешках… — инквизитор же молчал, погрузившись в свои мысли. Кроме того, что он не особо разделял оптимизма о наличии в тех окрестностях волков, сама общая картина местности всё ещё казалась Альвелиону странной, однако галдёж над ухом сбивал с мысли. — Ладно! — звонко шлёпнул себе по коленям мужчина и живо поднялся со скамьи. — Так, значит. Пойду назад позвать Сэма — чтоб он машину сюда прикатил. Заодно и погляжу на небольшие пристроечки у дороги, если увижу ещё раз — мало ли, что там полезного. Мешки пособираю. А ты пока осмотри, может, здесь… И дальше потом по дороге пойди. Упрёшься в забор — иди обратно. Пройдёшь минут двадцать и не найдёшь ничего — иди обратно. Усёк? — мужчина встал и пошёл к двери, но остановился на самом пороге, не заслышав ответа. — Усёк? «Если старик жил один, — размышлял Альвелион, вспоминая пустеющий дворик безо всяких следов жизни, — где он держал свежую еду? Где растил? А если был «смотрителем»… «Хозяином» или кем бы он себя мнил — как справлялся один? И… Один ли вообще он? Нет — труп же ещё лежит. Его никто не забрал, но…». — Усёк, — наконец-то выдавил из себя он. — Но я бы пушку далеко не прятал. Здесь… Я был бы осторожнее, — хотя и понимал, что для подозрений его действительно вещественных доказательств очень мало — это всё могло быть и обычным непониманием местной жизни. Чрезмерной мнительностью… Если не страхом. — Осторожнее? — опёрся Ди о дверной косяк, глядя в зиму. — Думаешь, это — не единственный дом? — инквизитор промолчал, сомневаясь. — А я, вот, думаю. Точнее, думаю, что-то не так тут, только объясниться не могу, — обернулся Дестино на собеседника. — Знаешь, не хватает здесь будто чего-то для одинокого старика с манией величия и разноцветными скворечниками… — Да… — чем дольше Альвелион смотрел вокруг, тем больше ему не нравились его же собственные вопросы. — Иди уже. Я поищу по дороге и проверю, если что найду. Дестино вышел наружу, захлопнув за собою дверь. И, словно звук удара дерева служил сигналом началу правильной мысли, Альв, только его собеседник покинул здание, тут же додумался: «Шкуры». В голову полез знакомый, но отвратный запах, всегда идущий вдали от дома его детства, когда старший брат занимался варкой и растягиванием кожи. Амбре варенных внутренностей и жира, пыль молотых костей, стоящая в хибаре рядом. Да — ароматы от этой работы не вымывались из братца неделями, а иногда — и месяцами. Место же для свежевания животных, что мать быстро сдалась мыть каждый раз раствором из комбинации сладкой травы и зелени, всегда пахло одинаково — совсем не так, как пахло в доме у Ноя. Значит, было что-то ещё. «Шкур много. И свежевать их здесь негде. Но кроме шкур, есть ещё мясо и кости, есть внутренности… Нужно искать, — думал парень, перекидывая ружья через плечо. — Да… Будь дед живой было бы проще. Голоднее, но проще». Инквизитор Чёрного Золота вышел из хаты и уже через две трети мили ходьбы по пустой дороге упёрся в другой конец территории «Хозяина Леса». Забор доходил до такой же горной реки, что они встретили в самом начале, и обрывался на воротах у шаткого, но всё же ещё живого моста. «Хоуп Фоллс\Hope Falls» — гласила надпись за воротами. — Хоуп Фоллс*, — повторил Альв, смотря на чуть покосившийся знак через металлическую сетку. — Вот уж точно. Не желая возвращаться с пустыми руками да без подкреплённой теории, Альвелион шагнул в лес и пошёл вдоль реки. Учитывая форму и градус ухода течения обоих водоёмов на юг, инквизитор понимал: скорее всего они формировали вместе с забором полностью огороженный от мира треугольник. Из-за течения, порогов и небольшой глубины обе речушки не сильно замерзали зимой, а забор… Забор, похоже, больше был нужен старику для того, чтоб держать животных и порядок внутри, чем для того, чтоб держать весь остальной мир снаружи. «Наивная идея. «Ковчег», — думал себе инквизитор, перешагивая высокие корни деревьев и обходя слишком чистые незахоженные места, опасаясь капканов. — Убежал он сюда и начала делать то же самое, наверняка думая, что в Монреале его просто не понимали, — монотонный хруст ветвей где-то вдали погружал в мысли. Живность, и до того живая вокруг дороги, чувствовала себя хозяином места вне её, так что шумела безо всяких опасений. — А на самом деле идея вся просто была бредом. Была и есть. Построить безопасное место, чтобы собрать по нескольку зверей там, опекать их и оберегать на тот случай, если паразит начёт мутировать и на их виды или если они просто начнут вымирать… Только смысл? Откуда он узнал бы, что паразит уже не в зверье, что забежало сюда? Хорошо — он бы проверил… Аunque ni el mismo Diablo sabe cómo lo harías… Но зачем? — парень смотрел вдаль и видел мелькающие тени в лесу, тени, не нуждающиеся в заботе или человеке вообще. — Зверьё нужно человеку ради мяса и ради шкуры. Шкура снимается одинаково на всех. А мясо, с паразитом или без, один чёрт жарится всегда начисто. И закончилось… И закончил этот старик точно так же, как и в Монреале — в одиночестве, в хате без жизни и элементарных удобств, в луже собственного дерьма да мочи. Наивно и бессмысленно». Подметив один из мешков, что он видел с дороги, Альвелион побрёл через лес к нему. Сделанный по-странности из тканей, а не шкур, он пестрил когда-то яркими, а теперь же выцветше-земляными красками снаружи. Внутри мешка содержался характерный запах полусгнившей зелени, пока на дне лежали недоеденные веточки и нечто, что напоминало парню лишайник, так что он решил не прикасаться. «Кормушка, — заключил он и тут же начал подмечать свежие следы травоядных. — Такое едят олени и кролики. Значит, «скворечники» действительно могут быть для белок и птиц… Смотритель… Т о же мне». Пройдя ещё двадцать минут вдоль речки, Альв не нашёл для себя ничего примечательного. В каких-то мешках были следы мяса, в каких-то скворечниках ютились тёмнопёрые птички, вдалеке завывали те самые, как он понял для себя, волки. Живность, в отличие от её смотрителя, пока что жила. Признаков же других людей, кроме Ноя, на территории всё так же не было. В конце концов, парень добрёл и до небольшого домишки, от коего несло запахом мяса ещё на подходах. «Вот тут он и обрабатывает шкуры», — заключил молчаливо ищущий, подойдя к небольшой да захудалой халабуде, пересобранной да подлатанной такое количество раз, что даже некоторые доски не были прибиты ровно и окрашены полностью. Инквизитор чуть приоткрыл дверь. Ему в нос тут же вдарил запах протухших внутренностей да задубевшей на холоде крови. «Ясно… Мать мою…» — Альв поморщился, забыв, что Ной умер более недели назад, а это значило, что вся работа в амбарчике встала загнивать примерно с того же времени. Затем он дёрнул заевшую в грязи дверь сильнее, но дальше та не пошла. Открывшись всего на дюйм, она тут же зазвенела звоном висящей на ней цепи, скреплённой старым амбарным замком, и остановилась, вновь уцепившись в подмёрзшей грязи. «Хм… Ну и не надо. Que tengas una buena estancia solo, старая развалина», — плюнул инквизитор и решил сначала пройтись назад. Кроме того, что забираться в скотобойню без окон, полную гнилого мяса, парень не сильно хотел, в его голове также мелькнуло осознание того, что если Дестино первый доберётся до «просто Сэма», то бросить всё и уехать вдвоём та сладкая парочка сможет очень быстро. Особенно — если решит, что дерзкий южный парнишка им больше не попутчик. «А решить они могут». *** — Ух ты… Мрачновато как-то, — голос Сэма прошёлся по стенам едва ли освещённой хатки, исчезая в брёвнах. — Окон нет… Как у нас прямо. Но сыро везде как-то. Говоришь, тут старый человек жил? — Можешь сам посмотреть, кто тут жил. И поздороваться, если сильно хочется. Альвелион застал Сэма в том же небольшом закутке дороги, где он и припарковался ранее. Удивительно, но парень подоспел к «тому, кто идёт» первее Дестино, который, похоже, решил таки дойти до края земель «Хозяина Леса». Оставив ружьё Ноя на месте машины в качестве сигнала, двое быстро доехали обратно до хатки смотрителя. Отправив Сэма вперёд, Альв всё так же, как и в прошлый раз, обездвижил автомобиль и только затем пошёл следом. — А вы… Вы его не вынесли, да? — мужчина спросил с грустью и усталостью в голосе, глядя на скрытый тенями труп. — И я бы этого не делал, будь я тобой, — бросил парень, как только увидел, что Сэм взялся за «ноги» накидки, будучи готовым тащить тело. — Да. Я знаю. Видно, что вчера ты меня совсем не слушал. Понимая, что вдвоём тело будет вынести гораздо безопаснее, инквизитор закатил глаза кверху и пошёл на помощь. Накидка держалась на теле Ноя вязко и липко, но ненадёжно. Из-под плотной шкуры то и дело пробивался затхлый гнилостный запах бесполезной работы, сразу же въедающийся и в нос, и в одежду, и даже в и без того грязные волосы. — Доволен? — труп старика упал под ближайшим к домику деревом. — Доволен, — прямо и безо всякой доли иронии ответил Сэм. — А теперь пошли глянем, что он нам оставил. Оно всё равно ему уже не нужно. Двое путников вернулись в хату и, поддав огню небольшому масляному фонарю, принялись сгребать всё, что видели для себя полезным. Собирать консервацию, сворачивать более-менее сухие шкуры, собирать стрелы да рогатки. И пока Сэм подобно Дестино удивлялся стеклянным банкам, в кои были закручены некоторые консервы, Альв иронизировал с того, как парадоксально в этом «Том, Кто Идёт» умещались две не идущие вместе вещи — уважение к мертвецам и мародёрство. — А вот эти мы сложим сюда! — улыбнулся Сэм, выбирая консервацию с мясом. — Волчья шкура. Тёплая, толстая, пушистая. Можно было бы носить в плохие дни, будь она суше. — Тем более, раз это мясо в таких ценных стеклянных банках? — спросил Альвелион Сэма, скидывая разные жестянки да глиняные кувшинчики на шкуру да не скрывая сарказма. — Ну… Да? То есть: у нас, на Аляске, таких пооставалось достаточно. В домах разных. Но здесь, в глуши этой… За день-другой езды от Монреаля, в котором такая тара и так всем нужна была бы, — мужчина перевёл взгляд на инквизитора, который, по мере меньшей, не разделял восхищения стеклом. — Процесс… изготовления сложный, — попытался объяснить собеседник. — У стекла. Вы… Как же его?.. Выжимки? То есть: вручную сложный. Раньше таких делали много. И били их для чего ни попадя. Эх… А ведь придёт время, и кто-то вовсе забудет, что мы так умели. Что могли. — Придёт, — сухо ответил Альв. — Уже пришло, если быть совсем честным или просто зрячим. Это самое время тихо подкрадывалось на четырёх лапах к вашим вечно скорбящим и склоненным книзу шеям очень долго — к твоей и всех таких же, как ты. А потом укусило. Впилось по самые дёсны. Не «мы умели». Твой отец, твой дед — они. Как они и как «они» — да, умели. Не ты. Не я. — Ха-х… — Сэм с грустью ухмыльнулся. — Значит, не ощущаешь принадлежности к чему-то большему? Вообще? — Всё, что я знаю — это то, что «моим где-то там югом» правят двенадцать человек, каждый из которых в три-четыре раза старше меня. И что только они — «они» могут держать то, что сами же создали на костях того, что сами разрушили раньше. Держать прошлое и держаться при помощи него — это вся их жизнь. Уже очень короткая и недолгая. Ты же… Хернёй маешься. — Да, разные мы с тобой… — Сэм сел на скамью, поставив рядом с собою фонарь, и принялся перелистывать записи с животными, о которых успел упомянуть Альв. — Хотя я молодым тоже такой был. Хочется показать всем, что ты крепче, целеустремлённее и… чётче, что ли? Чем все остальные. Что бы ты показал своим детям, Лиам? В этом мире? Или когда?.. Что покажешь, когда придёт время? — инквизитор открыл рот, но замер на полуслове, так ничего и не сказав. В голове крутились простые и очевидные, но оттого довольно глупые ответы. «Мир, каким он есть? — думал он. — Что в таком месте можно жить иначе? Нет. Да я и не смог бы». — Не знаю. Не лажу я… с детьми. Да и не знаю, будут ли. Я ведь инквизитор, в конце концов… А ты? Что показал бы?.. Сэм? — Альвелион взглянул на Того, Кто Идёт и увидел, что мужчина читал нечто с большим непониманием, если не страхом. — Что там?.. Сэм? — Я не… — Альв парой широкой шагов подошёл ближе, вырвав лист в свои руки. «Вид: человек, — гласили угольные чернила на грязно-жёлтой бумаге, — мулатка, самка. Возраст: 38 лет. Место обитания: H-2, Мастерская. Место смерти: Н-2, Мастерская. Причина смерти: заражение крови. Дата смерти: 01.03.2079. Признаки перехода: несущественны (вид). Болезни или врождённые дефекты: заражение крови, запущенные язвы, нарушены репродуктивные функции, отсутствует фаланга указательного пальца на правой руке». — Я не понимаю его, — продолжил Сэм. — Если он писал животных сюда — зачем?.. Может, она умерла здесь по случайности? Попалась в капкан или её укусил бешеный зверь? Поцарапал? — Ну, да, — смотрел парень на лист. — Или от ран. Или… Отойди-ка, — инквизитор почти спихнул Сэма с его места и, резким движением развезя стопку записок по столу, принялся смотреть только два места в каждой записке: на левый верхний край — туда, где был написан тот самый «вид», и на «место смерти». — Лось, выдра, мышь, мышь, мышь, перепёлка… Только животные, — он листал лист за листом, но не находил ничего похожего, однако некоторые выводы он сделать мог. — Но… У животных, умерших в той же «Мастерской», причина смерти почти всегда одна — «заохочен (hunted)». Учитывая род его занятий… Наверняка склад, либо бойня, либо… — «кожевня» — застряло слово у него на языке. Застряло из-за картины, которая тут же ударила в голову. Картина та инквизитору не нравилась. — Может быть совпадением. Поищем ещё. — Ты… Знаешь, я чувствую себя как-то не так здесь. Будто неправильно что-то. — Да, — переборов молчание, ответил Альв. — Неправильно. Они рылись в бумагах да записях, найденных под кроватью и вокруг стола, но не находили ничего полезного. Те самые записи чаще всего содержали данные о составе земли, территориях, живности и рыбе, их населяющих, о составе воды. Из редких листов, что были более похожи на дневник, инквизитор смог вычленить, что жил старик действительно преимущественно один, однако также и имел у себя постоянных гостей. «Один бочонок жира оставил записать на завтра — не донёс, — читал парень. — Дрянная спина. Бац — и сам-то, хрыч, и не справляюсь уже. Благо, сынки приехали час по часу. А Майка бочонок на одном плече забросил да побежал! Я им — еды хорошей, что им нравится. А Майке, «мистеру» эдакому — побольше, за помощь от лет молодых. Напоминание, — слово было строго подчёркнуто. Как предположил инквизитор, именно из-за этого записка попала в «учётные книги» вместо дневника, — не забыть оту еду отданную записать завтра. И бочонок. 1 бочонок жира, 15 закруток и 4 кило свежей нарезки с бедра. Нужно будет срезать, что осталось — под 3-4 кило будет. И руку на варку кинуть. Остальное — передержать. Потом — волкам». — «Руку»… — Кажется, я понял, как он делал, — заговорил Сэм. — У него тут всех… Будто одно и то же количество всех. Поровну. И хищников, и травоядных, и летающих. По крайней мере, в его записях. Если кто-то рождается — он через пару недель таких же убивает. Старых только. Но про людей — ничего. А у тебя там что? Что думаешь? — Думаю… — Альвелион смотрел на лист и прекрасно понимал, что он думает. — Думаю, этот старик — каннибал, — Тот, Кто Идёт, замолчал, оглянувшись на инквизитора. Последний так же молча передал лист. — Женщина, которую он записал, записана в «Мастерской». Там же, уверен, он и собирает с пойманных людей мясо… Свежует рядом с белками и оленями. — Получается, женщина эта… записана как животное. Как ресурс… — помрачнел Сэм. В этот момент распахнулась входная дверь, и на двоих архивариусов нацелился знакомый револьвер .44-го калибра. Дестино зашёл медленно, слишком молчаливо и напряженно для него. — Свои? — спросил он в полумрак. — Отлично. Умники, — тряхнул он ружьём на своём плече. — Ладно, я понял. А если я бы не понял? Или не то понял, а? Тут же много чё не так понять можно. Понимаете, да? — Ди зашёл в хату и тут же запер за собою дверь. — «Хозяин» наш не такой простой, как хотелось бы, Лиам. Я нашёл сарай его. «Склад» — как там было написано, — выглядел мужчина мрачно и говорил чётко. — Там дрянных тряпок и вещей на десяток людей хватит. Ещё сверху можно будет половину одиннадцатого приодеть. И вещи есть женские, есть вообще детские, потрёпанные только. На кой хер они вообще ему нужны были бы, а? Сусликов согревать?.. Только вещи-то не его явно, — оглянулся он на выход. — Старый смотрила. На каких-то есть следы крови. На каких-то — дырки, похожие на ножевое либо стрелу. А ещё есть «учётная книга», — полез он под куртку, достав оттуда потрёпанного вида сшитый журнал, — куда ж, драть этого пенсионера в зад, без неё, а? И там есть записи. К нему приходят несколько человек каждые четырнадцать или двадцать один день. Имена повторяются хаотично, но, в общем числе их там где-то полтора десятка голов, — инквизитор взял журнал и, быстро прошерстив, тут же нашёл там нужное имя. «Мр. Майка» был подписан рядом с «Мр. Хэмвилл» и «Мр. Мора». — По записям от их последнего посещения прошло двенадцать дней. Девять или два у нас ещё в запасе — нужно взять всё, что можем, и валить отсюда, пока все пятнадцать не припёрлись. — Ди, этот старец… — начал Сэм и вдруг замолк. — А как же те же!.. — Альв поднял руку, перебив Сэма. — В общем… Сначала сядь, — обратился он к Дестино. — Поговорить надо. Человек Чёрного Золота помедлил, но всё же сел. А затем инквизитор рассказал ему всё то, что они с Тем, Кто Идёт смогли найти. Показывал записи. Указывал на одежду, найденную самим Дестино и приводил предположения о том, что вещи на «Складе» наверняка принадлежали людям, которых дряхлый Ной убил, расчленил, а затем приготовил для себя и людей, помогавших ему. Объяснял, что все те записи в журнале — «гости из учётной книги» — это наверняка такие же, как и сам Ной, каннибалы. — В принципе, многие вопросы с такими аргументами стают на места. А ещё есть вот это, — прохрипел Альвелион, поднялся с места и указал на тарелку, у которой и умер старик. На последней выгнивали кусочки мяса, рядом с которыми лежала одна тоненькая, но очень длинная косточка. — Сначала не поверил, а потом уже забыл обратить внимание. Это локтевая кость. Женская, — Сэм несколько секунд молча смотрел на мясо на тарелке, а затем, медленно встав, вышел из дому, прикрывая рот рукой. Наверняка для него запах тухлятины, стоящей в хате, усилился в десятки раз. — Ясно, — ответил чётко и коротко мужчина, не поднимая глаз. — Думал, что тут шухер какой-то, но чтоб старый твой таким выблядком оказался — такого и по-пьяни не придумаешь… Ладно. План «берём, что нужно, и валим отсюда» в силе. Ты нашёл что-нибудь у ворот? — инквизитор кивнул. — Отлично. Что? — Наверняка — «Мастерскую», — указал он на лист. — Мать твою… Осматривал уже? — Альв короткими кивками ответил, что нет — было заперто. — Ясно. Тогда пойдём туда вместе. Сэмми! — гаркнул Дестино к выходу. — Ты живой там?! — в ответ послышать что-то хриплое и нечленораздельное. — Хорошо! Поедешь к складу! Посмотри своим выживальческим глазом, что нам нужно, запихай в машину и двигай обратно! Мы двинем к воротам с другой стороны — глянем, что там! Принял?! — Да, — отплёвываясь, ответил Сэм. — Договорились! *** — …И та «неправильность», которая была в моей голове, тоже подходит под всё то, что мы нашли, — Альвелион с Дестино шагали меж корней деревьев по дороге к «Мастерской». — Я удивлялся тому, зачем здесь скамьи вокруг стола. Для гостей — верно. Но где тут гостю спать? Есть тарелки и кружки, есть место для еды. Но нет крова. Человека случайного можно либо не принимать вообще, либо принять на ночь — нельзя спровадить его за пару часов. Значит, кто-то приезжал к старику целенаправленно на световой день, старик кормил его, затем было что-то ещё, и этот некто уезжал. — Ну, теперь мы знаем, кто это, детектив, — снег громко шуршал под ногами человека Чёрного Золота. — Да. Но дальше был следующий вопрос: а чем бы он кормил гостей зимой? Огорода нет. Теплиц нет. Ничего нет. Более или менее он жил только для себя, добывая то, что мог добыть на этой территории. А если бы кормил и мясом? В лесу я видел в мешках следы крови и чуял запах плоти. И если он ест мясо сам, что он делать должен; если он кормит им гостей, что, как мы знаем по записям, случается, то чем тогда он кормит… — Хищников. Да. Я про это подумал, когда ты сказал, что он тут себя зооводом считал. И когда сам мешки увидел, тоже дурное подумал. Блядство ебучее… Они подошли к тому самому домишке, что Альвелион решил по лени и паранойе своей оставить в первый раз. Ни окон, ни вторых входов. Всё было так же, как и в домике Ноя, величавшегося себя Смотрителем достойным создать и присматривать за Новым Ковчегом. Всё было так же, как и в логове обычного каннибала, заманивающего людей в ловушку для прикормки своих животных и «гостей». — Отойди-ка. Дестино и Лиам стали боком к двери, и первый, прицелившись из своего револьвера в цепь, державшую двери, выстрелил. Пуля звонко отбила удар по цепи, сломав более тонкий металл, а затем отскочила в деревянную стену домишки. Дверь не поддавалась из-за наслоившейся да подмёрзшей за десяток дней грязи. Рывок. Ещё один. Как только дверь открылась, из Мастерской тут же хлынул гниющий, застывший, если не впитавшийся в сами стены запах, и оба мужчины тут же попятились назад, прикрывая лицо то рукавом, то руками. — О-хо… Кх-кх!.. закашлялся едва дышащий Альв, стараясь держа на ногах. — Мать твою! Сладко-приторное разложение, резкие и острые отваренные внутренности, прорезиненное амбре подгнившего мяса, сырая кожа — всё то зловоние тут же обрушилось на них со всей силой захудавшего, забродившего да застоявшегося воздуха. Зловоние когда-то великих идей и всеми забытых жизней. — Щас блевану… Господи, мать честная!.. Драть его… Блядь!.. — Ди осел на ближайшее дерево, прикрывая рот и пытаясь откашляться от запаха одновременно. — Не могло такое за десять дней накипеть в этой хибаре… Боже… Сука… — говорил он сдавленно и едва ли членораздельно. Альвелион достал из кармана платок, сорвал с ближайшей ели немного иголок да шишек, а затем, растерев да раскрошив последние на ткани, сложил его вдвое и повязал себе на лице. «Если повезёт — перебьёт запах немного», — пояснил он. Его же попутчик, недолго думая, просто поднял ворот своего свитера, кое-как прикрыв им рот и нос. — Пошли, — буркнул он. — Не знаю, что оттуда можно взять, чтоб тухлятиной на всю машину не несло. Но мало ли… Мы… Хотим туда идти вообще? — оглянулся он на парня. — Нет. Но там может быть как что-то полезное, так и живой человек… Лучше проверить. Домишко встретил их неприветливо, накидываясь подвешенными полуразмытыми силуэтами во мраке безоконных стен. Отовсюду на ноги и торс давили разные столы да шкафчики, расставленные, казалось, очень хаотично и бездумно — у тех самих шатких стен, покрытых окровавленными с виду тряпками; у колонн, что чёрно-серыми столпами ютились в полутьме; у небольших столиков, что были заполнены типичными, часто очень грубыми и простыми инструментами для работы с мясом. Альвелион достал небольшой карманный фонарик, полученный от Джонса в Монреале, и включил свет. Щелчок. В бледном да блеклом ореоле небольшого фонарика одна за другой показывались подвешенные туши зверей, висящие у самого потолка на железных трубах, протянутых меж колоннами-брусьями. Иногда — освежёванные, иногда — расчленённые. Но все без исключения гниющие. Их пустые вымершие глаза таращились на фонарь отстранённо и почти безразлично. Но всё же всё ещё таращились. Свет опустился вниз — составляя компанию мертвецам наверху, на столах той широкой комнаты, ведущей ещё в две двери, расположились те, кому не повезло. Олениха и волчонок распластались в нелепых позах, связанные да растянутые по лапам в четыре стороны, медленно умирали от голода и болезней, поразивших их тела. Столь истощённые, что апатичные, они совсем не обращали внимания ни на фонарный свет, ни на человеческие силуэты, вошедшие откуда-то извне — лишь слабо дышали, покосив голову на стол. И несло от них всё так же, как и от всего в том доме — заразой и разложением. — С этими нужно будет закончить, — шепнул Дестино к Лиаму. — Не оставлять же так. — Надо будет, — рассматривал Альв столы рядом. Кроме инструментов, на них так же ютились какие-то сушенные припарки, травы, а также странного вида мясо со шприцами рядом с тёмными банками. — Интересно, зачем они ему живыми? Он им… Что? — Профилактику проводил. Или свои драгоценные «данные» собирал. Не знаю я, Лиам. Тоже не знаю. Знаю, что «были» нужны. Уже — нет… Ну и вонище, Господи. Двое людей Чёрного Золота разбрелись по комнате, осматривая инвентарь «Мастерской». В ящиках со старыми рыболовными крючками; ножами с запёкшейся на них кровью; лоскутами как кожи, так и наждачной бумаги да камнями для подводки лезвий было мало что полезного. Отварам и травам, валяющимся на полочках, никто из двоих не доверял. Спустя некоторое время поисков, они всё же смогли найти машинный аккумулятор, которым старик, видимо, поддерживал освещение в помещении, и канистру бензина. Ощущение того, что вид с запахом того стоили, после этого не пришли. Альвелион попытался освободить зверей, срезав путы, но ослабевшие тела и умы никак на то не отреагировали. Глядя на зрелище, инквизитор вспоминал, что, кажется, читал где-то о том, что показатель цивилизации человека и его цивилизованности — это то, как человек относится к более слабым. Вспоминал и задавался вопросом о том, а если бы и был Ной прав в своём Ковчеге, в сбережении видов от заражений и прочего бреда — чего стоил бы тот мир, который он бы построил? На чём бы тот мир стоял? Впрочем, так, наверное, было всегда. Не утопай Старый мир корнями в крови и несправедливости — Нового мира никогда бы и не было. — Ладно, это уже неплохие находки, — фыркнул Дестино, выйдя на улицу да дыша в полные лёгкие. — Остались те две комнатки… Ну, что? Вдохнули поглубже и пошли, а? Только побыстрее давай. А то я эти твои ёлочные иголки скоро жевать начну, чтоб не проблеваться, — и двое людей Золота вновь вошли внутрь. Ведущие дальше из широкой комнаты двери располагались по краям последней. Идентичные в полутьме, деревянные и старые, но, как оказалось, довольно тяжёлые. Выбирали недолго — взяли левую. И стоило Альвелиону отпереть её, как на него тут же хлынул спёртый воздух, перемешанный с той же самой гнилью, что витала и во всей Мастерской. Взгляду инквизитора открылся тёмный, мрачный да сырой спуск вниз, обрамлённый двумя-тремя деревянными ступенями, очень быстро пропадающими во тьме. — Подвал, — констатировал он собеседнику и тут же замер в напряжении — из темноты до него донёсся какой-то звук, похожий на хриплое дыхание. — Наготове, — прошептал он далее. — Я что-то слышал. Лязг затвора. Щелчок фонаря. Скрип дерева. Двое южан принялись медленно спускаться в неосвещённую комнату, насквозь пропахшую смертью. Шаг за шагом, ниже и ниже. Альвелион шёл первым, вглядываясь в ту бездну человеческого порока, и боялся. Не того, что это могло оказаться западнёй, и «мр. Майка» со всеми прочими ютились бы в подвале, завидев чужую машину. Но — того факта, того вопроса, на который он вовсе не хотел узнавать ответ там, под сырой и неживой землёй: «Где этот чёртов Хозяин Леса держал и разделывал людей?». К его несчастью, не всё в его жизни случалось так, как ему бы хотелось. Сбитое дыхание. Всхлип. Страх. В свете фонаря вместе с деревянными стенами, держащими землю, да теми же колоннами-брусьями, поддерживающими первый этаж, медленно показались они. Раскинутые на столах и привязанные словно для препарирования, забытые, изголодавшиеся, израненные… уже вовсе не люди. Первым на свет фонаря попал когда-то грузный темноволосый мужчина лет сорока пяти. Раздетый догола и растянутый на своём столе крестом, он испускал на пришедших во мрак людей кровавую пену из своих синеющих дёсен. Пойманный, кажется, позднее всех, наполовину обратившийся был покрыт грубыми швами всему его синеющему телу — на непомерно малых боках и животе, на нашинкованных бёдрах и плечах, на почти вырезанных щеках. То, что когда-то было его пальцами на руках, было обрублено под корень. Впрочем, как и то, что было ниже паха. Стол пестрил в тусклом свете фонарика оттенками запёкшейся крови, мочевины и кала. Однако пленник всё ещё был жив. Всё ещё таращился своими залитыми кровью глазами — такими же, какие были у Джонса в ночь нападения стаи на караван. И всё ещё дышал. Спустя десяток, наверное, самых длинных в его жизни дней. Дышал только ради того, чтобы окончательно перестать быть человеком. — Вот ведь больной старый выблядок… Боже… Следующей под фонарный свет попала женщина. Вернее, то, что когда-то наверняка ей было. На столе лежал выпотрошенный и полупустой женский каркас. С зияюще-чёрными отверстиями вместо рук и ног, со вскрытой головой, петлёю подвешенной к одной из балок наверху. Мягкие ткани шеи, грудей, живота и таза были вырезаны с остатков тела подчистую. Словно их там никогда и не было, не они, но их отсутствие обнажало рёбра и грудную клетку кристально чётко, пока выпотрошенный да уже высохший кишечный тракт был просто скомкан как-попало и брошен обратно «в» тело. Внутренние органы вроде печени, почек, сердца, желудка и даже языка, чье отсутствие выставляло напоказ свету фонаря пустую, неестественно-полую шею, были также вырезаны напрочь. Даже то, что то тело было женщиной, инквизитор понял больше подсознательно — по ширине тазовой кости и зияющему из шеи слабому кадыку. — У… уью… — прохрипел что-то к непрошенным гостям заражённый мужчина, и только затем те двое гостей заметили, что языка у него тоже не было. Затем же фонарный свет показал, что подвал разделяла надвое ещё одна дверь. Идя уже скорее наперекор всему увиденному, чем за какой-либо выгодой, двое чужаков отдёрнули ещё один засов. Дверь заскрипела, приветствуя пришедших, а комнатушка, показавшаяся перед ними, тут же сдавила освещаемое пространство гнетущими деревянные стенами с осыпающейся с них землёй. Тесная и некомфортная, грязная, она не вмещала в себя практически ничего, однако то, что там всё же было, повергало обоих в ужас. Сразу перед входом каждому вошедшему открывался вид на небольшую пружинную кровать, на коей в распластанной позе лежало ещё одно обнажённое рыжеволосое тело. Высохшее от истощения и умершее от голода явно быстрее, чем успело обратиться, то тело явно принадлежало женщине. В отличие от всех трупов в предыдущей комнате, труп в этой, что странно, был весьма и весьма целым. Однако, стоило фонарю осветить тот труп, как причина его целостности тут же стала ясна. Ужасающая и воистину человеку хоть с какими-то моральными ценностями отвратительная, но всё же довольно точная причина. Женщина была привязана к кровати по рукам и ногам. Верёвки, в весьма специфической манере повязанные на ней, заставляли её лежать в действительно распластанной позе — ноги её были широко разведены и подвязаны через колени к боковым планкам, а руки — вытянуты и привязаны к быльцам. Бадья же с водой с одной стороны кровати и ведро для экскрементов с другой говорили только о том, что держали её в этой комнате день за днём… В лучшем случае, неделями. — Блядь… — сжал зубы Дестино, смотря на труп женщины. — Зачем… На кой хер?! У него же даже не стоит уже, блядь! — Эх… «Мр. Майка», «мр. Мора», «мр. Хэмвилл», — Альвелион также смотрел вперёд и, стараясь дышать ровно, перечислял имена, неосознанно вместе с тем представляя, что творилось в этой комнате. — Она… Как подачка… Как способ польстить. — Закрой ебучку, Лиам! Заткнись нахер! Это живой человек! — кричал мужчина, срывая голос. — Убивать — это одно дело! Но есть людей!.. Но это! Но не это, блядь! Альвелион прошёлся светом по телу. Огненно-рыжие локоны спускались к бледно-земельной коже, скрывая, а иногда наоборот — подчеркивая множественные синяки и ссадины. Укусы на мягких тканях. Пожелтевшие, а затем — и посиневшие пятна, чётко отпечатывающие чьи-то пальцы и ладони. Мелкие порезы то ли от царапин ногтей, то ли от каких-то лезвий. Избитые, даже вымученные бёдра и грудь. Инквизитор смотрел и старался дышать ровно. Но правда была в том, что сердцем он уже давно проиграл. «Не должен так делать человек, — повторялась мысль в его голове, смешиваясь с картиной его ночного кошмара. — Не должен так делать человек». — Жаль, что он мёртв, — тихо и очень медленно выговорил он. — Как жаль, что он уже мёртв, — инквизитор глянул на пистолет, ещё раз на всякий случай проверяя предохранитель, и пошёл обратно к первому столу. — У… ью… — прохрипел заражённый мужчина, почувствовав ствол у виска. «Может, он этого заслуживал!» — звучали в голове Альва Джонса, когда тот оставил такого же полупревращённого на смерть. «Да, — отвечал парень сам себе. — Может быть». Затем прозвучал выстрел. — Пошли отсюда. Не хочу здесь больше оставаться, — когда инквизитор обернулся на своего попутчика, то застал Дестино пустым взглядом таращимся на что-то в руках. — Говорю: идём уже! — в глазах мужчины читался только страх. Отчаяние, настолько чистое и глубокое, что сам взгляд его, казался, источал это самое чувство — неизбежности. — Эй! Ди резким движением обернулся на Лиама и замер. Не говорил ни слова, не издавал ни звука — просто смотрел, словно в пустоту. «Что с тобой?» — хотел было спросить инквизитор, но не успел — мужчина оттолкнул его с дороги и побежал наверх, не говоря ничего. — Какого!.. — парень упал прямо на второй стол, сбивая старую ножку. Тело женщины повисло в петле, повязанной на её голове, и, закрутившись, ударилось тазом о самого парня, сбрасывая внутренности. — Блядь! Сука!.. Стой! — оклемался он. — Дестино! Стой! *** Альвелион бежал по следам Дестино, хаотично разбросанным по лесу. Было видно, что мужчина двигался, почти не разбирая дороги. Спотыкался, падал, поднимался, бежал дальше, а затем — наново. Дальше. И дальше. На одном из мест таких падений инквизитор нашёл какой-то лоскут ткани вместе с небольшой фотографией. На ней были изображены смуглая рыжеволосая девушка и грузного вида темноволосый смуглый мужчина. У парня не было сомнений — девушка на фотографии была тем самым телом женщины, что они нашли в подвале. Однако мужчину — короткостриженого, бородатого и чуть размытого — он узнать не смог. Лишь предположил, что этот некто был Ди близок… Или они оба были. Когда Альв добежал обратно до хатки Ноя, к коей и вели следы, он застал Дестино избивающим труп старика у дерева со всей силы, что в нём была. Всхлипывая под каждый удар, мужчина наносил замахивался то ли старым луком, то ли ещё какой-то палкой, то ли ножкой от стула. И бил. Бил. Бил. И ещё раз бил. Не крича, не говоря, не проклиная — просто рыдал и бил. Альвелион попытался остановить мужчину, перехватив действительно ножку от стула. Но Ди будто и не заметил того, проигнорировав и продолжив наносить удары руками по полностью вбитому, лопнувшему о корни дерева, словно тухлое яйцо, черепу. Когда же Альв откинул мужчину от тела, тот развернулся и, ударив лбом по носу, упал на инквизитора, вцепившись в его горло мёртвой хваткой. Пытаясь придушить и смотря на него абсолютно пустыми, но одновременно полными ярости глазами, Дестино всё продолжал рыдать. И давил. И давил. И давил. И давил. — Блядь!.. Остановись! — прокричал, как ему самому показалось, парень, попытавшись разжать хватку. Бесполезно. Горло, и без того всё ещё болевшее от ранения, сдавалось быстро. Куда быстрее, чем раньше. — Я не твой враг! — прокричал вновь он, хотя, на самом деле, лишь слабо прохрипел, едва-едва улавливая воздух. — Остановись! Остановись!.. — пытаясь сохранять сознание, инквизитор потянулся к револьверу. Повезло. Быстро найдя оружие среди собственной одежды, инквизитор приставил его прямиком к горлу мужчины, щёлкнув курком. Щелчок с холодом стали произвели отрезвляющий, выбивающий из одного шока в другой эффект. Впрочем, легче от этого не стало. — Я не твой враг! И оба мужчины замерли на месте. Секунда. Другая. А затем Дестино пустился в слёзы. Большие, искренние, беспомощные. Слёзы того, кто уже точно не мог ничего сделать. — Не может быть!.. — осел он на плечо инквизитору, пока последний лишь глядел то на лес, то на то, что осталось от тела Ноя. — Не может быть! — рёв Ди отдавал в его плече и груди странной, очень надрывистой вибрацией. Отдавал страхом, отчаянием и невыносимой горечью утраты. — Этого не может быть!.. — а снег всё шёл и шёл дальше. Через час того, что осталось от тела старика, было уже почти не видно. *** Двое людей Чёрного Золота вновь стояли перед злополучной Мастерской. В тишине леса и падающих снежинок время от времени проскакивало тяжёлое дыхание оленихи, всё ещё лежащей там — на столе первого этажа, первого круга того злополучного места. — Я могу сделать всё сам, — хрипнул Альв, смотря на вход да держась за горло. — Тебе не обязательно… — Не, Лиам. Не надо, — Ди выглядел всё ещё плохо — лицо, как и глаза, были по прежнему раскрасневшимся, а дыхание всё никак не выравнивалось. Но всё же он стоял и был готов пойти дальше. — Та женщина — ты знал её? Рыжая? — Знал, — коротко ответил он, взяв канистру бензина в руки. — Почти как родную. Они зашли внутрь, уже не прикрывая лица масками. Запах был всё ещё отвратительным и сводил желудок до самых колик, однако как-то мозг и первого, и второго вошедшего понимал — закрепил, что запах был совсем не самой отвратительной вещью в той «Мастерской». Спустившись в подвал, двое мужчин принялись за дело. Альвелион срезал каркас женщины без конечностей, повисший на верёвке, а Дестино принялся разрезать путы своей когда-то знакомой. Тела и первой, и второй поддавались безо всяких усилий — трупное окоченение давно прошло, а плоть и жилы уже много дней испускали запах разложения, неуважения к ритуалам завершения жизни человека и всего человеческого в целом. Затем же, прикрыв трупам глаза, мужчина принялся срывать тряпьё со стен. Одно, другое, третье, даже не глядя, куда бы оно приземлилось. Опрокидывать столы да шкафы вверх-дном. Сбивать полки, срывать напрочь двери вместе с петлями да переворачивать ящики. Скорбить. Просто по-своему. Альвелион же зашёл в ту комнатушку на первом этаже, дверь в которую они так и не отворили в первый раз. Оббитая стойками со всех сторон да забитая ящиками и клетками под ними, она содержала в себе только две вещи: крыс и записки. В первых признаков жизни почти не было — грызуны поумирали в клетках не столько от голода, сколько, как предполагал инквизитор, от болезней. Истощённые, извращённые и уродливые, они лежали на брюшках, тяжело дыша. Те же, что могли ещё двигаться, смиренно доедали тела своих сородичей. «Как завидел я, что творилось с неживыми… — достал Альв один из пожелтевших листов из ящиков. — Я ж их до этого так — только издали видел. А как увидел, как подумал… Вот, с человеком — как вот такое с человеком может быть? Чтобы и ноги, и руки! И в длину росли, и ломались в другие стороны, и!.. Вот, как?! — лист отлетел прочь. В руки попал следующий. — Да, люди выжили! Но какой ценою? Самые сильные! Самые живучие! Сожжённые и разбомбленные города, выстрелянные под ноль посёлки, уничтоженные… цивилизации! А они! А эти твари! А как просто они!.. — следующий лист. — Раньше меня хотели слушать! Говорили мне: «Ной, людям плохо сейчас, а ты о зверье печёшься!», «Ной, это свинство — ты ради них, когда у нас!», «Ной!» — но я понимал. Считал, что понимал. Теперь же я знаю. А они как не понимали, так и не!.. — следующий. — …И в бесчеловечности, в бесчеловечьи же до меня дошло: зараза — не зараза вовсе. Нет! Это шаг! Следующая ветвь Эволюции! Лишь помогая, лишь уступая место новопришедшим может человек искупить грехи своих отцов! Сильнее людей, живучее людей, они — наследники наших решений! Палачи слабости человека! И здесь, на Ковчеге!..». Инквизитор осмотрелся по сторонам: рядом с некоторыми клетками лежало нарезанное синевато-чёрное мясо. Высохшее и подгнившее, оно явно принадлежало заражённому. Вполне возможно — тому мужчине, которого он застрелил на столе. Но даже в таком состоянии для крыс оно всё ещё было лакомством. Было бы. Не сказав ни слова, парень взял в руки один ящик и, выйдя из комнаты, опрокинул его на пол. Бумаги с ценнейшими записями Хозяина Леса перемешались между собой. Теряя смысл и нить повествования, они превращались ровно в то, чем и должны были стать сразу после смерти Ноя — мусором на полу, лишь сухим горючим материалом, что очистит прогнившую до самых корней под землёй Мастерскую; сотрёт зловонную и изуродованную тень того, что некогда, как говорили монреальцы, было вполне великой, но несвоевременной идеей. Двое южан из Чёрного Золота сидели у покрывшихся тонким снежком деревьев. Вместе с отвязанным волчонком и оленихой, они наблюдали то, как просыревшее и давно остановившееся сердце Ковчега медленно наполнялось дымом, потрескивая где-то глубоко внутри. — Мне жаль, что так получилось, — сказал Альвелион, смотря в темноту входной двери, из которой всё быстрее и быстрее бежал дым. — Да… — пусто и почти безразлично ответил Дестино. — Мне тоже… Пошли отсюда, Лиам. Нужно ехать, пока не стемнело, — они взяли аккумулятор с почти пустую канистрой и двинулись прочь, время от времени поглядывая назад. *** Мустанг неспешно выехал с территории Ковчега, оставляя лишь столпы дыма по уехавшим непрошенным гостям. Хата Ноя загорелась гораздо быстрее и проще, чем Мастерская, и горела куда ярче. Зарево от огня подскакивало ввысь, пытаясь перепрыгнуть деревья, но долетало до зеркала заднего вида лишь едва заметным в дыму оранжевым свечением. — То, что вы там нашли… Это то, что я думаю? Сэм, сидящий за рулём, формулировал вопрос осторожно, выверенно и точно. Завидев пришедших из разведки южан мрачными, очень тихими, он не позволил себе проронить и слова. Когда они разбросали всё те же записи умершего старика по дому, а затем залили маслом из фонаря да запасами — тогда он тоже решил молчать. Посматривая через зеркало назад, Альв то и дело думал о том, встречал ли на своих землях Тот, Кто Идёт, подобное. А если нет — откуда имел мудрость и знание, чтобы молчать? — Да… — коротко ответил инквизитор, заметив, что Ди всё ещё не говорил ни слова. Впрочем, ответ его был полуправдой. — Нет… — но объяснение — такое, от которого не было бы отвратно самому себе, всё никак не хотело формироваться на языке, так что парень просто замолчал, обратно уставившись на дым. — Ясно. Я… собрал со Склада всё, что видел полезным, пока вас не было. Вещи, как ты и сказал, Ди, дырявые почти все или… «Окровавленные», — дополнил за отчитывающегося себе инквизитор. Мысли всё никак не лезли в голову — ни хорошие, ни плохие, ни какие-либо вообще. Парень в принципе считал себя человеком стойким и не особо впечатлительным, несмотря ни на что. Однако в столпах дыма он, сколько ни пытался отряхнуться, видел только Мастерскую. Видел тех людей и дополнял, додумывал для себя то, какими ужасными на самом деле были их судьбы. Думал о том, что умерших в этом месте не только никто не узнает по имени, но никто и не найдёт. Не личность, не человек, не даже тело — только груда полуразложившихся костей. И то — пока хищники не доберутся. — Там ещё были записи с картой местности, — продолжил Тот, Кто Идёт. — На них — дорога отсюда до ближайшего крупного города. «Олбани»?.. С этой картой мигом будем там. Глядишь, может, и на юге будем вовремя. Думаю, от Олбани до Нью-Хэмпшира мы сможем… — Замолчи уже! — рыкнул на того Дестино, не отворачиваясь от окна. — Просто замолчи, Сэм! Закрой поддувало наконец!.. Блядство! — Ди вытер лицо рукой, прикрывая рот. Зубы его были прочно сжаты от злости, а кулаки — стиснуты до красноты. И всё же злиться в той машине было не на кого. Только на себя. И то — если было «не слабо». — Не бери на свой счёт, — едва слышно отмахнулся мужчина. — А захочешь взять на свой счёт и разобраться — скажи, выйдем раз на раз как-нибудь, помахаемся. Но сейчас давай молча гони вперёд, пока светло. Чем быстрее — тем лучше.