Молочный Коктейль

Спустя некоторое время Гиммлер вновь открыл глаза, слипающиеся от еще не прошедшей дрёмы. В глаза сразу ударил яркий солнечный свет из только немного прикрытого тёмной занавеской окна. Попытавшись подвигать затёкшими руками, рейхсфюрер обнаружил, что его конечности оказались крепко связаны какими-то верёвками, а сам мужчина сидел на стуле, от которого, увы, отлипнуть было невозможно. Его одежды так же не присутствовало, только нижнее бельё — видимо, невесть что задумавший Геринг стащил, пока его коллега спал. Зрачки забегали в панике, Гиммлер огляделся по сторонам и обнаружил предметы крайне знакомого интерьера. Это оказался кабинет Геринга! Чёрт возьми, что задумал этот толстяк? С такими мыслями испуганный Гиммлер попытался вырываться из уз, но тщетно. — Г-Геринг! Я знаю, это с-сделал ты! — начал встревоженно и от того громко бормотать рейхсфюрер, — П-пожалуйста, отпусти меня! Генрих говорил это всё, кажется, в пустоту, поскольку кроме него в кабинете никого не было. Так думал сам Гиммлер и, увы, ошибался… — Ох, булочка моя, ну что же ты кричишь? — раздался со спины знакомый голос с некоей пошловатой интонацией. ‌Гиммлер тут же встрепенулся, словно загнанный в угол зверь, что никак не мог сбежать от охотника. — Г-Герман?.. — повторил он имя своего коллеги. Две крупные крепкие руки тут же легли на его плечи, слегка сжимая. Рейхсфюрера такое до жути напугало, и он ожидаемо вскрикнул. — Г-Герман, т-ты чего творишь?!.. Почему я т-тут? П-почему я связан? Что я… Но ему не дали договорить: рука Геринга тут же перекрыла рот, блокируя следующие слова бедняги. — Тише-тише, мой хороший. — начал маршал Люфтваффе, поглаживая плечи друга, — Тебя всё равно никто не услышит, а на твои вопросы я пока что ответить не смогу. Не надрывайся понапрасну. Я тебе еще дам возможность хорошенько покричать~ Эти слова только сильнее напугали и даже разозлили Гиммлера. Он начал брыкаться, вновь предприняв попытку выбраться, но тут же рука, всё ещё придерживающая его рот, опасно сжалась, отчего сделалось больно. — Милый, я тебе не советую меня злить. Страшнее всего для Гиммлера было то, что Геринг, которого он отлично знал, говорил всё это предельно спокойно и даже ласково. Это всегда означало то, что Герман пребывал в жутком гневе. В такие моменты Гиммлер либо замолкал, либо заканчивал разговор вовсе. Однако, сейчас за него это сделал сам маршал Люфтваффе. — Ах, Гиммлер. — вновь начал Геринг, плавно убирая руку ото рта друга и отходя от него на несколько шагов, при том приближаясь к комоду. Тот стоял около стены, напротив окна. Рейхсфюрер направил трясущийся от паники взгляд в ту сторону, где был Геринг, после чего сжался ещё сильнее. Судя по всему, коллега что-то искал… — Знаешь, друг. — обратился Герман к Генриху, мечтательно вздыхая, — Я так хочу немного клубничного коктейля… Он такой сладкий, а какой нежный ягодный вкус. «Клубничный коктейль?.. Что он вообще несёт?» — с тревогой и слабым любопытством подумал рейхсфюрер, поглядывая на Германа Геринга. Тревога лишь усилилась, когда Гиммлер узрел, как Геринг достаёт из шкафчика комода бутылку розового клубничного молока, после чего ставит её на стол и поворачивается к Генриху, загадочно улыбаясь. — Но вот. Знаешь, кто ещё более сладкий, чем этот чудный коктейльчик? — вопросил Геринг ласковым голоском. — К-кто?.. — еле выдавил из себя рейхсфюрер СС, невольно сглатывая. Геринг усмехнулся, взяв бутылку в руки и подойдя к товарищу. Глядя в испуганные глаза последнего, маршал изобразил на своём лице крайне наигранную эмоцию удивления. — Пирожочек, что такое? Ты что… Боишься? — вдруг выдал Герман, сделавшись более печальным, нежели изумлённым. «Нет, блять, не боюсь! Что за глупые вопросы?!» — возмутился про себя Гиммлер, но на деле только маленько нахмурился, смотря на коллегу исподлобья. — Ну ничего, ничего. Думаю, сейчас, когда ты попробуешь этот замечательный коктейль, ты не будешь так дрожать от страха~ Генрих и произнести ничего не успел, как почувствовал, что Герман своей крепкой ручищей вновь схватил мужчину за лицо, но уже заставляя наоборот открыть пошире рот. Далее он больно ухватил рейхсфюрера за короткие волосы на макушке, заставляя задрать голову назад. Несчастный хотел вскрикнуть от неожиданности и боли, но тут же ощутил во рту холодное стеклянное горлышко бутылки. Далее почувствовался вкус чего-то сладкого, даже немного приторного… Молочный коктейль, что так любил Герман, и чем прямо сейчас угощал своего «гостя». Последний даже подавился, поскольку от неожиданности попытался вытолкнуть горлышко языком. Оттого по подбородку тут же потекли сладкие розовые капельки, стремительно падая на колени и стекая по туловищу. Потихоньку стало тяжко дышать, перед глазами всё помутнело, а молоко продолжало течь, отчего начало тошнить и глотать становилось больно. Генрих умоляюще взглянул на Геринга, но тот лишь продолжил. Когда коктейль кончился, в рот рейхсфюреру запихнули какую-то старую, сырую тряпку, от которой у бедняги вновь возник рвотный рефлекс. Появился крайне неприятный привкус после сладкого клубничного молока, Генрих прямо сейчас был готов отправить всё это прочь от желудка. В чём ему непременно помогут. После всего этого Герман вдруг вытащил из-за спины очень острый нож. Увидев это, и без того зашуганный Гиммлер запаниковал ещё сильнее. Но его ожидания не оправдались; послышался звонкий лязг металлического лезвия, затем треск верёвок, и грохот. Генрих упал на ковёр, при этом от души ударившись всем телом о твёрдый пол. От такого удара останется немало синяков. — Какой же милашка~ — романтично проворковал маршал Люфтваффе, улыбнувшись. Он ногой, осторожно перевернул мужчину на спину, с удовольствием наблюдая за испуганным Генрихом. Тот, уже будучи немного дезориентированным и не особо понимающим, что его ждёт дальше, жалобно уставился на своего «палача». Последний посмеялся. — Полежи пока тут. Сейчас твой дорогой принесёт тебе кое-что, что сделает моего ненаглядного только слаще~ Гиммлер взглотнул. Даже двигать головой было уже довольно тяжело, живот набит и было ужасно тошнотворно от сладкого привкуса молока, оставшегося во рту вместе с кляпом. Но слова Геринга вновь «оживили» Гиммлера, заставив его испытывать новую волну тревоги. — Погляди, что у меня есть! — радостно воскликнул Геринг, поворачиваясь к Генриху. Только не это! В руках у Германа был баллончик взбитых сливок и тарелка, наполненная свежей, спелой клубникой. Да что же этот псих ещё задумал? — Мфмх. — простонал Гиммлер страдальчески, будто хотел произнести, чтобы Геринг немедленно остановился. Но тот будто не слышал мольбы (пускай даже и состоящей из набора букв беспомощного Генриха) и с улыбкой на лице подошёл поближе. Далее маршал опустился на колени, дабы быть поближе к «другу», и сладко произнёс: — Ты уже догадался, что сейчас будет, пирожочек? Но Генрих ожидаемо не ответил, лишь вновь мыча и глядя на своего мучителя. Последний вновь звонко рассмеялся. — Как жаль, что ручки да ножки связаны. Не правда ли? — малость насмешливо произнёс Герман, поворачивая мужчину лицом к себе, чтобы на бок не заваливался. Герман фыркнул. «Ещё и издевается, падаль!.. Да я его…» — только было подумал он, как его ушей достиг треск, какой обычно получался, когда кто-то пользовался баллончиками. И вот, сливки уже красовались на животе рейхсфюрера, его плечах, груди, а затем, когда Геринг добавил к ней ещё и несколько ягод клубники, он снова насильно открыл рот Генриху. — Мой ты пирожочек~ — промурлыкал толстый мужчина, наклоняясь к коллеге. Гиммлер вздрогнул, стоило ему ощутить на своей коже мягкие прикосновения чужого языка. Влажный язычок Геринга нежно касался его живота, слизывая сливки. Сделалось противно. Рейхсфюрер вздрогнул и коротко всхлипнул, поскольку мочи терпеть уже не было. Как жаль, что бедняга ещё не знает, что это не всё… Тем временем скользкий язык касается правого соска, медленно проходясь по кругу и мягко прикусывая выступающую «бусинку» соска. Мученик вздрогнул, но не смог сопротивляться — стоило ему подвигать запястьями или лодыжками, как те неприятно заныли от натирающих верёвок. Как только со сливками на теле было покончено, Геринг вновь наполнил рот товарища сливками и резко впился в его губы своими, целуя. Гиммлер промычал в поцелуй, явно не готовый к такому. Он ощутил, как настойчиво партнёр его целует, и ему стало так противно, что он, не особенно думая о том, что творит, цапнул чокнутого коллегу за язык. — Ах ты ж!.. — резко выругался Герман, отстраняясь от поцелуя. Было крайне неприятно, но прокусить мягкую плоть не удалось. Тем не менее, Геринг, кажется, разозлился сильнее. — Ах так? — Герман выглядел озлобленно, но в тот же момент остановился и принял более спокойное выражение лица, мило улыбнувшись, — Значит, мой сладкий не хочет по-хорошему? Гиммлер до того даже стал немного смелее, но вся его отвага исчезла бесследно, когда тот взглянул в «милые» очи коллеги. Рейхсфюрер пришёл в ужас. — Что ж. Это означает, что мой Гиммлерушка готов к последней и самой тяжёлой артиллерии. Сладкое наказание специально для тебя~ Герман более маниакально, жутко расхохотался, что ни на толику не успокоило Гиммлера. В ту же секунду рейхсфюрер СС был грубо перевёрнут на живот, а его последний элемент одежды был просто-напросто разорван на нём же самом, после чего стянут. Геринг, точно голодный и оттого крайне опасный зверь, прислонился к обнажённому телу своим. Послышался шорох одежды, и вот уже спустя несколько минут Гиммлер почувствовал, как тёплый, налитый кровью член его партнёра, потерся о ягодицы рейхсфюрера, касаясь крупной головкой узкого отверстия. Гиммлер зажмурился от осознания неизбежности ситуации, уже готовый получить очередную порцию страданий и молить всех Богов о том, чтобы это было последней пыткой. Ох, как же он ошибался. Почувствовав дикую боль, охватившую таз бедного беспомощного рейхсфюрера, словно войско Гитлера новую территорию, Гиммлер вскрикнул, насколько это было возможно с тряпкой во рту. Далее пошли тугие и оттого ещё более неприятные движения. От боли жгло постепенно всё тело, а с каждым новым толчком тошнота вновь начинала подступать. Геринг двигался отрывисто, грубо, лишь иногда набирая темп. Гиммлер беспомощно кричал под ним, пока крики не превратились в стоны боли, а затем и… Удовольствия? Всё верно, ведь как бы Гиммлеру не было стыдно, и как бы он не корил себя за такие мысли, но со временем ему жадно захотелось большего. От этого немец начал кратко всхлипывать. Какой же ужас! Его насилуют, а ему и нравится. До конца дней рейхсфюрер не простит себе этого, если, конечно, вообще выйдет из этого проклятого кабинета живым. Красное от напряжения и стыда лицо уткнулось в ворсистый ковёр, пытаясь хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей. Уже спустя двадцать-двадцать пять минут мучений Геринг кончил внутрь Гиммлера. Оба протяжно застонали, но вот только Геринг от удовольствия, а Генрих — от боли. Приятной боли, можно сказать. Пускай и так не хотелось. — А-ах. Ты прекрасен, мой Золотой~ — произнёс в экстазе немец, выходя из партнёра. Гиммлер покривился от склизкого звука, после чего ощутил небольшое облегчение — на время, пока Геринг не успел начать последний этап своей «процедуры». — А теперь… Немного отдышавшись, Герман перевернул Гиммлера на спину, вновь заглядывая ему в глаза. Тот выглядел уже более вымотанным, нежели испуганным. Геринг хмыкнул. — Т-теперь… ч-что?.. — еле-еле проговорил Гиммлер, не выдержав и сплюнув тряпку изо рта. Очнуться его заставил холод проходящего по груди лезвия. Совсем легонько, почти не соприкасаясь с кожей, но даже это позволило мужчине ощутить леденящий ужас вновь. — Г… Герман?.. Ч-то ты з-задумал?.. — шепотом проговорил рейхсфюрер, сглотнув. Но тот не ответил. В этот же момент боль вновь пронзила тело бедолаги, в прямом смысле нанизывая его. Уже не жгучая, а более острая, мучительная — боль лезвием ножа проткнула кожу, после чего добралась глубже, совершая огромный надрез прямо посередине живота. Кровь резко брызнула из раны, стоило только Герингу отложить ножик подальше, а несчастный Гиммлер завопил. Не столько от боли, сколько от ужаса — ещё бы, прямо сейчас ему вскрывают брюхо! Но Герман не довёл дело до конца: рана кровоточила, но маршал Люфтваффе не стал продолжать, злорадно наблюдая за тем, как густые алые струйки текут на пол, пачкая ковёр. Его не жалко, как и Гиммлера. — Знаешь, тебя можно даже назвать счастливчиком. — вдруг обратился к бывшему другу Герман, — ни с кем я ещё таких вещей не совершал. А так бы хотелось~ «Ч-что он нахуй вообще несёт?! Чёртов сумасшедший идиот! Идиот! Совсем, что ли, работа и жара мозги расплавили?» Но не успел одуматься Гиммлер, как ощутил новую волну боли, раскатившейся по всему телу: он ощутил, как в его тело, уже в самую, что ни на есть, сердцевину его брюха вошёл член Геринга, начав движения быстрые и такие же отрывистые, как и до этого. Мученик завыл, словно раненный волк, стало так отвратно и больно, что прямо сейчас Гиммлер предпочёл бы навсегда уснуть. Уши начинало закладывать от пошлого и противного чавканья собственных кишок, немец даже не знал, в какое именно место в его же теле его насиловали. Не хотел даже смотреть, задирая голову назад. Но тут его снова схватили за голову. Геринг подтянул его к себе, целуя в губы своими влажными, сколькими губами. К горлу снова подступила тошнота. Гиммлер не знал, как долго это продолжалось. Как долго его имели, сколько времени вообще прошло, и сколько ему ещё осталось. Сознание начинало потихоньку отключаться, мысли совсем потеряли связь и обернулись в какую-то фантасмагорию. Кровь лужей осталась вокруг двух немцев. Но вот, спустя не так много времени, Геринг отстранился от поцелуя, кончив внутрь живота Гиммлера. Первый не обратил на последнего внимания, лишь улыбчиво наблюдая за тем, как белая жидкость, смешиваясь с кровью, превратилась в какую-то розоватую вязкую жижу. — Ах, совсем как мой любимый молочный коктейль~