Aster

— Почему ты не можешь быть, как Дилюк!? — Ее голос, настолько жестокий и равнодушный, окунул его в холодную воду. Он словно проснулся.       Кэйю всегда сравнивали с Дилюком его родители. Ему 10, почему он обязан походить на брата? Да, он не душа компании, да, он не играет на куче музыкальных инструментах, да, он зарывается в книги и живет в своем мире. Он не такой яркий. Не такой милый. Не такой красивый. Да и приемный сын. Их мамы были сестрами, но… счастье недолговечно.       Одни приятным вечером, ничего не предвещало беды. Теплая чашка в руках приятно обжигала кончики пальцев парня, мелодичный голос тетушки успокаивал, будто убаюкивая, она ему нравилась. Спать хотелось жутко, но сидящий рядом двоюродный братец лишь подогревал интерес пойти ночью посмотреть на светлячков, которых кстати в усадьбе было много. Они собирались пойти все вчетвером. Почему его семья не такая?       Отец с матерью постоянно ссорились. То матушка неправильно накрыла на стол, то неправильно посахарила чай, то не так накрахмалила рубашку… Он придирался ко всему, к любому действию своей жены. Зачастую ссоры происходили и из-за самого паренька. Он не так хорошо учился, и в попытке защитить сына, получала еще и единственная женщина дома. Синяки, ссадины, побои, крики, визги, маты… Не лучший аккомпанемент в жизни маленького Кэйи. А однажды отец привел женщину. Высокая модель, светлые волосы, какие-то неестественные губы, одежда, от который исходил запах дешевого парфюма и руки провонявшиеся сигарами. В тот вечер они особенно сильно ссорились, кидая в друг друга, то разные заклинания, то предметы, которые попадали под горячую руку. — Да, светлячки — хорошая идея! — восхищено, отпивая чай, проговорил Кэйя. Дилюк лишь согласно покивал головой и стал упрашивать маму. — Ну, разреши им, — начал глава семейства, — Тем более, что завтра выходной.       Ребетня весело запрыгала и детский хохот мелодией разился по всему особняку. Кэйе хотелось, чтобы это было всегда.       Красивый, темный вечер медленно занял место теплого дня. Светлячки постепенно вылезали из своих укрытий, такие медленные, размеренные, горящие разными оттенками желтого. Свечение было не таким ярким, но все же обволакивающе приятным. Светлячки невесомо парили в воздухе, как детские голоса и действия распугали их немного. В конце концов, они поймали целую банку светлячков, как Кэйя заметил яркого, красного светлячка…       Секунды две он пытался дойти до него, вглядываясь, а после…       Резкое осознание происходящего, его дом горит. Он побежал за тетушкой, а после, выбегая на улицу с Крепусом, увидели, как дом Кэйи и правда разгорался ярким пламенем. — Там моя мама! — истошный крик ребенка, а после его быстрый бег в сторону усадьбы, и будьте уверены, что, если бы не Крепус, то он бы добежал.       Усадьбу потушили, когда там ничего не осталось. Все детство синеволосого испарилось, нет, исчезло в одно мгновение, оставив за собой лишь обломки особняка в густой пелене смога. — Где моя мама..? — он сидит на краю кровати, подняв свои глаза на тетушку. — Твоя мама… — начала та, ей было очень тяжело говорить. Мистер Крепус подошел сзади и присел к нему на кровать, обнимая одной рукой за плечи. — Она превратилась в самого яркого светлячка в этом мире, — заключил он, избавляя свою жену от таки слов, все-таки, погибла ее сестра, а как заключило разбирательство, то от рук своего мужа, но Кэйе это знать не обязательно, по крайней мере не сейчас.       Всю ночь он проплакал в подушку, хоть все и слышали его всхлипы, никто не решился подойти к нему, успокоить, никто не знал нужных слов, которые облегчили бы старание дитя. Да и нет таких слов в этом мире. Ничто и никогда не залечит такой раны.       В один момент рушится весь твой мир. А теплые, ласковые глаза мамы более никогда не посмотрят на тебя, тем теплым взглядом из младенчества, ее руки не приласкают тебя, которые каждую ночь укрывали тебя от ночных кошмаров, ты ее никогда более не увидишь, не почувствуешь её запах. Ее нет. — Может, потому что я не Дилюк!? — так же грубо ответил Кэйя, а слезы выступили на глазах, он схватился за край своего сюртука, сжимая свою ладонь в кулак до побеления в костяшках.       Прошло полгода с момента смерти, многое изменилось, а чужой ребенок, который постоянно ходил мрачным и больше не улыбался начал раздражать семью, которая хотела быть счастливой. — Замолчи уже! — он закричал, в отчаяние пытаясь не заплакать, но его крик сопроводила молния.       Она резко ударила в дерево. В этой семье была традиция, когда рождается человек, садят дерево. Этому дереву было 38 лет. Оно захрустело, а после рухнуло…

Огонь забрал ее душу, сжигая вокруг все астры.

***

      Покачиваясь на стуле, Альбедо в одной руке держит книгу, увлеченно делая записи пером. Приятная атмосфера царила вокруг паренька. Уже все разошлись по комнатам. Парень стягивает резинку с головы, давая ей облегчение. Он помял свою шею, выпрямляя позвонки. Альбедо был очень гибок, его спина изогнулась в полуовал, выставляя грудь вперед. Как резко его одиночество разрушил какой-то тип, который уселся прямо напротив него. — Сейчас глубокая ночь, — начал незнакомец, — почему же ты не спишь? — он развалился на стуле. Его прирасстегнутая рубашка, нелепый немного вид, взлахмоченые волосы — выдавали для Альбедо яркого представителя идиотизма, — Я — Кэйя. — Я могу чем-то тебе помочь? — спросил Альбедо, откладывая демонстративно книгу на край стола. «Отсосать мне, например», — ухмыльнулся мысленно Кэйя. — Ну, например, дать свой номер, — подмигнул единственным глазом Альберих.       Альбедо лишь повел бровью, недовольно откладывая уже и перо. Он не любил такое. Но этот типаж мужчин он знал. Они грубые, зачастую самодовольные. Светловолосый резко встал, не желая больше наблюдать этот цирк. Он направился к выходу.       Стул с грохотом падает вниз, грубая рука хватается за предплечье когтевранца. Он замирает, а после с ужасом смотрит на сцепление рук. Сердце гулко звучит, во рту пересыхает. Ноги становятся ватными, а перед глазами все плывет. — Подожди, пожалуйста, — начал было Кэйя, но в тот момент Альбедо совсем не слышал слов парня, а после подхватил обмякшее тело парня, — Оп, держу, — мягко и с улыбкой проворкотал циркач, — Так… — он усадил парня на стул, — тебе водички принести, хрупкая принцесска? — парень произнес это без всякого злого умысла, укладывая руку на чужую голову. — Да… — рассеянно протянул сидящий на стуле, — будь добр. — О, да, юная миледи, — кивнул Кэйя с задоринкой в голосе, — только возьми письмо, его надо передать Венти, это который бухающий чмырь, ну, тебе ли не знать? — алхимику когтеврана часто приходилось варить отрезвляющие зелья.       Кэйя быстренько ретировался, и не успевший придти в себя Альбедо, вновь наблюдал довольную морду этого вредного слизеринца рядом с бокалом вина. — Воды не было, — начал было тот, — но я, как истинный посланник Иисуса, превращу сей чудесный напиток в воду, — красная жидкость плавала на дне бокала, как и полагается сухому, красному вину.       Парень взмахну палочкой и легонько ударил по бокалу, превращая вино в воду. — То есть… — начал уже пришедший в себя Альбедо, — тебе было проще достать вино, нежели воду, — но увидев самодовольство на лице нового приятеля, понял, что ответ ему и не нужен.

Кэйя улыбался, словно чеширский кот.