Mon cher ami

      Что сделает любой адекватный человек в семь часов утра, когда проснётся от совсем не ласкающего слух звука будильника и увидит на экране красноречивое:

«Я плохо себя чувствую. Едь завтра без меня, ладно? Удачи с подготовкой и спокойной ночи!»

      Чуя проклинает экзамены в очередной раз и наспех собирается в ближайшую аптеку, даже не пытаясь привести свои волосы хоть в какой-то порядок, просто завязывая их в пучок. Он не берёт рюкзак и сумку с ноутбуком, а выскакивает из квартиры только с банковской картой и телефоном в руках. Он понятия не имеет, что именно случилось с Фёдором, поэтому покупает и обезболивающее, и противовирусное, и витамины, и капли в нос, и сироп от кашля, и ещё кучу всего, из чего можно собрать целую аптечку. На улице достаточно тепло, но ветер щекочет открытый кусочек шеи под воротником куртки, поэтому он ёжится, пока идёт до дома своего друга, чувствуя себя маленькой девочкой из странного русского мультика, которая кричала «Давай-давай лечиться!» и донимала весь лес своей игрой в доктора.       Наверное, Фёдор подумает то же самое, когда его разбудят в такую рань ради посылки с лекарствами и порыва сварить бульон. «А если у него дома нет мяса?» — тут же появляется логичный вопрос в голове, и Чуя разворачивается, чтобы пойти в магазин.       Он определённо не сходит с ума. Это самая нормальная ситуация в его жизни — Чуя уверен, что для него сделали бы то же самое, если бы он болел. Но он никогда не болеет, и даже немного жаль. Зато он боится грозы, с лёгкостью ломает любую технику, расстраивается из-за каких-то промахов и может забыть ключи от дома в университете, повесив куртку с ними в гардероб и уехав без неё. А Фёдор всегда рядом, готовый спасти его от всех неприятностей жизни, поэтому он абсолютно точно заслужил такую же заботу в ответ.       Если бы Чуя увидел его сообщение вчера, то сорвался бы сразу, но сейчас к переживаниям добавляется ещё и чувство вины, что он проигнорировал друга. Поэтому он берёт не только мёд, замороженные ягоды, овощи и мясо, но и выискивает листовой чай, которого у Фёдора дома ещё нет, чтобы сделать кое-что приятное. И мягкий свежеиспеченный пирог с яблоками и корицей.       На кассе он думает о том, как вежливее будет его разбудить — по телефону или звонком в дверь, но решает, что заболевшему человеку нужен отдых, поэтому оплачивает покупки и возвращается на улицу, чтобы дойти до него. Он отлично знает, что Фёдор обычно просыпается рано вне зависимости от того, во сколько лёг, поэтому есть некая вероятность, что он уже не спит. Чуя на это надеется, когда поднимается на лифте вверх, но нажимать на кнопку дверного звонка приходится слишком долго прежде, чем ему откроют. — Доброе утро? — спрашивает Фёдор, зевая и зажмуриваясь, наблюдая перед собой пару обеспокоенных голубых глаз на лице их обладателя. — Ты мерил температуру? — спрашивает Чуя, заходя внутрь с двумя пакетами. — У тебя есть градусник? Если нет, то я купил, — говорит он, не дожидаясь ответа и разуваясь. — Ложись обратно в постель, а я сейчас разберу пакеты и приду. — Я говорил тебе, что ты просто прелесть? «Да, огромное количество раз» — думает про себя рыжий, который едва не считал каждый такой случай.       Он мотает головой из стороны в сторону, выпрашивая новый комплимент и параллельно рассматривая помятого Фёдора в пижаме, который ещё и с растрёпанными волосами ничего не успел сделать из-за внезапного прихода. — Ты прелесть, — продолжает он, улыбаясь, а Чуя медленно тает внутри, мягко направляя его в сторону спальни.       Сам он уходит на кухню прямо в куртке, чтобы выложить на стол содержимое двух пакетов, а затем возвращается в прихожую, чтобы окончательно раздеться. Он приносит Фёдору градусник и усаживается рядом с кроватью на пол, чтобы не испачкать грязью с уличной одежды святая святых — самую удобную в мире кровать. — Да, у меня есть градусник. Ты забыл? — посмеивается друг, и его немного хочется придушить. — Будет два. Подарок, — отвечает Чуя, вкладывая его в раскрытую ладонь. — Купи в следующий раз тонометр, а то у меня от твоего пыла давление скачет, — продолжает издеваться Фёдор, приподнимая руку и устанавливая градусник. — Будем измерять.       Очень хочется ответить, как двусмысленно это звучит, но есть риск быть непонятым. Мало ли, что там в голове у человека с температурой, возможно. Хотя зная этого задохлика, рыжий почти уверен, что это именно так. Его друг умудрялся заболеть даже летом во время адского пекла, что уж говорить про декабрь. — Хорошо. И моё давление тоже измерим заодно, чтобы понять, как ты действуешь на меня. — Мне нравится такая идея. А ты не опоздаешь в университет? — уточняет Фёдор, глядя на часы на стеллаже рядом с кроватью. О чём этот человек ещё может беспокоиться? Правильно, точно не о своём шатком здоровье. — Нет, мне к третьей паре, — отвечает Чуя. — Да и она не особо важная, если что, — на всякий случай уточняет он, чтобы его не попытались отсюда силой выгнать после того, как он преодолел несколько испытаний, начиная с раннего подъёма и заканчивая тяжкими муками выбора продуктов в супермаркете. — А зачем тогда собирался к первой? «Ой дура-ак» — думает рыжий про себя, почти хватаясь за голову от того, как катастрофически глупо сейчас спалился, что подстраивался под расписание Фёдора, когда ему нужно было ехать гораздо позже.       И да, час наедине с ним по дороге до учёбы стоит того, чтобы встать раньше, но это будет выглядеть так странно, если сказать вслух. Впрочем, даже в голове он уже понял, что немножечко перегнул с желанием чаще видеться. — С утра мозг гораздо лучше работает, поэтому все задачи решаются быстрее, — универсальный ответ. Фёдор сам ему рассказывал о разных исследованиях, поэтому должен принять такой аргумент. — Я хотел посидеть в библиотеке, а потом спокойно позавтракать без лишней болтовни одногруппников. — Они тебе надоедают? — спрашивает он, звуча очень сочувственно, и Чуя ощущает новый укол вины из-за того, что сказал. Это всё — почти правда, но скорее он бы валялся в холле на диванах, потягивая сок из коробочки и читая все новости, которые пропустил. Какая библиотека, прости господи? Там ужасно скучно. — Нет, но у всех крыша едет в период сессии, — пожимает плечами Чуя. — У вас же то же самое. — Айтишники всегда сумасшедшие. — Кроме тебя. — Я задаю всем темп психоза, — отвечает Фёдор и вытаскивает градусник из-под футболки, потому что он начинает пищать. Чуя молча выставляет руку вперёд, уже предвкушая, как друг попытается его спрятать, чтобы не признавать, что он снова заболел на ровном месте.       Он напоминает ребёнка в такие моменты. Не только потому что одет в штаны и футболку с принтом знака бэтмена. Фёдор смотрит на него самым щенячьим взглядом на свете, будто внутренне чувствуя, что накосячил и доставил неприятности со своим иммунитетом на пару. — Тридцать девять градусов! — Чуя вопит, держа в руках градусник, и переводит свой взгляд на него. — Федя, это что такое? — Ой. — Если ты опять устроил генеральную уборку с проветриванием, когда я ушёл, то у нас будет серьёзный разговор, — говорит он, убирая градусник в чехол и поднимаясь с пола на ноги. — У тебя нет улик для предъявления обвинения, — отвечает Фёдор, натягивая на одеяло на половину лица. — Я могу пойти и поискать пылинки под ванной или кухонными шкафами? — спрашивает Чуя, очень умиляясь про себя. Такой он ему нравится в разы больше. — О нет! Как моя мама прям! — он почти прячется под одеяло с головой, пока друг идёт к выходу из комнаты. — Да-да, я помню. Она говорила тебе, что никто с тобой дружить не будет из-за грязной комнаты, поэтому тебе и достался я. — У меня всегда идеальный порядок, поэтому мне и достался ты, — говорит Фёдор, явно пытаясь сгладить ситуацию. — Самый прекрасный друг с признаками шопоголизма на нервной почве. — Хорошо, что ты осознаёшь, что заставляешь меня нервничать, — отвечает Чуя, уходя. — Лежи, я приготовлю завтрак. — Да, мам! — Фёдор! — раздаётся уже из коридора, и в ответ только довольные хихиканья.