Примирение сквозь несколько жизней

      Юй Цзыюань уверенными шагами двигалась к Цзян Фэнмяню.       Его лицо было ещё совсем молодым, на нём не отразилась немая печать боли, появляющаяся у всех со временем. За подол его одежд напуганно цеплялся ребёнок, в панике оглядывающийся на людей, собравшихся вокруг. От неё не укрылось то, как Цзян Фэнмянь смотрел на Вэй Ина — так на родных детей ни разу не был обращен его взгляд, не с той крупицей грусти и любви, боли потери, долга перед лучшими друзьями, а теперь — и перед их ребёнком. Юй Цзыюань почувствовала, как её грудь прожигает чертова ревность.       — Что вы тут собрались? А ну отсюда, быстро! — оглядев столпившихся адептов, поднятых на шум, приказала она. И лишь когда ученики послушно скрылись из виду, сделала шаг ближе.       Вэй Ин… Тот, кто принёс так много бед… Тот, кто стал причиной сожжения пристани… Тот, кто окончательно украл у неё мужа, позволив предаваться состоянию тоски по Цансэ-саньжэнь…       Почему он снова здесь? Почему она здесь? Почему Пристань цела, адепты живы?       Что происходило эти одиннадцать лет?       — Моя госпожа, — голос супруга звучал мягко, но одновременно с этим настойчиво. Со стороны он казался равнодушным, но кое-что Пурпурная Паучиха умела определять по тону — он не потерпит возражений на этот счёт, — Вэй Чанцзэ был моим слугой, они с Цансэ-саньжэнь сделали много хорошего для Юн Мэна. Позаботиться об их ребенке — самая малость, которой мы можем отплатить.       — Поэтому снова не будешь обращать внимания на своих детей?! — не выдержав, выпалила она, — к черту эти слова, Цзян Фэнмянь! Думаешь, слухи и до меня не доходили? Я почти уверена, что отец этого ребенка — не Вэй Чанцзэ!       Ошеломленный таким злостным вскриком, Цзян Фэнмянь прикусил губу. Его широкая ладонь опустилась на макушку Вэй Ина, слегка поглаживая — оказавшийся в эпицентре скандала, развернувшегося из-за него, ребенок был напуган.       — Моя госпожа, если бы сын мадам Цзинь оказался в подобной ситуации, один, без крова над головой, разве ты бы не приложила все усилия, дабы вернуть его и дать приют в своём доме?       Юй Цзыюань подняла на него удивленный взгляд.       Цзян Фэнмянь никогда бы не давил на неё. Она знала — любые чувства делают уязвимее, слабее. Такое сравнение лишь привело её в большую ярость.       — Да как ты смеешь сравнивать?! У тебя закончились слова, и ты решил перевести стрелки?       — Я не перевожу стрелки. Разве ты не дорожишь дружбой с госпожой Цзинь? Те самые чувства, которые ты испытываешь к ней, я испытывал и к родителям А-Сяня. И как названный брат Вэй Чанцзэ я позабочусь об его сыне.       «Надо же, когда ты успел стать таким твердым?» — восхитилась про себя Пурпурная Паучиха. Она была горда этим. Раньше только ей приходилось спорить, спорить и спорить, слушать тягостное молчание в ответ и наблюдать равнодушие в глазах. Задетый за живое, Цзян Фэнмянь обнажил перед ней другую сторону, заставив греться в лучах уважения к себе.       — Я не буду тебе мешать. Делай с этим ребенком, что хочешь. ***       Она не выходит посмотреть на своих детей.       Она не хочет выходить из комнаты.       Этот кошмар повторился — неужели после смерти ей вновь и вновь ощущать те же страдания, которые принёс этот ребенок?       К черту, к черту, к черту…       Юй Цзыюань никогда не была глупой женщиной. Она понимала, что если бы её дети и Вэй Ин росли в хорошей семье, в которой не было бы места ссорам и равнодушию, их потенциал раскрылся бы, словно цветок лотоса под лучами Солнца. Она не могла сдерживать гнев и вместе с ним чувствовала ревность, зависть, обиду… Все чувства передавались Цзыдянем по спинам юношей.       Вэй Ин — совсем не плохой ребёнок. Одарённый, слишком умный, слишком подвижный… В нём всегда было много этого «слишком». Ребенок лучших друзей, он был любим Цзян Фэнмянем намного больше, чем собственные дети от вечно недовольной и агрессивной супруги.       Цзян Чэн пошёл в неё. Вспыльчивый, гордый. От отца у него форма лица и равнодушный взгляд. Если бы Цзыюань не сравнивала его с Вэй Ином так часто… Может, в нём не было бы места многим отрицательным качествам?       Цзян Яньли, истинная дочь своего отца. Нежная, хрупкая, невозмутимая. Спокойная, как водная гладь. Идеальная жена по стандартам заклинателя — и пусть, что не так красива, как размалеванные девицы из знатных семей, и пусть не удержит в руках оружия. Её мягкая улыбка раз за разом выводила Цзыюань из себя — а причиной было то, что будь она такой же, Цзян Фэнмяню было бы так просто и хорошо с ней…       Эти дети всего лишь хотели любви. Эти дети родились в неправильной семье. Все было не так с самого начала — с нелепо устроенного брака.       И Вэй Ин во многом ни при чем. Слова супруга задевают мысли. Разве отнеслась бы Цзыюань вот так к А-Сюаню, чрезмерно гордому и перенявшему кучу отрицательных качеств от распутного отца? Не виноват же Усянь, что его матерью оказалась ненавистная Цансэ-саньжэнь?       Да, он был активным, надоедливым, шумным, но… Разве она сама не вела себя так? Да кто не вёл? А-Чэн, из раза в раз примерством пытающийся получить хоть каплю внимания отца и скупую похвалу матери? А-Ли, что по своей природе не была заметной и яркой?       Юй Цзыюань столько раз мечтала о том, как бы сложилась их жизнь, умри Вэй Усянь в раннем детстве. Она бы наладила отношения с мужем. Любила детей. Искренне. Они бы не лезли из кожи вон, пытаясь быть замеченными…       Нет. Она бежала сама от себя. Любить детей Вэй Усянь ей ничуть не мешал. Любить его — тоже.       Дело в другом. В ней. ***       Смеркались сумерки, Юн Мэн был погружён в темноту и покой. Адепты давно легли спать. Полная луна освещала улицу.       Юй Цзыюань двигало непреодолимое желание убить А-Сяня.       Сейчас, пока не стало слишком поздно.       Она с лёгкостью задушит его. Бросит тело на улицу. Скажет, что испугался собак, когда вышел погулять. После столь долгих месяцев на улице грех не заболеть. Лекари ещё не до конца его осмотрели…       И ничего. Цзян Фэнмянь будет грустить. Она его утешит. И они будут жить счастливо.       Вэй Ин — маленький, взлохмаченный, словно воробушек, лежал на кровати. Рядом… Сопел А-Чэн. Юй Цзыюань зло сжала руки. Цзян Фэнмянь поселил их в одной комнате? Неудивительно. Приравнять наследника и какого-то оборванца с улицы — как раз в его духе.       Её ладонь потянулась к А-Сяню и… Поправила прядь его тёмных волос. Она спадала на лицо, может, дышать было неудобно.       Ребенок дернулся во сне. Цзыюань впервые в жизни была напугана. Она сделала шаг назад.       Сзади раздался тихий голос Цзян Чэна:       — Матушка?       — Спи. У вас душно, закроете окно ещё раз — задохнетесь, — максимально равнодушно произнесла она.       А-Чэн приподнялся на кровати. Потер глаза. Матушка никогда не заходила в его комнату. Даже не знала, как она обустроена. Никогда не интересовалась, хорошо ли им спится. Это делали Иньчжу и Цзиньчжу.       Юй Цзыюань вышла обратно медленными шагами.       Она не сможет убить этого ребёнка. Никогда. Скорее на себя руки наложит. Убийство — грех, убийство — не выход. Что она скажет покойным родителям? «Я ревновала мужа к умершей женщине и лишила жизни сына той самой Цансэ-саньжэнь только потому что между нами когда-то пролегла тень?»       Тут же к ней пришло осознание, что её плечах лежит ответственность за сохранение мира и Пристани Лотоса, а ради защиты всего дорогого стать матерью осиротевшему Вэй Ину — ничто.       Юй Цзыюань посмотрела на затухающий фонарь и ускорила шаг, возвращаясь в свои покои. Этой ночью она не уснет.