Неподвластный уроженец

      Скарамучча. Хилый, словно обмотанный скотчем вместо тонкой кожи, вялый, бледный. Он выпрыгивает исподтишка, вцепляясь в руку Кэйи, раскусывая её в кровь острыми и сколотыми зубами. Мужчина роняет меч, рефлексивно сжимая локоть. Мечник покачивается, пулей убегая на своих трясущихся ногах с места происшествия. По сравнению с предвестниками Скарамучча казался бешеным, будто ему что-то нарочно вкалывали. В целом Скарамучча держался живчиком, как-то перебивался крошками хлеба, воском свечей в его одиночной комнате — безусловно, чтобы Сказитель не сошёл с ума от вечной темноты, так бы Синьора уж точно не раскошелилась на свечи — плесенью и мхом. Конечно, иногда ему давали пищу, но это являлось чем-то тухлым, либо же недоеденным. Но Скарамучча такие дни считал праздником. Почему его так не любят?       — Сумасшедшая я или нет — уже не касаемо тебя. Надеюсь, твои будущие хозяева будут тебе рады. Прощай, — Баал взмахивает рукой, из которой тянутся огоньки электро — маленькие шарики — которые сформировались на затылке в виде вечной печати. Всё в стиле Баал. Вечность обречена на вечные страдания, как-никак.       — Выпусти меня отсюда, животное! — Скарамучча вцепился в решетку, высовываясь меж длинных железных палок.       — Это твоя кара за ненужные и нежданные убийства, Скарамучча. Ты будешь должен убивать всех, кого я попрошу, иначе же тебе будет лишь хуже. Я очень разочарована, что ты не понял банальщины о том, что мстить такими поступками нельзя.       — Ну убил я, виновен, но зачем ты желаешь приносить убытки миру, Баал, вдумайся же в свои слова, ты сумасшедшая! — те страдания, кто приносил излишние страдания, будут страдать вечно. Таков был её ход мыслей.       Скарамучча спустя долгое время и осознал, что натворил без ведома сёгуна, но выпускать его никто не собирался. Благо, это он тое понимал.       — Скара, — шёпотом замямлил кто-то, будто пытаясь не выдаться.       Скарамучча встрепенулся, оглядывая в панике всё помещение. На случай оправдается, что слышал шаги, пытаясь удостовериться в присутствии их владельца. За сухой десяток лет пребывания в это месте, которое можно назвать сараем, он научился думать наперед, планировать, рассчитывать и, главное, выполнять. Взять в пример то, как он наляпал жидким воском на сланец, насаживая туда обломанный канделябр, дабы изобразить топот туфель Пульчинеллы. А за время бега его никто не смог заметить в краже куска обкусанной курицы. Этот парень ещё и сумел отпирать подвал. Благо по странности неравнодушный Дотторе, который просунул ему один из изобретенных поддельных ключей. Но этот ключ долго, естественно, не выжил. Синьора всегда заставляла раздеваться Скарамуччу, дабы посмотреть его на лишние предметы. В один день она ключ и нашла. Парень клянётся, что это были самые мучительные моменты. Моменты, когда его заставляли ходить без одежды несколько недель, заливали водой подвал, где кожа парня скукоживалась, даже немного болела, в подвале и так сыро, грязно. Грибок его заждался.       — Я подойду, постучав три раза в дверь. Будь готов.       И Дотторе уходит с остальными предвестниками, как и все — забывая о Скарамучче, словно его и никогда не существовало.

***

      Сон был мерзок. В помещении до одури холодно, но это ещё пустяк. Парень все ждал Дотторе, который не сказал, как придёт. Спать страшно; с замиранием сердца юноша слушает каждый шаг; но проходят лишь Ковьелло, Пьеро и Тарталья. парень уже выучил ритм их шагов, стук обуви. Дотторе, кажется, пропал в неизвестность, либо обманул. Скарамучча не доверяет никому из предвестников, поэтому даже не обращает внимания на надежды на них. Он всё-таки засыпает от шквала раздумий. По-иному парень не засыпает никогда.