Она горела огнем

Сегодняшний день был особенным - его не могла испортить ни плохая погода, ни синяки под глазами, ни даже коллега с надоедливо-платиновыми волосами. Первое сентября. Начало первого учебного года после той жуткой войны с пожирателями, которая несла разруху и хаос, и практически развалила школу. Можно было только лишь радоваться тому, что с помощью волшебства можно было восстановить и отреставрировать замок достаточно просто. Гермиона лихорадочно собирала тугие завитки волос в свободный, небрежный пучок, параллельно натягивая юбку, покрытую рыжей шерстью Живоглота. Выругавшись, девушка на секунду остановила свою беготню по комнате и копошение, обратив внимание на отражение в зеркале. "Надо выглядеть безупречно", - ворчливо пробубнила она себе под нос, укутываясь в свою самую красивую, терракотового цвета мантию, с золотыми, вышитыми на вороте львами. Она не выглядела как-то вычурно, или наоборот - нелепо, вовсе нет, скорее, просто довольно приятно. Сама гриффиндорка не была завсегдатайкой магазинов одежды, не являлась фанаткой моды, да и в целом, подбор безумно красивых платьев ее напрягал, хотя люди и пытались внушить ей, что в красивых одеяниях нет ничего фальшивого или странного. Наконец, собравшись, Гермиона распахнула дверь, и увидела перед собой абсолютно так же выходящего из своей комнаты бывшего слизеринца. - Черт. - Белобрысый ощетинился и захлопнул деревянную дверь, спрятавшись в своей норке, словно хорек, и девушка, не оглядываясь и не медля, поспешила на банкет. Главный зал был невообразим - на потолке сияли перламутровые жемчужины, перекликающиеся с золотыми звездами в небе потолка; свечи, вместо обычных, белых - были резными, с россыпью блесток, которые красиво спадали всем на плечи и подолы платьев (каким-то образом не попадая в еду). В этом году все пытались сделать вид, что страшных событий буквально вначале этого лета не происходило. В целом, такая позиция устраивала практически всех. Призраки уже летали по помещению в старинных праздничных нарядах, радостно обсуждая новых учеников, и гадая, какие же они будут. Гермиона помахала сэру Николасу, и тот в знак приветствия снял шляпу, по пути роняя почти отрубленную голову. Над учительским столом повесили портрет Дамблдора в золотой раме, который, в своей привычной манере, сложил руки и томным взглядом из-под очков-половинок осматривал уже присутсвующих и ожидал студентов. Девушка счастливо улыбалась - все это заставляло ее почувствовать себя дома; помогало забыть о ужасе войны, наконец она ощутила то спокойствие, о котором так мечтала последние несколько месяцев! Все было так, как в праздники до ужасных событий - ни тени разочарования на лицах, а только лишь радость и ликования. Она села за огромный, длинный преподавательский стол. Слева от нее, посередине стола, должна восседать директор - профессор МакГонагалл, а справа уже устроился Блейз Забини. Правда перед Минервой, было еще одно пустое место, которое, как считала девушка, занято было быть не должно. Пока директор общалась с Флитвиком, Гермиона, не сдержав своего природного любопытства, тактично наклонилась к итальянцу и прошептала: - Что ты преподаешь? Смуглый парень отвлекся от манящего напитка в золотом кубке и посмотрел на девушку. - О, заучка, я тебя не заметил! - Он благосно ей улыбнулся, не выражая никакой агрессии и презрения в ее сторону, и от души отлегло. Ведь не могли же все слизеринцы быть тупыми идиотами, повернутыми на чистоте крови, только лишь и умеющие прыскать ядовитыми оскорблениями. Его улыбка старательно пыталась это доказать. - Грейнджер, кажется? Драко сообщил мне, что вы живете по соседству. Вот умора! Посмотрю, что из этого будет. - Кудрявые волосы, которые Блейз отрастил за несколько месяцев прыгали вместе с движениями его головы, придавая ему забавный вид. Он посмеивался, вертя в руке кубок с алкоголем, заглядывая в саму его бездну. - Что же в этом уморительного? Два давних врага живут напротив друг друга. Ужасно! - Гермиона насупилась, но итальянец не обратил на это внимания, продолжая говорить: - Я преподаю зелья. На самом деле, все думали, что зельеварение будет преподавать Драко, но... - Что? Тогда что ведет Малфой? - Густые брови девушки свелись к переносице, но Забини уже совершенно не обращал на нее внимания. Что же тогда преподает этот заносчивый придурок? В голове стремительно неслись списком предметы и так же стремительно вычеркивались. Девушка никак не могла сообразить, что же за предмет вел ее недруг. Постепенно в Большой Зал подтягивались преподаватели. Они мелькали один за другим, словно бабочки - все в разного цвета костюмах, мельтешили по мраморным плитам замка. За преподавательским столом оставалось всего одно свободное место - по ту сторону от МакГонагалл. Забини увлеченно рассказывал Гермионе о зелье, которое он будет преподавать на своем первом уроке, и хохотал, говоря о том, как будет весело, когда у кого-то взорвется котел. Девушку смущали его рассказы. Мягко говоря, ничего из сказанного им ее не позабавило; но больше делать было нечего - с МакГонагалл на свободные темы болтать тяжеловато. Но наконец, у девушки появился повод отвлечься и обратить внимание на что-то еще. В зал вошел последний преподаватель - Малфой. Янтарные глаза девушки округлились (даже она не могла в эту минуту соврать себе, сказав, что он ей не понравился) - слизеринский принц выглядел поистине великолепно - вместо обычных черных брюк и белой рубашки, на нем был надет красиво лоснящийся, атласный, темно-изумрудного, малахитового цвета костюм. Кисточки игриво свисали с широкого ремня, который подобно корсету сидел на большей части торса, а лаковые туфли с серебрянными блестящими носками кричали о достатке своего хозяина. Подол черной мантии практически волочился за его спиной по полу, а на голове была бархатистая шляпа с острым наконечником. Любая девушка бы сдохла ради того, чтобы просто поговорить с ним. Но, конечно, Гермиона в это число девиц не входила, быстро отметя подальше от себя изумление. Малфой занял то самое место, которое все это время оставалось пустым и нетронутым - между девушкой и директором. Гриффиндорка проморгалась и потупила взгляд в пустую тарелку. Парень снял головной убор, повесил его на спинку стула из красного дерева и обратился к Забини, говоря через Гермиону: - Не опоздал? - Ты вовремя, минут через семь подтянутся студенты. Вон, МакГонагалл ждет у совы. - Забини имел ввиду бронзовую сову, за которой раньше Дамблдор всегда читал речи. - Ты куда так нарядился? - Ну, торжество как никак. Подай бутылку огневиски. - Банкет еще не начался, пить и есть, - делая акцент на еде она косо посмотрела на итальянца, уплетавшего тыкву, - нельзя. И хватит общаться так, как-будто меня тут нет! - Бывшая гриффиндорка гордо задрала голову, повернулась к Малфою и тут же обожглась о ледяную сталь его серебристых глаз. Его тонкие губы расплывались в знакомой, дурацкой усмешке, а взгляд томных глаз будто пытался зажарить девушку заново. Но, она не поддавалась. Они оба были сильными людьми, и такими же сильными соперниками. Игра в гляделки приобретала все новые и новые обороты. Никто не отступал. Никто не мог сломать друг друга. - А ты, Грейнджер, любишь влезать в чужие дела? Забини, какого черта ты не занял мне место рядом с собой? - Чертов итальянец. - Ты знаешь, девушка поприятнее грубого мужского плеча будет. - Он наигранно улыбнулся и под злостными взглядами обоих мягко добавил, - шутка. - Господа, прекратили разборки! Студенты идут. - МакГонагалл пустила в них стрелы своего фирменного сурового взгляда и обратила всеобщее внимание на входящих студентов, которых вел Хагрид. Гермиона сразу заметила среди них рыжую голову Джинни, и, не сдержавшись, помахала ей, в ответ получив радостные крики и прыжки. Вслед за студентами постарше вошли новоиспеченные первокурсники - маленькие облаченные в мантии, стесняющиеся и переживающие дети. Шляпа ловко распределяла мальчишек и девчонок на факультеты. Слизеринцев в этом году было наредкость мало - всего семь человек. МакГонагалл, произнеся речь об обучении в Хогвартсе, об ответственности, лежащей на плечах учеников, и о том, что Запретный лес на то и Запретный, что ходить туда нельзя, начала представлять учителей. Гермиона стала слушать уже ближе к концу, когда она огласила большую часть преподавательского состава и перешла к Блейзу: - Профессор Забини - зельеварения, Профессор Грейнджер - конечно, трансфигурацию - она обернулась к девушке и мягко улыбнулась. - Кхм-кхм, и профессор Малфой - защита от темных искусств! Теперь, когда Волан-де-Морта более нет, возможно, это ваш преподаватель на многие годы. - Слизеринцы громко захлопали, в особенности те, кто был знаком с Малфоем; все остальные факультеты просто старались игнорировать это. Защита от темных сил? Такой важный предмет будет вести этот напыщенный индюк? Безусловно, Малфой был прекрасным учеником ранее, и мозги у него были на месте. Но можно ли было ему доверить такую должность? С другой стороны, Грейнджер и в своей-то новой должности уверена не была, и судить парня было бы глупо... Гермиона поморщила нос. Ее больше не привлекала еда, которая манила своим приятным запахом. Она думала только о том, по крайней мере, надеялась, что слизеринец будет хорошо учить их заклинаниям, не уподобляясь Локонсу или Амбридж, а главное - не станет внушать детям бред о чистокровии. Она настолько занервничала из-за этой ситуации, что под ложечкой неприятно засосало. - Эй, зануда, - девушка ощутила легкий толчок в плечо и тут же вырвалась из своих дум, - теперь-то можно уже пить? - Блондин разливал в кубок огневиски. - На, плесни себе тоже, может опьянеешь и перестанешь быть такой бледной и заносчивой. - Парень грубо подвинул ей двухлитровую латунную бутыль с жидкостью внутри. Гермиона была готова опьянеть от одного лишь запаха этой дряни. Она щекотала ноздри и слегка обжигала слизистые. Огневиски дало обильную желтую пену, желая, быть выпито. - Ты уверен, что это вообще можно употреблять? - Организм гриффиндорки никогда не знал ничего крепче сливочного пива. - На тебе и проверим. - Губы снова натянулись в мерзкой, пафосной ухмылке. - Очень смешно. - Она хмыкнула и отпила глоток. По горлу потекло что-то горячее, как-будто выжигающее горло изнутри. Дышать стало нечем, но за первым глотком понеслось еще около пяти - все они жгли не меньше, чем первый, но очень приятно разливались в животе огнем. Очень захотелось закусить горечь во рту и горле, и Гермиона со скоростью света запихала в себя кусок ржаного хлеба. Язык размяк и вяло валялся во рту, мозги стали какими-то ватными, мысль к мысли не лепилась и в единую цепочку соединялась с трудом. - Мерлин, да она же пьяна! Зачем ты дал ей виски? - Забини убирал подальше от рук девушки бутыль, укоризненно поглядывая на своего друга. - Да откуда я бы был в курсе, что она не умеет пить? Знал бы - не давал! Если что, то посмеемся хотя бы с нее. - Я в порядке! - Гермиона поматала головой. Туман в черепной коробке разошелся, но кончики пальцев все еще хотели жить самостоятельную жизнь. Парни одновременно покосились на нее, будто-бы убеждаясь в ее адекватности, но больше ничего не сказали. Настало время вести студентов в их спальни. Белобрысый пошел к слизеринцам и стал уводить их из зала в спальню. Все они, маленькие черные фигурки, облаченные в мантии, шли за его зеленым силуэтом, как будто утята идут за мамой-уткой. Девушка встала из-за стола, подошла к гриффиндорцам и точно так же повела всех из зала. Дети и подростки быстро огибали за ней все лестницы, которые сегодня не бушевали, картины бросали им воодушевляющие фразы об усердном учении (и конечно же, ворчали из-за шума), а Ник, присоединившийся к ним в середине пути, показывал детям, что значит "почти безголовый". Когда все зашли в гостиную, произнеся пароль "Жаренные перепелки", к преподавательнице подошла Джинни Уизли. - Ну что, как начало учебного года? Очень забавно будет посмотреть, как ты будешь преподавать у нашего курса. - Рыжая, как лисичка, девушка громко посмеялась и ее веснушки будто заполыхали огнем на щеках. - Учти, никаких поблажек потому, что ты моя подруга, не будет! - Гермиона строго посмотрела на нее, а Уизли, рассмеявшись, похлопала Грейнджер по плечу. - Кстати о Роне... - Что? - Брат Джинни был больной темой для Гермионы. Она не хотела обсуждать его, их скандалы, и тем более, просить совета о личной жизни! Для нее все это было очень болезненно - она рыдала каждый божий день. А пара Джинни и Гарри была для нее словно скрежет острия по камню, ведь у них было все то, чего не хватало им с Роном - взаимопонимания, нежности, и, возможно, любви. Но она никогда и никому об этом не говорила. - Он так ругался, когда вернулся с вокзала Кингс-Кросс... Так орал, что ты решила уехать от него, не посоветовавшись с ним, и... - Я знаю, он выговорил мне все это еще до моего отъезда. - Карие глаза заметались по каменным плитам замка, брови судорожно напряглись, а туман в голове будто снова напряг ее мозг. Только в этот раз, к сожалению, не от действия алкоголя. - Если это все, то я пойду, была рада пообщаться. Бывшая гриффиндорка уже хотела развернуться и двинуться по пархающим на этажах лестницам, но нежные руки обняли ее, и тепло, сильнее того, которое жгло желудок от огневиски, распространилось по ее телу. Слезы в момент навернулись на глаза. Она так скучала - по Джинни, Гарри, по понимающему Рону. Да что уж там, скучала по обычной людской поддержке. - Я всегда поддержу тебя, при любом твоем решении. Рон сам виноват, ему не стоит быть таким вспыльчивым с тобой... Ему нужно давать тебе свободу, ты не сможешь сидеть как птичка в клетке. Ты скорее, как Феникс - просто сгоришь, а свобода поднимет тебя из пепла. Гермиона развернулась к подруге. Она по праву могла звать ее родственной душой. Девушка вжалась в свою подругу, пуская тонкие струйки слез ей в плечо. Джинни водила рукой по курчавым, каштановым волосам, шепча что-то успокаивающее. Дрожащая преподавательница отстранилась от гриффиндорки, тихо прошептала "Спасибо..." и убежала. Хотелось рыдать. Рыдать так сильно и громко, чтобы не было сил и возможности даже дышать, хотелось вырыдать целое озеро слез - прямо как в Алисе в стране Чудес. Гермиона чувствовала себя неимоверно одинокой, и в то же время ощущала вину - ведь ее поддерживают и любят, а она будто не ценит это. Хотя, конечно, это было не так - возможно, она просто расчувствовалась из-за поддержки Джинни. Подобно летучей мыши, взмахивая своей огненной, пылающей мантией, Гермиона сбегала вниз плестницам и пролетам этажей так быстро, как только могла. Лишь бы сдержать подступающие слезы и не разораться прямо тут. Слезы боли, обиды, которые все это время она хранила в себе. Сейчас, хоть подруга и сказала ей то, что она так хотела услышать, и даже успокоила ее плач, та боль, которую Гермиона держала в себе, будто прижала-таки нож к горлу. Была ли эта не свойственная девушке излишняя чувствительность вызвана алкоголем, новой должностью, обстановкой или чем-то еще - неясно. Маленькие квадратные каблуки туфель стучали о холодные мраморные ступеньки, и очень быстро, сама того не замечая, девушка подлетела к нужному портрету. Старая медсестра, обляпавшись чем-то красным, дремала, держа в руках жуткого вида зеленую сыворотку. Чепчик пытался слезть с нее, медленно развязываясь от храпа старушки. - Мадам! Мада-а-ам! - Гермиона будила медсестру своими воплями, как могла, и та, по всей видимости, глуховатая, вскоре открыла глаза. - Поспать на старости лет не дают! Уйду на пенсию! И что вы тогда все будете делать! - Та пролила на себя зеленую жижу, и она осела на фартуке большим жирным пятном. - Девушка, ну что вам? - Гной бубонтюбера. Целительница вздохнула и с неохотой отворила портрет. Гермиона забежала в темный, узкий проем коридора и продолжила нестись вперед только с одним желанием - сжать Живоглота и реветь, реветь не прекращая, в обнимку с котом. Рыдать от никчемности своей жизни. Внезапно она с силой налетела на что-то большое - выше и крупнее нее, но не слишком твердое, чтобы сломать себе нос. Гермиона и что-то спереди свалились на пол под громкий аккомпанемент ругательств. Девушка тут же нащупала под собой что-то мягкое; какую-то ткань, и, судя по всему, тело, на котором она восседала. Сердце застучало громче. Святой Мерлин - это был Малфой! - Черт. Повезло, что не ударился головой. Грейнджер, какого хрена? - Знакомая белобрысая голова была повернута к ней затылком. - Черт возьми, слезь с меня! - Резким движением парень скинул с себя Гермиону, и та, ударившись бедром о пол, ошарашенно смотрела на него. - Какого хрена ты вообще тут бегаешь? - Он начал утирать капающую с носа алую кровь, громко матерясь и говоря что-то о своем костюме. Это столкновение стало конечной точкой. Из глаз хлынули жемчужины слез, которые девушка не успевала вытирать. Не сдержалась. Разревелась при людях. Да не при ком-то, а при Малфое... - Что ревешь? Пострадавший тут я. Придурошная. Он внезапно одернул ее, заставив встать, сам немного пошатнувшись. Парень был пьян. Гермиона вглядывалась в его железные глаза, судорожно дыша и пытаясь подавить в висках отголоски громко стучащего сердца. Парень резко схватил ее за руку, одарив шлейфом перегара, и вложил в нее белый платок, взявшийся будто из ниоткуда. - Это не потому, что мне тебя жаль, Грейнджер. Во мне воспитывали мужчину. - Глаза девушки налились медом, носились по лицу Малфоя - она сжимала в ладони платочек, дрожала и пускала жемчужные слезы. Блондин потер лоб рукой, втягивая оставшиеся капельки крови обратно в нос, и поплелся в свою спальню. Ебаная Грейнджер. Зачем? Зачем меня поселили с ней? Первый день, а от нее уже сплошные неприятности. Понятия не имею, что делать с ревущими бабами. Сейчас Гермиона напоминала Асторию - но та обычно просто истерила и орала, что он изменщик, хотя сама она спала со всеми, кто предлагал. Скорее, Грейнджер была похожа на его мать. Такая же беззащитная, аккуратная девушка, которая не истерит, не рвет, не мечет - тихо мучается от внутренних страданий. С Нарциссой такое случилось, когда отца Малфоя посадили в Азкабан на всю оставшуюся жизнь. Драко кое-как добрел до своей комнаты и взглянул в зеркало в черной раме: - Подумать только, расшиб нос из-за мерзкой грязнокровки. На самом деле, после войны, маглорожденные и полукровки не вызывали у него отвращения; просто кто же еще эта Грейнджер, если не грязнокровка? Это слово будто стало частью ее - уже не несшее оскорбительный характер, а что-то вроде детского неприятного прозвища. Как хорек у Драко. Утерев нос, и бросив испорченный падением, заляпанный кровью костюм на пол, сел на кровать и стал разглядывать свои руки. Бледные, как-будто он являлся самой смертью, с расплывшейся темной меткой на предплечье - все, что осталось от нее - это легкие очертания черепа и змеиной восьмерки. Как-будто в юные годы он по глупости набил себе партак, хотя, это в каком-то смысле и было так. Его пальцы были длинными, как у пианиста, кожа тонкая, и как-будто светилась изнутри, а на тыльной стороне ладоней выпирали вены. - Сейчас отец сказал бы, что я жалок. Работаю в Хогвартсе учителем, тоже мне. Хоть не завхозом, как Филч, и на том спасибо. - губы Драко расплылись в ухмылке и тут же собрались обратно в ниточку. - Впрочем, он в Азкабане... Затянувшись комнатной прохладой, распластался на кровати, словно он был частью постельного белья и погрузился в свои раздумья. Гермиона все еще стояла в коридоре - ее всю трясло, она не могла остановить поток слез - никто не был виноват в этом, просто она устала. Устала быть жалкой в своих же глазах. Ее, конечно, считали героиней войны, талантливой и невероятно умной ведьмой, но сама она считала, что она абсолютно никчемна. Не знала, как это исправить. Не знала, как строить отношения, и как жить, когда казалось бы, все подвиги уже сделаны, в жизни всего добилась - но ей казалось это все каким-то... Словно искусственным? И Рон... А тут еще этот паршивец, из уст которого своя собственная фамилия звучит как ругательство, как девятиэтажный мат. Девушка поежилась, отрезвляемая сквозняком, который неожиданно дунул, и побрела в свою спальню.