Годовщина

Ральф неловко и тяжело поднялся со скамейки, уступая место Стервятнику. — Могу подождать тебя здесь. — Не стоит, Ральф, иди к остальным. Все в порядке.  — Ну, смотри. Они обменялись малозаметными, понятными только им двоим прикосновениями, и Ральф, поблагодарив своего «проводника», двинулся обратно к могиле Слепого. Тень проводил его взглядом и устроился рядом с братом. А рыжий Макс остался на своем месте, внутренне настраиваясь на новый диалог. — Не устал? — поинтересовался Стервятник и предложил взять тайм-аут минут на пять. Макс замотал головой, прислушиваясь к своим ощущениям. Нет, не устал. Сейчас он испытывал что-то вроде легкой эйфории — сопричастность чужой тайне, понимание собственной полезности, легкий флер исключительности окрыляли. Вместе с тем он понимал (и Рыжий его предупреждал), что чужая откровенность не давала ему никаких преимуществ, скорее, наоборот. Он не имел права делиться услышанным или, упаси Боже, намекать на посвященность в жизнь другого человека, потому что она ему не принадлежала. Он всего лишь переводчик, коммуникатор, переходник, по которому идет сигнал. Если долго находиться в ненормальном и странном, рано или поздно привыкнешь к любым причудам реальности. Не так уж трудно «переводить», думал он. Чего боялся? Пожалуй, ему даже понравилось. Однажды, когда Макса сравнивали с братом (не часто ли его с кем-то сравнивают?), говорили, мол, Рекс — пружина, а Макс — проволока. Рекс — энергия, сила, Макс — вода, принимающая и податливая. У него на этот счет было свое мнение, но из них двоих слушать и понимать других получалось именно у него. Это было его сутью задолго до судьбоносной встречи со Слепым. После всего услышанного Макс поглядывал на босса с любопытством и даже сочувствием, изо всех сил стараясь не выдать себя. С трудом верилось, что сидящий перед ним расчетливый, циничный и довольно безжалостный человек мог рыдать от неразделенной любви, бояться пластиковых карточек, что кто-то водил его за ручку к юристам, врачам, обучал элементарным вещам в восемнадцать-девятнадцать лет. Его трогательную привязанность к Ральфу и к памяти покойного брата тоже можно счесть слабостью, и, возможно, на месте Макса кто-нибудь и попытался бы воспользоваться ей, но Макс еще находился в своем уме, чтобы ввязываться в игры со Старой Птицей. Делать нечего, наверное, надо начинать? Но Стервятник молчал, задумчиво разглядывая могилу, достал коричневую папироску, закурил, шумно и крепко затянулся, сморщив свой длинный нос, выдохнул подозрительно густой дым. Молчал и Тень. Вдруг что-то вспугнуло пернатых обитателей погоста — вороны громко, по-базарному завозмущались в желтеющих высоких кронах, рвущих в клочья серое с просветами небо, и вскоре все кладбище загалдело, мешая треск птиц с шумом деревьев. От того, как синхронно сиамцы задрали головы вверх, прислушиваясь к расшумевшимся птицам, Макс вздрогнул. Он никогда не задумывался, насколько пугающей может со стороны выглядеть связь близнецов. Особенно, если один из них мнээ…не совсем живой. И правда, как тень. Интересно, мы так же с братом? Заговорили сиамцы тоже одновременно, обернув к Максу одинаковые желтые глаза: — Не мог бы ты позвать отца, Макс? А Тень добавил: — У нас к нему разговор. Заодно и переведет. Спасибо тебе. «О, как... у нас?» — опешил Макс, понимая, что его откровенно и вежливо прогоняют. Из гордости пожав плечами, он встал и побрел обратно, когда его в спину окликнул Стервятник.  — Скажи, где он, Макс? Где мой брат? Он здесь? — никаких приказных или насмешливых интонаций, почти мольба, надо же.  — Он сидит рядом с вами. Слева. Держит за руку, — пояснил Макс, обернувшись. Стервятник тут же схватился за собственную руку. Прикасаться к Большой Птице Макс не рискнул — Тень гладил брата по лицу и ладоням. Когда он отошел подальше, ветер донес хриплый голос Большой Птицы:  — Не уходи пожалуйста, чтобы я знал, где ты. Не уходи от меня, Макс. Не знаю, что тебе рассказал Ральф, но… Со смесью облегчения и легкого ужаса Макс едва ли не бегом направился к остальным. Интересно, думал он, Птица так же будет рассказывать Тени о своей жизни? Последние безумные деньки многое открыли про отца и его друзей, и, пожалуй, Макс не хотел бы знать о них больше и даже обрадовался, что его избавили от такой возможности. Печенкой чуял, исповедь босса может стоить ему дорого. В чем опасность, он не мог сформулировать, но интуиция подсказывала, что от откровенности Стервятника лучше держаться подальше. Лавируя между облезлыми оградками и заросшими крапивой и малиной могилами, он на ходу достал телефон и заглянул в непрочитанные сообщения. Улыбнулся. От Евы. Они переписывались уже несколько часов, с перерывом на сон и общение с покойниками. Вчера, когда Рыжий привез его, полуживого, домой, Евы там, разумеется, уже не было — она прислала СМС-ку, что благополучно доехала. Вспомнилось, как обнаружил на кухне тарелку, укрытую полотенцем, а под ним остывшие сырники с яблоками. Видимо, из того самого творога из общины, который привез Рыжий. Вкусные. И Макс — совсем мозги набекрень — даже не сразу сообразил, откуда они взялись. Сейчас прилетела вчерашняя фотка с автовокзала — Ева стояла в обнимку с помятыми и унылыми после бессонной ночи подружками возле автобуса, они жались к ней с обеих боков, как бесприданницы к березке. Ева поинтересовалась, как закончился вечер в клубе (— Как-как? В участке. Разве подруженции твои драку не видели? А, раньше уехали. — Ты где? — С отцом, на кладбище… не, все норм, годовщина у приятеля). Подробностей писать не стал. Поймал себя на мысли, что в данную минуту не видит ничего особенного в своей болтовне с призраками. Сейчас это выглядело так же буднично и обыкновенно, как бесхитростная болтовня с девушкой. Обстановка возле могилы Слепого изменилась. Из-за березы доносилось бренчание расстроенной гитары. В сторонке на скамейке сосредоточенно беседовали Ральф и Лорд. Вернее, говорил Ральф, а Лорд его внимательно слушал, без привычной надменной гримасы. Рыжего не было. И Слепой куда-то подевался. — Папу не видели? — обратился Макс к Лорду. Ободряюще улыбнулся Ральф, словно понимал, почему Макс здесь, а не рядом со Стервятником.  — Они со Сфинксом только что ушли. Вон туда, — Лорд махнул за спину рукой. Макс рванул «туда» и скоро увидел мелькающие между желтой листвой медные всполохи. Приблизившись, увидел и светлую лысину Сфинкса, шагавшего за пробирающимся через кладбищенские заросли Рыжим, оба шли вслед за прозрачной невысокой тенью.  — Папа! — окликнул их Макс, для верности помахав рукой. — Тебя Рекс зовет. Срочно. Нагнав их, уточнил: — Просят, чтобы ты переводил, — шифроваться перед Сфинксом было бессмысленно — понятно же, зачем они ушли так далеко. Рыжий хмыкнул, оценив ход Стервятника. Птица хочет без свидетелей.  — Значит, тебе переводить им, - кивнул он в сторону Сфинкса и Слепого. — Легко, — воодушевленный разговором с Ральфом, Макс готов был к новым подвигам. — Бледный, не против? — Мне все равно, — обернулся Слепой.  — Сфинкс, нет возражений? Макс знает правила. Глаза цвета майской травы втаранились в Макса. От знакомой с детства приветливой, сдержанной улыбки сейчас почему-то захотелось застегнуть куртку. Сфинкс не удивился.. Значит, знал о Рыжем, знал о проводниках.  — Вот и ладушки. Тогда я к Птице. Удачи! Давайте поаккуратнее тут, - добавил Рыжий непонятно кому. Ему хотелось поскорее разделаться с заупокойными делами и вернуться к нормальной жизни. Завтра отъезд, надо собраться, заехать к Рексу, разузнать, как там у них и что, может, сами расскажут про ребенка, хотя специально что-то разведывать Рыжий не желал. Когда захотят, тогда и расскажут. Он-то уже все знал. Обойдя темно-серые с мшистой прозеленью стены родового склепа, он услышал бубнящий голос Стервятника, а потом увидел со спины обоих братьев — Тень жался боком к Птице, гладил прозрачной длинной лапкой по спине, склонив светлую, с прозрачными, как паутина, волосами голову к плечу. — …не знаю, поймешь ли ты… когда нам было по пятнадцать, мы не придавали этому всему такого значения. Да вообще никакого, только начиналось все… А сейчас — вроде и не молод, иногда даже досадно за собственную слабость… что это так важно… что может прямо крышу сносить. Но это приятно, правда. Иногда единственный способ почувствовать себя живым. Обидно, что я никогда не занимаюсь этим с теми, кого по-настоящему люблю… Мне на натуралов везет, как утопленнику. С другой стороны, тех, кого я трахаю, я никогда не смогу полюбить так, как Ральфа или Лорда. Да я и не нужен им, всем этим смазливым задницам… Так, деньги, связи, травка, потрахаться. А когда мне плохо, никого из них рядом нет. Давно все расщепилось… Оппаньки, подумал Рыжий и замер, прислонившись к холодной сыроватой стене, решая, сразу себя выдать или подождать. Но за него решил Тень, предостерегающе зашипев:  — Не подслушивай, Рыжий. Я знаю, что ты здесь. Раскомандовался, с досадой отметил Рыжий. Эх, блин. Ну ладно. И шагнул из тени на свет.  — Я пришел, Птица. Звал?