травма

Времени было мало. Уен прижимался к нему так сильно, что где-то в пояснице неприятно кольнуло от болезненного соприкосновения со стеной. Хонджун вяло попытался его оттолкнуть, но не было ни сил, ни должного желания; не тогда, когда руки сжимались на его талии, а губы — влажные, горячие — скользили по шее, бездумно оставляя легкие поцелуи, от которых становилось щекотно. — Хен, все в порядке? — спросил Уен хриплым голосом, лизнув за ухом. Хонджун тихо застонал и толкнулся бедрами вперед, чувствуя, как Уен сжал пальцы сильнее, удерживая его на месте. В порядке ничего не было, но Хонджун решил промолчать, иначе этот придурок начнет сердобольно ойкать, переживать и, чего доброго, скажет, что они продолжат в другой раз. Иногда страсть Уена к заботе о нем его умиляла, иногда доводила до беззлобных, непрошенных слез, потому что никто на всем белом свете не заботился о нем лучше, а иногда — страшно бесила. Например, как сейчас. Последнюю неделю он провел неприличное количество времени в кабинете физиотерапевта, повредив ногу на тренировке, и вроде как шел на поправку, но Уена, который сам пережил травму ноги меньше, чем год назад, нельзя было убедить в несерьезности происходящего. Он носился с Хонджуном как с чем-то отвратительно хрупким, отказывался брать его на руки, чтобы кинуть шутливо на кровать — Хонджун обожал, когда тот так делал. И вообще, несмотря на все протесты, из горячего, немного сумасбродного бойфренда превращался в няньку, о которой Хонджун никогда не просил. Ему с лихвой хватало Сонхва. Из-за излишней внимательности Уена они теряли драгоценные секунды, минуты, которые можно было бы провести с куда большей пользой, чем беспокойством о здоровье. — Да в порядке я, в порядке, — рявкнул Хонджун и потянул его за воротник, буквально врезаясь в приоткрытые губы Уена своими. Тот отреагировал не сразу, но все же открыл рот шире, пропуская язык, толкнулся сам, горячо вылизывая, и взялся за чужой подбородок, наконец, делая так, как Хонджуну хотелось с самого начала: сжал двумя пальцами за щеки почти до боли, заставляя тихо скулить. — Хочу тебе отсосать, — выдохнул Хонджун, когда его отпустили на секунду, чтобы в следующее мгновение снова поцеловать. Он ощущал, как Уен всем телом напрягся, но больше никак не отреагировал. Это было чертовски странно и непривычно. В любой другой день эта фраза моментально сводила его с ума, и больше всего во всем этом Хонджуну нравилось даже не ощущение тяжелого члена на языке, а то, с каким взглядом Уен оглядывал его с ног до головы. Еще ему безумно нравилось, как Уен надавливал ему на плечи, заставляя опуститься на колени, как запускал пятерню в его волосы на затылке, заставляя брать глубже, как тихим, сдавленным голосом хвалил, и как жалко хныкал, когда Хонджун поднимал на него взгляд снизу вверх, все еще с членом во рту. Он обожал сводить его с ума. В этот раз Уен не сделал ни малейшей попытки сделать что-то из этого, и Хонджун отстранился, упираясь раскрытой ладонью ему в грудь. — В чем дело? — спросил он, не позволяя себя снова поцеловать. Уен посмотрел на него с некоторым сочувствием, тяжело сглотнул, и Хонджун внезапно все понял. — Ты что, серьезно? Это из-за ноги? — он моргнул пару раз и покачал головой. — Я же сказал, что все в порядке, она не болит, она заживает. Практически зажила. Уен повернул его лицо к себе ближе и звонко чмокнул в щеку. — Практически, — повторил он поучительным тоном, — но не зажила совсем. Если я буду заставлять тебя все время становиться на колени, ты не поправишься. Хонджун задохнулся от возмущения, но все же кашлянул и ответил, стараясь не переходить на истеричный крик: — Во-первых, не заставляешь, я сам хочу встать на колени, придурок. — Он отпихнул от лица его руку, раздраженный, непомерно возбужденный. — Во-вторых, я же не сломал ее в трех местах, а всего лишь потянул, мать твою. Уена это, судя по выражению лица, совсем не убедило. — Я что, должен вымаливать у тебя разрешение тебе отсосать? — изумленно прошептал Хонджун. — Поверить не могу. — Детка, ты не должен, я просто забочусь- Хонджун попытался вырваться из протянутых к нему в объятье рук, но безуспешно: Уен был чуть выше и в разы сильнее. Он прижался к нему всем телом, буквально врастая с ним в стену, и Хонджун раздраженно засопел, утыкаясь носом в приятно пахнущую привычным парфюмом кожу. — Лучший вид заботы от тебя, — мрачно буркнул он, не поднимая взгляда, — это твоя рука в моих волосах, когда я расстегиваю твою ширинку. По виду Уена — по бегущей по лбу капельке пота, бегающему взгляду, подрагивающей в насмешке нижней губе — было абсолютно очевидно, что долго противостоять он не сможет. — Давай сегодня я? — Уен осторожно просунул колено ему между ног и надавил. Хонджун прикусил губу, не давая себе застонать, хотя очень хотелось, и несильно пихнул Уена в грудь раскрытой ладонью. — У тебя со слухом проблемы? Или ты плохо понимаешь корейский? — раздраженно буркнул он, опуская руку ниже, несмотря на то, как было жарко и неудобно это делать, когда тебя чуть ли не всем весом вжимают в стену. — Я хочу твой член, Чон Уен. Уен хрипло засмеялся, наконец, отступая и очевидно сдаваясь. — Скажи мне кто пару лет назад, что я услышу подобную фразу от тебя, хен, — усмехнулся он, упираясь одной рукой в стену, рядом с головой Хонджуна. От него буквально шел жар, почти осязаемый, и Хонджун чувствовал, как плавится он сам. Непонятно, что распалило его сильнее, подумал он с опозданием, расправляясь с чужой ширинкой, — неистовая забота или же необходимость вымаливать. Судя по абсолютно скотскому выражению лица, Уен думал примерно о том же. — Мне нравится, когда ты так открыт в выражении своих желаний, — с издевкой протянул он, когда Хонджун быстро клюнул его в губы в неком подобии поцелуя. — Скажи, что тебе во мне не нравится, — ухмыльнулся он в ответ, и они оба застонали, когда рука Хонджуна, наконец, коснулась твердого члена. На колени он опустился ужасно медленно, чувствуя даже сквозь пелену возбуждения чужой внимательный взгляд. Он был уверен, что Уен со своей хваленой выдержкой и неуемной заботой о ближнем мог бы в любой момент остановиться, если увидит на лице Хонджуна хотя бы намек на гримасу боли. Нога, справедливости ради, не болела совсем. Не болела, когда Уен решился взять его за волосы на затылке, сжав пряди в кулаке. Не болела, когда Хонджун так выгнулся в спине, что пришлось перенести вес на здоровую ногу. Не болела, когда Уен, забывшись, потянул его к себе за плечи, чтобы поцеловать, и Хонджун встал резче, чем планировалось. — Как твоя нога? — спросил он севшим голосом, притягивая его к себе за талию и шлепая аккуратно по бедру. Хонджун заглянул ему в глаза; он мог бы сказать правду, что после пришла и усталость, и неприятные ощущения в челюсти, что ужасно саднило горло и стреляло в висках, но Хонджун был доволен — и собой, и Уеном. — Как новенькая, — усмехнулся он.