Ранняя мята

Не отпускает. Не хочет ждать… Не похож? Глаза карие, взгляд бархатистый. Чистой порочности и дерзкой невинности взгляд. И тело молодое, поджарое — так и выгибается, так и стремится ближе — опаляет отзывчивостью, жадным улавливанием тепла. Самые желанные меньше всего ценят сдержанность. Парадокс. А Тан не хотел бы спешить. Он ведь знает — и о магнетизме своего взгляда, и о притягательности манер. О мастерстве мануальных ласк. Нет, не порабощение нужно ему от партнера — с его опытом этого несложно добиться. Но заставляет терять голову эта чуткость, эта открытость — к новизне ощущений, к собственной страсти, к нему… Да, Тану тоже нужно принятие! Просто взять всё, что ему предлагают, Тан считает ниже своего достоинства. Ведь предлагают чаще всего не ему… Прокурору. Должности, статусу. Ну и приобретенным умениям и чертам. Сложно предложить себя так, чтобы приняли правильно! Чтобы захотели то. — Бунт? — спрашивает он, придавливая хрупкое тело к шелкам и перинам. — Вот так сразу? И в должность ещё не вступив? — Давай сначала ты вступишь… в права. А потом обсудим условия. Можешь даже наказание назначить! Я помню. Медовые ямочки, выступающие на щеках Ли от улыбки, подсластили бы любую резкость, любую глупость. Но Тан слышит в его словах лишь упрямство, неуверенность юношескую и юношескую же дерзость. В чем-то Ли прав, призывая дойти до конца. Обмана нет. Тан уже довел его до разрядки и не может списывать притяжение на играющий в крови азарт. Это скорее азарт ума — смелого и подвижного. Хищного — почуял добычу, не отпустить. А цепкие пальцы пробрались-таки под одежду — раздвинули полы, скользят по животу. Упираются в пояс. Преграда. — Ли… — хрипотца выдает опасность, ломкость талого льда. — Обещаю, что не передумаю за одну ночь. И ты не так глуп, чтобы сомневаться в своей привлекательности. Правда же? И вроде бы достаточно удовлетворен… — А ты? Другая ладонь ложится поверх одежды — на жаждущую твердость в паху. Верх неприличия! Беспечно распущен! Или — уже доверяет настолько?.. — Таковы правила первой встречи, Ли, — монотонность отвлекает от пропасти: — Сюин не должен был предупреждать, но так и проходит знакомство. Сверить твои ожидания и полученный опыт. На сегодня впечатлений достаточно, а остальное… При всем желании невозможно было бы опробовать всё, что тебе предстоит! Это будет долгий путь. А ты должен решить — вступать на него или нет. — Мне нечего решать! О таком предложении я и мечтать не смел! И я, конечно, ценю твою бережность, но… если ты правда считаешь, что во мне взыграет совесть… Скептическая мордашка вынуждает перебить: — Совесть, стыд, послевкусие падения — всё это может прийти. Если решишь остаться, знай: порой будет непросто, как в начале. Всегда будет приятно, как в конце. — Под давлением снисходительно-нетерпеливого взгляда приходится сгладить напыщенность усмешкой: — В общем, переменчивые впечатления гарантированы! Постоянна лишь искренность. — Искренность? — Ли осторожно и настойчиво нащупывает нить. — Но ты же сам говорил, как важно разделять удовольствие! А сейчас собираешься уйти, не получив его. В чем же тут искренность? Вопрос сопровождается перебором пальцами — непристойным, нежным, манящим. И голос понижается до полушепота, и жадность в глазах: — Никакого падения я не собираюсь оплакивать, никаких сложностей не испугаюсь. И… ты мне нравишься, Тан. Ну же, уступи! Можно ведь разок отступить от правил. Обнаженная искренность в медовых ямочках. Просьба в сведенных бровях. И так хочется отбросить к черту выдуманные условности! Да, они с Сюином договорились, что вовлечение новых наложников должно происходить максимально деликатно — с возможностью обдумать и отступить, полностью информировано. Добровольно. Это было важно для них — оба помнили, что бывает иначе. Но Тан ведь не раз уже доказал — не то, не такой — что не похож на собственного наставника! На того, кто вечно продавливал — холодной волей и кошачьим магнетизмом. На того, кто не отпускал. А с возможностью выбора только играл. Постоянно. Переменчивы роли в судьбе. Когда-то — сложно даже представить — Тан и сам был своего рода мальчиком для утех. Ни за что не поверил бы, что повторит! Что переймет опыт растлителя. Впрочем… Срывать первоцветы он начал уже тогда. Наставник ведь просто любил наблюдать. Тану вот тоже нравится. Он всерьез предлагал Ли лишиться девственности с кем-то другим. С кем-нибудь из прокурорских наложников — Ли перезнакомился с ними, и кто знает, может быть, трепетная юношеская симпатия уже посетила его сердце? Тан не стал бы препятствовать. Разделить первый опыт близости с тем, к кому льнет душа — что может быть прекрасней?.. Наверное. В свое время у Тана не было возможности проверить. В порядках собственного «дома утех» Тан исправил многое, что казалось ему неправильным в особняке возле старой ивы. Но здесь так же не было места многим обычным вещам. Стыду, например. Или ревности. Или — «верности». — Хочешь диктовать условия, Ли? Быть ещё более исключительным, чем тебе уже предложено? Не много на себя берешь? — строгость слов затушевывается глумливым тоном, улыбкой гасится. И избежать контакта Тан уже не пытается, демонстрирует возбуждение, потираясь об услужливую ладонь. Ли аккуратно перебирает пальцами — он более чуток к действиям, чем к словам. — Я просто… хочу завершить сделку. — Ли сбивается, жмурится, мелко трясет головой. Понял, что сказал не то. Поправляется, улыбаясь: — Я просто хочу. Хочет. Понимает правильно. Ничего не боится! И созревает окончательно мысль, как — не уступить, не поддаться, но — найти компромисс. Ведь правила не будут нарушены, если… — Пусть так. Хочешь — делай. Покажи, на что способен! Но с одним условием, Ли. Тан и правда увлекся — и смелостью его, и неопытностью. И податливостью, и неотступностью. И этой гибкостью натуры, с которой так и хочется поиграть! Чуть смутить, припугнуть, расслабить. Привязать ещё крепче. Не ради манипуляции — ради красоты игры. Перекатываясь, он ложится рядом. С подтруниванием заглядывается на озадаченный излом бровей. Выразительное лицо — можно читать, как книгу. Ли пытается угадать, что задумал неуступчивый соблазнитель. Переживает — не сказал ли лишнего. Предвкушает — уже почти уверен, что никто никуда не уйдет. — Какое условие, Тан? — поправляя пушистую прядь, всё-таки уточняет Ли. Тан полулежа опирается на изголовье, медленно полы одежд расстегивает. Обнажаясь, невозмутимо смотрит в глаза. Говорит: — Самое простое. Мне должно понравиться, — подмигиванием дразнит. — А ты — должен делать только то, что уже умеешь. Раз уж настоял на своем, я не буду стараться за тебя. Понимаешь? — Не совсем… — Ли честен. Он пытается отвести глаза, но взгляд скользит по обнажающемуся телу, по белой коже, на краснеющее возбуждение натыкается, и на щеках тоже вспыхивает румянец. Удивительное создание! А ведь и правда — Ли впервые видит воплощенное вожделение, которое способен вызывать. — Я ведь… ну, мало что пробовал. Первый раз, Тан! — усмехается, напоминая. Как будто можно забыть! Как будто не из-за этого Тан и затеял эту игру. — Ну учил же тебя Сюин! — смеется он в ответ, окончательно избавившись от одежды. — Пора сдавать экзамены! К тому же кое-что ты всё-таки пробовал. Только что. Закрепишь опыт с другой стороны? — Аа… — тянется разочарованная растерянность, — как же… — Ли! Для тебя что, полноценный сексуальный контакт — это обязательно соитие с проникновением? Думаешь, это что-то принципиально изменит? Как-то тебя преобразит? Свяжет нас как-то особенно? — Нет, ничего такого, — покачивание головой. — Я просто думал, — пожатие плечом, — что так смогу доставить тебе… более полное удовлетворение. — Так значит, удовлетворение, которое доставил тебе я, было неполным? Обижаешь! — возмущается Тан. Берет его за руку, к улыбающимся губам прижимает. А потом кладет на пылающий вожделением член и продолжает поучать: — Суть моего условия в том, что сегодня тебе не должно быть больно. Сегодня ты впервые входишь в мир наслаждений плоти. Пусть они будут чисты. Прежде шаловливая кисть замирает — смущает обнаженное естество. Но бесстрашный дух не сдается, подталкивая глухие слова: — Сюин говорит, боль бывает изысканной. Я готов обучиться. О, Ли готов! Ли обучится. Тан видит всё по глазам — упрямо вскинутым, с отчаянной жаждой оправдать ожидания, с лукавой и дерзкой искрой. Но в самом деле, не в первую же ночь! — Успеется. Важнее другие уроки. Взаимность, Ли. Ты доверился мне, теперь я отдаю в твое распоряжение свое тело. Доверяюсь. Воспользуйся. Не подкачай! От подобного призыва в карих глазах побеждает смелость. Разрешение дано, вызов принят. Активность — особого рода — в его руках. И Ли пользуется ею. Вполне умело. Вполне уверенными кажутся движения нежных холеных пальцев — настойчивых, неторопливых. Вверх-вниз, по стволу… А хлопотливый взгляд уже ищет флакончик смазки — затерялся где-то среди шелков постели и одежд. Надо бы предупредить… — Только то, что действительно умеешь, Ли, — кривит губы улыбка, на ехидность наталкивается: — О, не беспокойся! Я как-то догадался, что к полностью симметричным действиям ты не призываешь. Кое в чем должна оставаться субординация, да? Пока масло согревается на ладони, Ли наклоняется ближе. Улыбка, приближаясь, превращается в поцелуй. Завлекающий и почти не робкий. Всё-таки это совсем другое: когда целуешь ты, а не тебя. Сейчас — целует Ли. Жадно, причудливо. Нижнюю губу чуть оттягивает, языком не стремится проникнуть вглубь, только дразнит касаниями. Именно так, как нравится Тану. Тоже Сюин научил?.. Первый стон сдержать не удалось — отвлекся на танец губ и не заметил, как ласковая ладонь вернулась на пылкую плоть. Скользит теперь легче, сжимает теснее… Решительнее. И как хотелось бы сейчас Тану отмести все условности прочь! Опять, ещё раз — отменить собственную игру. Отринуть ограничения. Повалив на спину — или поставив на колени, не важно — вторгаться в юную плоть. Ни о боли не задумываясь, ни об удовольствии. Просто стать единым целым — с собственной страстью. Нельзя. Наслаждение в преодолении? Триумф в терпении. Награда — связь. Связь между двумя — живыми и отдельными, мыслящими и чувствующими — людьми. Поэтому Тан позволяет Ли инициативу, поэтому — доверяется. И предавать доверие не намерен. Тан понятия не имеет, что значит «измена» в привычном смысле. Почему вообще контакты с другими так называют?.. Но для него было бы предательством нарушить хрупкую вязь — сближения, приручения, изучения взаимного. Да, он вызвал Ли с вполне определенной целью. Знал, что тот знает об этом. Знал, что готов. И поэтому только предсказуемо действовать не собирался! Не хотел покупать. Предложил нечто большее, чем просто покровительство за телесную близость. Предложил быть рядом — как управляющему прокурорским особняком, как помощнику. Ли — потребовал большего. Ли хочет — всего и сразу. Ли медленно водит рукой по члену, сам прижимается сбоку, опираясь на локоть другой руки. И целует, целует… Тан почти не заметил — сосредоточен был на выравнивании дыхания — как мягкие губы оторвались от губ, как покрыли легкими касаниями всё лицо. И впалые щеки, и сведенные брови, и нахмуренный лоб. Ли, кажется, действительно хочет. Сейчас он целует шею, и бегущие по коже мурашки никак не скрыть. Губы словно идут по следу: от засасывания кожи между плечом и шеей напрягается сосок и вскоре тоже попадает в плен — теплой влажности, упругого языка, настойчивого посасывания. Предварительный показ навыка?.. Как же сейчас хочется Тану вторгаться — до стонов, до дрожи. Брать с остервенением — то, что хотели продать. Ну или хотя бы запустить пальцы в пышную гриву. Что-то же можно себе позволить! Пальцы — то ли ловко, то ли нечаянно, не разобрать — отщелкивают сложную заколку. Пушистая копна рассыпается по плечам. Будет мешать… Но собирать волосы Тан больше ему не позволит! Ли прекраснее духа весны, когда черные волны струятся по белому телу вот так. Ямочки на щеках слаще меда, Тан не забудет вкус — легкости и чистоты, юной свежести. Ли пахнет мятой — её не перебьет ни жасмин, ни сандал. Он улыбается осторожно — кареглазое поглаживание-укол — и склоняется к члену решительно. Ли — двойственность в действиях, прямолинейность в речах. Или наоборот?.. Ох, не важно! Всё вдруг оказывается не важно. Оказывается, он прекрасно умеет принимать в себя. Губы обхватывают ствол — заждавшийся, давно на взводе. Язык обволакивает и скользит. Кольцо пальцев придерживает у основания, пальцы другой руки — ниже. Массаж… О, Сюин многому его научил! Но говорил, на себе не показывал. Тан верит своим партнерам. Верит ласкам и страсти. Своему наслаждению. И ему уже не хочется — даже в фантазиях — более жестких действий. Ведь Ли делает всё так, как нужно. Ли всё делает сам. И делает правильно. Он не затягивает и не спешит. Засасывает глубоко — рад, должно быть, своим успехам! Рукой помогает смело — не стесняется задавать ритм. Поддерживает накал, распаляет. И кончиком языка по уязвимой чувственности скользит… — А-ах… Тан обычно подавляет стоны: бережет удовольствие, как скупец. Выраженное, оно становится слабее. Но иногда — переливается через край. Как сейчас. Это радует Ли — Тан знает. Он, конечно, не против его поощрить. — Ли… у тебя явно талант! Боюсь представить, сколько раз в день ты пытался удовлетворить нефритовый фаллос! Сейчас материал поотзывчивей, да? У разговорчивости в постели двойная функция — от главного отвлекает, но только подчеркивает в борьбе. Дает возможность полюбоваться упрекающим прищуром пушистых ресниц — Ли ведь не может ответить, не в такой момент. У него там своя игра: язык дан не только для разговоров. Язык обвивает поверхностью или дразнит упругим кончиком. На стволе он ощущается нежным, на головке — чувствительным. Но далеко не только за чувственные ощущения ценит физическую близость Тан! В обнаженном юном теле, укрытом лишь черным шелком волос — мешают, Ли перекидывает их за спину, а они снова падают — явлена воплощенная эстетика. В техничных старательных движениях — раскрепощение, сближение. Чистая страсть. Ли умеет наслаждаться чужим наслаждением. Не это ли главное в партнере? Ли умеет вести и быть ведомым. И Тана так давно никто настолько по-настоящему не соблазнял! Мысли, конечно же, путаются — в такой-то момент. И первый опыт с живой плотью после ювелирного эрзаца не мог бы пройти идеально: Ли немного давится, самонадеянно приняв глубже необходимого. На выходе чуть касается зубами тонкой кожи ствола. Заметив это, поднимает глаза. В карих омутах — почти ужас. Провал! Тан вздыхает судорожно и — смеется: — Должно быть, я ошибся, и Сюин тренировал тебя на огурцах! Смех облегчения — ему даровали отсрочку. Снисхождения — прыткость партнера обуздана первой неловкостью. Принятия: — Всё в порядке. Немного боли никогда меня не пугало, поверь! — усмехается Тан, но заметив, как смутился Ли, как не осмеливается вернуться к прерванным ласкам и только нежными пальцами скользит по члену, успокаивает: — Просто не обязательно заглатывать так глубоко. Ты прекрасно справляешься, Ли! Блеск перстней снова путается в пушистой тьме волос, когда Тан поглаживает его голову. Взгляд исподлобья полон надежды. В бормотании — покаянная досада: — Это же такая грубая ошибка, Тан! Я был уверен, что со мной этого не может произойти! — О да, уверенности тебе не занимать! Способностей тоже. Нужен только опыт. Поглаживание превращается в направляющее движение. Ли на лету схватывает намек. К чему, к чему, а к опыту он жаден! С новыми силами, со стремлением загладить — зализать — вину он пускается во все тяжкие. Ласки становятся ещё более неутомимыми, напористыми, изощренными. Не все действенные приемы сложны в исполнении… А в теоретической подготовке Ли и правда хорош: знает, как создать вакуум ртом и с влажным хлопком — вдруг — выпустить головку. Налитая кровью, она чувствительна чрезмерно и — снова попадает в безвоздушный плен. Опять рвутся наружу стоны, подавляясь, уходят в рычание. Рвется наружу и естество. Конечно, наставником легко быть только в теории! А на практике… знание о том, что глубокое проникновение необязательно, ничуть не уменьшает страстного желания — насадить голову плотней, войти в самую глотку, сокращения рефлекторные чувствовать… Ничего. Ли и это ещё предстоит освоить. Всё придёт с опытом. Но — не сегодня. Сегодня — самоконтроль, доверие и взаимность. Сегодня — и так ночь-исключение. Ли убедил его остаться. Тан — не пожалел. Не жалеет сейчас. Не пожалеет и впредь. А Ли?.. Ли отдается моменту — часто вскидывает взгляд, карими стрелами прощупывает время. Губами пульсацию считывает. Да, обратный отсчет пошел. — Ли… — Пальцы в волосах. Дрожь: — Скоро. Ладонь, обхватывающая ствол, движется неумолимо. Давление теплого рта — размеренно. Всасывает в себя. И легкое движение пальцев другой руки по мошонке довершает симфонию — тянущую нижнюю ноту берет. — Ммм, — финальным аккордом, — да-а!.. Ли не успел отстраниться — или не захотел — Тан не настаивал. Может, ему тоже интересно оценить свой триумф на вкус? А Тану бывает по вкусу созерцать на белой коже порочный перламутр… И Тан сейчас счастлив предвкушать, сколько ещё новизны он не опробовал с Ли! С тем, кто подарил чистый экстаз своей неумело-изощренной настойчивостью. С тем, кто принял телом и открылся душой. С тем, из-за кого содрогания плоти так же судорожно волнуют чувства. Трогательное, необыкновенное, уникальное существо! Тан старается относиться так ко всем своим партнерам, но что поделаешь, если в постели чаще всего ближе к тебе — один. И сейчас это Ли. Его можно потянуть на себя — за руку. Обнять крепко, зарываясь лицом в щекотный шелк волос. Можно целовать мокрые от слез щеки. Так уж старался! Медовые ямочки отдают солью — пикантное сочетание. Опороченная невинность? Чистой воды порок… — Ты прелесть, Ли! — смеясь, шептать правду. Смех легкости, смех полета на этот раз. — Экзамен засчитан, условия выполнены? — с напускной деловитостью интересуется Ли. Может быть, ему немного неловко в столь пылких объятьях? Первый раз… Сегодня всё — в первый раз. Но кареглазый взгляд щекочет призраком сомнения: — Тебе понравилось, Тан? Нет, это не сомнение, конечно. Это — требование награды. Заслуженной похвалы. Ли не желает знать меры! — Более чем, драгоценный! Тан обнимает его покрепче. Голые тела сплетаются жадно. Утоленная зрелая страстность соприкасается с вновь разгоревшейся юной. — Неутомимый, — хмыкает Тан в макушку. — Ну, касательно количества раз для первого посвящения мы ограничений не вводили… — А?.. — Я говорю, позволь только перекурить. Можешь пока подумать о чем-нибудь… приятном. Однозначные прикосновения лучше слов дают Ли понять, о чем речь… Его член снова твердый и ненасытный. Ему обещано продолжение! Никто никуда не уйдет. Тан только потянется за трубкой, кое-как освободившись из оков — рук, ног, губ — сладострастного создания. Благодарно-требовательные поцелуи ненадолго заменит серебристый мундштук. Патоку похоти — сладковатый дымок в легких. Заслуженный перекур. Чтобы легче было «думать о приятном», заведет соответствующую беседу: — А знаешь, после лишения анальной девственности кое-что действительно изменится… — Что же? — Сможешь меня окольцевать! Серьезно, у меня же коллекция. Я принимаю в дар перстень от каждого, кто, так сказать, принял меня прежде всех других. — Но… как же… Неловкая заминка — у служителей обычно не водятся личные средства — понятна для Прокурора и так же ничтожна. — Да просто. — Пожатие плечом, струйка дыма в потолок. — Отведу тебя в лавку. Выберешь, покажешь. Это всегда интересно, с каким камнем тебе понравится кольцо. — С жадеитом, — ответ без раздумий. — Молодой нефрит, нежно-ярко-зеленый. Мне нравятся все оттенки зеленого. — Молодой нефрит… Отличный выбор! В тот момент Тан заподозрит, что, может быть, Сюин имел в виду совсем другое сходство… В жизни Тана был один особенный человек — единственный. Они оба звали друг друга так. И Ли чем-то напоминал его — не только кареглазым бархатом — повадкой, легкостью, дерзостью. Но всё-таки недостаточно. А вот другого… незабвенного, утонченного, женственного, того самого наставника, чья противоречивая натура пробудила порочные страсти, Ли напоминал неуловимо — на уровне ощущений, почти вопреки и всё же — парадоксально сильней. В своей невинности и жадной готовности к падению он был ему и вовсе противоположен, словно являясь тем, чем тот мог бы быть, но так никогда и не стал. И вот совпадение — наставник тоже любил нефрит! Называл его символом наслаждения. Сюин подобрал превосходный прощальный подарок! Ранняя мята победит сегодня жасмин и сандал. Жадеит заменит нефриты и аметисты. Ли — уникальный и неповторимый — никогда не забудет свою первую ночь. И повторит её неоднократно. Без счета. Отрекшийся от возраста, останется навсегда юным. Презрев предрассудки морали, сохранит чистоту. Отринув оковы верности, усвоит преданность. Научится доверию. Своеобразной этике. Тану найдется над чем поработать! За оставшийся недолгий срок жизни он многое должен успеть. А пока — дымные нити блуждают в бликах ламп и растворяются в бархате. А пока — Ли смотрит на Тана со скрытым восторгом и явным подтруниванием. Ли ждет — Ли дождется. Ли очень не любит ждать!