Вернись, пожалуйста, я так больше не могу

* * *

      Наступило утро. Утро, ничего ровным счётом не изменившее. Утро, которое, несмотря на свою ясную солнечную погоду, обдавало каким-то жутким холодом, что вводил всех в некое вялое, неестественное и оттого пугающее состояние. Скорбь с наступлением нового дня никуда не ушла. Наивно, однако, было полагать, что она куда-нибудь уйдёт за столь короткий промежуток времени…       Обджекты сидели на поляне. Уже даже особо не разговаривая друг с другом. Нарушать тишину не хотелось. Хотелось только сесть, сжаться, чтобы было потеплее, да уснуть, оградившись от реальности. Лишь бы больше не ощущать этот ужас вживую…       Животы обджектов время от времени урчали, однако те на это не обращали ни малейшего внимания. Пускай себе урчат, им-то от этого что? Ребята не ели уже более суток, и это добавляло ещё больше вялости в их состояние. Готовить было не из чего. Да и сами они, признаться честно, готовить не умели. Собственно, чего от них хотеть? Ведь до начала шоу за них всё время готовила Лампчка… которой больше с ними нет. И никто из обджектов до сих пор не мог до конца в это поверить. Казалось, что Лампчка ушла не одна. Казалось, что она забрала с собой и ребят, и живыми теперь оставались только их внешние осязаемые оболочки. Души же их покинули этот свет… или, по крайней мере, какая-то частичка их души…       Однако вдруг откуда ни возьмись появился гость, которого никто из ребят уже и не думал ожидать. Ёшка, собственной персоной. Подошёл он со спины, максимально незаметно, отчего некоторые из обджектов аж подпрыгнули на месте от испуга, когда заметили его. Однако появление Ёшки всё же немного разбавило атмосферу на поляне, и ребята даже нашли в себе силы завести какой-никакой диалог: — Суши-боже, как ты тут оказался?! — воскликнула Брялок, завидев хоста. — Да легко и просто. — фыркнул ей в ответ Ё. — Побродил, походил, а потом надоело, и вот я взял да и пришёл…       Разговор на этих словах зашёл в тупик, и в воздухе снова повисло неловкое, нагнетающее молчание. Однако теперь, вкупе с и без того максимально напряжённой обстановкой, терпеть сию неловкость становилось невозможно. Нет, обджекты больше не станут этого терпеть! Уж лучше ляпнуть что-то глупое, чем просто так сидеть и молчать, когда совсем недавно прямо у них на глазах произошёл самый настоящий кошмар, впечатления от которого до сих пор неустанно продолжали неумолимо давить на психику. Нужно сказать хоть что-нибудь. Хоть что-нибудь, но сказать…       Однако обджектов, как ни странно, опередил Ёшка. — Кушать хотите? — любезно поинтересовался он. — Да! Да! Хотим! — наперебой закричали обджекты.       Ё же в ответ на это лишь молча достал из-за пазухи волшебную палочку, легонько ею взмахнул, и в это же мгновение перед ребятами появилась целая куча самых разных угощений. Ёшка даже не стал отводить своих подопечных к столу. Собственно, какой в этом смысл? Церемонии сейчас уж точно были ни к чему, потому что ребята буквально валились с ног от усталости, морального истощения и голода.       Обджекты набросились на еду, как ястреб на цыплёнка, и в мгновение ока весь сегодняшний завтрак был съеден. Ёшка даже слегка удивился такому повороту событий, однако виду не подал. Эмоции лишний раз он по какой-то неведомой причине всё ещё старался не проявлять. Вдоволь наевшись, обджекты снова расселись на траве, но теперь уже в чуть более приподнятом настроении. И в этот раз диалог у них пошёл слегка охотнее: — Ё, а ты встречался с Кратким? — спросила хоста Брялок. — Смотря в каком смысле… — хмыкнул тот в ответ. — Ну, я имею в виду, видел ли ты его сегодня? — закатив глаза, повторила вопрос Брялок. — А то он вчера убежал… ну, ушёл, точнее, и после этого он нам на глаза не попадался. — Не знаю, лично я его не видел. — отрезал Ё, отведя взгляд в сторону. — Да и, честно говоря, не особо хочу видеть… Конечно, я ему вчера наговорил много чего лишнего… ужасного… Мне, безусловно, стыдно за это. Но просить у него прощения за свои слова я не собираюсь, уж извиняйте. Сам меня довёл. — Неужели ты совсем не испытываешь чувства вины перед Кратким? — удивилась Стёрка. — Я же говорю, мне стыдно за то, что я ему наговорил вчера. — слегка повысив голос, повторил Ёшка. — Однако я не намерен перед ним извиняться. Я считаю, что виноват в данной ситуации Краткий. — Думаю, вас надо как-то помирить… — заключила Брялок, тяжело вздохнув. — Пожалуйста! Пускай приходит и извиняется, тогда и помиримся. — всплеснув руками, ответил Ё. — Но сам я к нему идти, повторюсь, не со-би-ра-юсь! — Да тебя никто и не заставляет! — начала дерзить в ответ Брялок. — К тому же, мы и сами без понятия, где сейчас Краткий. А его, для начала, нужно как-нибудь найти… — Могу пойти поискать. — добровольно вызвался Кнайф. Остальные даже удивились такому рвению помочь: в этот раз Кнайфа никто не заставлял и даже не просил куда-либо идти. — Валяй! — согласилась Брялок. — Только вот откуда начнём? — Вчера я видел, что после того… разговора с Ё Краткий поплёлся в сторону подсобки. — поведал Кнайф. — Вероятнее всего, он там. Поэтому я, пожалуй, сначала пойду туда. — Погоди-ка, а что ещё за подсобка такая? — в очередной раз изумился Замазыч. — Да, вы нам не рассказывали ни про какую подсобку! — поддержала его Стёрка. — Ну, вот пускай ребята вам всё и расскажут. — хихикнул им в ответ Кнайф, поднявшись наконец с земли на ноги. — А я пока пойду поищу Краткого…       И с этими словами Кнайф зашагал в направлении подсобки. На удивление, достаточно бодро. Ему как никогда хотелось отвлечься от всего происходящего вокруг и побродить по округе. А остальные же ребята остались сидеть на поляне и слушать рассказы Брялка, Ёшки и Курасана о том, что же это за подсобка такая, в которую, судя по всему, вчера утопал Краткий…

* * *

      Дорога, несмотря на все сомнения и переживания, вновь закрутившиеся у Кнайфа в голове, прошла незаметно, и ножик и глазом не успел моргнуть, как вдруг очутился у самого порога заветного здания подсобки.       Кнайф было потянулся к дверной ручке, чтобы войти внутрь, однако в последний момент он осёкся. Какая-то неведомая сила заставила его одёрнуть свою руку. Кнайф вдруг замер, уставившись на дверь. Он почувствовал, как внутри него стремительно нарастает некое нехорошее предчувствие… Нет, даже не нехорошее. Ужасное предчувствие. Возникало чувство дежавю. Словно что-то похожее уже случалось с Кнайфом ранее. Словно это уже было. Просто при немного других обстоятельствах.       Кнайф напоследок огляделся по сторонам и прислушался. Вокруг никого не было. Никаких звуков ниоткуда не доносилось. Даже из подсобки. И тишина эта напрягала неимоверно. Напрягала так же, как и в тот момент, когда Ёшка всем сообщил, что Лампчку ему уже не воскресить. От воспоминаний о вчерашнем дне у Кнайфа по коже пробежались мурашки. Как так? Как он посмел допустить смерть своей подруги? Как он мог?.. Виски вновь запульсировали. Сердце бешено заколотилось. В горле начал было образовываться ком воздуха… — Так, ладно, Кнайф, успокойся… — глубоко вздохнув, прошептал себе под нос Кнайфи. — Просто не думай об этом. Сейчас перед тобой стоит другая задача — проверить подсобку. Краткий просто, наверное, спит… Или, может, он вообще гулять ушёл, как Ёшка… Но на этот раз всё точно будет хорошо. Не переживай…       И, сделав ещё один глубокий вдох, Кнайф схватился за ручку двери, — на сей раз удачно, — и дёрнул за неё. Дверь отворилась без особых усилий. Значит, наверное, внутри и в самом деле кто-то есть. — Похоже, Краткий и вправду там спит… — рассудил про себя Кнайф и перешагнул через порог подсобки.       Оказавшись в уже давным-давно ставшим родным коридорчике, Кнайфи решил попытаться окликнуть Краткого. Вдруг он ответит, мало ли?.. — Краткий! — крикнул ножик в попытке докричаться до товарища. — Краткий, ты тут?       Ответа не последовало. Что ж, вполне ожидаемо, особенно если Краткий и вправду крепко спит…       Набрав в грудь побольше воздуха, Кнайф осторожно зашагал по коридору в направлении единственной комнаты в подсобке. Его продолжало одолевать какое-то странное ощущение, которое его тормозило, заставляло в себе сомневаться, и из-за которого Кнайфу хотелось развернуться и выбежать из здания вон. Однако так сделать он не мог. Вот это бы точно стало для него самым настоящим позором! Ведь обджекты во главе с Ёшкой ждут, когда Кнайф приведёт к ним Краткого. Ждут, когда он помирит хостов друг с другом. По его вине и так уже умерла Лампчка! Неужели он и во второй раз ударит в грязь лицом? Приходилось идти дальше, вперёд по узенькому коридорчику, в сторону комнатки, где, вероятно, находился Краткий…       И вот, наконец Кнайф достиг комнаты. Дверца в неё оказалась, на удивление, закрыта. Кнайф немного смутился такому обстоятельству: ведь до этого дверь в комнату никто и никогда не закрывал, даже во время, казалось бы, самых серьёзных разговоров. Странно всё это, воистину странно… Может, Краткий сейчас чем-то занят? — Краткий? Ты тут? — прокричал Кнайфи, встав вплотную к двери, дабы на всякий случай удостовериться, можно ли ему войти и не слышит ли его сейчас Краткий. Однако ответа от него не последовало и на этот раз.       Пожав плечами и тяжело выдохнув, Кнайф постучался в дверь три раза. Снова никакого ответа. Собственно, как и следовало ожидать. И, убедившись в том, что за дверью и вправду в ответ не раздалось ни единого звука, Кнайф разозлился. На самого себя. В самом деле, зачем же он так медлит всё это время? Неужели для общения с Кратким, который ему ещё, ко всему прочему, уже который раз ничем не отвечает, нужны какие-то особые манеры? Тем более, вполне вероятно, что его сейчас вообще нет в подсобке! Вот это будет, конечно, фиаско, если так и окажется! Так зачем же Кнайф тогда так долго церемонится? Краткий что, враг ему, что ли? Незнакомец? Нет, они стали друг другу достаточно близки за последнее время. Они друзья. Товарищи. И Кнайфу нечего стесняться. Абсолютно нечего. А то что же это за товарищество такое, при котором нужно постоянно соблюдать какой-то особый этикет? Тем более, в такой тревожной ситуации?..       И убедив себя в этом, Кнайфи вцепился в дверную ручку, дёрнул за неё со всей силы и резко распахнул дверь…       Что ж, наверное, ему не стоило так быстро этого делать…       Краткий… О да, здесь Кнайф явно не прогадал. Краткий и вправду находился внутри комнаты. И вправду лежал, не откликаясь ни на что… Только вот как он лежал — уже совсем другой вопрос. Кнайф даже не сразу понял, что же перед ним находится. Что это за поблёкшая буро-малиновая жижа растеклась перед ним на ковре? Может, кто-то банку с протухшим вареньем разбил?.. Однако пару мгновений спустя очертания этой «жижи» перед глазами стали чётче, и Кнайфи, всмотревшись в них чуть получше, ужаснулся. Бурое пятно, растёкшееся по ковру на полу комнаты, с кусками какой-то грязно-розовой мякоти — это и есть Краткий. Точнее то, что от него осталось. Да, в самом деле, тело Краткого практически никак не изменилось, и его можно было распознать, даже стоя относительно вдалеке. Оно сохранило свою прежнюю форму. Просто теперь оно поблекло, стало наполовину выпотрошенным и измазанным в собственном соку. На теле у Краткого был огромный разрез, проходящий через всё туловище. Из него, похоже, сначала вовсю хлестала кровь, однако теперь она засохла и течь оттуда перестала. Внутренности же наполовину вылезли из тела наружу, настолько большим оказался разрез. Всматриваться, что же это за органы, не хотелось совершенно. Было жутко. А посреди этой кровавой лужи, прямиком возле тела Краткого, еле заметно поблёскивало что-то металлическое. Режик. Судя по всему, это был он…       И в этот момент внутри Кнайфа всё рухнуло. Время застыло, и участилось лишь биение сердца да стук крови по вискам. Неужели это и вправду Краткий? Неужели он… мёртв?.. Нет, нет, этого не может быть! Этого попросту не может быть! Да, вчера произошла настоящая трагедия. Да, Краткий поругался с Ёшкой. Но ведь… ведь всё это не могло довести его до самоубийства всего за один вечер! Верно?.. Неужто Кнайфи и здесь оплошал? Неужто он опоздал и на этот раз, не успел спасти уже второго своего друга? Как же так вышло?..       Однако в следующий же миг пришло осознание. Труп. Перед Кнайфом находился самый настоящий труп. К горлу ножика рефлекторно подкатил непонятный ком, сознание помутилось. До полусмерти перепуганный данным зрелищем, Кнайф со всех ног рванул по коридору из подсобки обратно на улицу. На глаза в тот же миг навернулись слёзы. Он больше не мог тут находиться. Он больше не мог этого видеть.       Вновь оказавшись на улице, Кнайф тотчас же повалился на колени, поставив перед собой руки, чтобы не свалиться лицом в траву. Кнайф с огромным усилием подавил рвотный рефлекс и проглотил ком, образовавшийся у него в горле, однако в тот же миг на его месте образовался ещё один комок. Теперь это был ком воздуха, сдавивший Кнайфу дыхательные пути. Сердце ножа сковала адская, невыносимая боль, которой он доселе ни разу не испытывал. Она была настолько сильной, что Кнайф даже не мог её в полной мере ощутить. В голове был гул. Сплошной гул. Не было слышно ничего, кроме гула. Гула, который, казалось, был готов смолоть черепушку в порошок. Гула, от которого хотелось проткнуть себя чем-нибудь острым, лишь бы больше ни разу в жизни его не слышать. Гула, который вводил в некую прострацию, и от которого ощущение потерянности становилось ещё сильнее. Глаза наполнились слезами. Всё вокруг поплыло. Кнайфа словно оглушило, и дальше всё было как в тумане. Кнайф уже не помнил, о чём он думал, что собирался делать, что сделал на самом деле. Не помнил и то, что происходило в тот момент вокруг него. И единственным, что намертво врезалось ему в память, был внезапно вырвавшийся из его горла полный горя и отчаяния вопль, раздвашийся на всю округу…

* * *

— Что-то Кнайфа долго нету… — озабоченно вздохнула Чашечка.       И она была права. Ножик отсутствовал уже около часа, что весьма насторожило некоторых ребят. — Может, он просто ищет Краткого? — предположил Курасан, в попытке успокоить подругу. — Вдруг Краткий, к примеру, пошёл прогуляться куда-нибудь, и Кнайф его из-за этого не может найти? — На него это не очень похоже. — возразил Ё. — Он как раз таки из тех, кто обычно дома отсиживается. — Ну, мало ли, что ему приспичило. — пожал плечами Кура. — Это ж не повод сразу паниковать.       Однако в этот момент, прервав разговоры ребят, на горизонте показался быстро приближающийся знакомый силуэт. Силуэт Кнайфа. Только Кнайфа. Краткого с ним, судя по всему, не было. И заметив это, ребята сразу почуяли нечто неладное. Вдруг с Кратким что-то случилось?..       И когда Кнайф наконец добрался до поляны, ребята ещё сильнее убедились в правоте своих догадок. Кнайф выглядел не просто понуро. Нет, теперь он пребывал в самом настоящем ужасе, не до конца понимая, как себя нужно вести. Ножик тяжело дышал, стоял, согнувшись в три погибели, в попытке подобрать нужные слова, которые, как обычно, всё никак не приходили в голову. Глаза Кнайфа были наполнены животным, почти осязаемым страхом и то и дело бегали из стороны в сторону в поисках хоть чьей-нибудь защиты. Красные, опухшие. И глаза эти… как-то странно блестели. Словно были полны слёз… — Кнайф, что случилось? — обеспокоенно спросила Брялок.       И наконец, собравшись с духом и проглотив ком воздуха, плотно засевший в горле, Кнайф выпалил: — Краткий умер!       И в этот момент всё вокруг застыло. Ёшка, обджекты, поляна… Даже ветерок дуть перестал. Всё замерло, и время, казалось, зависло на месте. Никто не смел вымолвить ни слова. Все застыли в ожидании того, как остатки их рассудка поглотит вязкое чернущее отчаяние. Как? Неужели удар, нанесённый Краткому смертью Лампчки, оказался для него настолько серьёзным? Неужто это вчерашняя ссора его довела? Может, его тоже убили?.. Может, это всё какая-то случайность, ошибка?.. — Ё, пойдём быстрее!.. — дрожавшим от плача, на грани которого находился ножик, голосом подгонял Кнайф Ёшку, который, в свою очередь, впал в некую прострацию и всё никак не мог полностью осознать, что же происходит. Он не мог поверить в то, что говорил ему Кнайф. Неужели это и вправду конец? Неужели Краткого, его старого верного друга, теперь тоже нет в живых? Неужели отныне шоу точно больше не будет продолжаться?.. — Что значит «умер»? — тихо спросил Ё, до сих пор не силясь переварить то, что выдал ему Кнайф. — Что стряслось?       И в этот момент Кнайф тяжко выдохнул, и из его глаз крупным градом покатились слёзы. — Я-я… — с запинками начал он. — Зашёл в эту подсобку, в комнату… Там дверь закрытая была. Ну, я открыл, а там это… там это… и ощущение такое странное… Я туда больше не пойду! Я не могу это видеть, не могу!.. Я уверен, он сделал это с собой. Ёшка, помоги, пожалуйста! Я тебя прошу, умоляю, сделай что-нибудь…       Ёшка был в ужасе. В ступоре. Сколько бы Кнайф ни повторял слова о том, что Краткий умер, Ё никак не мог поверить в это. Как? Как Краткий смог убить себя всего за один вечер? Неужели это из-за него? Неужели Ё сам довёл Краткого до такого состояния?.. Нет, нет, этого не может быть! Этого попросту не может быть! Здесь явно допущена какая-то ошибка!.. — Так, Кнайфи, успокойся! — попытался утешить товарища Ёшка, ласково погладив его по плечу с мнимым спокойствием. Ё всеми силами старался спрятать панику, одолевавшую его, однако дрожь во всём теле и глаза, бегающие из стороны в сторону, сильно его выдавали. — Не плачь. Может, он и не умер вовсе? М-может, ещё можно что-нибудь исправить?.. — Нет! Нет! Там всё в крови-и-и!.. — пуще прежнего взвыл Кнайф, захлёбываясь в собственных слезах. — Отведи меня туда. — потребовал Ёшка. — Пожалуйста. Уверен, у нас всё получится.       «У нас всё получится»… Да уж, Ё действительно хотел, чтобы у них всё получилось. Однако верилось в это максимально слабо, а фраза Кнайфа о том, что «там всё в крови», заставила Ё ещё больше засомневаться в собственных словах. Но так хотелось верить, что всё будет хорошо! Так хотелось верить, что всё это всего лишь очередное нелепое недоразумение! И всеми этими приторными словами поддержки Ё пытался приободрить не столько Кнайфа, сколько самого себя. — Пошли… — в очередной раз всхлипнув, пробормотал Кнайфи. — Я иду с вами! — вдруг заявила Брялок, вскочив с земли. — И это не обсуждается! Курасан, — обратилась она к рогалику, — Ты тоже иди с нами. А остальные… сидите на поляне. А то там вы явно будете лишними. — Л-ладно… — неуверенно согласился Курасан, тоже поднявшись на ноги. — Пойдёмте…       И все четверо двинулись в сторону подсобки, пока остальные обджекты, ошеломлённые ещё одним нежданным происшествием, остались сидеть на поляне в ожидании новостей…

* * *

      Ёшка, Кнайф, Брялок и Курасан и глазом не успели моргнуть, как вдруг снова оказались на пороге заветного здания подсобки. За время дороги Кнайф успел немного успокоиться: он больше не плакал, не всхлипывал и не трясся в истерике. Однако полного спокойствия никто из ребят достичь, очевидно, не мог. Наоборот, как раз таки внутри остальных тревога с каждой секундой только нарастала. Верить в страшные доводы Кнайфа отнюдь не хотелось. Все надеялись, что это всего лишь ошибка. Лишь недоразумение. И пускай надежда эта была глупой и совсем малюсенькой, но всё же она была, и ребята изо всех сил цеплялись за неё всеми своими конечностями, дабы ухватить её хоть немножечко…       Оказавшись у входа в подсобку, вся компания зашла в открытую нараспашку дверь, — Кнайф забыл её закрыть, когда вышел из подсобки в прошлый раз, — и дружно зашагала по узенькому коридорчику в сторону единственной комнаты. Но в этот раз это привычно узкое пространство погружало ребят в тревожное, находящееся на грани паники состояние. Дышать внутри, казалось, было практически нечем. Паркет под ногами противно, напрягающе скрипел при каждом шаге. Теперь уже снова открытая дверь единственной комнаты становилась всё ближе и ближе. И это не могло не пугать. Ведь в комнате, в которую идут Ёшка, Брялок, Кнайф и Курасан, скорее всего, прямо сейчас находится труп Краткого. Изрезанный и окровавленный. «А может, всё это неправда? Может, это розыгрыш?» — уже в который раз повторяли про себя ребята, пытаясь утешиться, однако все их попытки оставались тщетны. Они шли, и с каждым шагом внутри них всё поднималось, замирало, сжималось от страха и наполнялось новой порцией тревоги, в скором времени обещавшей заполонить собой всё пространство в их теле…       И вот, наконец, долгожданный момент. Тот самый момент, которого все боялись. Открытая дверь. Дверь в комнатушку. Где, по словам Кнайфа, находится Краткий…       Не выдержав раздиравшего изнутри напряжения, Ёшка оттолкнул в сторону Кнайфа, шедшего впереди него, и, пробежав чуть-чуть вперёд, заскочил с разбегу в открытую комнату…       И тотчас же об этом пожалел.       Оказавшись внутри комнаты, прямо перед телом Краткого, Ёшка, к сожалению, увидел его во всей своей красе. Ковёр, на котором лежало тело хоста, был полностью пропитан кровью, к тому моменту уже высохшей и потемневшей. Через туловище Краткого проходил один большой разрез, слегка обнажавший внутренние органы. Кроме того, руки и ноги Краткого были полностью изрезаны мелкими, но, судя по всему, глубокими порезами: из них, видимо, тоже шла кровь. Рядышком поблёскивал испачканный в крови, давным-давно погибший Режик. Тело Краткого поблекло, отвердело. Взгляд был пустым. Мёртвым. Леденящим кровь в жилах и пробирающим до мозга костей…       Завидев Краткого, Ёшка упал на колени перед его телом. Он не мог поверить своим глазам. Его охватил ужас. Судорожно трясущимися руками Ёшка вцепился в ладонь Краткого. Холодная. Неестественно холодная. Он точно мёртв. Кнайф был прав. Теперь уже совсем ничего нельзя исправить…       В отчаянной попытке ухватиться за последнюю надежду, Ё достал из-за пазухи свою волшебную палочку. Он из последних сил сосредоточился, трижды произнёс про себя заклинание, а затем сделал взмах палочкой. А за ним ещё один, и ещё один, и ещё один… пока не сделал несколько десятков взмахов. Однако это ничем не помогло. Заклятья здесь бессильны. Краткий был мёртв. Всё так же, безвозвратно мёртв…       И увидев, что все его усилия оказались напрасны, Ё сломался. Стенки его горла сдавил ком воздуха. Тело затряслось с новой силой. Сердце пронзила невыносимая боль. На глаза навернулись слёзы. Всё вокруг поплыло. Дышать стало тяжелее. И теперь уже ничто не было в силах остановить Ёшкины рыдания. Совсем ничто…       На всё помещение раздался отчаянный вопль: — Краткий! Кратки-и-ий!.. — что было сил кричал Ёшка, ещё больше пугая Брялка и Курасана, стоявших теперь в дверном проёме вместе с Кнайфом, тоже шокированных и еле сдерживающих слёзы. Мало того, что один их друг покончил собой, жестоко изрезав своё тело на кусочки и оставив его лежать на ковре у всех на виду, так ещё и другой их друг сейчас надрывается в безудержных рыданиях над трупом этого самоубийцы. То ещё испытание, нечего сказать. Похлеще покорения горы Домкрат будет… — Я же говорил… — вздохнул Кнайф себе под нос, уже готовый разразиться слезами в третий раз. — Заткнись, и без тебя тошно… — рявкнула на него Брялок, после чего, набрав в грудь побольше воздуха, подошла поближе к Ёшке. Сердце разрывалось при взгляде на то, как эта милая очаровательная буковка рыдает, в самом деле.       Брялок присела на корточки рядом с Ёшкой и принялась его утешать, трясь об него своим пушистым тельцем и поглаживая по спине железным карабином: — Ёш… Ёша… Тише, тише, не плачь… Мы с тобой… — нашёптывала она Ёшке на ухо.       Однако Ё был безутешен. — Это я во всём виноват! — ещё сильнее завопил Ёшка, отчего стены подсобки аж задрожали. — Если бы не я!.. Если бы не мои тупые оскорбления!.. Это я виноват! Я!.. — Тихо, тихо, Ёш, ты здесь вообще не виноват… — продолжала поглаживать друга про спине Брялок.       И пока Брялок безуспешно пыталась утешить Ёшку, Курасан и Кнайф решились подойти к телу Краткого поближе, в попытке оглядеть комнату в поисках чего-то интересного. — Эй, Кнайф, смотри! — толкнул ножа в бок Кура и указал пальцем в сторону диванчика. — Тут лист какой-то. Наверное, там Краткий что-то написал перед… ну, ты понял.       Кнайф перевёл взгляд диван. Да, и в самом деле, там оказался листок, сложенный пополам и практически без следов крови на нём. — Может… там внутри что-то личное? — неуверенно предположил Кнайф. — Да плевать уже. — отмахнулся от него Курасан. — Всё равно он об этом уже не узнает.       Курасан потянулся к листочку, взял его в руки и раскрыл. Внутри было что-то написано мелким шрифтом. И этого «чего-то» оказалось достаточно много… — Ребят, ребят, тут какое-то письмо! — окликнул Брялка и Ёшку Курасан. — Завали хлебало, не до тебя сейчас! — отрезала Брялок. Убитый же горем Ёшка ничего не ответил.       И Курасану и Кнайфу ничего на оставалось, кроме того как прочесть сие письмо самостоятельно… «      Дорогой Ёшка!       Или же кто-нибудь другой, кто сейчас читает это письмо…       Честно говоря, я без понятия, кто же первым прочтёт моё послание и станет ли читать его вообще. Сомневаюсь, что моя судьба кого-то и впрямь заинтересует. Однако же…       Я уже давно хотел это совершить. Уже давно устал находиться в этом мире, жить… Точнее, нет, даже не жить. Существовать. Существовать в этом отвратительном мире, полном гнили, злобы и обиды. «Почему все просто не могут быть счастливы?» — время от времени размышлял я. «Почему я не могу быть счастлив?»… И я из раза в раз приходил к одному и тому же выводу. Это всё из-за меня. Я всегда и всё вам порчу. И вчера я в этом наглядно убедился.       Ёша, мне правда очень жаль. Ты был абсолютно прав. Не начни я весь этот дурдом в подсобке, Лампчка сейчас была бы жива, и шоу бы продолжалось как ни в чём не бывало. Всё бы было хорошо. Ты бы стал отличным хостом, я уверен. Ты бы смог продолжить моё дело. По крайней мере, мне так кажется.       Наверное, обо всём этом нужно было сказать раньше. Ведь я и вправду согласен с тобой. Я не пытаюсь оправдаться. Я правда полностью с тобой согласен. И я понимал это ещё тогда, когда мы сидели в этой злосчастной подсобке и болтали о моих идиотских проблемках. Однако я, как обычно, наивно понадеялся на лучшее. Я поверил, что на этот-то раз мы сможем справиться, если будем действовать сообща. Что мы всё преодолеем… Да уж, так полагать было действительно очень глупо и наивно с моей стороны. Даже слишком для моего-то возраста. От этих проблем уйти никак нельзя. Потому что они, по большей части, находятся у меня в голове. Они у меня в голове, и я не могу от них убежать. Дело, оказывается, и вправду заключается во мне. Я пытался как-то бороться с этим, но по итогу всё становилось только хуже. И в конце концов я осознал: борьба бессмысленна. Есть только один шанс избавиться от всего этого груза: высвободить своё гнилое содержимое наружу и уйти в сладостное забвение…       Помнится мне один случай… Это было пару лет назад. Как-то раз я зашёл в бар к Чепику: усталый, помятый и грязный, пока что ещё беззвучно плачущий, но уже готовый забиться в очередной истерике. Был поздний вечер, и Чепик уже собирался закрывать бар, однако, завидев меня в таком состоянии, он делать этого не стал и как бы согласился потерпеть моё общество ещё пять минуточек. Он тогда смотрел на меня так… обеспокоенно, что мне аж на секунду неловко стало. Чепик принялся меня допрашивать, что же всё-таки случилось. И тут я вылил на него всё, что копилось у меня на душе годами!.. Точнее, не всё, а только часть того, что вертелось у меня в тот момент в голове… Рассказ, однако, получился достаточно сумбурным и эмоциональным: меня постоянно метало от темы к теме, а под конец я и вовсе разрыдался. И тогда Чепик, — очевидно, скрепя сердце, – дружески похлопал меня по плечу и сказал мне один, как мне тогда показалось, рабочий совет: поискать главный корень своих проблем, а затем проработать его у себя в голове, и только тогда я наконец-то смогу обрести своё счастье. И я поверил ему… Однако сколько бы я ни рефлексировал, толку от этого всегда было ноль. Не могу даже понять, почему так получалось, однако рефлексия мне редко давала какие-то положительные результаты. Как раз наоборот, ворошить некоторые моменты из прошлого было настолько больно, что потом я ещё несколько дней чувствовал некий неприятный осадок от своих воспоминаний.       И знаешь, я чувствую себя виноватым во всём. Во всём, что происходит со мной, с вами, со всеми, кто меня окружает. Раньше я думал: «Почему все вокруг такие радостные и счастливые, когда меня нет рядом, однако стоит на горизонте появиться мне, как все сразу же начинают шипеть и огрызаться?». Потому что с остальными такого никогда не происходит. Но потом я понял. Дело во мне. Именно я порчу всем настроение, порчу чужое счастье. И неважно, какие благие на самом деле у меня намерения, я в любом случае сделаю всем только хуже. Я бесполезен. Я лишний в этом мире. Я никого не понимаю, и никто не понимает меня. Мне здесь нет никакого места. Мне лучше исчезнуть. И после того, что вы сделали для меня ради того, чтобы я вернулся на шоу, я чувствую это особенно сильно.       Вы такие хорошие! Вы столько всего для меня сделали! Вы постоянно поддерживали меня и делали много работы… в то время как я ничего не мог дать вам взамен. Моё возвращение сделало всем только хуже: Лампчку убили, когда я оставил её без присмотра. И мне безумно стыдно из-за этого. И горько. Отвращение к себе после этого случая обострилось настолько, что я даже не могу его в полной мере описать.       Говорить об этом я могу ещё долго. Здесь Аз был прав: только трепаться я и умею. Больше ничего. Однако место на листке заканчивается, а палочки, чтобы наколдовать ещё один, у меня нет. Наверное, нужно и мне заканчивать это идиотское письмо…       Чувствую себя ужасно. Всю жизнь я тащил на себе это бремя, от которого мне с каждым днём становилось всё более и более тошно. Но сейчас я наконец смогу сбросить его со своих плеч. И мысль об этом хоть немного радует меня.       Я всех вас очень люблю: и Ёшку, и Садовника, и Кнайфа, и Брялка, и Курасана, и всех своих обджектов, ибрагимов и петрушек — всех! Каждый из вас что-то для меня да значит. Я благодарен вам за всё. Вы самые-самые лучшие! Всегда это помните. Простите, что так вот с вами поступил. Я знаю, что это, возможно, эгоистично с моей стороны. Однако я уверен, что и вам, и мне по итогу станет только лучше! Я правда верю, что у вас всё будет хорошо, что у вас всё получится. Только это будет уже без меня.       Ёшка, я завещаю тебе свой особняк, своё шоу и все свои деньги. В том числе и те самые миллион тысяч. Буду рад, если ты раздашь эти деньги обджектам. Уверен, вы сможете как-то противостоять Азу с этими деньгами.       Прощайте. Люблю вас!

С любовью, И Краткий»

      Сказать, что Кнайф и Курасан были в ужасе от прочитанного — ничего не сказать. Чем дальше они читали написанный на листочке текст, тем ощутимее становилось чувство черноты и пустоты на сердце. По коже бегали мурашки.       Ребята перевели взгляд на Брялка и Ёшку, сидящих друг с другом в обнимку. Ё за это время уже успел успокоиться и больше не плакал, только изредка всхлипывал и томно вздыхал. Значит, теперь это письмо можно будет наконец-то дать прочитать и ему… — Эй, Ё… — вновь окликнул его Курасан. — Извини, конечно, что беспокою тебя, но мы тут с Кнайфом листик нашли кое-какой… — Заткни свой поганый рот! — разгневавшись, перебила его Брялок. — Он только-только успокоился! — Дай мне его. — не обращая внимание на Брялка, отрезал Ёшка, несмотря на страх, уже стремительно назревавший у него внутри.       И Курасан протянул Ёшке листок с предсметрным посланием Краткого. Ё взял письмо в руки и, расправив его перед собой, принялся читать про себя…       А читал Ёшка долго. И можно было с лёгкостью увидеть, как с каждой секундой его глаза всё больше и больше округляются, наполняясь ужасом, и как его тело снова начинает дрожать. Кнайф, Брялок и Курасан стояли рядом молча: они не знали, что им нужно делать. Вызывать своими действиями у Ёшки очередную бурю агрессии им крайне не хотелось. Поэтому оставалось лишь стоять рядом, ожидая, что же будет дальше…       Наконец Ё дочитал письмо до конца и, сложив его обратно пополам, засунул себе за пазуху. После чего он замер. Взгляд его был пустым. Очевидно, текст тоже произвёл на него сильное впечатление. Ему хотелось закричать, завопить на всю округу, расцарапать своё лицо в кровь и снова разразиться слезами, однако сил у него на это уже не оставалось. И поэтому он тихо и безэмоционально сидел на полу, не в силах как-либо пошевелиться. — Ё, т-ты в порядке? — озабоченно спросила у Ёшки Брялок, в очередной раз ласково погладив его карабином по спине. — Он опять обвиняет себя. — тяжело вздохнув, проскулил себе под нос тот. — Опять говорит, что от него нет никакой пользы и что лучше ему будет исчезнуть… Идиот. Полный идиот. Его вины здесь совершенно нет. Это я во всём виноват...       Все на мгновение замолчали, и в комнате повисла неловкая, ещё более гнетущая тишина. — Брось, Ё, ты здесь совсем не виноват! — воскликнул Курасан, нарушив молчание, и уселся на полу рядом с Ёшкой. Кнайф же последовал его примеру. — Почему кто-то вообще должен быть виноват? Здесь никто не виноват. А если и виноват, то это уж точно не ты. — Ты же хотел сделать как лучше. — подхватил Кнайф. — Вот именно, Ё! — согласилась Брялок. — Лампчку же убил не ты, а этот… тот упырь, скорее всего, про которого ты нам рассказывал. Так что не стоит загоняться… я думаю. — Вы правы. — тяжело вздохнув и с усилием выдавив из себя некое подобие улыбки, ответил Ёшка. — Здесь вы абсолютно правы… Господи, вы и вправду у меня самые-самые лучшие! Спасибо вам за всё!..       Слёзы снова покатились у Ё из глаз, но теперь плач его был беззвучен. И ребята, завидев это, крепко и дружно обнялись, попытавшись забыть обо всём…