the gentlest way

      С тех пор, как они вышли из книжного магазина, Дазай ведёт себя странно... ну, более странно, чем обычно.       Это не редкость для скумбрии – активно работать руками, используя их во время дикой жестикуляции или в качестве много значимых знаков. Чуя всегда думал, что это имеет смысл, потому что его способность требует прикосновений, чтобы активировать её. Даже если Дазай ошибочно считает, что он «Неполноценный человек», его избегание других людей уступает место чисто физической потребности использовать свои способности. Чуя всегда думал, что, кроме использования «Больше не человек», Дазай больше не стремился бы прикасаться к другим людям.       Но... похоже, это не так.       На самом деле, теперь, когда он размышляет над этим немного больше, Дазай на самом деле... довольно тактильный, когда они рядом друг с другом. Приходит призрачное воспоминание: о пятнадцатилетнем Дазае, ужасном и ребячливом, утверждающем, что он вообще не хочет прикасаться к Чуе. А потом он беспрестанно тыкал его в щёку. В настоящее время он не в состоянии уделять больше времени обработке этой информации, потому что в данный момент его главная забота – кричать:       — Прекрати душить меня, ты, грёбаный осьминог!       — Мм, ты должен взять на себя ответственность за то, что вызвал у меня слабость в коленях, Чиби, – пробормотал он прямо у него над головой, потому что скумбрия – это гигантская пиявка, использующая его голову в качестве опоры для подбородка. Остальная часть забинтованной слизи свисает с его плеч, как огромный плащ, приклеенный к спине, несмотря на все его попытки сбросить его.       Они, должно быть, выглядят как двуглавый инопланетянин со слишком большим количеством конечностей, и он утешает себя тем, что общая уединенность района ограничивает количество свидетелей.       — Я не пинал тебя так сильно!       — Ты – идиот с мускулами и шляпами вместо мозгов, поэтому твоя оценка собственных сил не действительна, – за этим словами следуют десять тонких пальцев, залезающих в карманы его брюк и щупающих его телефон и бумажник.       С таким чересчур тактильным Дазаем иметь дело – огромная заноза в заднице. Поэтому Чуя направляет их в старую аркаду в стиле ретро через одну улицу вместо того, чтобы идти прямо к их следующему запланированному месту назначения. Сейчас довольно рано, чтобы обходной путь мог разрушить его планы, даже если эти упомянутые «планы» в значительной степени означают «полную противоположность тому, что этот ублюдок хотел бы сделать».       В конце концов, то, что Дазай записал как свои «намеки» – это все места, которые требуют больших денег, тихие и требуют определенным образом зрительского внимания. Дорогие рестораны с хрустальными люстрами и меню в кожаных переплетах без печатных цен. Ограниченный вход в музеи тонкого кураторского искусства и строгие правила. 4D-кинотеатры с полностью откидывающимися сиденьями, расположенными на расстоянии двух человек друг от друга, где им не придётся разговаривать друг с другом.       Хотя сам он никогда раньше ни с кем не ходил на свидания, он не был мудаком, который не обращает внимания на рассказы своих подчиненных. Возможно, он не до конца понимает некоторые из вещей, которые им нравятся – например, зачем утруждать себя просмотром фильма в кинотеатре, если они просто хотят целоваться, а не смотреть его? Но он знает примерные основы, что такое свидания для большинства людей.       Чуя смотрит на Дазая. Скумбрия дуется в отчаянии из-за проигрыша в гонках. Как и ожидалось, поскольку это место не соответствует его ожиданиям, он не смог заранее подтасовать игровые автоматы под свои руки.       ...Да, это им намного больше подходит, думает он.       Поскольку это всего лишь «обходной путь», Чуя вытаскивает их оттуда через двадцать раундов. Дазай не скулит так сильно, потому что он в невыгодном положении. Как обычно. Они подходят на один квартал ближе к подножию горы, дальше от зоны реконструкции. Большинство нынешних заведений здесь имеют высоту от одного до двух этажей – остатки более спокойного времени до того, как Йокогама превратилась в центральный торговый и портовый город.       Продуктовый магазин небольшой, но имеет больший запас свежих продуктов по сравнению с рынками в центре города. Из-за близости гор и моря здесь даже есть раздел, посвященный снаряжению для кемпинга, пеших прогулок и любительской рыбалки.       Дазай волочит ногами по плитке, пока они стоят у кассы.       — Мы вместе будем готовить обед?       — Я буду готовить, – поправляет Чуя с раздражением. — Я не дам тебе шанса отравить нас обоих.       — Жаль, – немного отстранённо пробормотал Дазай. — Ты действительно отрастил себе несколько мозговых клеток и решил инвестировать все деньги на покупку недвижимости здесь?       Похоже, Дазай действительно не знает об этом месте. Чуя немного доволен – хотя он предполагает, что на самом деле не касался этой территории более четырех лет.       Как раз перед тем, как Дазай сбежал из мафии, Чуя обеспечил безопасность этого убежища для своего собственного использования. В конечном итоге он не сообщил об этом. Тогда он видел растущее уныние своего партнера и подозревал, что тот предпримет что-то радикальное. Это место должно было быть где-то, где он мог бы удерживать этого идиота во время чрезвычайных ситуаций. В конечном итоге, это место не выполнило своего предназначения и с тех пор было преобразовано в расширенную кладовую.       Теперь, когда он проверил его, оно стало сильно пахнуть окружающей природой, а не погребёнными пылевыми клещами. Однокомнатное помещение, в котором не так много места, чтобы спрятаться, но Дазай не прекращает постоянно тыкать в каждую стеновую панель, в каждую половицу. Двойной футон занимает большую часть пространства, и нет чёткого разделения между различными отделениями комнаты, кроме ванны, которая изолирована в задней части. Ветерок проникает через широкое окно с москитной сеткой.       Выражение лица Дазая выглядит мягким, как тофу, который он готовит. Чуя решительно сосредотачивается на приготовлении пищи, вместо того, чтобы наблюдать за лицом Дазая, как только он осознает значение тайника с играми и книгами, которые расположены на всех полках.       Если не считать прилипчивости и бесконечных препирательств, Дазай на самом деле был... довольно приятным, до сих пор. Возможно, его ожидания твёрдо стоят на стороне сумасшедших розыгрышей, но сегодняшний день был… вполне мирным.       Конечно, в тот момент, когда он думает об этом, Дазай пытается украсть еду прямо из тарелки Чуи, даже когда его собственная всё ещё полна. Чуя закатывает глаза и тут же хлопает по цепкими лапам. Их пальцы соприкасаются, и даже сквозь перчатки Чуя чувствует, как у Дазая подскакивает пульс.       ...А? Нервный – это не то слово, которое он когда-либо ассоциировал с Дазаем, но в течение последних двух часов он был как бы… страннее, чем обычно. Не то чтобы его отталкивали прикосновения, но он, кажется, тоже странно реагирует...?       Чуя прижимает указательный палец к внутренней стороне запястья Дазая. Бешеное сердцебиение. Он хмурится.       — Ты... болеешь?       — Я просто голоден, – говорит Дазай сдавленным голосом. — А Чуя жадничает, не давая мне есть!       — У тебя ещё есть еда на тарелке!       — Фуфуфу, разве ты не знаешь? Еда всегда вкуснее, когда её крадут у кого-то другого.       — Заткнись нахрен! Ты такой кусок дерьма!       Бешеный пульс успокаивается. Чуя всё равно держит палец там, просто на всякий случай.

***

      — ...Должен ли я беспокоиться о своей безопасности, Чуя?       После обеда они пошли по неровной тропинке, которая тянется из-за квартиры дальше к подножию горы. Они постоянно препираются, даже когда в конечном итоге тащатся по высокой траве и более влажной почве. Каждый из них несет по рюкзаку: не слишком полному, иначе Дазай залил бы его уши безостановочными жалобами.       — Пф, беспокоишься, что мы в конечном итоге поймаем твоих собратьев-рыб?       ...Да, они собираются на рыбалку. С горы стекает небольшая речка, которая, в конце концов, соединяется с заливом Йокогамы. В руках у Чуи пара удочек, и он размахивает ими, как мухобойкой, жаждущей сбить пиявку со своей руки. Дазай избегает ударов, извиваясь, как рыба, которую они собираются ловить до конца дня, препятствуя попыткам Чуи мирно прогуляться.       Для большинства людей рыбалка в горах должна быть расслабляющим занятием, которое может удвоиться как средство дешёвого получения пищи. Таким образом, поскольку они будут только вдвоём, Дазая больше интересует возможность того, что Чуя устанет и просто утопит его... вероятно.       Несмотря на все их ссоры, им вскоре удаётся найти место на берегу реки, которое имеет приятную тень благодаря нескольким деревьям, сгруппированным вместе. История их партнёрства, на самом деле. Несмотря на всю их вражду и упрямство, они ужасно эффективны вместе.       Как только они разложили свои вещи, Дазай поджимает губы, когда берёт одну из удочек и использует её, чтобы шлёпнуть по поверхности воды.       — Это твоя лучшая попытка ухаживать за мной?       Почему-то у меня такое чувство, что за тобой вообще не нужно ухаживать.       Вместо этого Чуя говорит:       — Я уже приблизил тебя к твоим собратьям-рыбам. И вода достаточно глубокая, чтобы ты мог утонуть. Чего ещё ты хочешь, дерьмовый Дазай?       Дазай медленно моргнул. Через секунду ещё медленнее:       — ...Оу.       — Да, «оу», идиот, – он берёт свою удочку и слегка ударяет ею по удочке Дазая, поднимая её над водой. — Хочешь поспорить, кто поймает самую большую рыбу?       Лицо Дазая дёргается в улыбке.       Чуя читает ответ за долю секунды до того, как это происходит, на самом деле. Тем не менее, он слегка вскрикивает от удивления, наблюдая за этим в действии.       Все ещё улыбаясь, Дазай машет ему рукой, прежде чем прыгнуть в реку.       — …...       Он действительно не должен удивляться таким выходкам, хах.       Вода достаточно тёмная, чтобы не было видно дна, но течение совсем не сильное. Голова Дазая качается на поверхности, как буй, мокрые волосы слиплись, как пряди водорослей. Затем длинные руки взмахивают в его сторону, забрызгивая его ботинки водой.       Самым серьёзным голосом, на который он только способен, Чуя сказал:       — Гадкий утёнок.       — Но ведь это ты размером с утёнка?       — Чем больше ты говоришь, тем меньше я склонен помочь тебе выбраться, — он наблюдает, как маленькие капли начинают стекать с плеч Дазая. Вода, должно быть, довольно холодная, несмотря на час дня. Поэтому он вздыхает и, тем не менее, двигается вперёд, чтобы схватить руки Дазая и вернуть его на твердую землю.       Конечно, Дазай пытается затащить его с собой в воду, это то, что Чуя ожидает, поэтому он быстро упирается пятками в землю. И, похоже, это было в пределах ожиданий Дазая, потому что он позволяет импульсу позаботиться об остальном. Возросшее притяжение означает, что их тела врежутся друг в друга, а затем Чуя падает назад, на него сверху капает мокрая скумбрия.       — ..Ух. Ты правда такой раздражающий.       — Ты действительно ожидал чего-то другого после того, как предложил мне прыгнуть в прекрасную реку?       Он снова вздыхает:       — Слезь с меня, ты чертовски тяжёлый.       Для человека, промокшего до нитки в холодной воде, дыхание Дазая было очень тёплое, когда он наклонился к уху Чуи и целеустремленно прошептал:       — Поможешь мне снять одежду?

***

      Из всех реакций, которые он только мог предсказать, согласие Чуи без малейшего пинка оценивалось довольно низко. Ох, но он бьет его другими способами: тем, как он втягивает воздух в ответ, тем, как он реагирует дрожью всего тела, тем, как он поворачивает голову, чтобы посмотреть прямо ему в глаза, открыто исследуя. Все эти реакции намного сильнее, чем десять ударов в живот.       — ...Ты будешь ещё более раздражающим, если заболеешь, – приходит тихое согласие.       Вопреки тому, как громко он обычно разговаривает. Вопреки тому, насколько сильно он предпочитает, чтобы все его сексуальные интрижки были грубыми. Вопреки числу разбитых ожиданий, которое Дазай имел, приходя сюда сегодня.       Руки Чуи достаточно нежные, чтобы они грели, пока они держатся за руки, когда они вдвоём возвращаются к месту, где лежат их вещи. Дазай уже было раскрыл рот, чтобы подразнить Чиби за то, что он так с ним обращается, но слова застревают у него в горле, когда Чуя опускает руку чуть ниже, так, что их пальцы переплетаются.       Дазай вздрагивает – и от внезапности, и от... естественности происходящего. Он надеется, что это можно списать на слабый ветерок, который дует, заставляя его мокрую одежду прилипать к коже.       Это тщетная надежда, судя по тому, как Чуя смотрит на него в тот момент, когда они находятся в тени. Пара пронзительно-голубых глаз, которые работают как микроскоп, изучают каждое подёргивание его тела.       На лице собеседника проступает смущение, но он всё равно говорит:       — Ты… тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе.       С его способностями прикосновение к другим Пользователям способностей естественно, обязательно. Но это нечто... более сложное. Союзников нельзя трогать, иначе они окажутся в опасности, если им понадобится использовать свои способности за долю секунды. Враги не позволят ему прикоснуться к ним, как только узнают, кто он такой. Поэтому он предпочитает получать услуги от учреждений, которые находятся вдали от организаций, в которых работают пользователи способностей.       Тем не менее, не похоже, что он хочет сказать всё это Чуе.       ...Судя по тому, как Чуя смотрит на него, кажется, что ему даже не нужно ничего говорить.       Это одновременно и облегчение, и досада. Облегчение немного побеждает, и его тело расслабляется достаточно, чтобы он в конечном итоге поддался своему желанию чихнуть.       — Ты только что чихнул на меня?!       — Мм, ничего не могу с собой поделать, – ещё один чих. — Я не ожидал, что мой чих достигнет до самой земли.       — Ха-твою мать-ха. Ты заслужил сильную простуду за свой трюк.       Дазаю не требуется много сил и времени, чтобы жалобно заскулить:       — Помоги мне уже снять одежду, Чуя, не будь такой злой собакой.       Чуя начал раздражённо пыхтеть. А затем он совершает своё собственное возмездие, решив сначала снять перчатки. Приходит призрачное воспоминание: о пятнадцатилетнем Чуе, ужасном и ярком, утверждающем, что он прячет кулаки, чтобы напомнить себе о своей любви к собственной человечности. А затем то, как он хватает его за руку, чтобы они могли разрушить барьер, разделяющий их по разные стороны миров.       Прикосновения на протяжении многих лет, в основном в агонии битвы: все они выцветают по сравнению с этим моментом.       Голые пальцы Чуи такие гладкие и тёплые. Знание того, какая разрушительная сила скрыта в них, только делает мягкость ещё более драгоценной. Дазай изо всех сил старается контролировать свои реакции, но под испытующим взглядом партнёра он становится прозрачным стеклом, пристально наблюдающим за каждым его подергиванием.       — ...Ты такой чертовски странный, – несмотря на эти слова, Чуя всё равно продолжает расстегивать его рубашку. — Из всевозможных людей ты лучше всех должен знать, как много вещей я разрушил этими кулаками.       Из всех людей он также лучше всех знает своего партнёра. Он знает, что Чуя любит сражаться, любит использовать свою силу для дела, в которое он верит. Он также знает, что Чуя беспокоится, что его сила может причинить боль людям и вещам, которые не должны нести боль.       — Так вот почему тебе нравится, когда с тобой грубо обращаются? Итак, ты хорошо представляешь себе пределы возможностей нормальных людей? – согласно его исследованию — больше похожему на углубленный допрос – предыдущих любовников Чуи, его Чиби, как правило, предпочитает быть принимающей стороной. Скорее всего, потому, что он думает, что он может легко потерять контроль, если будет занимать лидирующую позицию?       Тяжелый вздох:       —...Если я когда-нибудь узнаю, что ты выудил информацию из этих людей…       — Это была информация, полученная в ходе цивилизованного разговора.       Дазай скорее чувствует, чем видит, как Чуя закатывает глаза. Он также чувствует, как с него снимают мокрую рубашку. То же самое касается его штанов. Движения, которые остаются осторожными, даже когда они ссорятся. Он остался в боксерах и бинтах.       Чуя делает паузу. Из-за их близости некоторые капли воды были перенесены на него. Рыжие пряди прилипли к вискам, кровь прилила к щекам. Он не заикается, но чувствуется явное смущение, когда он говорит:       — ...Я уже должен был выиграть пари.       — Хорошо, что ты уверен в себе, но мы только собираемся начать, понимаешь?       —Я не имею в виду, что...! Ух-!! Просто я делаю это не из-за чёртового пари...!       ...Ох.       Одно дело думать об их отношениях вне рамок их соперничества. Совсем другое дело, когда это произносится вслух.       — Чуя, ты действительно... такой глупый Чиби.       — Хаа?! Какого черта?!       — Тогда давай просто изменим условия пари? Кто сможет заставить другого кончить первым, тот и победит?       — К-каким бесстыдным ты можешь быть, угх.       – И всё же ты не отталкиваешь меня.       Чуя фыркает, явно раздраженный тем, что на это указали. Что характерно, его ладони ложатся на изгиб бедра, кончики пальцев играют с краями влажных бинтов там.       — Я даже буду достаточно мил, чтобы позволить тебе вести себя так, как тебе заблагорассудится.       Больше всего на свете ему любопытно, каким на самом деле будет Чуя, если он даст себе волю. Разве он не позволял никому обращаться с собой мягко, потому что не хочет этого, или потому, что он думает, что острое оружие не нуждается в мягкости? Неужели он действительно боится, что Бог разрушения поднимется до его кожи, если он будет так сильно сосредоточен на других вещах?       — Я слышу, как ты строишь козни, чёрт возьми.       — Мм, в конце концов, я положил много смазки в этот рюкзак.       Вот и настал момент, когда Чуя бледнеет, и всё его тело сотрясается.       — Т-ты-! Ты планировал...!! – и затем, голосом, который был наполовину шокирован и наполовину полон любопытства, он спросил.—...Прямо здесь?       Для них двоих, которые всегда занимались сексом под покровом анонимности, чувства долга, тщательно продуманного подобия «безопасности» в том смысле, что они никогда не могли быть по-настоящему связаны с людьми, с которыми они временно сближались: разве это не лучший шанс сделать что-то противоположное всему этому?       В конце концов, Дазай решается вновь подать голос:       — Это то, что стоит попробовать... Ты так не думаешь ?       Снова приходит призрачное воспоминание: они оба в пятнадцать лет приходят к пониманию жизни и смерти, решают работать вместе только один раз, а затем навсегда.       Чуя смотрит на Дазая, действительно смотрит на него, затем прижимает его к дереву и целует, пока мысли о прошлом и будущем не растворяются в ощущениях настоящего.        Дазай ощущает себя в ловушке между двумя твердыми сущностями, но он не чувствует инстинктивной вспышки, чтобы отползти. Он не ищет путей к отступлению. Вместо этого он ёрзает на теле Чуи, как будто втирает всю воду с бинтов в его одежду.       И точно так же, как он ведёт себя противоположно тому, как он обычно подходит к этим вопросам, Чуя участвует в упражнении на терпение. Он не погружает свой язык глубже в Дазая в тот момент, когда их губы соприкасаются, и не пытается разорвать ткань бинтов. Его губы так медленно целуют Дазая, больше похоже на массаж, чем на что-либо другое. Ощущается сильное давление, оно лишь для того, чтобы его присутствие нельзя было игнорировать, но это похоже на то, что он целует его ради установления и изучения их связи, а не в качестве преддверия чего-то дальнейшего.       При этой мысли изо рта Дазая вырывается что-то похожее на скулёж.       — Это ты предложил мне вести, – смешок Чуи размазывается по его нижней губе. — Теперь жалеешь об этом?       Не то, чтобы Дазай сожалел, но он действительно ожидал, что Чуя будет вести себя немного больше как жадная, голодная собака, жаждущая сожрать его как стейк. Он ещё немного извивается, позволяя своим рукам погладить изгибы спины Чуи. Как и ожидалось, он действительно был в форме. Дазай очень тщательно старался не задумываться о том, что были и другие, у которых была возможность испытать это чувство на себе. Чтобы отвлечься от этих мыслей, он начинает ворчать:       — Ты всё ещё не помог мне снять одежду, помнишь?       — Только такой человек, как ты, может считать бинты одеждой, – проворчал Чуя в ответ. Однако хватка Чуи становится немного крепче, так что ему, должно быть, нравится идея раскрыть Дазая, как подарок.       Они очень быстро отлипают друг от друга, чтобы достать нужные припасы из рюкзаков. Широкое одеяло с водонепроницаемой нижней стороной, предназначенное для использования в кемпинге в этом районе. Он достаточно большой для четырёх взрослых, и Дазай еле подавляет желание подразнить Чую по поводу того, что тот был настолько дерзким, считая, что он достаточно высок, чтобы нуждаться в таком большом покрывале. Из своего рюкзака Дазай выуживает обещанные бутылочки со смазкой, которые он спрятал в своем собственном рюкзаке, вещи, которые он приобрёл во время их небольшой поездки за продуктами ранее.       — ..О чём ты, блять, думал, когда покупал всё это?!       — Все ароматы выглядели интересно?       Чуя бросает пакетик смазки со вкусом «острого перцового соуса» прямо в середину лба Дазая.       — Ты очень раздражаешь!       — Эх, это должно быть довольно захватывающе…, – он осторожно потирает место лёгкого удара, устраиваясь на покрытой одеялом земле. Он кладет голову на свой теперь уже пустой рюкзак, чтобы его голова была в немного приподнятом положении. Здесь было не так много гальки, и близлежащая река размягчила землю до такой степени, что она практически не вызывала неудобства.       — Я не собираюсь засовывать это себе в задницу, черт возьми!       — ...Я думал, что ты будешь тем, кто трахнет меня в этот раз, разве я не сказал?       Чуя тут же закоротился, взволнованная реакция легко отразилась на его лице.       — Т-ты-! Разве ты не будешь жаловаться на то, как сильно ненавидишь боль?! .      ..Ах. Как и ожидалось, его чиби действительно думает о самых бессмысленных вещах. Возможно, вполне уместно, что человек, наиболее способный применить насилие, является тем, кто наиболее неохотно использует его против него. Ну, по крайней мере, не в том плане, как это было бы действительно больно. В конце концов, Чуя всё ещё так любит пинать и бить его.       — Именно поэтому существует кое-что под названием «подготовка», понимаешь? – в голосе Дазая была слышна наигранная жалость. — Неужели ты даже не знаешь такой простой вещи?       Чуя оскаливает зубы, звучно рыча, но не начинает душить его за колкие слова. Вместо этого он стоит над ним, что напоминает ему об их первой встрече. Закатив глаза, Чуя начинает раздеваться, прижимая ступню к животу лежащего Дазая, чтобы тот не смог даже попытаться помочь ему в раздевании. Очень жадно с его стороны.       Вид его обнаженного тела – практически естественная достопримечательность, более привлекательная, чем это скрытое место природы в городе, который быстро приближается к небесам. За время, проведённое в тренировочных залах, в сочетании с регулярным здоровым питанием, наблюдается очевидная четкость мышц. Плоскости гладкой кожи, разбросанные шрамы, скорее, из-за Порчи, чем из-за того, что кому-то ещё удалось нанести ему удар. Налетающий ветерок треплет огненные кудри. Глаза такие голубые, как у самого мощного из водных потоков.       Все элементы в мире, сгущённые в одного человека.       Высокая плотность и высокая концентрация. С тяжёлым взглядом и ещё более тяжёлой решимостью Чуя опускается вниз и выбивает из Дазая дыхание, когда начинает медленно разбинтовывать его.       Дазай всегда был доволен тем, как он может контролировать каждый аспект своего тела. Контролировать сердцебиение, чтобы оно могло отправлять сообщения азбукой Морзе? Оставаться в подвешенном состоянии между жизнью и смертью? Вполне достижимо.       Но сейчас его контроль ослабевает, балансируя на краю с каждым долгим прикосновением, которое Чуя дарит его коже.       Как он и думал, то, что Чуя заставляет его чувствовать, на самом деле-

***

      Это удивительно и интригующе.       — Ты действительно…, – Чуя наблюдает, как красный цвет расцветает от лица Дазая до его шеи. — Ты действительно наслаждаешься этим.       И не похоже, что они действительно сделали что-то слишком захватывающее. Видя реакцию Дазая, он укрепляется в своём решении делать это очень медленно, так терпеливо, как он только может. Он только снимал повязки с Дазая, позволяя кончикам пальцев слегка царапать чувствительную кожу, потирая, а затем целуя каждый дюйм открытой кожи. Эта ситуация напоминает ему о тех растениях, которые реагируют на малейшее прикосновение.       Длинные ресницы дрожат, когда Дазай явно пытается сохранить самообладание.       Он не уверен, как долго он был в этом поиске. Сначала он занялся бинтами на ступнях и ногах Дазая. Слегка покусывая внутреннюю сторону бедер, он стягивает боксеры, а затем разматывает белую ткань. А потом направляется к его груди, играя с парой сосков, пока они не стали твердыми. По сравнению с тем, что было раньше, реакция Дазая сейчас намного более выразительна, когда рот и руки Чуи прослеживают извилистую спираль от его плеч до запястий.       — То, как Чуя издевается надо мной, уже слишком...!       Чуя облизывает выпирающую венку на середине запястья, затем проводит языком по линии жизни. Такое крошечное, нежное, несущественное движение, но оно действует на него намного сильнее, чем целый дракон, останавливающий Дазая на его пути. Зрачки расширены, рот приоткрыт. Он выглядит так, как будто испытывает сенсорную перегрузку, но вместо того, чтобы убегать от вещей, которые заставляют его чувствовать себя слишком человечным, как он обычно делал это раньше, этот Дазай оказывается в его объятиях. Охотно и добровольно. Всё его тело тянется к Чуе, как будто он так долго изголодался по его вниманию, что теперь, когда ему его предложили, он жадно выпивает всё это.       — Расплата за все эти годы.       — Ты такой подлый, скупой Чиби.       В то время как часть его всё ещё опасается, что он каким-то образом потеряет контроль, если позволит себе слишком сильно сосредоточиться на ощущениях, но проявление доверия со стороны Дазая блокирует ту самую часть. Дазай – большой лжец, который чаще всего обманывает, но он всегда очень хорошо читал его. И если он думает, что они могут сделать это без особых необратимых проблем, то…       — Это я-то подлый? – наигранно возмущается Чуя с усмешкой и начинает медленно двигаться вниз, прижимая палец к дырочке Дазая. Он не толкает его внутрь, просто потирает сжатый вход большим пальцем. Он слегка меняет их положение, удерживая большой палец на месте, и расставляет конечности Дазая так, чтобы его ноги были раздвинуты с обеих сторон. Тело Дазая такое мягкое от того, что его гладят и целуют везде, что он едва ли даже протестует против этого.       Он наполовину опускается на колени между ног и разделяет своё внимание на пристальное наблюдение за лицом Дазая и на то, чтобы убедиться, что он оказывает достаточное давление, дрязня его, открывая, но на самом деле не завершая начатое до самого конца.       Дазай начинает метаться примерно через пять минут, когда Чуя оставляет на коленной чашечке маленькие засосы, мягко покусывая её, и просто продолжает неторопливо тереть отверстие. Оно трепещет под его большим пальцем, как будто всё тело Дазая жаждет засосать его внутрь, стоит ему только пошевелиться ещё немного.       — Я начинаю думать, что то, что ты больше не девственник, ложная информация, – это была бы убедительная жалоба, если бы Дазай не выглядел таким разомлевшим и взволнованным. — Разве ты не знаешь, что должен вставить его?       — Ты действительно очень любишь жаловаться, ха.       — Я бы не стал жаловаться, если бы ты-.. о, наконец-то-..       Чуя вращает большим пальцем, медленно погружая его, пока первая фаланга не окажется внутри. Он дразнит нервы прямо у отверстия, засовывая туда большой палец, как только оно открывается немного больше. Чуя притягивает Дазая чуть ближе, следуя по тому же пути, что и раньше: используя руки, а затем рот. Он с открытым ртом целует сморщенную кожу, позволяет слюне стекать по большому пальцу и внутрь него. Он время от времени толкается языком внутрь, но не следует установленному ритму, заставляя Дазая гадать о его следующем действии.       На мгновение Чуя задумывается о том, что его физическая выносливость – это настоящее благословение. Странно думать о том, как то, что было выращено с целью защитить город, который он любит, теперь используется как-       — Ах.       Может быть, в конце концов, это не так уж странно.       — Просто трахни меня уже, – вот что гениальному уму Дазая удаётся связать воедино. Его глаза стекленеют от удовольствия, а румянец заливает его твердые соски. Его член неподвижно покоится на животе, истекая каплями жемчужной жидкости, хотя Чуя ещё даже не потрудился прикоснуться к нему там.       Возможно, единственное, что странно, так это его вкусы. Он фыркает в дырочку Дазая и, приподняв бровь, повторяет чужие слова. — Это то, что называется «подготовкой», понимаешь?       — Нгх, глупый Чиби!       — Ты ещё глупее, – это был автоматический ответ. Его рука – до этого она вычерчивала случайные узоры на вспотевшей ладони Дазая – нащупывает бутылочку со смазкой. Он выбирает ту, что без запаха, и практически сминает крышку, вызывая еще одно «нгх» у Скумбрии. Он осторожно выдавливает небольшую порцию смазки и размазывает ее по отверстию Дазая, не утруждая себя тем, чтобы согреть её между ладонями. Неодобрительный взгляд, который Дазай бросает на него за это, довольно очарователен, поэтому Чуя делает это снова.       — Холодно!       — Ты тот, кто хотел сделать это на открытом воздухе, ты не можешь жаловаться на холод!       — Это и то – разные вещи!       Чтобы, наконец, заткнуть его, Чуя использует два пальца, чтобы распространить смазку внутри Дазая, двигая ими то вперёд, то назад, чтобы тщательно смазать его. Дазай замолкает, но его слова превращаются в неразборчивые слоги, что на самом деле является следующей лучшей вещью. Особенно после того, как Чуя добавляет больше смазки, пока не раздаются громкие, хлюпающие звуки, что вызывает дрожь. Три пальца, и он уделяет должное внимание простате Дазая, проводя подушечками пальцев по пучку нервов.       Стонущее «Чуя» звучит как мольба.       Это одновременно странно и волнующе, и Чуя проклинает своего партнера за то, что он так хорошо его знает. Он купил столько разновидностей смазки, но ни одной упаковки презервативов. Это действительно не должно удивлять его, зная, как Дазай, похоже, полон решимости уничтожить любые слои между ними сейчас.       Он ещё раз целует теперь уже очень влажную дырочку, прежде чем начать смазывать свой член смазкой.       Выражение лица Дазая, когда он наблюдает за тем, как Чуя выстраивается в линию – это не что иное, как голод.       Чуя фыркает от смеха, когда он толкается внутрь, но только совсем немного. Это требует больших усилий, учитывая, что внутри Дазай тёплый и гладкий, всё ещё тугой, даже несмотря на то, сколько времени Чуя потратил, растягивая его. Но это того стоит, делать это мучительно медленно, потому что Дазай мечется под ним, бездумно извиваясь, виляя бёдрами и пытаясь заставить Чую войти глубже.       Вот именно, что пытается, потому что Чуя использует свои руки, чтобы держать бедра Дазая в подвешенном состоянии, так, что внутри остаётся только кончик его члена.       — Расплата, – с усмешкой напоминает ему Чуя и начинает свои очень неглубокие толчки, удерживая внутри только головку члена.       Дазай выдёргивает свои ноги из хватки, а затем смыкает их за спиной Чуи, пиная его по пояснице, чтобы он вошёл глубже. Покрасневшими губами он выкрикивает проклятие:       — Жадный Чиби останется коротким навсегда!       — Дерьмовой скумбрии не на что жаловаться, – но он, всё - таки, выжимает оставшуюся смазку над точкой их соединения, прежде чем погрузиться внутрь, пока его яйца не ударяются о задницу Дазая.       Ему приходится сделать несколько глубоких глотков воздуха, чтобы прийти в себя, потому что ощущения слишком сильные. Его лоб становится липким, когда он касается груди Дазая. Вот так, он может чувствовать другой быстрый темп сердцебиения. Напоминание о том, что он не одинок в том, чтобы быть поглощённым этим моментом, помогает ему прийти в себя, и он начинает медленно двигаться. Вытаскивая свой член из Дазая, а затем смакуя каждый дюйм, когда он толкается обратно. Он направляет свои толчки так, чтобы каждое погружение отдавалось волной возбуждения, чтобы головка члена на несколько секунд прижималась к пучку нервов, чтобы вытягивать пронзительные, мяукающие звуки из горла Дазая.       Он никогда не позволял себе проводить так много времени в интимной близости с кем-то другим. Ему никогда не оставляли места ни для чего, кроме выполнения обязанностей, ожидаемых от его работы.       С тем, как нежно они покачиваются друг против друга, это гораздо меньше напоминало секс, больше всего это было похоже на сшивание их душ вместе. Их пальцы находят друг друга, переплетаясь так же крепко, как и остальные части их тел.       Дазай начинает беспорядочно раскачиваться против него, он сжимается сильнее, что вызывает у Чуи приглушённый стон.       — Чуя, я почти-... ну же-       Чуя отвечает что-то вроде: «Я здесь», или, может быть, «Мне кажется, что мы любим друг друга», или, возможно, простое «Если у меня будет слишком много комариных укусов, я сброшу тебя в реку». Но что бы это ни было, оно утонуло в ошеломляющей волне удовольствия, его зрение померкло, за исключением лица Дазая, лицо раскраснелось от чистого блаженства.       Как только он приводит своё дыхание в порядок, в нём плещется смесь сонного насыщения и возбуждённого удовлетворения от осознания того, насколько глубоки его чувства, и первое, что Чуя слышит, это:       — ...Мм, значит, ничья, да? Как и ожидалось, Чиби не может победить меня даже в этом.       На самом деле, это совсем не удивительно.       Чуя хлопает Дазая по руке и перекидывает через плечо, чтобы он мог продолжить показывать ему, кто в этом пари настоящий победитель.