Не возвращай меня

      После того визита Дубина стало немного полегче. Во-первых, гробовую тишину временами разбавляла глупая болтовня телевизора. Иногда там шли мультики, иногда клипы, а иногда Гром даже разрешал смотреть некоторые «безопасные» фильмы. Сейчас вот в эфире шла очередная серия Гарри Поттера. Разумовский осторожно держал в перебинтованных руках большую кружку горячего чая, кутаясь в плед. Почему-то сегодня с утра он очень сильно мёрз. Игорь недоумевал, как можно мёрзнуть до дрожи летом, но достал с верхней полки плед и помог парню укутаться в него чуть ли не с головой. И теперь этот клетчатый кокон с кружкой внимательно следил за происходящим на экране, пока майор просматривал документы, оставленные для него Дубиным. Он лишь иногда поглядывал в телевизор, припоминая некоторые моменты. Конечно он тоже когда-то смотрел Поттера. Но не до фанатизма, конечно. Прямо сейчас на экране бушевало море вокруг неприступного форта. — О, на рубинштейновскую дурку похоже, — косо ухмыльнулся Игорь. — Ты прям этот… узник Азбакана. — Азкабана, — на автомате поправил Сергей, не отрываясь от просмотра фильма. — И да… Рубинштейн тот ещё дементор… — Это который без носа? — Нет! Это Волан-де-Морт, а дементоры — стражи Азкабана, которые могут высосать душу, — очень серьезно пояснил Разумовский. Гром даже перестал переписывать абзац, с недоверчивой улыбкой изучая сосредоточенное лицо Рыжего. — А ты прям шаришь, я смотрю… Ты его много раз смотрел, что ли? — Я читал все книги, и фильмы смотрел, конечно, — отчего-то смущенно кашлянув ответил он. Как раз началась реклама, и он глянул на Грома. — Вот как… а я думал тебя ничего, кроме компов не интересует, — хмыкнул мужчина. — Компьютер — моя работа и дело жизни. Но… я люблю фэнтези книги, фильмы и игры. Комиксы тоже. В этот момент в памяти всплыла та его дурацкая футболка про сражения с драконами. Теперь понятно. Но радовало другое — за всё время их общения Разумовский впервые не заикался и не сбивался. Он говорил тихо, в своей привычной, слегка нервной манере, но при этом намного более гладко и связно, чем раньше. Видать эта тема ему действительно близка. — Ну и чё, кто тебе больше нравится: Гриффиндор или Слизерин? — припомнив названия спросил Гром, пытаясь быть «в теме». — Сложно сказать, — задумчиво потянул Сергей, спустя мгновение. — Конечно Гриффиндор хороший, отважный, но… меня всегда не покидало чувство несправедливости по отношению к Слизерину… — Опа! Так они ж сами те ещё черти, чего только этот блондинистый типок стоит. Чем тебе не Гречкин? — Я понимаю, о чём ты, — внутри что-то неприятно сжалось при упоминании этой фамилии, но он постарался сосредоточить внимание на другом. — Но вот сам подумай: им выделили место в сырых подвалах, когда остальные факультеты жили в нормальных условиях. Сколько бы они ни старались по учёбе, Дамблдор накидывает дополнительные баллы за то, что не относится к учёбе, и Слизерин проигрывает. Ну и много всякого такого. А ведь там учатся изначально непростые подростки, у многих родители Пожиратели Смерти. Несправедливое к ним отношение только закаливает в них злобу и зависть. Разве не лучше было проявить к ним человечность и попытаться научить чему-то хорошему?… — Ну нихера ты выдал лекцию, — Гром потерял дар речи от такого напора. Разумовский впервые при нём столько слов подряд сказал, да ещё с такими эмоциями. — П-прости, я… я что-то увлекся, — стушевался парень. — Да ну, брось, я просто не знал, что ты настолько в этой теме плаваешь, — мужчина удивлённо качнул головой. — А… а тебе кто нравился? — робко поинтересовался Сергей. — Не, ну Поттер, конечно, а еще его друган рыжий… ты, кстати, сошел бы за какого-нибудь их старшего брата, — улыбнулся Гром. — Не поверишь! В детстве, когда я читал, любил представлять, что Уизли могли бы быть моей семьёй… — Он грустно улыбнулся, опустив голову.       Гром еще иногда вставлял реплики то там, то сям, по ходу фильма, просто, чтобы Разумовский… привык разговаривать? Он будто забывался и начинал говорить увлечённо, с таким запалом (насколько это определение применимо в данном случае), будто уже давным-давно копил это в себе, но рассказать, видимо, было некому. Иногда он будто вспоминал, где и с кем находится, смущался и замолкал, но Игорь подбадривал его очередным незначительным вопросом, хотя ответ, по большей части, пропускал мимо ушей, вчитываясь в протоколы.       Наверное, Разумовский очень соскучился по телеку, либо ему в принципе норм столько сидеть перед экраном… а, ну да, ему-то точно норм. Короче, по телеку шёл какой-то сорок восьмой Гарри Поттер, документы постепенно рассортировались и подходили к концу. Игорь взял одну из стопок и попытался сформовать её в нечто аккуратное, вместо этого несколько листов вынырнули и веером улеглись между столом и диваном. Разумовский вздрогнул от неожиданности и отвлекся от кино, метнув взгляд вслед бумажному листопаду. Он уже хотел было вернуться к просмотру, но глаза сами собой выхватили в ворохе документов кусочек портрета… слишком знакомое лицо, которое он узнает с любого ракурса и при любом освещении… сердце пропустило удар, а потом начало хаотично стучать о рёбра. — Да твою ж… — Майор этого не заметил, он просто потянулся собрать листы. — Игорь… — совсем тихо и слабо окликнул его Сергей. Гром поднял на него глаза и столкнулся с побледневшим лицом, которое враз потеряло всю ту жизнь, что успело накопить за прошедшие несколько дней. Он будто мгновенно выцвел и осунулся. — Это… это ведь Олег там? — Ну, — напряжено согласился он. Ему уже не нравилось, что разговор зашел об этом ублюдке. Нахер Дубин вообще припер сюда этот протокол? Как будто сам не мог посмотреть. — А… — губы пересохли и Сергей не знал, как и что именно хочет спросить. В голове сразу закипела каша из переживаний, страха, вины и непонимания. — Скажи, пожалуйста… что с ним? Гром смерил его тяжелым взглядом и стиснул зубы, так что желваки заходили. Как же это раздражало! Ишь как переживает за эту паскуду. — Больше всего на свете, мне хотелось бы сказать, что он гниёт в могиле, но к моему огромному сожалению эта тварь всё еще дышит. Сердце Разумовского сделало болезненный кульбит и сжалось так сильно, что он стиснул на груди кулак, пытаясь утихомирить это жгучее чувство. Он был счастлив, что Олег жив, самый близкий человек на земле, но с другой стороны… всё так сложно, что воспалённый разум никак не мог нормально проанализировать эти чувства и выдать хоть какое-то заключение. — Чт… что с н-ним будет? — спрашивать было очень страшно, но желание знать пересиливало, пусть даже Игорь захочет его ударить. Игорь резко поднялся со стула заставив вздрогнуть всем телом и втянуть голову в плечи. Но мужчина просто шумно выдохнул и резко задвинул стул, повернувшись к окну. За окном была такая мирная вечерняя картина, которая совершенно шла вразрез с бушующим внутри гневом. — Опять же, к сожалению, у нас мораторий на смертную казнь, поэтому этого гондона упекут на пожизненный. Но сдохнет он куда раньше, я уверен. В тюрячке такую хуйню не прощают. Даже по их отбитым понятиям он конченый, — Игорь, уперев руки в бока, повернулся к рыжему. — Это-то ты, надеюсь, понимаешь? — Я… это… это ведь всё моя в-вина, — руки затряслись, стискивая и футболку, и плед. Потом он запустил дрожащие пальцы в растрёпанные волосы, нервно проводя по отросшим прядям. Игорь недоверчиво прищурился, слушая сбивчивый лепет Разумовского. — Д-даже если я н-не помню… это всё… это был мой план… другого меня… господи, как это всё… какой же бред… но… Хольт, Олег… это всё план, составленный м-мной… Гром как мог гасил это пламя внутри, но Разумовскому понадобилось тушить его керосином. — Блядь, да ты реально совсем не всасываешь?! — он схватил спинку стула и с грохотом поставил его на пол, пропуская мимо внимания, как сильно рыжий вздрогнул, аж лицо дернулось. — Ну с тобой всё понятно, у тебя чердак протекает, хотя мне тоже понадобилось время, чтобы это осознать… но, сука! Хольт расчетливо и методично согласился снести полгорода, чтобы впарить свои игрушки! А дружок твой, Волков, ещё хуже говно! Тот хотя бы иностранец, которому срать на всех нас, но это хуйло здесь выросло, среди этих людей, этих домов! Он-то в своём, в отличие от тебя, уме! Он должен был тебе подзатыльник влепить и таблеток отсыпать, а не бежать выполнять планы сумасшедшего! С каждым словом Разумовский становился всё бледнее. Трудно было дышать, трудно было слушать ужасные, правдивые и такие опустошающие слова Игоря. Он сейчас выбивал почву у него из-под ног. — Ты хоть представляешь, сколько невинного народа они вместе убили?! Блядь, да тебя самого чуть не убили! Как же жаль, что ты по этой твари промахнулся. — Что?… — Сергей поднял на него затравленный взгляд выцветших голубых глаз. — Что что? — Рявкнул Гром. — Ты, сука, пять раз в него шмальнул и только ухо поцарапал, ну как так-то? — Я… я стрелял… в Олега?… — даже губы отказывались это произносить. Игорь что-то путает. Так просто не могло быть. — Ну не ты, а этот твой второй… Да бля, какая разница?! Тебя это только беспокоит? — теперь он буквально орал на него, возвышаясь над диваном, словно глаз бури. — Я тебе говорю, что они, действуя с холодным расчетом, будучи в трезвом уме и твердой памяти, хотели уничтожить полгорода! Он… он убил Фёдора Ивановича… он мне как отец был… Игорь тяжело сглотнул, не отрывая от бледного лица разъяренных глаз, где против воли скопилась влага. — Игорь… я… я не оправдываю его… я понимаю… Мне просто нужно было знать, что с ним… это единственный мой близкий человек, у меня нет и не было никого ближе никогда… — Лучше в одиночестве сдохнуть, чем таких друзей иметь, — с отвращение произнёс мужчина. — Нихера ты не понимаешь. Сергей просто не понимал, как обличить в слова всё то, что выло и царапалось внутри. Он прекрасно понимал, что Гром имеет в виду. Он прав, абсолютно прав. Но… но как же… — Игорь… мне… мне правда жаль, что ты… лишился близкого человека, я виноват… я… — Заткнись, — тихо, закрыв глаза, попросил Гром, припечатав этим Разумовского к месту. — Не говори со мной об этом. Никогда. — Игорь… — Вали спать, — Гром отвернулся, швырнув несколько бумаг об стол. — Иг-игорь, прос-сти… я… — СВАЛИ. СПАТЬ! Что непонятного?! Или тебя, блядь, проводить? Отъебись от меня, пожалуйста! Сергей кое-как выпутался из пледа, пытаясь совладать с шумом в ушах и страхом, сковавшим горло. Он на ватных ногах, как мог быстро, шмыгнул на свою кровать в дальнем углу квартиры и свернулся под одеялом, пытаясь сделаться незаметным. Слёзы душили, но он боялся издать хоть один всхлип. За каких-то десять минут на него вывалилось столько откровений, от которых его ранее оберегали либо случайно, либо нарочно… он действительно не был готов к этому. Вина бетонной плитой придавила его так, что не вздохнуть. Из-за него погибли люди, из-за него Олег пошел на ужасные вещи и теперь до конца жизни пробудет в тюрьме, из-за него Игорь потерял близкого человека… Как ни смотри, а вина за всё это лежит на нём самом. Он приносит окружающим только боль, страдания и разрушение. Перефразируя Гёте: он — часть той силы, что вечно хочет блага и вечно совершает зло. Такие как он не должны жить. Зачем Игорь вообще его спасал? Впрочем, уже видно, что он и сам об этом жалеет…