Не возвращай меня

      Грома провожали хмурыми и опасливыми взглядами; лишь пара молодых сотрудников подошли, чтобы взволнованно поблагодарить за спасение города. У большинства же на лицах было написано суровое безразличие. Не то чтобы к майору, скорее к жизни в целом. Наверное, в таком месте только так и можно работать, слишком эмоцмональным и эмпатичным тут делать нечего.       В регистратуре пришлось долго и нудно отстаивать свое право посетить данного пациента. В итоге пришлось воспользоваться ксивой, мол, так надо полиции. Обе регистраторши пыл умерили, поджали губы, потом с кем-то созвонились, объясняя ситуацию и, наконец, добро было получено. Но только на одном условии: Гром зайдет к пациенту только в сопровождении санитара. Как бы там ни было, повторного избиения, либо похищения пациента допустить было нельзя. Как будто санитар мог чем-то помешать, если бы у Игоря была такая цель. Он мысленно закатил глаза, но с условием согласился. Санитара они выбрали покрепче, повыше и на массе. Большой шкаф громче падает, ребята… Но сегодня Игорь и правда не собирался дебоширить. Они шли по тому же коридору, но в какой-то момент свернули в другую сторону и направились к самой дальней двери. Перевели, значит? Уже около нее Гром остановился и с непринужденной улыбкой обратился к амбалу. — Слушай, родной, мне надо ему пару вопросов задать, касаемо следствия. Не для чужих ушей… — Наедине с пациентом я вас не могу оставить, — пробасил он. — Да я не прошу оставить, дверь можно не закрывать, будь рядом, обещаю, что ничего плохого не сделаю. Только поговорю. Санитар испустил тяжелый, измученный вздох и с грохотом вставил ключ в замок железной двери. — Ладно, только это… майор… давай без своих фокусов, меня уволят нафиг. — Даю слово, — максимально серьезно ответил полицейский.       Дверь открывалась будто в замедленном действии. Он не понимал, почему сердце начало биться настолько быстро. Чего разволновался-то? Мужчина даже немного повел плечами и размялся шею, словно перед боем. Санитар на него недобро покосился, покачал головой (очевидно, сокрушаясь, что согласился), но зайти следом не пытался.       Палата оказалась крохотной, почти половину занимала старая железная кровать. Стены настолько грязные и старые, что было сложно разобрать их цвет: не то серый, не то коричневый, местами и вовсе в бурых разводах. Под потолком небольшая прямоугольная прорезь с решетками, выполнявшая роль и окна (в которое не выглянешь), и вентиляции, судя по всему. Одинокая, плоская лампа редкий раз подмигивала умирающим светом. Вылечить кого-то в такой атмосфере невозможно. Это больше походило на локацию из хоррор-квеста, либо подвальную комнату в самом прожженном наркопритоне. Всё это взгляд Игоря выхватил буквально в секунды, а потом всё же сполз к обитателю палаты. В груди неприятно сжалось. На той самой кровати из постельного белья был только старинный, отвратительный даже на вид матрас. В далекие годы, вероятно, он был белым, в тонкую красную полоску. Сейчас же его цвет не уступал стенам. Может он и бывал в сухожаре, но все эти пятна уже не поддавались устранению. Он был тонким, как блин, и скомкованным. И такого же вида в изголовье наблюдалось нечто, напоминающее тончайшую подушку, сбитую настолько, что она не особо проминалась под головой. А поверх всего этого, даже без одеяла, лежал рыжий парень. Узнать в нем Разумовского стало еще сложнее, чем пару месяцев назад. Он исхудал так, что под тонкой тканью рубашки и штанов слишком сильно проступали бедренные косточки. Также лучики костей отчетливо выделились на голых ступнях. Бледные запястья, увитые синяками, были привязаны к краям кровати. Щеки впали, изменив некогда красивые черты лица. Волосы стали тусклыми и будто выгоревшими. Приоткрытые губы совершенно высохли, шелушились и были покрыты белым налетом. Эта картина настолько поразила Грома, что он замер, сделав пару неуклюжих и очень медленных шагов в камеру. В смысле, в палату. Парень вздрогнул всем телом, грудь начала вздыматься очень быстро, хотя и совершенно поверхностно. Он с большим трудом приподнял голову и на бледном лице сначала приступило замешательство, а потом и откровенная паника. Реакции были очевидно заторможенными, но он всё равно дернулся к изголовью, будто пытаясь оказаться как можно дальше, ремни на запястьях натянулись, врезаясь в кожу. — И… И-игорь… — хрипло произнес он. Мутный взгляд заторможенно дернулся. Запоздалый страх сковал тело. — Я… я не… Мужчина тяжело сглотнул, но медленно поднял ладони в примирительном жесте и сделал еще шаг вперед, вызвав новую волну паники. — Игорь! Пож-жалуйста… Очевидно он решил, что Гром снова пришел его избивать. Хотя в его-то состоянии одного удара вполсилы хватило бы, чтобы отправить его на тот свет. Может это и к лучшему, конечно, но страх помимо воли перехватил контроль над телом и разумом. — Сергей, я… привет, — неловко начал Игорь самым спокойным голосом, на какой был способен. Хотя ему самому было тяжело сохранять самообладание. — Ты… тебе не нужно меня бояться, я просто… ну… проведать пришел, короче. Парень потерянно замер. Казалось ему сложно было воспринять смысл этих слов. Поэтому он так и застыл, продолжая опасливо поглядывать на Грома мутно-голубыми глазами. Игорю нравилось внушать страх в отъявленных мерзавцев и бандитов. Но вовсе не в этого бедолагу, который сам нуждался в помощи. Сейчас-то он это понимал, убедился и больше доказательств ему не требовалось. Состояние Разумовского было таким, что сейчас майор чувствовал себя огромным страшным мужиком, который запугивает ребенка. — Я всё понимаю, — Игорь невзначай взмахнул кистью руки, и от него не укрылось, как это жест заставил парня чуть зажмуриться. — Кхм, наверное, мне лучше уйти. С полным хаосом в голове мужчина неловко развернулся и хотел сбежать, что вообще было ему не свойственно. — Игорь? Оклик в спину пригвоздил его к месту. Голос прозвучал неуверенно, но чуть громче, более взволнованно, будто боялся не успеть. Гром развернулся и встретился взглядом с Разумовским. Тот, казалось, хоть и робел, но собрал весь имеющийся дух и продолжил. — Я… я тогда п-правда… правда не хотел… я пытался… у… у меня т-таблетки вып-пали… и… Эта речь давалась ему так тяжело, он почти задохнулся, пока пытался объясниться. — Я знаю. Казалось, парень вовсе не ожидал услышать эту простую фразу. Он шокировано застыл. — Я… теперь я в курсе насчет… ну, что у тебя настолько… раздвоение личности… Если бы я с самого начала знал… — Мне… мне очень жаль… я пытался… это не оп-правдание, н-но… — губы задрожали, и глаза наполнились влагой. Игорь не был хорош в утешениях, но что-то сказать было нужно. — Слушай, давай оставим это. Экспертиза доказала, что ты сам не собирался этого делать. И что выстрел послужил триггером к исчезновению той твоей личности. Кстати, сам-то что скажешь? Он появлялся? Сергей что было сил замотал головой. Губы сжались в упрямую линию, а в помутившемся взгляде впервые проскочил такой живой блеск. Уголки губ едва заметно дернулись в подобии улыбки. — Н-нет! Ни разу! Я… я больше не чувствую его присутствия… Слеза всё-таки скатилась по щеке, от переизбытка эмоций его потряхивало. За глухим, хриплым голосом и изможденным взглядом слегка проглядывала гордость победы и тихая радость. — Рад это слышать, надеюсь, так и есть… а чего тебя пристегнули? — напрямую спросил Игорь. Этот вопрос смыл с лица все маленькие положительные эмоции. Он какое-то время помолчал, потом тихо ответил: — Чтобы я больше не пытался… я хотел… — Ты пытался покончить с собой? — прямо спросил Гром, припоминая его сожаления сразу после реанимации. Этот вопрос будто выбил из него весь дух; Сергей закрыл глаза и откинулся на подушку, слезы ручейками побежали по вискам, скрываясь в склоченных волосах. — Эй, — мужчина осторожно подошел к кровати и мягко положил руку ему на плечо. От неожиданности Разумовский вздрогнул и открыл глаза. Но дальше слова не шли. — Игорь… я так устал… — совершенно искренне и безысходно поделился Сергей. — Я не хочу… всю оставшуюся жизнь… здесь… Гром прекрасно понимал, что и о чем он говорит. Даже ему здесь было невыносимо находиться эти пятнадцать минут, а перспектива прожить тут годы… это даже не заключение, это пытка… — Слушай, ты это… потерпи немного, я… попробую что-нибудь придумать, лады? Игорь готов был сам себя вырубить хуком прямо на месте. Вместо этого он еще раз сжал его плечо и резко поднялся, направляясь к двери. — И… Игорь? Ты придешь еще? Столько надежды было в этом вопросе, столько тоски. Игорь затормозил в дверях, и кивнул в пол-оборота, буквально сбегая из палаты.