Птицы не пели, они кричали

Часть 1 Глава 1       По календарю наступила осень, но погода все никак не желала с этим мириться. Уже не летнее солнце светило жарче, чем вчера. Воздух был по-прежнему душным. Деревья и цветы тоже не знали, что пора умирать. Лишь люди — те взрослые, что вышли из отпусков, и те маленькие, которые спешили в школу — почувствовали на себе смену времени года.       Бен Келли тоже ее ощутил. Еще бы, ведь это был его первый день в новой школе. Переехав сюда, в Эшвилл, месяц назад, он имел возможность как следует осмотреться и, может, даже завести друзей до того, как школьная пучина поглотила бы его. Но этим шансом Бен не воспользовался.       — Деревенская ласточка, — диктовал он себе, выводя запись в блокноте. А где-то впереди, чуть выше на ветке, сидела маленькая птичка.       Клюв — короткий. Окрас — спереди красный, белое брюшко, спинка черная, немного синяя. Хвост длинный.       Закончив описывать птицу словами, Бен принялся ее рисовать. Криво, косо, но вполне приемлемо для его восьми лет. Цветных карандашей при нем не было, поэтому Бен выцарапывал обычным серым маленькие стрелочки к разным частям птички и подписывал их как «красный» или «черно-синий».       Так он и проводил все свое время — бегая по лесу и «охотясь» на птиц. Они с отцом поселились в самом конце Медоувью-роуд, и окна из комнаты Бена смотрели прямо на деревья, их густые заросли. В них же каждое утро попадали лучи восходящего солнца. И почти сразу, как только Бен распаковал коробки со своими вещами, он увидел среди еловых веток что-то похожее на обычную шишку. Вот только эта двигалась и щебетала.       — Щегол! — воскликнул тогда Бен и бросился за блокнотом, уже исписанным наполовину.       Заниматься охотой Бен начал примерно два года назад. Как раз тогда же он научился писать. И то и другое произошло почти одновременно, и нельзя было точно сказать, что раньше — курица или яйцо.       Когда рисунок тоже был закончен и по-своему раскрашен, Бену оставалось сделать только одно.       «Клариса», — написал он внизу. Это была его вторая ласточка. Где-то на страницах, между воробушком Джоном и дятлом Виктором жила другая — Эвелина.       Бен закрыл блокнот. Убрал его в карман рюкзака, а карандаш сунул себе за ухо. До школы оставалось идти… Бен не знал, сколько точно. Папа высадил его на пересечении Кимберли-авеню и Бивердам-роуд.       — Тут недалеко. Иди прямо, не сворачивай, — сказал он сыну и подтолкнул того вылезти из машины — белой Ривьеры, так обожаемой отцом.       Когда Бен уже стоял на дороге, где не было ни тротуара, ни хотя бы еле заметной тропинки по бокам, отец добавил:       — И помни, Бенни. Помни, что я тебе сказал.       Бен кивнул. Конечно, он помнил.       — Держи язык за зубами, — вот что ему было велено отцом еще сегодня утром.       Но о чем именно ему следует молчать, Бен позабыл. Может, отец боялся, что все узна́ют о его недавнем разводе? Или о том, что он работает в BorgWarner на должности простого сборщика, куда ему удалось так быстро устроиться. Бен не стал предполагать что-либо еще. Он все равно не собирался ни с кем говорить.       Хотя ему и хотелось. Иногда, перед сном, он открывал блокнот с птичками и беседовал с ними немного. Рассказывал про то, как прошел день. Как здорово он веселился. Как смеялись другие дети над его уморительными шутками. Врал, как сам чуть не лопнул от смеха. Казалось, произнесенные вслух фантазии превращались в реальные воспоминания. И Бен улыбался.       А порой рисунки, с которыми он разговаривал, покрывались блестящими капельками. На секунду, не больше. Слезы быстро впитывались в бумагу, так что та начинала идти волнами. Воробушку Джону Бен рассказывал, как сильно он скучает по маме. Дятлу Виктору — про свою годовалую сестричку Лору, которая вот-вот должна научиться ходить. А Эвелине, что ему плохо и страшно.       Эвелина слушала его очень внимательно. Так внимательно, что вся страничка под ней скривилась, местами покрылась катышками. Ровные графитовые линии превратились в серые кляксы, и Бен уже несколько раз рисовал поверх них новые.       — Почему мама не заберет меня? — спрашивал он у Эвелины. — Почему она оставила только Лору?       — Но ведь так и должно быть, — отвечала ласточка.       И Бен обреченно с ней соглашался. Да, так оно и должно́ было быть. Мама с Лорой — девочки, а он с папой — мальчики. Так родители и поделили их между собой. Девочки остались в Лансинге, штат Мичиган, а мальчики двинулись подальше на юг.       Так они делали и раньше. Мама купала дочь, а сына, пока ему не исполнилось семь, мыл отец. Принять ванну Бен мог и сам уже лет с пяти, но папа не оставлял ему такого шанса.       — Я потру тебе спинку? — спрашивал он, на что Бен кивал и улыбался. Он любил папу.       До развода Бен с уверенностью мог сказать, что даже сильнее, чем маму. На ее фоне отцовская любовь казалась чем-то вроде шоколадного сиропа, которым продавцы в киосках на улице щедро поливали молочные шарики мороженого. И вот когда в бумажном стаканчике у Бена остался лишь этот приторный и липкий сироп, он вдруг осознал, как важны были те скучные и бледные шарики.       Да, мама не разрешала Бену слишком долго смотреть телевизор, слишком поздно ложиться спать и задерживаться на улице по вечерам. Она запрещала баловаться с шампунем в ванной и ругалась, если Бен начинал бегать по дому с дикими воплями индейских вождей. Зато все это можно было делать, когда дома оставался только отец.       Сладкий, сладкий сироп.       Тогда, до развода, жизнь у Бена была простой, и истины, по которым он существовал, тоже были простыми. Разрешает — значит, любит. Так он думал. Но оказалось, все гораздо сложнее.       «Мама меня бы так не оставила», — Бен смотрел вслед уезжающему автомобилю.       И таких спутанных чувств он раньше тоже не испытывал. Обида и облегчение. Первое, как подзатыльник, как пинок под зад, говорило Бену:       — Какой же ты жалкий и никому не нужный.       А второе, прикрыв ладошкой рот, тихо шептало:       — Но ведь ты и хотел, чтобы папа оставил тебя одного. Чтобы он больше не…       Бен заткнул уши. Перебил внутренний голос свои настоящим:       — А ла-ла ла-ла ла. Я ничего не слышу! Ла-ла ла-ла. Глава 2       Алиса открыла глаза. Щекой она прижималась к подушке, а взгляд был направлен в пол, и первое, что ей удалось увидеть — это розовенькие носы плюшевых зайчиков. Не тех, что валялись где-то под одеялом, а других. Обитающих на ее домашних тапочках.       «Ага, запомнила!» — кивнула себе Алиса.       Пару дней назад ей в голову пришла забавная мысль. Она все не могла вспомнить, что же было тем первым? Той картинкой, которую она увидела утром сразу же после пробуждения. Потолок? Занавески на окнах? Или собственная пижама? Казалось, кто-то напрочь стер воспоминания об этом моменте. Вот она все еще спит, а уже через минуту закрывает за собой дверь ванной.       И вчера она тоже забыла поймать свой первый кадр. Он ускользнул от нее, как приснившийся накануне сон, оставив лишь пустоту, которую так хотелось восполнить. Но сегодня Алиса не дала этому случиться.       — Тапки! — сегодня она победила.       Маленькие ножки вынырнули из-под одеяла, освежились на три секунды прохладным ветерком, а затем сразу же спрятались в тушках синтетических зайчиков. Потоптавшись на месте еще какое-то время, зайчики наперегонки выбежали из комнаты. Левый правый, левый, правый. На кухне они остановились. Прижались друг к другу серым мехом и торчащими в разные стороны ушами.       — Доброе утро, мамочка!       Алиса примкнула к подолу зеленого платья. Обняла теплые под тканью бедра.       — Доброе утро, солнышко. — сгибом локтя мама прижала дочь к себе. Руки ее были покрыты перчатками, мокрыми и блестящими от мытья посуды.       — Мам, скажи, когда ты проснулась, что ты увидела первым? — спросила Алиса. Она отпустила маму и села за стол. Тарелка с остывшим омлетом и парочкой оладий, тоже холодных, уже ждали ее в обществе ложки и вилки. Стакан с теплым чаем должен был присоединиться к ним чуть позже. Все, как любила Алиса — прохладные кусочки пищи и глотки согревающего их напитка.       — Даже не знаю, — мама задумалась. — Может, папино лицо?       — Папино лицо… — Алиса наклонила голову и стеклянным взглядом уставилась в потолок. Секунду, другую она пыталась представить себе эту картину — оплывшие щеки отца, как шарики с водой, лежащие на подушке. Чуть приоткрытый рот, с конца которого свисает капелька слюны. Плотно закрытые веки. А еще знаменитый папин храп, проступающий через хлюпающие, как у коня, губы.       Алиса засмеялась.       — А чего ты спрашиваешь? — улыбнулась ей мама.       — Я просто подумала, знаешь, мамочка, так странно. Вот ты спишь, а потом сразу проснулся. Как будто, бац, и все! Понимаешь? — Алиса взяла в прохладные руки принесенный мамой стакан.       — И первая увиденная картинка — это начало дня? — спросила мама.       — Ага. Мне кажется, поэтому это важно. А еще, я думаю про начало и конец вообще всего. Я вот не помню момента, когда родилась. А ты?       — Я тоже, — мама присела рядом с Алисой и облокотилась подбородком на руку. За забором из пальцев проглядывала улыбка, что, впрочем, было обычным для мамы состоянием. Казалось, она могла улыбаться даже во сне. Иногда мама делала это с хитрецой, когда папа шутил какую-нибудь шутку — неловкую, но смешную. Иногда улыбка проступала сквозь плотно сжатые губы, надувшиеся от недовольства. Да, рассерженная мама все равно улыбалась. А порой, когда ей приходилось слышать дивные речи из уст своей маленькой доченьки, на лице у мамы улыбка казалась загадочной. Или блаженной. Как когда слушают чудесную сказку январским вечером у камина.       — Или вот другой пример: что было вначале вообще всего? Всего мира?       Улыбка сменилась на ту, что с трудом сдерживала смех.       — Алиса, люди не могут этого понять многие века. Ничего страшного не знать об этом в восемь лет.       — Может, нам об этом расскажут в школе? — Алиса сложила ладошки вместе и дернула головой, будто от внезапно свалившегося на нее камушка. — Сегодня же первый день в школе!       Отец к этому времени уже ушел на работу, поэтому через час после завтрака Алиса ехала на машине с мамой. Спереди ее красного пикапа Шевроле было прописью выведено слово «Роза», где из буквы «О», как из петлицы, торчала маленькая, но длинная розочка. Роза — так звали маму, которая знала о цветах все, и так назывался магазин, в котором она работала.       Алиса всегда удивлялась, как хорошо маме подходило это имя. А может, это мама старалась ему соответствовать. Была высокой и стройной. Носила только зеленое и красила волосы в цвет бордовых лепестков. Каждый вечер мама пряталась в ванной на долгие полчаса, чтобы выйти оттуда барашком, как говорил папа. Всю ее голову покрывали многочисленные бигуди. Зато наутро мама превращалась обратно в красавицу. И тут папа тоже не упускал возможности что-нибудь сказать, только теперь от его слов, которые он шептал маме на у́шко, та смеялась и заливалась краской под цвет струящихся прядей.       Папа красным выглядел всегда. Как и полным. Особенно рядом с женой, обнимая ее за осиную талию и прижимаясь щекой к ее лицу, цвета слоновой кости. От полной комичности отца спасал разве что его рост, на полголовы превышающий мамин. А еще белый халат, который он носил не только на работе, но иногда и дома, забывая снять его в клинике. Отец работал там стоматологом, и халат его стройнил.       Глядя на отцовские глаза — коричневые, с черной рамочкой по краям, и на зеленые материнские, Алиса задавалась вопросом: «А я точно их дочь?». Ее были цвета голубой гортензии с золотой сердцевинкой у самого зрачка. На солнце он схлопывался зонтиком в маленькую черную точку, и сердцевинка становилась заметной даже издалека.       — Так бывает, — объяснял отец. Дальше были слова про хромосомы, гены и проценты, и Алиса поняла, что лучше уж поверить ему на слово.       Тем более нос у нее был в точности как у папы — вздернутый вверх, с чуть заметными ноздрями. Но не как у свинок, пятачком. Скорее это был мышиный нос. Остренький и вытянутый. Папа ей так и говорил:       — Фыр-фыр, ты мой мышонок.       И волосы у нее тоже были серенькими. Только на солнце они подсвечивались теплыми оттенками. Становились пшеничными, местами золотистыми. Прямо как и ее радужки.       — Волнуешься? — спросила мама, не отрываясь от дороги. Они уже проехали весь Бруквуд-роуд, где располагался их дом, и теперь мчались по спрятанной среди деревьев Робингуд-роуд. Иногда ветки задевали крышу пикапа, цеплялись за кузов и зеркала.       — Нет, конечно. Не первый же раз, — ответила Алиса.       Она пожала губами, наигранно вздохнула. Может, уверенность, которую она пыталась изобразить, и была фальшивой, но Алисе на самом деле очень хотелось чувствовать себя именно так. Она уже представляла, как будет снисходительно смотреть на первоклашек, чтобы затем великодушно начать помогать им с поиском туалета или столовой. Ей нравилось это новое ощущение — не только желать помочь, но и быть на это способной.       — Миссис Дэвис сказала, у вас будет новенький, — мама мельком обернулась. Стрельнула хитрым взглядом и такой же коварной улыбкой: — Мальчик.       — Хах, — выдохнула Алиса.       Она старалась держать руки неподвижно, но те не послушались и все-таки ринулись поправлять за ухо прядку волос.       «Вау! — думала Алиса. — Вау!»       Ровно год назад она находилась в таком же предвкушении. Девочки-подруги у нее уже были. А вот мальчики… С мальчиками дружить ей еще не доводилось. И Алиса этого очень ждала.       — Тайлер — он очень сильный. Он помог мне забраться на стол. А Дэнис очень умный. Мама, он так быстро читает, ты знаешь? Быстрее, чем даже я, — рассказывала Алиса через неделю после своего первого дня в школе. Мама слушала, блаженно улыбаясь.       — Такой он дурак, мам! Взял и уронил шкаф, — а это Алиса жаловалась на Тайлера спустя каких-то пару месяцев.       Позже ее расстроил Дэнис, еще через несколько дней Шон. Так, постепенно, все мальчишки из ее класса превратились в дураков и задир. Но, может быть, думала теперь Алиса, то были неправильные мальчики.       «Новенький!» — она улыбнулась.       На парковке у школы мама все никак не могла найти свободное место. Оно и понятно, первый день, родители, знакомство с учителями. Пришлось остановиться прямо у дороги, прижавшись как можно ближе к тротуару.       — Пойти с тобой? — спросила мама. Ее пальцы зарылись в красные волосы. Взъерошили их у корней и разгладили на поверхности.       — Нет, я сама, — ответила Алиса, добавив балл к своей уверенности.       — Познакомься там с этим новеньким. Очень интересно, — мама забрала его обратно. Глава 3       Алиса оглядела класс. Тот, что состоял из стен и плакатов, и тот, которым назывались ее одноклассники. Ни среди парт и стульев, ни среди уже знакомых лиц новенького не было.       — Алиса, ты садишься? — спросила ее Селена.       Девочка, с гладкими черными волосами и такими же темными радужками, так что зрачков ее не было видно, похлопала по соседней парте.       — Нет, я жду, — ответила ей Алиса. Селена пожала плечами.       За прошлый год Алиса успела подружиться со всеми девчонками в классе. И каждую в какой-то момент времени она могла назвать своей лучшей подругой. Последней была Селена. Но за лето они успели увидеться лишь в начале июня и совсем немного в конце августа. Селена уезжала к родственникам в Калифорнию. И теперь, ни та, ни другая не знали точно, друзья ли они еще.       «Наверное, уже нет», — подумала Алиса, глядя, как Селена пригласила сесть рядом с собой Карин.       Но об этом она совсем не расстроилась. Даже обрадовалась. Чем быстрее все усядутся на свои места, тем скорее она поймет, какие еще свободны. И вот, наконец, на предпоследнем ряду осталось две замечательные пустые парты. Рядом друг с другом, поближе к окну. Алиса быстро села за одну из них. Оставалось только подождать.       «Новенький», — крутилось у нее в голове. Про первоклашек и про помощь, без которой они ну никак не могли обойтись в ее прежних фантазиях, Алиса совсем позабыла. Иногда она чуть приподнималась со стула, заглядывала в дверной проем, а затем плюхалась обратно, недовольно вздыхая. Вот уже и звонок прозвенел, а новенького все не было видно. В класс миссис Дэвис тоже вошла одна. Закрыла за собой дверь, и Алиса совсем расплылась на стуле.       — Миссис Дэвис? — подняла она руку.       Женщина повернулась к ней. Подошла поближе. Ее кудряшки, не такие гладкие и ровные как у мамы, но все еще красивые и светлые, подпрыгивали при каждом шаге. Миссис Дэвис была худенькой, и маневрировать между рядами ей не приходилось. Она улыбнулась.       — Что, Алиса?       Глаза на ее слегка детском лице тоже светились весельем. Год назад мама сказала:       — В школе миссис Дэвис для тебя как вторая мама.       И поверить в это Алисе удалось без каких-либо усилий.       — А новенький сегодня придет? — спросила она, стараясь говорить как можно тише. Но по классу тут же пролетел звонкий щебет детских голосочков:       — Новенький? У нас будет новенький? Мальчик? Это мальчик, миссис Дэвис?       Алиса виновато уставилась на учительницу. Та, хоть и надула губы, улыбаться не перестала. Совсем как мама.       — Он ждет за дверью, — объявила она.       Класс взорвался.       — И я хочу… — продолжала миссис Дэвис. — ДЕТИ!       Когда надо, кричать она тоже умела, поэтому очень быстро от ора и хаоса остались лишь тихие смешки и покашливания.       — Я хочу, чтобы мы сначала поговорили об этом. Ваш новый одноклассник переехал к нам только месяц назад. Он еще не успел освоиться, поэтому ему нужен хороший прием. Будьте с ним добры. Будьте к нему внимательны. И постарайтесь его не обижать. Слышишь меня, Тайлер? — миссис Дэвис ткнула пальцем в мальчика, сидящего на последней парте.       — Я? — воскликнул Тайлер так удивленно, будто он всю жизнь только и делал, что помогал новеньким одноклассникам осваиваться на новом месте.       — Слежу за тобой, — улыбнулась ему учительница. Он ответил ей тем же.       Алиса тоже посмотрела на Тайлера.       — Что? — спросил он, когда она обернулась.       — И я за тобой слежу, — прошипела Алиса.       — Чего? — скривил лицо Тайлер, но голос миссис Дэвис прервал их диалог.       — Ну что, зову его?       Алиса почувствовала, как сердце вначале прыгнуло вверх, а потом упало на дно желудка. Так она переволновалась. А взглянув на пустующую рядом с собой парту, Алиса готова была упасть в обморок.       «Зря. Зря, зря, зря…» — она ощущала себя на сцене под светом ярких прожекторов.       Миссис Дэвис открыла дверь. Высунула наружу голову и что-то сказала. Подождала пару секунд, а затем распахнула дверь пошире и впустила в класс маленького мальчика.       «Не зря!» — подумала Алиса.       О том, как новенький может выглядеть, она не успела поразмыслить. И каких-то предпочтений на тот момент у Алисы тоже не было. Но сейчас она не сомневалась — это то, о чем она и мечтала. Оказывается, ей всегда нравились такие вот рыженькие мальчики. Мальчики с бледными лицами и худенькими, впалыми щеками. Мальчики с голубыми глазами. Мальчики, что предпочитают носить полосатые футболки и явно потертые джинсы.       — Знакомьтесь, ребята. Ваш новый одноклассник — Бен Келли, — миссис Дэвис положила ладони мальчику на плечи и подтолкнула его ближе к центру.       Пожалуй, это был первый раз, когда Алиса почувствовала неприязнь к своей второй маме. Легкую, непонятную, но вполне ощутимую.       — Бен, расскажи нам, откуда ты приехал и с кем, — учительница убрала руки, сложила их на груди, и Алисе стало намного легче.       Мальчик не смотрел на Алису. Он вообще ни на кого не смотрел. Уставился в пол и лишь изредка поднимал взгляд.       — Я приехал из Мичигана. Вместе с папой. Он здесь по работе, а я с ним за компанию.       И голос у Бена тоже оказался красивым. Не скрипучим, как у Дэниса, и не грубым, как у Тайлера. Он был в самый раз. По крайней мере, для Алисиных ушей. Один раз ей приходилось оставаться наедине с фортепиано. Три черные клавиши, затем такие же черные, но уже две. Между ними белые. Рисунок повторялся, от начала до конца, и пока Алиса не надавила пальцем на одну из клавиш, а после, на еще несколько, она не понимала, в чем же отличие. Но прошла минута, и все стало ясно, как июльское небо. У левого конца звук был тонким и высоким, как мамин смех. А у правого он походил на храп отца. Ни то ни другое слишком долго слушать не хотелось. И только те клавиши, что находились посередине, издавали при нажатии приятное звучание. Вот и у Бена голос напоминал мелодию.       — Как тебе нравится Северная Каролина? — спросила его миссис Дэвис.       Бен метнулся взглядом в окно. Посмотрел на учительницу.       — Жарко у вас, — улыбнулся он ей.       И Алиса залилась краской. Совсем как мама от папиных комплиментов.       Миссис Дэвис попросила Бена занять свободную парту, и в то время, пока он шел между рядами, в те секунды, когда он садился за стол, Алиса не смотрела на него. Она не повернула головы, когда Бен достал из рюкзака тетради, и когда он подвинул стул. Не взглянула на новенького, когда миссис Дэвис спросила, все ли у того в порядке. И когда он ответил, что да, Алиса по-прежнему пялилась на доску и почти не моргала.       Только спустя минут десять, она решилась, как бы невзначай, посмотреть в окно. Алиса чуть повернулась на стуле, расслабила плечи, слегка наклонила голову. Глаза ее еле заметно двинулись влево. Скользнули по лицу мальчика, хотели и дальше продолжить скакать из стороны в сторону, но им пришлось остановиться, а Алисе замереть от неожиданности.       Бен плакал. Глава 4       — Можешь сесть, Бен. Свободная парта у окна, — указала ему рукой миссис Дэвис.       Бен медленно зашагал, стараясь не встречаться глазами со своими новыми одноклассниками. Те пялились не переставая.       В Лансинге у него остались друзья. Марк и Тэдди. Первый — тихий и спокойный. С ним Бен любил играть в настолки или просто разговаривать обо всем на свете. Марк много читал. Так много, что доктор выписал ему очки. Какое-то время Бен думал — это награда. Но Марк быстро разуверил его в этом.       — Я похож на золотую рыбку, ты, повидло! — возмущался он.       Да, ругаться Марк тоже умел несмотря на свой мирный характер. Делал он это так смешно, что Бен всякий раз прыскал от смеха.       — Кочерыжка с глазами, вот кто он, этот доктор.       Тэдди ругался проще.       — Черт, — говорил он. Или: — Скотина!       Скудность эпитетов Тэдди легко возмещал изобретательностью там, где нужно было поработать руками. Залезть на дерево, чтобы повесить на самую верхушку бабушкины панталоны. Забраться в старый заброшенный дом. Построить в лесу свой собственный.       «Дом бродяг», — вспомнил Бен.       Прошлым летом, когда все еще было хорошо, они сколотили его из веток и листьев. Ни один гвоздь при строительстве «Дома бродяг» не пострадал, зато моток веревки ускользнул из их рук словно хвост шустрой ящерицы, не успели ребята опомниться. Так что творение это они скорее связали, чем построили.       В последнее лето друзья собирались повторить свое великое возведение. Марк вы́читал в книгах особые технологии по строительству шалашей, Тэдди стащил у отца походный топорик. А Бен… Бен просто не пришел.       Марк и Тэдди не знали почему. Они приходили к нему домой, кричали его имя, звали по фамилии. Кидали маленькие камушки в окно его комнаты. Но Бен не выходи́л.       Однажды они все же поймали его на улице.       — В чем дело, ты, совок для какашек? — Марк улыбался. Тэдди тоже не выглядел злым.       Может, они думали — это игра?       Но для Бена все было серьезно. Он не стал смеяться над шуткой друга, и тот тоже это понял. Марк перестал улыбаться.       — В чем дело, Бен? — переспросил он.       Бен не ответил. Он и сам не знал, в чем же дело. Что-то случилось, что-то страшное. Что-то, что уже никак нельзя было исправить.       — Я… — начал Бен, заикаясь, — нам нельзя больше играть вместе.       Он обошел друзей и двинулся дальше. Это было последнее, что он им сказал. То последнее, что прокричали ему ребята, Бен не услышал. Может, это было «сукин сын», брошенное Тэдди. Или «грязный подгузник», придуманное Марком.       Бен не обижался. Откуда им было знать, что он их спасал? Что он позволил им быть подальше от того зловония, которое исходило от его тела, от его нутра. Хотел бы он и сам скрыться от него подальше. Но… ничего уже нельзя было исправить.       Как-то очиститься ему помогали слезы. Сначала Бен не умел их контролировать. Они лились сами, когда им вздумается. Не спрашивали его:       — Тебе нормально, Бен? Ничего, если мы польемся прямо сейчас?       Позже Бен научился закручивать гайки. Нужно было только что-нибудь напеть.       Сверкай, сверкай, малышка-звезда,       Как странно, что кто-то создал тебя.       И сейчас в классе он тоже пытался прогнать настырные слезы.       Над миром, над нами, так высоко,       Брильянтом сияешь ты мне в окно.       Но кран все никак не желал закрываться. Здесь, окруженному сверстниками, Бену стало плохо вдвойне. Одиночество вспыхнуло обжигающем пламенем, а льдом его обдал стыд. Или, может, все было наоборот.       Минуты, как назло, удлинились, умножились, а Бену так хотелось поскорее уйти. Он подумал: «Куда?», но не сумел найти ответа. Домой? А где его дом? Такого места не существовало на Земле. Он был бездомным с крышей над головой. Он был не нужен тем, в ком сам нуждался.       Он был один. Глава 5       Мальчик плакал тихо. Он не шмыгал носом, не кривил лицо. Лишь убирал пальцами налипшие над верхней губой сопли. Смахивать слезы Бен не спешил. Они скатывались проблеском до самого подбородка, наполняли собой толстеющую на глазах каплю и, когда той сдерживать их становилось совсем не по силам, срывались вниз.       Алиса видела, как капля исчезала наверху, и ей казалось, она слышала, как та плюхалась о поверхность стола или тетради.       Кап!       Иногда Бен закрывал глаза, немного сжимал веки, и тогда проблески на его щеках догоняли друг друга.       Кап, кап, кап!       Когда Алисе было лет пять, она уже видела подобную картину. Ее мамочка, ее вечно смеющаяся и веселая мама плакала.       — Тебе сделали больно в больнице, мамочка? — спрашивала ее Алиса.       Мама ей улыбнулась.       — Нет, доченька. Все хорошо, — отвечала она.       Но улыбка не иссушила слезы, не прогнала их прочь. Вместо этого она сама намокла и заблестела.       — А куда пропал твой животик? — снова задала вопрос Алиса.       И мама зажмурилась, стиснула зубы. По щекам пронеслись проблески. Первый, второй.       Кап, кап, кап!       «Так плачут взрослые, — думала Алиса, — а не дети».       Дети должны кричать. Как Дэнис, когда ему по ноге проехались велосипедом. Дети должны рыдать, дети должны злиться. Дети должны плакать так, чтобы их непременно заметили. Ведь в этом и состоит весь смысл представления.       Но Бен плакал тихо. Казалось, он старался плакать настолько незаметно, что сам перестал замечать всех вокруг. И Алису он тоже не увидел. Ее круглые от удивления глаза. Ее распахнутый рот и поднятые брови. Только когда она резко повернулась обратно к доске, скрипнув партой, Бен посмотрел на нее. Мельком, быстро, но Алиса успела это заметить.       И больше, чем просто узнать, почему же он плакал, ей хотелось ему помочь. Все цели и задачи, которые только могут жить в голове у восьмилетней девочки, раздавились внезапно свалившейся на них табличкой с надписью:       БЕН КЕЛЛИ, ТЫ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ЗАПЛАЧЕШЬ!       Когда прозвенел звонок, и дети подскочили со своих мест, словно под ними тлели горячие угли, Бен тоже поднялся. Он схватил с парты блокнот и, не оглядываясь, выбежал из класса. Алиса не успела увидеть, куда же он делся, но ближе к концу перемены Бен выглянул из туалета для мальчиков. Воротник его футболки намок, на штанах темнели пятна воды. Волосы надо лбом слиплись от влаги. Бен умылся, и теперь следы от его недавней тоски, чем бы она ни была вызвана, остались лишь у Алисы на памяти.       На следующей перемене все повторилось. А затем еще и еще. И вот уже пора возвращаться домой. Алиса ждала маму снаружи.       «Да, и вправду жарко», — думала она, снимая кофточку в мелкий цветочек.       Платье, надетое на Алису, было без рукавов, и плечи тут же обдал приятный ветерок. Мысли о том, что еще сегодня утром она пила за завтраком теплый, почти горячий чай, казались теперь чуть ли не дикими.       «Теперь только сок, и только из холодильника», — дала себе наставление Алиса. Она оглянулась.       Бен снова куда-то пропал, и на сей раз в туалете его не было.       — Нет там никого, — сообщил ей об этом Тайлер. — Странная ты, Алиса. Была странной, а теперь совсем…       Он покрутил пальцем у виска.       — Вонючка, — выпалила ему Алиса и выбежала на улицу.       По периметру школьного двора росли ровные подстриженные кустики. Алиса обошла их по кругу раза три, а то и четыре, и уже собиралась зайти на новый, как вдруг увидела Бена. Он сидел на скамейке, окрашенной в бело-синюю полоску, и, может быть, поэтому Алиса его сразу не заметила. Его футболка была точно такой же. Он что-то писал в блокноте. Маленьком, на пружинке, в бежевой обложке.       От кустов, которые Алиса гладила ладошкой, до скамейки, на которой уединился Бен, было футов 50, не меньше. Поэтому она пялилась на мальчика и совсем этого не стеснялась. А вот подойти к нему и наконец заговорить смелости не хватало.       «Отчего ты плакал, Бен?» — спрашивала Алиса, ища ответ у себя в голове.       Может, его обидел Тайлер? Еще до начала урока. Может, он скучает по старой школе? Может, по дому? А может, это совсем другое? То, что она даже не могла себе представить.       Автомобильный гудок разбудил их обоих. Алиса вздрогнула, а Бен встал на ноги. Он уже собирался натянуть рюкзак себе за спину, но в последний момент остановился. Бен что-то написал в блокноте, а после вырвал страничку и положил ее на скамейку.       Когда белый Бьюик увез Бена прочь, Алиса еще раз оглянулась. Не увидев преград, она побежала. Схватила записку и так же быстро вернулась на место.       — Ну что? — спросила ее мама по дороге домой. — Познакомилась с новеньким?       — Да! — ответила ей Алиса, улыбаясь в бумажку.       ПОПАЛАСЬ!       Вот что там было написано. Глава 6       Если не считать асфальтовой дороги и редких дорожных знаков, Бену казалось, они едут по лесу. Дикому и нетронутому. За стволами деревьев виднелись еще одни, за ними следующие, и так без конца, превращаясь в сплошное зелено-коричневое полотно.       — Как дела, Бенни? — спросил его отец. Он держал руки на руле, на самом его верху, так что у подмышек были видны большие круги слегка подсохшего пота. Воротник отцовской рубашки тоже им пропитался, но этого Бен увидеть уже не мог. Отец был горой — такой высокой, что макушкой своей он доставал почти до потолка.       — Хорошо, — ответил ему Бен. — Миссис Дэвис очень добрая. И ребята все тоже хорошие.       — Это замечательно, Бенни. Расскажешь мне об этом немного?       Бен поджал губы. Через секунду он вновь их разомкнул. Это далось ему с таким трудом, что, казалось, те сопротивлялись предстоящему им вранью.       — Со мной все разговаривали. Спрашивали про Мичиган. Я сказал, что у нас намного холоднее зимой. Еще на перемене мы играли в догонялки. Было весело.       Про то, как основательно он успел изучить интерьер школьного туалета, и о том, как легко можно поместиться на унитазе вместе с подвернутыми под себя ногами, Бен рассказывать не стал. Ведь это была правда, а говорить ее он уже отвык.       — Здорово! — улыбнулся ему отец.       Он переложил ладонь с руля на плечи сына.       — А большой у вас класс? — пальцы поглаживали через ткань выступающие ключицы. — Много мальчиков?       Бен перевел взгляд на отцовскую руку. Заскользил вверх по ней, перепрыгнул на шею, пока, наконец, не добрался до пристально смотрящих на него глаз. Голубых, но мутных, словно туман.       — Больше половины, — сказал Бен тихо.       Отец погладил его по голове и снова отвлекся на дорогу.       — Это здорово! Я очень хочу, чтобы ты нашел себе друзей. Можешь приводить их к нам домой. Будете играть вместе, да?       Бен кивнул. Подбородок противился лжи так же сильно, как ранее губы.       Сверкай, сверкай, малышка-звезда,       Как странно, что кто-то создал тебя.       Раньше Бену эти строки напевала мама. И теперь, когда он произносил их про себя, они звучали ее голосом. Ласковым и нежным, как крылья бабочки.       Над миром, над нами, так высоко,       Брильянтом сияешь ты мне в окно.       Тогда, лет в пять или шесть, стишок помогал заснуть. Ни для чего больше он был не нужен. Так продолжалось до последнего лета.       — Идем в поход! — объявил отец сыну.       Июнь только начался, впереди маячили долгие дни каникул, и все было так хорошо.       — Ура! Ура, ура, ура! — кричал Бен. Он прыгал и скакал, размахивал руками. Смеялся. И ни одна клеточка его тела не сопротивлялась этому желанию веселиться.       Мама и Лора с ними не пошли. Лора была еще слишком маленькой, а мама просто не захотела. Уже тогда родители жили словно соседи, по какой-то причине спящие в одной спальне. Они почти не касались друг друга, а если такое и происходило, то по чистой случайности. Когда мама передавала папе список покупок, или когда он получал из ее рук тарелку с тостами и яичницей.       Бен об этом не сильно волновался. Отношения между родителями никогда не были горячими, или хотя бы теплыми, и та пара градусов, на которую они остыли за последний год совместной жизни, осталась для Бена незамеченной. Тем более, что у них с отцом все становилось только лучше.       Дорога от дома до Янки Спрингс заняла часа два, не больше. Они справились бы и быстрее, если бы не останавливались у каждого водоема, выхватываемым Беном зоркими глазами среди зеленых полей. А у озера Лич они задержались на долгие полчаса.       — Это море? — спрашивал у отца Бен. Таким огромным оно ему казалось.       — Ты чего, Бенни? Это озеро. Даже наше в Лансинге намного больше, — смеялся папа.       И Бен тоже захохотал. Про себя он немного удивился папиным словам, ведь в тот день все выглядело больше, ярче и прекраснее, чем обычно. Словно стеклышки из калейдоскопа, который Бен взял с собой, переместились ему в зрачки и теперь показывали красочные картинки поверх настоящих пейзажей.       — Может, останемся тут? — предложил Бен.       Отец посмотрел на него, улыбнулся, а потом оглядел уже поставленные кем-то палатки, кучку людей возле них, бегающих туда-сюда ребятишек.       — Здесь слишком много народу, Бен, — сказал он сыну и взял его за руку.       Они вернулись к машине и двинулись дальше. Почему это проблема, Бен спрашивать не стал.       «Ну это точно море!» — думал он, когда папа остановил Ривьеру на берегу озера Ган. И без всяких увеличительных стеклышек оно выглядело огромным. Где-то вдалеке голубое небо соединялось с чуть более темной водой, и Бен, полагающий, что это и есть определение моря, был уверен в своих словах. Пусть даже сказать их он не решился. Ему не хотелось казаться глупеньким перед отцом.       Здесь людей не было совсем. Даже вдалеке, даже на горизонте. Только птички, травка и густые заросли. Вскоре к ним добавилась поставленная отцом палатка и разведенный им же костер. Они пожарили сосиски, подпалили в язычках пламени кусочки белого хлеба. Пока еще не стемнело, Бен успел побегать по лесу и даже поймал в свой блокнот парочку новеньких птичек: стрижа и мухоловку. Имена он им дал простые: Джек и Диана.       — Идем спать, Бенни? — позвал его в палатку отец.       Когда Бен уже забрался в спальник, папа застегнул на тенте молнию, скрыв за ней желтый одуванчик у самого порога и кустики еще спящей пижмы. Небо было черным, и все вокруг вскоре погрузилось во тьму. В палатку она тоже заползла. Пробыла там всю ночь и лишь наутро покинула ее.       Бен проснулся первым. Он потянул язычок бегунка вверх и открыл проход. Увидел одуванчик, зеленую пижму. Увидел зарю, которая начиналась где-то там, вдалеке, протягивая к Бену свои желтые лучи, так что, казалось, она была и здесь, рядом с ним. И птички тоже приветствовали его. Может, это пела Диана. А может, Джек.       Но Бен не ответил им. Стеклышки в его зрачках теперь не искрились радугой. Тьма поселилась и в них. Как черная дымка. Как сажа на стенках масляной лампы.       Сверкай, сверкай, малышка-звезда,       Как странно, что кто-то создал тебя.       Он не хотел уснуть. И убежать он тоже не мог. Оставалось только забыться, что Бен и сделал.       Над миром, над нами, так высоко,       Брильянтом сияешь ты мне в окно.       Он не понял точно, что же произошло. Но это что-то ему совсем не понравилось.       — Спокойной ночи, — сказал он отцу перед сном. Тот ответил вопросом:       — Хороший был сегодня день, да, Бенни?       — Да, очень! — заулыбался мальчик.       — Я очень старался, чтобы так и было. Чтобы тебе было хорошо.       — Спасибо, папа.       — Ты тоже можешь сделать для меня что-нибудь приятное.       И вместе с отцовской рукой на его тело легла та самая мгла, черная, как смоль. А в голове зазвучало:       Сверкай, сверкай, малышка-звезда…       Хоть и немного, но это помогло, и Бен не утонул в болоте мерзости, где плавали тушки разложившихся животных. Где птички не пели, они кричали. А их перья разъедали белые черви. И змеи. Клубки гладких блестящих змей. Они были везде и ползали повсюду. Бен старался не трогать их, но они не спрашивали его, когда забирались в ладонь, скользили по коже и целовали ему щеки своими влажными холодными язычками.       — Вытри слезы, Бенни, — сказал ему отец, уже подъезжая к дому. — А то их увидит мама. И что тогда ты ей скажешь?       Бен послушался. Он не утонул в болоте, не захлебнулся в жиже, но так в ней перепачкался, что теперь не сомневался — за это его будут ругать. Если, конечно, кто-нибудь узнает.       — Все будет хорошо, Бенни, — добавил отец. Но он не уточнил, у кого. Глава 7       Она решилась.       — Привет! — сказала Алиса и взмахнула ладонью вверх.       Позади захихикал Тайлер.       «Гиена», — подумала она, шикнув на него пару раз и снова повернувшись к Бену.       — Привет, — ответил ей мальчик.       Он сидел за партой у окна и ждал урока. Все остальные были заняты разговорами, шутками, перебрасыванием карандашей и ручек. И только Бен просто сидел и ждал.       — Мне нравится твой блокнот, — указала на него пальцем Алиса. — Это от туда листочек?       Она протянула Бену слегка помятую бумажку.       — Да, — он улыбнулся. Впервые за весь день и именно Алисе.       «Ты не должен плакать, Бен Келли. Никогда. С такой-то улыбкой», — не сказала она.       На следующей перемене Алиса снова подошла к нему. Снова что-то спросила, и он снова пустил солнечных зайчиков отплясывать по ее лицу. А к концу дня они уже сидели вместе на лавочке, той самой полосатой, и разглядывали картинки в блокноте у Бена.       — А тут есть Алиса? — спросила его девочка.       — Нет. Но есть Элис. Вот она, синичка, — перелистнул страницы Бен.       — Элис — это совсем другое имя, — засмеялась Алиса.       — Извини, — Бен пожал плечами.       — А какое тебе нравится больше? — поинтересовалась она, и улыбка на ее лице превратилась в лисью. Глаза чуть прищурились, а губы вытянулись вперед.       Лицо Бена, наоборот, стало таким простым и открытым, будто от ответа его зависела чья-то жизнь, и соврать здесь было нельзя.       — Алиса мне кажется красивее, — круглые глаза не моргали.       — Спасибо, Бен, — Алиса опустила взгляд на синичку. — Может, в следующий раз назовешь кого-нибудь так? Только чур не кукушку! Мама рассказывала, кукушки плохие.       И Бен засмеялся. Он засмеялся так чисто и пронзительно, что каждый звон разбросанных им колокольчиков окружили Алису, словно стайка тех самых синичек. Какие-то из них подобрал пролетающий мимо ветер, какие упорхнули повыше к небу. Но три или четыре забрались Алисе в уши, а затем опустились на сердце, щекоча его и согревая.       Она тоже засмеялась, и пока рот ее был занят смехом, Алиса все думала:       «Почему ты плакал, Бен? Что тебя так расстроило?»       Может, если бы они посидели на скамейке еще пару минут, она задала бы ему эти вопросы, но сзади послышалось:       — Алиса!       И им пришлось обернуться.       — Это моя мама, — сообщила девочка. — А твой папа скоро за тобой приедет?       Бен опустил голову. Себе на колени он обронил слова:       — Нет, сегодня я пешком.       — Пешком? — удивилась Алиса. — А где ты живешь?       — На Медовью-роуд.       — А это далеко?       — Я не знаю.       Алиса нахмурилась, но потом сразу же засияла.       — Жди! — крикнула она Бену и побежала к матери.       Синички пели на сердце.       — Мамочка, мамочка! — быстро проговорила Алиса. — А Медовью-роуд далеко отсюда?       — Если пешком, то далековато, — ответила мама, выглядывая из окна пикапа. — Если на машине, то быстро. Это улица возле Бивердам-роуд.       Алиса подпрыгнула на месте.       — Значит нам по пути?       — Нам? — подняла брови мама и перевела взгляд с дочери на скамейку.       — Это Бен. Наш новенький. Можем мы его подвезти?       Лисья маска, которую совсем недавно Алиса примерила на себя, теперь перебралась на лицо матери.       — Конечно, — улыбнулась лисица. Глава 8       Пикап, большой и громозкий, предлагал на выбор только два кресла: одно пассажирское и одно водительское. И в то время, как в кузове могла бы уместиться среднестатистическая мексиканская семья, внутри салона места хватало лишь на двоих взрослых. Но Бен и Алиса, каждый из них, считались от силы за половину, поэтому им было даже не тесно.       — Можешь звать меня миссис Нолан, — сказала женщина. Она выпрямила спину и вытянулась в шее. Заглянула через голову дочери, чтобы посмотреть на Бена.       — Хорошо, — ответил тот.       Да, места вполне хватало, и Бен, насколько это было возможно, теснился к двери. Когда пространство между ним и Алисой стало чуть больше упаковки хлопьев, он переложил туда свой рюкзак. Алиса посмотрела на этот жест неодобрительно, но говорить ничего не стала.       «Извини, — подумал Бен. — Но так будет лучше».       Ему не хотелось ее испачкать.       — А ты заметил, что написано на машине? — спросила Алиса.       — Ты про розу?       — Да. Роза. Так маму зовут.       Девочка вдавилась в спинку кресла и указала рукой на маму, будто до этого момента Бен не видел ее. Женщина улыбнулась и чуть взъерошила волосы.       — А как зовут твоего папу, Бен? — поинтересовалась она.       — Мэри, — Бен не сводил с нее глаз.       Его мама не была похожа на миссис Нолан. Она никогда не красила волосы. Тем более в цвет костра и заката. Никогда не завивала их так искусно.       — Мэри? — удивилась миссис Нолан.       Во время беременности Лорой мама сильно потолстела, а после родов не спешила худеть. Поэтому и платья обтягивающие она не носила.       — Извините. Папу зовут Билл. Это мама Мэри.       Но кое-что их объединяло.       — Мэри. Красивое имя, — сказала Алиса.       Обе были мамами. Обе так назывались. И обе излучали любовь.       Сверкай, сверкай, малышка-звезда…       Бен отвернулся. Посмотрел в окно, прикусил губу. Нельзя было плакать. Только не сейчас.       — Бен, что это у тебя? — позвала его девочка.       Глаза ее были направлены вниз, ему на поясницу. Бен тоже туда поглядел.       — Зубная паста? — спросила Алиса и начала приближать указательный палец к белому пятну на футболке.       — Да! — закричал Бен. Он закрыл пятно ладонью, прижал ее посильнее. Будто там, под ней, зияла рана. Кровь лилась бурным потоком, и нужно было срочно ее остановить. Бен тяжело задышал.       Над миром, над нами, так высоко…       — А мы уже скоро приедем? — деревья за стеклом мелькали такие же, что и минутой ранее.       — Почти приехали, — ответила миссис Нолан. Всю дорогу она улыбалась, а теперь перестала.       «Я грязный, — думал Бен. — Я грязный, и они это знают».       Когда пикап остановился, он, также не убирая руки с футболки, с трудом открыл дверь и спрыгнул на землю. Алиса подала ему рюкзак, и только тогда Бен разрешил руке освободиться.       — Спасибо большое! — сказал он погромче.       — Не за что, зайчик, — улыбнулась ему миссис Нолан. — Мы живем не так далеко. Можешь приходить в гости, когда захочешь.       — Да, Бен. Ты приходи, — закивала Алиса.       Бен посмотрел на них обоих, и ему в голову пришла страшная мысль. Когда-нибудь Лора вырастет и тоже будет разъезжать с мамой на машине. Делать покупки, ходить в кино. Подвозить своих одноклассников. Она будет также улыбаться, и никаких белых пятен на ее одежде никогда не появится.       А где через столько лет будет сам Бен? Неужели все так же с отцом? И самое ужасное в этих вопросах был ответ. Единственный из возможных: «Да».       Попрощавшись и даже несколько раз улыбнувшись, Бен поплелся домой. Дорога, по которой миссис Нолан с Алисой только что уехали, заканчивалась этим белым деревянным строением. Как булавка портного керамической бусинкой. И Бену иногда казалось, что они живут не в конце улицы, а на краю всего мира. Будто папа специально нашел такое место, где вокруг больше никто не жил. Даже в далеке, даже на горизонте.       Этот дом Бену не нравился. Пусть снаружи он и был покрашен в цвет летних облаков, внутри, как не зайдешь, казалось темно и пасмурно. Может, из-за редких маленьких окон, заставленных старым хламом и пустыми цветочными горшками. А может, все из-за той же тьмы, поселившейся в глазах у Бена.       В Лансинге у них все было наоборот. Окна на пол стены, воздушные занавески. Тут и там расставленные мамой фикусы. И много, много света! Наверное, думал Бен, там и сейчас все так же.       Под ковриком у порога он нашел ключ. Открыл им дверь, вошел внутрь.       — Сегодня я до поздна, Бенни, — сказал ему утром отец. — Так что домой придется идти пешком. Тут не далеко, ведь да?       — Да, — ответил Бен, и два уже хороших знакомых — обида и облегчение — потянули его в разные стороны.       Но теперь, увидев пустой диван и услышав тишину в доме, Бен позволил облегчению победить. В холодильнике его ждал яичный сэндвич, по телевизору показывали Лесси. А на стене висел телефон.       За тот месяц, который прошел со дня их приезда, Бен много раз снимал с него трубку. Он слушал гудки, смотрел на разбросанные по кругу цифры и думал: «Мама». Но ее номера он не знал.       — Они переехали, Бенни. Я оставил ей наш телефон. Если мама захочет, она позвонит, — объяснял ему отец три недели назад. — Своего она не дала.       И Бен ему верил. Бен ждал, но ни разу за все эти долгие дни он не услышал из трубки мамин голос.       — Наверное, она занята. Лорой, — отмахивался от него отец.       В такие моменты на пьедестал восходила ликующая обида.       Отец сдержал свое обещание и домой вернулся ближе в девяти. Бен вышел встретить его в гостиной, чтобы тому не приходилось заходить к сыну в комнату. Бен совсем это не хотел.       — Привет, сынок! — ответил ему отец. Он рухнул на диван и обмяк в нем, как тряпичная кукла. — Нормально добрался?       — Да, — Бен закивал.       Он не стал рассказывать про Алису, ее красивую маму и про надпись на машине. Нет уж! Этой чести Бен удостоил тех, кто умел слушать.       — Роза, — шептал он Эвелине, — Так ее зовут. Еще они пригласили меня к себе в гости.       Обычно Бен либо врал, либо говорил дождливую правду, но в этот раз Эвелина осталась сухой, а Бен не покраснел от лжи. Это был хороший день. Не такой тусклый, как многие предыдущие.       Сверкай, сверкай, малышка-звезда…       Он должен был быть хорошим, но в тот момент, когда дверь в комнату к Бену заскрипела, день еще не закончился.       — Не спишь? — спросил отец, — Хорошо.       Как странно, что кто-то создал тебя… Глава 9       Настоящая осень пришла в Эшвилл только к октябрю. Цветы, смирившись со своей участью, поникли, пожухли. Припали к земле. Деревья еще держались, но где-то желтым зацепило липу, где-то начинал краснеть клен.       — Бен, ты не против, если мы сначала заедем ко мне на работу? — спросила его миссис Нолан.       — Конечно, — ответил мальчик.       Он сидел рядом с Алисой, и между ними не было его рюкзака. Бен перестал класть его туда на пятый раз их совместной поездки.       «Теперь то мы точно друзья?» — думала Алиса.       Сомневаться в этом ее заставляли многие другие странности Бена. Ни разу он не позволил ей взять его руку, ни разу не обнял. Алиса хмурила брови, дула губы, но Бен смотрел на нее так, словно от этих действий ему самому было плохо. И она спрашивала про себя:       «Отчего ты плакал, Бен?»       Иногда, во время урока, Алиса незаметно смотрела на Бена, чтобы проверить, не бегут ли проблески по его щекам. Но такого больше не повторялось. Зато она несколько раз видела, как двигались его губы. Они что-то шептали.       —… малышка-звезда… — услышала однажды Алиса.       И об этом она тоже не стала его расспрашивать. Бен казался ей мыльным пузырем или хрупкой снежинкой. Карамельной ниточкой, с которой было велено обращаться аккуратно и нежно. Что Алиса и делала.       Тайлер, Дэнис и другие мальчишки были неправильными. Что-то неправильное исходило и от Бена. То, что отпугивало от него остальных одноклассников, то что не давало ему с ними подружиться.       Но для Алисы Бен был самым лучшим мальчиком на свете!       — Они танцуют вот так, — Бен расправил руки как крылья и согнул их перед собой в виде круга. Он нагнул голову и закачался. Резко поднял ее обратно. Сделал так снова.       Алиса смеялась. А когда ей становилось видно его лицо, на нем тоже светилась улыбка. Не та, что поджимала губы, чуть изгибая их у краев. Это была настоящая радость, зубастая и открытая.       — И если женщине-птице понравится танец, она согласится с ним дружить, — объяснял Бен.       — Женщина-птица? Ахаха, — прикрывала рот миссис Нолан.       — А почему они называются райские птицы? — спрашивала Алиса.       Бен пожал плечами.       — Они очень красивые. Может, поэтому.       Цветочный магазин «Роза» находился на Шарлотт-стрит, между рестораном мексиканской кухни «Тако Темпл» и мясной лавкой «Чоп Шоп».       — Человек будет думать, куда же ему пойти. Поесть буррито или заказать стейк. Он будет метаться между ними, туда-сюда, туда-сюда, а в результате угодит прямо в наш цветочный магазин, — шутила миссис Нолан, когда все трое вышли из пикапа.       Бен секунду глуповато улыбался, а после залился смехом. Тот вылетел из его рта так резко и сильно, что голову откинуло назад.       — Я представил… — выдавливал Бен. — Я представил…       От пола до потока, во всю ширину стены располагались окна. Если бы не надписи на стекле и нарисованные акрилом рисунки, можно было бы подумать, что стены нет вовсе. Заходи да и любуйся пестрым садом в любое время года.       — Нравится? — спросила Бена миссис Нолан.       — Да… — на выдохе ответил он. — Так красиво!       — Это все мама сделала, — гордо сообщила Алиса. — Смотри, Бен!       Она поманила мальчика к себе.       — Осенние букеты! Только у нас и только этой осенью!       — Вау… — потянул Бен.       Он тоже подошел к полкам с вазами, из которых торчали кустовые ромашки вперемешку с ажурными дубовыми листьями. Где лиловые пионы обрамлялись изогнутыми ветками кленов и еще зеленым папоротником. А в плетеных корзинках лежали подсолнухи, сухие, но от чего-то такие красивые. И в то время как Бен поглощал глазами карнавал цветов и текстур, Алиса смотрела на него.       Здесь, в цветочном, сложно было найти что-то бесцветное. Исключение составляла висящая на стене картина. Черно-белая фотография гондольера, спокойно плывущего себе по каналам Венеции. Рубашка в полосочку и шляпа с атласной лентой вокруг.       Мама говорила, эта картина помогает ей не забыться. Не потерять любовь к ярким краскам, только потому, что их так много вокруг.       — Когда я на нее смотрю, я даю глазам отдохнуть, — объясняла мама.       Почти два месяца прошло, как в жизни Алисы появился Бен. И ей совсем не хотелось позволять глазам отдыхать.       — Здесь как будто лето, — все восхищался Бен.       — Да, — улыбалась Алиса, любуясь небом в его радужках и солнечными прядями.       Когда мама вернулась из кладовки, и они уже собирались уходить, Бену было предложено:       — Выбирай цветок, зайчик. Какой захочешь.       И он указал на фикус. Маленький росточек в зеленом горшке.       — Спасибо… — сказал Бен.       Всю дорогу до дома он молчал, склонившись над кустиком, и лишь в конце пути улыбнулся.       — Спасибо большое, — повторил Бен.       — Не за что, зайчик, — ответила миссис Нолан. Она остановила машину и чуть нагнулась вперед, вглядываясь вдаль. — Твой папа уже дома?       Двигатель еще не успел заглохнуть, в салоне не было тихо, но все услышали, как Бен охнул.       — Наверное, — он открыл дверь и начал выбираться из пикапа. Цветок мешался как мог: — Это его машина стоит.       Повернувшись, чтобы забрать рюкзак, Бен с ужасом увидел — миссис Нолан тоже собирается выйти из машины.       — Давай с ним познакомимся, — сказала она. Глава 10       Бен был маленьким, и цветок в его руках тоже был маленьким. Но теперь, шагая с ним по дороге, Бен изнывал от тяжести. Он собирался соврать что-нибудь.       — Миссис Дэвис дала задание, — планировал сказать Бен, — ухаживать за цветком.       Он бы так и сделал, если бы правда не шла сейчас рядом с ним, держа за руку другую правду.       — Добрый день? — отец заметил их приближение.       — Добрый! — помахала ему миссис Нолан.       Она улыбалась, Алиса тоже. И, может быть, поэтому отец не выглядел испуганным. Лишь немного удивленным.       Боялся происходящего только Бен. Он бегал беспокойными глазами по лицам других, по их улыбкам, все крепче прижимая к себе зеленый горшочек. Иногда взгляд цеплялся за фикус, и Бен представлял, как тот вырастает в раскидистый куст, такой большой, что за ним можно спрятаться.       — Нет, Бен не рассказывал, — ответил отец, когда миссис Нолан поведала ему об их совместных поездках. — Я очень рад!       Миссис Нолан улыбалась. Она улыбалась, но уже с грустью, когда папа, как бы невзначай, между делом, пожаловался ей на долю одинокого отца, вынужденного помногу работать, чтобы сводить концы с концами.       Бен смотрел на лицо миссис Нолан и не видел, куда так пристально уставились ее глаза. Но он догадывался — Ривьера. Бен не знал точно, сколько долларов отец выложил за нее. В любом случае — это было большое число.       — Скажи, что ты шутишь, Билл! — ругалась два года назад мама.       Она кричала, била отца по груди, словно он был дубовой дверью, которая все никак не желала открываться.       — Успокойся, Мэри. Дело сделано. Бьюик куплен, и я не собираюсь его продавать, — отец, наоборот, говорил медленно и спокойно.       Он всегда был таким — маминой противоположностью. Не орал, не ругался, и уж тем более не распускал руки. Раньше Бен думал — папа хороший. Папа добрый, и поэтому он не делал всего того, что делала злая мама. Но с тех пор многое изменилось, и теперь Бен видел это так: отец творил что хотел, просто драки с истериками в этот список не входили.       — Спасибо. Я очень благодарен вашей помощи, — отец протянул миссис Нолан руку.       Той пришлось ее пожать.       — Не за что. Нам с Алисой очень нравится Бен.       — Да, он славный мальчик, — отец обнял сына за плечи.       Погода была прохладной, Бен носил курточку из желтого сукна, а под ней футболку с рубашкой. Но даже через слои синтетики и хлопка он чувствовал тепло отцовских рук.       «Расти, расти, расти!» — упрашивал он куст.       Никто не видел, как потемнело небо. Как солнце, обычно желтое или оранжевое, стало красным, а свет превратился в тревожные огни полицейских сирен. Тени на земле тоже почернели. Они ожили, закружились, и, казалось, собирались напасть, стоило только Бену отвести от них взгляд.       — Бен, можно? — донесся до него голос Алисы.       — Что? — очнулся Бен.       Он поднял голову и посмотрел на девочку. А чуть выше, над их макушками, раздался смех. Волчий оскал отца. И, что хуже всего — миссис Нолан тоже смеялась.       «Никто тебе не поможет, зайчик!» — читал Бен с поверхности ее белых зубов.       — Посмотреть твою комнату? — переспросила Алиса.       — Конечно, можно. Идите, Бен, а мы пока поболтаем, — ответил за него отец.       Бен послушался. В дом они зашли молча. Так же тихо прокрались в его комнату, бесшумно закрыли за собой дверь. Здесь, у кровати, стояла тумбочка. Еще пустая секунду назад, но теперь украшенная фикусом-малышом.       — Хочешь назвать его как-нибудь? — спросила девочка.       Бен оглянулся. Алиса не улыбалась. Но грусть в ее глазах не казалась тенью. Это был свет, тусклый и бледный. Видимый лишь тем, кто привык к темноте.       — Да. Робин.       И Бену вдруг захотелось разжечь его посильнее. Он натянул на лицо улыбку, широко открыл глаза.       — Ты чего? — смутилась Алиса, но в ответ начала смеяться.       — Кто я? — Бен накрыл голову руками, а потом выглянул из-под них, словно суслик из норки.       — Райская птица! — закричала Алиса и захлопала в ладошки.       — Будешь ли ты со мной дружить, девочка-птичка? — старался Бен, не переставая танцевать.       — Конечно! — девочка-птичка запрыгала на месте, заскакала из стороны в сторону.       Еще мгновенье длилось их веселье, а затем Алиса упала на кровать. И Бен заорал на нее:       — Нет! Нет, Алиса, уйди от туда! Встань! Быстро встань! Глава 11       Теперь комната никогда не была пустой. Робин жил в ней! Малютка-цветок.       — Не бойся, — сказал ему Бен. — Это твой новый дом. Я буду о тебе…       Он замолчал. Позади открылась дверь, и в комнату зашел отец.       — Бен, — позвал он сына.       Тяжелые шаги сменяли друг друга, под ними скрипели половицы, и Робин задрожал от страха.       — Нам нужно поговорить, Бенни.       Отец опустился на край кровати.       — Сядь.       Бен послушался. Он мельком глянул на Робина, листочки которого перестали трястись, но легче от этого не стало.       — Что это было, Бен? — спросил папа. — Я не знал, что ты такой врун.       — Я не врал. Я просто не все тебе рассказывал.       Отец сложил на груди руки.       — Называй это как хочешь, Бенни, но мы оба знаем, что ты лгун. А как же все твои друзья из школы? Миссис Нолан рассказала мне, как много их у тебя. Я думал, Бенни такой молодец, со всеми подружился, а в итоге у него в друзьях всего лишь одна девчонка.       Последнее слово отец сказал так, словно после собирался плюнуть от пренебрежения на пол.       — Она хороша, — выпалил Бен, — и добрая.       Отец заглянул ему в лицо.       — Добрая? Как думаешь, Бенни, она все еще будет с тобой добра, когда узнает, чем ты тут занимаешься?       Бен молчал.       — Ответь мне, Бенни. Будет? — руки расцепились и обняли сына.       — Нет, — еле слышно произнес мальчик. Он посмотрел на Робина.       Но маленький кустик не мог его защитить.       — Да, Бенни. И никто не будет.       Может, через много лет, Робин вырастет, окрепнет, и его корням станет тесно в крохотном горшочке. Может, после он вытащит их из земли и встанет, как ногами, на пол. Листья его превратятся в ладони, а ствол — в сильное тело. Робин откроет рот и завопит:       — Я спасу тебя, Бенджи! Беги!       Может быть…       — Никто, кроме меня, — добавил отец.       А пока что цветку оставалось только наблюдать. Копить в себе злость и взращивать ярость. Или просто плакать от бессилия.       — Мне так жаль, — гладил его по листочкам Бен, — что ты все увидел. Зря я тебя забрал.       Он вспомнил, как красиво было в цветочном. Как с потолка свисали сухоцветы, а на полу пестрили лепестки. Как пахли сладкие розы. И как среди других цветков он нашел Робина. Тот, что жил, окруженный сказкой.       Но пришел Бен и все испортил. Утащил Робина с собою в ад. Глава 12       Скамейку, на которой они с Беном сидели, Алиса про себя называла НАШЕЙ. Она видела раньше, то ли в фильмах, то ли в парке, как парочки вырезали на деревьях корявые К + Т или Н + Д, обводя их сердечками. И единственное, что сейчас останавливало Алису от вандализма — это отсутствие ножа.       — Сегодня за мной заедет папа, — сказал ей Бен. — Но чуть позже.       Его ноги переместились на скамейку, и он обнял себя за колени. Превратился в печальный клубочек.       — Мы можем тебя подвезти. Так ведь быстрее? — предложила Алиса.       Ей был виден только затылок Бена. Холодный ветер гладил его по волосам, чего не могла позволить себе Алиса, и рыжее море покрывалось волнами.       — Нет. Я с папой поеду, — ответил ей Бен.       Он поднял взгляд к небу, и Алисе открылась его макушка. Солнечный водоворот.       — Поэтому ты сегодня весь день такой грустный?       Бен обернулся. Сердитые глаза уставились на Алису.       — Я не грустный! Все со мной нормально, — выпалил он. — С чего ты вообще так решила?       Карамельная ниточка, сидящая рядом, потрескалась, закрошилась, а ведь Алиса всего лишь хотела к ней прикоснуться.       — Ты так выглядишь. Со вчерашнего дня.       — Неправда! Я нормальный! — Бен вскочил на ноги. — И я рад, что поеду домой не с тобой, а с папой. Поняла?       На пол полетели сладкие осколки.       — Рад? Правда? Что-то я вчера не видела, чтобы ты был рад папе?       Их звон, тревожный и громкий, Алиса услышала в голосе Бена.       — Ты глупая! Ты мне не нужна!       Она тоже встала. Надула губы. Ей хотелось и дальше видеть в его глазах безмолвное «Прости». Поверить в то, что там есть это слово, но в этот раз Алиса не нашла в себе сил. В конце концов, у нее тоже была ниточка, пусть и не карамельная.       — А ты вонючка! — которая теперь порвалась.       Бен замер с открытым ртом.       — Неправда… — задрожал губами. — Я не виноват.       Он обнял себя за плечи, будто внезапно подул ледяной ветер. Сжался и закрыл глаза.       — Я не хотел. Я не виноват! — говорил Бен в темноту своих век.       Еще давно, хоть она и не знала, когда точно, Алиса определилась — больше всего на свете ее пугают пауки. Не те мохнатые, которых она называла плюшевыми, а другие. С тонкими длинными лапами и тощим тельцем. Черные, похожие на скрюченную ведьминскую кисть.       Иногда пауки приходили к Алисе во сне. Не одни, они приводи друзей. Страх, вызванный омерзением, и чувство опасности, желание поскорее уйти, убежать и спастись.       Что может быть хуже, думала раньше Алиса. Что может быть хуже?       — Бен… — она подошла к мальчику.       Он не видел ее за закрытыми глазами, не слышал, когда шептал себе:       — Я не виноват, я не виноват, я не виноват…       Но ее руки, укрывшие его тело, Бен почувствовал. Он разомкнул веки.       — Нет, Алиса, — начал вырываться. — Я грязный…       Она не отпустила его.       — Ты хороший. Очень хороший.       И Бен остановился. Глава 13       Он набрал в рот побольше воздуха, чтобы не задохнуться в смраде мертвых птенчиков. Так пахли объятия. Все те последние, что Бен получал от отца. Скорлупки лопались от гноя, из них высовывались желтые клювики. Они кричали, звали маму, но горло быстро наполнялось личинками мясных мух, и птички навсегда замолкали.       Сейчас же они запели!       — Ты хороший. Очень хороший.       А с горизонта не набежали тучи. День не превратился в ночь, а свет во тьму. И хоть земля под ногами так же исчезла, Бен не упал, как раньше, в бездонную яму. Он воспарил.       И воздух тоже стал чудесным. Со всей округи к ним слетелись яблоки и груши. Их сочные плоды последнего урожая. Корзинки с пионами. Корзинки с котятами. И нежный аромат ванильного суфле.       — Правда?       Бен тоже обнял Алису. Он почувствовал, как его сердце вот-вот выскочит из груди, и ему казалось — ее тоже.       — Да.       Позже за Алисой приехала мама. Бен махал рукой до тех пор, пока пикап не скрылся из виду. А потом развернулся и поплелся домой. Иногда он шел по дороге, но все чаще нырял в осенний лес. Там он искал птицу.       Самую прекрасную на Земле!       Но здесь такие не жили. Поползни, крапивник и даже голубая сойка — всем им не хватало чести, чтобы Бен мог назвать их Алисой. Не хватало красоты, которой он так хотел заменить слова.       А может, такой птицы вообще не существовало?       Кроме как в голове у Бена.       На стол посыпались карандаши. Красные, зеленые, синие и желтые. Сначала Бен нарисовал глаза — голубые, с золотой сердцевинкой. Еще долго они смотрели на него среди белого полотна, пока он думал, что же дальше. Сереньким легли вокруг них перышки. Зеленым расправились крылья. А лиловым закончился хвост. В лапках птичка держала цветок — горшочек с ростком, подписанным «Робин».       «А Л И С А!» — вывел Бен большими разноцветными буквами.        Глава 14       Дверь в комнату была приоткрыта, и на пол, у самого порога, падал тусклый свет старого торшера. Из окна дом освещался еще хуже.       — Завтра вечером… — отец разговаривал с кем-то по телефону.       Утро первого декабря выдалось сонным. Даже солнце не спешило вставать, затерявшись где-то за горизонтом. Бен последовал его примеру.       — Спасибо! — донеслось из гостиной.       Он перевернулся на другой бок, и в глаза перестали лезть желтые огни. Бен с головой зарылся в одеяло.       — Да, да, все верно…       Но ледяная подушка чуть не спугнула его хрупкий сон. Хороший, хоть и немного страшный. Там Бен нашел мост. Высокий, стальной и очень ржавый. Его подножия уходили далеко вниз, скрывались за темной водой и туманом. Начало и конец моста тоже не было видно. Бен появился в его середине, неизвестно откуда и почему, и единственное, что он знал наверняка — нужно двигаться вперед. Но ветер, безвредный для него, шатал мост и хлипкие перекладины. Идти было сложно.       Бен посмотрел вниз и увидел, что в некоторых местах вода обмельчала, обнажая круглые островки дна. Прозрачная, она позволила разглядеть, что скрывалось под ней и туманом. Рыбы! Белые сверкающие карпы. А может, это были большеротые окуньки.       Хотелось и дальше ими любоваться.       — Думаю, Бен будет очень рад, — послышалось сквозь ускользающий сон.       Бен резко поднялся. Откинул одеяло, опустил босые ноги на пол. Тот был холодным.       — С кем ты разговаривал? — спросил Бен отца.       Он не стал выходить из комнаты, лишь просунул голову в дверной проем. Здесь свет казался ярким, как солнце, и Бену пришлось прищуриться.       — Привет, сынок, — отец уже повесил трубку и теперь улыбался. — С миссис Нолан.       — О чем?       Бен задрожал. Было так холодно, а теперь стало страшно. Что если, думал он, Алиса рассказала маме? Про ссору, про слезы, и теперь миссис Нолан передала каждое слово отцу?       — Мне нужно уехать сегодня, Бенни. Ты переночуешь у них. Миссис Нолан заберет тебя после школы, так что собери вещи, какие нужно. Возьмешь с собой.       — Правда? — с улыбкой переспросил Бен.       Иногда полезно предполагать самое худшее. Иногда оно не случается, и тогда другой исход становится подарком. Или дважды подарком, как воспринял отцовские слова Бен.       — Да, — сухие губы выпрямились в полосочку. — Ты рад?       — Конечно! — Бен совсем позабылся. — Так здорово!       — И чему же ты рад, Бенни? — строгий голос вернул его в реальность.       — Просто… — сказал Бен тихо.       Он встретился с отцом взглядом и уже не смог отвести глаза в сторону.       — Видишь, Бенни. Мне приходится оставлять тебя с незнакомыми людьми. Ведь больше у нас с тобой никого нет. Только ты и я. Мама про нас забыла. У нее теперь есть Лора. Понимаешь?       — Да.       — И миссис Нолан я тоже еле уговорил. Она разрешила, но только на одну ночь. Понимаешь?       — Да.       Однажды Бен был на ярмарке. И там ему посчастливилось покататься на карусели. Самой обычной, для малышей. Шесть колокольчиков, висящих по кругу, куда работники заботливо усаживали ребятишек, веля им держаться покрепче и не баловаться.       «Две минуты», — было написано на табличке. — «Две минуты незабываемого счастья».       «Вау!» — думал тогда Бен, чувствую, как карусель начинает набирать скорость, а ветер обдувать лицо.       Конечно, он знал, что через две минуты карусель замедлится, остановится, и ему придется уступить место следующему мальчику или девочке. Но печалиться об этом все равно не хотелось. Когда Бен уже сидел на скамейке, немного завидуя только что подошедшим ребятам, радость кружилась в голове и на сердце. Как карусель, только гораздо дольше.       Да, две минуты проходят, и их уже не вернешь, но они были и были чудесными. И теперь, укладывая в рюкзак пижаму, Бен улыбался. Несмотря ни на что.       — Будь осторожен, Бенни, — сказал ему отец.       В этот раз он довез сына прямо до школы.       — Я буду, — ответил Бен.       Уже подходя к крыльцу, он обернулся. Просто так, не специально. Отец смотрел ему вслед.       Алису Бен ждал недолго, но казалось целую вечность.       «Интересно, ей сказали?» — спрашивал он.       И когда девочка наконец вошла в класс, ее глаза ответили:       — Да!       К концу занятий в школе Бен уже знал, в какие игры они будут играть, какие книжки разглядывать, и сколько зайчиков лежит сейчас у Алисы на кровати. А после его уведомили и о том, что будет у них на ужин:       — Пюре с мясными шариками, — отвлеклась от дороги миссис Нолан. — Надеюсь, ты такое ешь?       — Конечно! — закивал мальчик. Предложи она ему хоть вареный башмак, хоть сушеные тапочки, Бен ответил бы точно так же.       Улыбка наползала на его лицо. И если раньше Бен с трудом сдерживал слезы, теперь столь же сложно было контролировать и ее. Так замечательно он себя чувствовал! Не только день сегодня будет хорошим. Но и ночь. Спокойная и тихая. А может, веселая и бессонная. Не важно какая. Главное, в постель к нему не приползут больше теплые змеи. Пиявки не станут его целовать. И никто его не испачкает.       Ничего из этого сегодня не случится!       — Заходи, Бен! — открыла ему дверь Алиса.       Сверкай, сверкай, малышка-звезда…       Посреди ее комнаты стояла маленькая палатка. Глава 15       Алиса закрыла дверь и повернулась к Бену. Увидела его спину, его затылок. С дыркой на пятке носки. А вот широко распахнутых век ей видно не было. Так же, как и дрожащих губ.       — Правда, здорово? Это мама придумала. Ты будешь спать как в лесу!       Она подошла к Бену поближе.       — Мне папа ее сделал еще давно. Я тоже в ней иногда сплю.       Обошла его спереди и наконец посмотрела ему в лицо.       — Бен?       Маска ужаса, что, как зараза, передается по воздуху и через один только взгляд, прыгнула на Алису.       — Ты чего?       Бен молчал. Палатка полностью похитила его внимание. И только, когда Алиса дотронулась до его руки, Бен ожил. Он вздрогнул, будто ее пальцы были раскаленными угольками, и отпрыгнул назад.       — Я не могу… — прошептал он, замотав головой. — Я не могу…       Он еще долго тряс ею, все повторяя и повторяя:       — Я не могу… Я не могу… Я не могу…       Глаза уже не смотрели на палатку. Они блуждали по полу, по розовому махровому ковру с жёлтыми звёздочками. По выкрашенному в белый цвет паркету. Руки сцепились на груди крестом, наползли ладонями на плечи и сжались, царапая ногтями ткань. Бен заплакал.       Казалось, веки противились льющимся сквозь них слезам. Верхнее прижалось к нижнему, стиснулось. Ресницы спутались между собой. Но это не помогло, и проблески намочили щеки.       — Бен… — Алиса поспешила его обнять.       Ведь в прошлый раз это сработало! Это их спасло, потушив зарождающееся пламя.       — НЕТ!       В прошлый раз, но не в этот. Теперь ее объятия оказались бензином. Налетевшим внезапно ветром, что распалил собою тлеющие поленья.       — Нет, нет, нет… — Бен вспыхнул.       Он взмахнул руками и оттолкнул Алису словно ударной волной. С трудом, но она удержалась на ногах. Снова к нему подбежала.       — Я не хочу. Пожалуйста, не надо… — говорил Бен, опускаясь на пол.       Он лег на ковер, припав щекой к равнодушным звездам, и закрыл лицо ладонями. Алиса присела рядом. Она не решилась вновь к нему прикоснуться. Лишь смотрела, как он плачет, и плакала сама.       «Так плачут взрослые», — думала Алиса. В этот раз про саму себя.       Лет с пяти она грезила о школе. И не потому, что там учили читать, не из-за веселья, о котором рассказывала мама. И даже мальчишки тут были ни при чем. Все, что ей хотелось — это почувствовать себя взрослой. И чтобы другие тоже это поняли. Что она уже не какой-то там дошкольник без портфеля. Она ученица, пусть и в начале столь долгого пути. Той дороги, в конце которой ее обязательно будет ждать взрослая жизнь.       Настоящая жизнь, а не то ее подобие, что вынуждены претерпевать дети. Но теперь, плача вместе с Беном, Алисе хотелось и дальше оставаться ребенком.       — Хочешь посмотреть моих зайчиков, Бен? — всхлипывая, спросила она.       Бен не ответил. Тогда Алиса привела зайчиков к нему.       — Это Бобби. Он самый старший. Видишь, какой потрепанный? — она протянула игрушку Бену, коснувшись мягкой шерстью его запястья.       И Бен оторвал от лица ладони. Посмотрел на зайчика, посмотрел на Алису. Взял Бобби и прижал его покрепче к груди.       — А это Рори. Младшенький.       Его Бен тоже обнял. Как и Милли, Майка, Пинки и Генри. Он плакал в их ушки, в их веселые мордашки, но с каждым следующим зайчиком все меньше. Наконец Бен успокоился.       — Алиса? — позвал он девочку. — Не говори никому про это, ладно?       Алиса кивнула.       — Ты не любишь палатки? — спросила она.       — Не люблю, — ответил Бен.       — Тогда будешь спать на моей кровати, а я на полу. Так подойдет?       Бен кивнул. Еще долго он лежал на ковре в окружении зайчат, крольчат и Алисы, пока слезы не высохли на их щеках. Его, ее и всех плюшевых. Глава 16       Может, вареный башмак и не испортил бы Бену вечер, но все же мясные шарики с воздушным пюре смотрелись на тарелке куда лучше. Так же, как и на языке, куда Бен шустро переместил одну из котлеток.       — Вкусно? — спросила его миссис Нолан.       — Очень, — был его ответ.       Бен не врал. За последние несколько месяцев он успел соскучиться по многому из того, что раньше было привычным. Настолько привычным, что Бен этого даже не замечал. Только когда не стало хорошо выстиранной одежды, приготовленных мамой ужинов и самой мамы, его глаза открылись.       — А как твой папа справляется с готовкой?       Плохо, думал Бен. Точнее, никак. Кастрюли в их доме не покрылись паутиной лишь потому, что отец иногда варил в них сосиски. Иногда жарил яйца на сковороде. А духовку так вообще никто не включал.       — Нормально. Он старается, — на сей раз соврал Бен.       — Наш папа тоже умеет вкусно готовить, — сказала Алиса.       Бен повернулся к ней, а затем к объекту ее похвалы. Мистер Нолан широко улыбался.       — А наша мама грабит рестораны! — он наклонился к жене и обнял ее за плечи. — Вот как сегодня.       По кухне пронесся их дружный смех. Смех толпы. Многоголосый смех, что как оркестр, состоял из множества инструментов: громкого контрабаса, звонкой скрипки и переливистой арфы.       — Спасибо, — ответила миссис Нолан. — Спасибо, милый.       Бен уткнулся в свою тарелку. Да, в этот вечер ему пришлось прозреть еще раз. Еще раз лишиться семьи. Он думал раньше, что потерял ее после развода, но оказалось, той не было вовсе. Никогда.       Никогда отец не обнимал маму столь нежно, никогда она не смотрела на него так же в ответ. И ни разу они не смеялись все вместе. Никогда. И как он раньше этого не замечал, думал Бен. Почему? Наверное, ему просто не с чем было сравнить.       — Можно мне отойти на минутку? — спросил он, глядя на миссис Нолан.       — Конечно, зайчик, — кивнула она.       Бен слез со стула. Зацепил глазами настороженный взгляд Алисы и направился в туалет. Когда он вернулся, она встретила его все тем же взглядом. И хоть в этот раз Бен был аккуратен, и мокрых пятен на воротнике он не оставил, Алиса не успокоилась.       «Снова плакал?» — спрашивали ее глаза и брови.       Этот же вопрос, но уже вслух, она задала чуть позже, в комнате. Бен промолчал.       — Тогда давай играть! — воскликнула Алиса и бросилась к ящику с игрушками.       Их у нее было много. Из кубиков Бен построил лабиринт, а из цветных троллей сделал жителей, главная задача которых — поскорее выбраться. Но глупенькие тролли никак не могли найти выход. Тогда им на помощь прискакал Рори, в один прыжок преодолевший стену и погрузивший себе на спину троллей-женщин. Те плакали, истерили, но в итоге согласились оставить мужей в опасности.       — Прощай, Тополек! Я буду любить тебя всегда, — кривила голос Алиса.       — Я рад! — отвечал за Тополька Бен. — Но ты все же позови кого-нибудь на помощь.       И они смеялись.       Ха-ха-ха! Глава 17       За окном наступила ночь, и в комнате зажглась звезда. Теплый желтый ночник.       — Тебе удобно? — спрашивал Алису Бен.       — Да. Я люблю спать в палатке. Мне кажется, как будто я не дома, а где-то далеко отсюда. Где угодно. Может, даже на другой планете.       — Здорово, — ответил он.       Несколько секунд они молчали.       — Бен… — начала Алиса.       Мама рассказывала ей раньше, что в темноте люди становятся разговорчивее. Будто нет никого рядом. Только тьма и собственные мысли.       — Что?       — Почему ты боишься палаток?       Бен шумно вздохнул. Может, ночник светил слишком ярко, и темноты не получилось, но ответа Алиса не услышала.       — Твой папа очень хороший, — сказал вместо этого Бен.       — А твой?       Снова вздох. Такой тяжелый, что Алисе тоже стало трудно дышать.       — Я уже и не знаю. Наверное, хороший. Но…       Бен выдавливал из себя каждое слово, будто те застревали в легких и горле.       — Ты можешь рассказать мне все что угодно, Бен. Я никому ничего не расскажу, — решила помочь Алиса.       Свет от звездочки находился на уровне ее глаз, и когда она вылезла из палатки и встала, ничего не было видно. Почти на ощупь Алиса нашла кровать и присела рядом. Потихоньку к ней вернулось зрение, и она смогла разглядеть Бена.       — Я знаю. Но… Я не хочу, чтобы даже ты узнала об этом, — прошептал он.       — Почему?       — Потому что тогда ты не захочешь больше со мной дружить.       Бен смотрел в потолок. Его пальцы стискивали пушистое одеяло, а глаза не моргали.       — Ты ошибаешься, Бен. Я всегда буду с тобой дружить, — сказала Алиса. — Тебя обижает твой папа?       Бен вздрогнул, хоть Алиса и не коснулась его. Это сделали сказанные ею слова.       — Он тебя бьет?       В прошлом году ей случилось увидеть, как папа Дэниса отвесил ему звонкий подзатыльник. Тайлер тоже рассказывал, как однажды отец отлупил его за «просто так». И Алиса готова была услышать «Да». На самый страшный вопрос.       — Нет.       — Нет? — удивилась она.       И прежде, чем предположить варианты похуже, Алиса спросила:       — Тогда все не так уж плохо, да?       Бен промолчал. Сейчас и после, когда она продолжала его допытывать. Алиса не знала, уснул ли он на самом деле или просто притворяется, и в конце концов вернулась в палатку.       «Варианты похуже, — думала она. — Что же это может быть?»       Ничего не приходило на ум. Там, в ее голове, просто не существовало ничего кошмарнее.       Варианты похуже.       Папа рассказывал ей когда-то, что иногда у людей болят зубы, и сразу непонятно, от чего. Зуб цел снаружи, цел внутри, но он болит и очень сильно. Лечить такие зубы — та еще задачка. И все потому что сначала нужно найти причину.       Что же это может быть?       С этой мыслью Алиса уснула, и с ней же она открыла глаза. Солнышко в то утро было добрым, немного застенчивым. Оно стеснялось показать им всю свою мощь и лишь пускало в окно бледные золотистые лучи.       Бен все еще спал. Вчера они с Алисой усадили всех зайчиков на кресло, но теперь Бобби, Рори и Пинки лежали вокруг него. Он их обнимал.       «Я обязательно узнаю, Бен, — думала Алиса, — что же это может быть». Глава 18       Второе декабря 1972 выпало на субботу. Школа отдыхала от учеников, ученики от школы, и нельзя было точно сказать, кто больше. Алиса и Бен тоже предались веселью.       — Еще, еще! — кричала девочка, хлопая в ладоши.       — Ого! — восхищался Бен.       Единственным в их доме, кто трудился в тот день, был мистер Нолан. На сей раз фокусником, а не стоматологом.       — А теперь четыре! — Алиса подкинула ему еще один клубок из свернутых вместе носков.       Мистер Нолан ловко подхватил его в разноцветный круговорот, не уронив ни один из шариков. Те казались кометами с длинными изогнутыми хвостами. Они все пытались догнать друг друга, но ничего не получалось. Наконец, одна из них подлетела к Алисе, угодив ей прямо в нос.       — Ой! Пап! — засмеялась девочка.       Вторая комета метнулась к Бену, но он сумел поймать ее быстрыми руками.       — Молодец! — сказал ему мистер Нолан. — За это ты получаешь награду!       Он протянул Бену пустую руку и помахал ею немного. Затем сложил пальцы вместе, а когда вновь их разомкнул, Бен увидел в них блестящий четвертак.       — Спасибо… — прошептал он и перестал смеяться.       Слишком хорошим оказался день. Настолько хорошим, что хотелось плакать. Ведь скоро фокусы закончатся, исчезнут как по волшебству.       Две минуты проходят, и их уже не вернуть.       — А вот еще одна, — мистер Нолан наколдовал вторую монетку.       Но они были и были чудесными.       — Подвезти тебя, зайчик? — спросила Бена миссис Нолан.       — Нет, спасибо, — ответил он.       Ему хотелось побыть одному. Медленно погрузиться обратно в темные воды, и прогулка до дома как раз походила на этот плавный переход света от ночника во тьму.       — Можно мне проводить? — Алиса уже надела пальто и сапожки, но из вежливости все же спросила.       Миссис Нолан улыбнулась, что означало да, и Бен тоже кивнул. А что еще ему оставалось делать?       — Тебе понравилось у нас?       Алиса перепрыгивала через мертвые ветки.       — Очень понравилось, — сказал ей Бен.       Сам он волочил по земле ноги, загребая носками вялую листву. Но маленькие ростки будущих деревьев Бен старался обходить.       — Ты придешь еще?       — Не знаю. Если папа разрешит, — ответил он.       Девочка шла где-то позади, и поэтому Бен не увидел, как она остановилась. Лишь услышал тишину ее подошвы.       — Ты чего? — обернулся Бен.       Алиса уставилась на опавшие листья. Гнилые и грязные. Не поднимая головы, она спросила:       — Бен, скажи честно. Твой папа тебя обижает?       — Нет! Я же сказал вчера!       — Ты сказал, что он не бьет тебя. Но, может…       — Хватит!       — Тогда почему ты все время плачешь?       — Хватит!       — Почему боишься палаток?       — Алиса! Хватит!       — И тогда, с кроватью. Почему мне нельзя было на ней сидеть?       — ХВАТИТ!       Бен закричал так громко, что птицы вокруг испугались. Они взлетели, хлопая крыльями, поднялись над пустыми деревьями и умчались прочь. Подальше от Бена и его обретшего голос отчаяния. Голос настолько пронзительный, что сам Бен не мог выдержать больше. Он закрыл ладонями уши и опустился к земле.       — Хватит! Хватит! Хватит!       Бен уже не знал, продолжает ли Алиса задавать свои вопросы. Где она стоит? Что делает? Не ушла ли она еще?       — Бен! — волос коснулась ее рука. — Прости.       Оставшийся путь они проделали молча.       — Папа уже приехал, — Бен кивнул на белый Бьюик.       — Тогда я пойду?       — Да.       Алиса посмотрела на свет в окне. Потом снова на Бена.       — Мама говорит, что когда тебе плохо, нужно представить себя в будущем. Знаешь, как будто все уже закончилось. Как будто прошло много времени. Она говорит, время идет. Что бы с тобой ни случилось, время продолжает отсчитываться. И, рано или поздно, все заканчивается. Даже самое плохое. Глава 19       — Хорошо провел время, сынок? — спросил отец.       Бен кивнул. Он уже снял курточку, разулся, и теперь стоял перед ним, лежащем на диване.       — Ну давай, расскажи мне, Бенни. Как живут эти Ноланы?       И Бен рассказал. Про пюре, про смех. Про мясные шарики. И про то, как сильно мистер Нолан любит свою жену.       — Ясно… — прошипел отец.       Бен не знал, от чего он не врет в этот раз, но так велело его сердце. Оно искало, блуждая по лабиринту, как тролли, что не могли найти выхода, пока наконец не наткнулось на решение.       Больно. Ему хотелось сделать отцу больно.       — А ты любил маму? — выпалил Бен. — Хоть когда-нибудь?       Папа нисколечко не изменился в лице. Не нахмурил брови, не поджал губы. И одному лишь Господу было известно, злится ли он, и насколько сильно.       — Ха! — усмехнулся отец. — Да, Бенни. Вижу, ты и вправду хорошо провел время. А я вот очень по тебе скучал.       Холод снаружи рождает дрожь. На коже, на шее. На спине. Постепенно, она проникает в тело все глубже. Пробирает до самых костей.       — Я очень скучал по тебе, сынок.       Бен же дрожал изнутри. И ни одно одеяло на свете не смогло бы его согреть.       Время идет.       Он представил себя мужчиной. Взрослым, через много лет. На нем костюм, цвета серого хаки, походные ботинки и рюкзак. На груди фотоаппарат, а в кармане блокнот. Он исследователь-орнитолог. Приехал изучать джунгли Новой Гвинеи.       Рано или поздно, все заканчивается.       Здесь много птиц и много опасностей. Но Бен Келли опытный путешественник. Ему не страшны пиявки, что облепили всю шею. Не пугаю его и змеи.       Даже самое плохое.       Где-то здесь, среди зарослей пальм и лиан, живет райская птица. Она танцует, она поет. И Бен Келли обязательно должен ее найти.       Сверкай, сверкай, малышка-звезда… Глава 20       Алиса спряталась за деревом. Небо только-только начинало темнеть, и она увидела, как Бен остановился перед дверью. Алиса подумала, сейчас он обернется и поймает ее сначала взглядом, а потом и руками, когда побежит за ней и догонит. Она улыбнулась, хоть эти фантазии и шли в разрез с ее планом.       Но Бен не обернулся. Он просто замер, продолжая пялиться на ручку двери. Секунду. Вторую, третью. Алиса тоже не двигалась.       Что же это может быть?       Ответа на этот вопрос одинокая фигурка Бена дать не смогла. Но ясно было то, что это что-то точно есть. Оставалось только подождать.       Спустя минуту Бен осторожно открыл дверь. Оранжевая дымка света упала на него, приглашая войти, и он покорно ей повиновался. Алиса же начала красться. Свидетелями ее шпионской деятельности были лишь деревья и заходящее солнце, но она старалась казаться незаметной и для них.       Ветки под ногами хрустели словно косточки.       «Слишком громко, — думала Алиса. — Они же узнают».       Ей не хотелось обделить собственное любопытство. Но никто не услышал ее тихих шагов. Никто не выскочил из дома, никто ее не остановил.       И вот Алиса уже стояла у окна. В прошлый раз ей не удалось разглядеть гостиную как следует. Слишком быстро Бен увел ее в свою комнату. И теперь, рассматривая старый диван, серые доски, которые никто не постарался хоть как-то облагородить, и покрытые пылью стеклянные банки на подоконнике, она на миг подумала, что это и есть причина его слез. На мгновенье стало радостно. На секунду досадно.       «И это все? — спросила себя Алиса и тут же ответила — Конечно, нет. Что за глупости?»       К тому же происходящее в гостиной казалось не менее унылым, чем ее интерьер. Бен не спешил обнять папу. Не торопился сесть с ним рядом. Он даже не улыбался, как делала сама Алиса после долгой разлуки с родителями.       Наоборот, Бен выглядел грустным. Алиса помнила, как ярко может сиять его улыбка. Каким солнечным бывает лицо, и от того тень на нем сейчас казалась лунной.       «Все-таки он тебя обижает!» — злилась Алиса.       На Бена, на папу. На весь мир, что позволил этому случиться.       «Все-таки он тебя бьет!» — снова предположила она. Оставалось только подождать.       Бен говорил тихо, и Алиса ничего не слышала. Только видела, как двигаются его губы. Иногда чуть быстрее, иногда чуть медленнее. Последнее Бен сказал, крепко сжав кулаки. Он поднял на отца взгляд и посмотрел на него так, как Алиса не могла и представить. Будто ночь, и без того черная, потемнела еще сильнее. Все звезды погасли, и не осталось ничего, кроме всепоглощающей тьмы.       А потом отец Бена встал. Он резко поднялся и подошел к сыну. Алиса охнула. Она тоже готова была вскочить и побежать, чтобы спасти своего мальчика. Уберечь его от кулаков. Но она не успела.       Варианты похуже.       Бен не врал. Папа не стал его бить. Не дал подзатыльника, не отвесил пинка. Вот только оказалось, что есть варианты похуже. Глава 21       Беги! Скорее же, ну! Беги!       Так приказывало сердце. Оно забилось быстро и яростно, словно синички, живущие в нем, теперь попросились обратно. Алиса медленно зашагала назад. Она забыла пригнуться, забыла, как быть невидимкой.       Но Бен все равно не мог ее разглядеть. Там, за грязным мутным стеклом, он зажмурился и не видел вообще ничего. Даже отца, который тоже был слишком занят, чтобы заметить Алису.       Беги!       Алиса послушалась. Она помчалась так быстро, что хруст под ногами превратился в сплошное полотно. Волосы не поспевали за ней и тянулись позади серыми волнами. А воздух вокруг стал ветром.       Беги!       Мысли тоже отстали. Часть из них продолжала лежать у окна, тогда как другая все же пыталась догнать Алису. И когда им это удалось, она подумала:       — Может, мне показалось?       Вопрос был тяжелым. Он давил на плечи, тянул к земле. И Алисе пришлось замедлиться. Сердце в груди трепетало, хотя все синички давно улетели.       — Может, я ошиблась?       Но что-то подсказывало ей, что нет. То, что не дало ей вернуться, не разрешило проверить. Пусть уж будет так! Неопределенность.       Дома у нее была книжка. Ее купила мама еще до школы, и сначала Алиса просто разглядывала в ней картинки. Что-то было ей хорошо знакомо, как Солнце или Луна. А о чем-то Алиса узнала впервые, например, о загадочных пирамидах среди желтых песков. Иногда встречались настоящие сценки, для которых она выдумывала целые истории. Кому нужны эти подписи, если ты прекрасно сочиняешь сам?       Но на 125 странице придумать, что же там происходит, у Алисы не получалось. Мальчик и девочка, отчего-то без одежды, смотрели на нее без улыбок.       — Может, им холодно? — предположила она.       Кроме того, что у девочки на голове были бантики и длинные волосы, а мальчик носил короткую прическу, они отличались еще кое-чем. Там, внизу. И если пирамиды, как бы сказочно они не выглядели, существовали где-то далеко, где ей, возможно, никогда не побывать, изображенное на 125 странице казалось Алисе куда более близким. Было в этом также что-то запретное. О чем не хотелось спрашивать даже маму.       Позже, научившись читать, Алиса не раз возвращалась к 125 странице. Слова, сложенные из букв, ей удалось расшифровать, но много смысла это не дало. Разве что, теперь она знала, какие из них лучше не произносить при взрослых. А вот поделиться новыми знаниями со сверстниками Алиса решила как можно скорее. И оказалось, все они и так уже обо всем осведомлены. Даже больше, чем она.       — И мальчики суют свою штучку девочкам, — рассказывал Тайлер.       — Фуу! — возмущалась Алиса.       Но то, что пришлось увидеть сегодня, было намного хуже. Если, конечно, ей не показалось.       До дома Бена они шли по лесу. Чтобы было весело, чтобы подольше. Теперь же Алисе не хотелось ни того ни другого. Она оставила страшную картину за стеклом вместе с Беном, но ужас продолжал преследовать ее. Он прятался за деревьями, в шорохе листьев и птичьих криках, и Алиса не сходила с дороги.       Окна ее дома тоже горели желтым. Она старалась на них не смотреть. Как и на папу, как и на маму, которая спросила:       — Все в порядке?       «Нет, мамочка! Все совсем не в порядке!» — кричала про себя Алиса.       Она не поднимала взгляд с пола, боясь, что тогда мама увидит на поверхности ее блестящих глаз жуткие кадры, покрытые светом и водяными разводами. И тогда придется все рассказать. Подбирать слова, складывать их в предложения, заставлять губы их произносить. И потом:       «Может, мне все же показалось?»       — Да, — ответила Алиса.       — Не грусти, птенчик, — голос мамы звучал сквозь улыбку. — Он еще придет к нам в гости.       Алиса кивнула. Как бы ей хотелось, чтобы тогда, сорок минут назад, мама не пустила его провожать. Чтобы Бен заметил ее за кленом. Чтобы услышал хруст деревянных косточек.       Чтобы кто-нибудь ее остановил. Глава 22       Стол в комнате Бена стоял у окна. Сейчас это был письменный стол, но раньше он пылился на кухне и наверняка назывался прежними хозяевами обеденным. У правого нижнего угла темнело масляное пятно. А на краю столешницы Бен нашел выцарапанное «17 марта 1956». Когда за окном наскучивали ветки, и небо тоже казалось сонным, он смотрел на стол — его шрамы, оставленные людьми — и думал:       — Как вы появились?       Может, масло пролил ребенок, которого затем наказали. Может, шаловливый кот. Может, это была чья-то мама, уставшая и замученная, так что все валилось из рук. А может, это вышло совершенно случайно во время семейного ужина, и никто не стал ругаться. Все лишь посмеялись, продолжив рассказывать шутки и строить планы на следующий день.       Означала ли дата что-то хорошее или, наоборот, плохое, Бен тоже не знал. Но ему хотелось надеяться, что в тот день никто не умер. Ни ребенок, ни кот, ни уж тем более мама.       Около полудня в воскресенье Бен как раз разглядывал глубокие царапины на столе. Гладил их пальцами, чтобы ощутить ложбинки на дереве.       — Как вы появились? — спрашивал он.       В ответ Бен услышал стук. Резкий, но тихий. Он вздрогнул и посмотрел в окно.       — Алиса! — воскликнул мальчик.       Девочка приложила палец к красному от холода носу.       — Его нет дома! — снова закричал Бен, но решив, что Алиса все равно его не слышит, поспешил выйти на улицу.       Алиса ждала его у входной двери. Розовая шапка съехала на бок, пальто было расстегнуто, а на лице Бен увидел смятение.       — Ты чего? — спросил он.       Она улыбнулась. И каждая складочка вокруг ее губ, каждый бугорок на лбу подсказали Бену, как сложно ей это далось. Через силу или даже боль.       — Как дела? — вымолвила Алиса.       — Хорошо… — Бен открыл дверь пошире. — Заходи. Я дома один.       Алиса кивнула. Она сделала два быстрых шага вперед, затем один медленный, а после и вовсе остановилась, замерев в дверном проеме. Здесь Алиса уставилась в центр гостиной, и веки ее расширились.       — Алиса?       Бен тоже туда посмотрел. Потом снова на Алису, в ее стеклянные глаза. Мысли, как пазл, складывались друг с другом, подтягивая новые, пока наконец картинка в голове у Бена не стала цельной и понятной. Без единой пустой детали, которая хоть как-нибудь, но могла бы заставить его усомниться.       — Алиса… — прошептал Бен. — Ты видела?       Голос его умирал. Он погибал на кончике языка, с которого слетел жуткий вопрос, и волна смертельного холода прошлась по всему телу. Бен задрожал.       — Видела?       Алиса молчала. Ей и не нужно было ничего говорить. Веки, еще недавно широко распахнутые, начали сближаться, закрылись. Подбородок налез на губы, сдвинув их поближе к носу. Она молчала, но тихий всхлип нарушил возникшую тишину.       — Нет! — закричал Бен, закрыв лицо ладонями.       Агония оживила его голос.       — Нет, Алиса! Зачем? Скажи, что ты врешь! Скажи! Скажи! Скажи!       Но в ногах не осталось сил. Бен рухнул коленями на пол.       — Скажи! Алиса, скажи, что ты врешь! Пожалуйста, скажи!       Когда в легких заканчивался воздух, Бен делал глубокий вдох, слушая, как наверху плачет Алиса.       — Скажи! Алиса! Скажи!       Бесполезно.       И Бен это знал. Он снова посмотрел на пространство перед диваном. Может, все было не так уж и плохо? Но мозг рисовал в пустоте вчерашний вечер, и Бен отвечал себе:       — Все было хуже вдвойне.       Он поднял взгляд на Алису. Пальцы сцепились в замок.       — Не говори никому! Ты обещала, помнишь? Что никому не…       Дыхание перебил внезапный вдох.       — Ты уже кому-то сказала? — с ужасом спросил Бен.       — Нет, — выплакала Алиса.       И облегчение накрыло Бена. Такое сильно, что он чуть было не улыбнулся.       — И не говори! Нельзя, чтобы кто-то узнал. Ты тоже не должна была знать. Алиса! Зачем ты узнала, зачем?       Когда Бену было четыре, у него в друзьях водился бобер. Его звали Саша. Он жил в комнате под кроватью, и никто кроме Бена не мог его видеть. Никто о нем даже не знал! Только Бен и сам Саша. Конечно, иногда Бену хотелось рассказать маме или папе, какой Саша славный, и как чудесна его шоколадная шерстка. Но он боялся, что тогда они заставят Сашу исчезнуть. Своим неверием. Ведь если о чем-то знаешь только ты, можно делать все, что угодно!       Даже притвориться, что этого нет.       Бен свернулся клубочком, спрятав лицо в коленях. Он закачался, как старое плетеное кресло, которое кто-то случайно толкнул:       — Зачем ты узнала? Зачем?       — Я хотела помочь, — ответила наконец Алиса.       Она гладила его волосы, скрывая под рыжей гладью кончики своих пальцев.       — Я просто хотела помочь.       Она присела рядом и обняла Бена.       — Просто помочь.       Она заплакала вместе с ним.       Иногда полезно предполагать самое худшее.       Из уголков гостиной к Бену тянулись руки, слепленные из густого черного тумана. Тенями они стелились по полу, свисали тушками с потолка, капая темной кровью ему на макушку, и готовы были напасть. Но Алиса не дала этому случиться. Бен не видел, но он знал, там, над его головой она победила.       Иногда оно не случается, и тогда другой исход становится подарком.       Когда его плечи перестали содрогаться, и кресло остановилось, Алиса спросила:       — Зачем он делает это с тобой, Бен?       — Я не знаю, — ответил мальчик. — Но, кажется, ему это приятно.       Он вновь затрепетал воробушком, и Алиса сильнее прижала Бена к себе. Так они и сидели вдвоем, пока ногам не стало слишком холодно.       — Хочешь чай? Горячий, — спросил Бен.       Алиса кивнула. Позже она сказала ему, что:       — Чай очень вкусный.       И что:       — Я буду дружить с тобой всегда.       Еще через час Алиса ушла.       — Не рассказывай никому! — крикнул ей вслед Бен, добавив тихо: — Пожалуйста…       В лесу щебетали ни о чем не знавшие птички.       — Что не рассказывать? — раздалось за спиной. Глава 23       «Я не буду», — кивнула Алиса и зашагала дальше.       Идти было сложно. Труднее, чем вчера, когда страх подгонял ее кнутом, не давая вернуться.       — Бен… — шептала Алиса. — Бен.       Имя слетало с губ, как судорога или спазм, одолевающие тело без разрешения. Но от этого не становилось легче.       — Бен.       Ей хотелось забрать его. Отвести в свою комнату и обложить плюшевыми зайчиками, чтобы те согрели ее мальчика. Чтобы он больше не плакал. Но каждый следующий шаг только отдалял Алису от Бена, и все, что еще оставалось делать — это шептать его имя. Хотя бы это она могла унести с собой.       — Бен.       Мама с папой должны были скоро вернуться. Алиса не сказал им, что ушла. Не сказала куда. И уж тем более для чего. Она им вообще ничего не сказала. И чтобы так продолжалось и дальше, ей нужно было вовремя возвратиться домой.       Она могла бы дождаться понедельника. Встретить Бена в школе, а нет там, где над ним издевался отец, и, сидя на их любимой скамейке, спросить:       — Может, мне показалось?       Но утром, как только Алиса проснулась, она увидела на стене зайчиков. На сей раз солнечных. Она подумала:       — Будут ли они встречать меня завтра?       Завтра. Через 24 часа.       — А сколько это в минутах? — спросила себя Алиса.       Она начала считать, но быстро сбилась. Таким большим оказалось число. Огромным!       «Так долго ждать», — вздохнула она.       Мысли тоже обманули ее. Притворились хорошими, добрыми.       — Скорее всего, Алиса, ты все не так поняла.       Вот что они шептали.       — Ошиблась…       И Алиса решила поверить.       «Тогда зачем мне ждать?» — подумала она, представляя, как уже сегодня вечером сможет спокойно уснуть. Оставалось только услышать:       — Да, Алиса, ты ошиблась, — от Бена.       Но он сказал совсем другое.       — Бен…       Неведение больше не терзало ее. Вот только с правдой такой не стоило ждать сладких снов. Алиса обнимала Бобби. В его длинные шерстяные ушки она говорила:       — Ему так плохо, Бобби. Моему Бену.       Она обещала молчать, но вышитый черными нитками рот все равно никогда не откроется. И никто не узнает, отчего плакал Бен.       В понедельник Алиса взяла Бобби в школу. Положила его в рюкзак между математикой и пакетиком с ланчем. Бобби не возражал. Его брови были чуть сдвинуты вместе, и от того взгляд казался сосредоточенным. Уверенным.       «Ты поможешь Бену», — кивала ему Алиса, закрывая молнию рюкзака.       А если Бобби не справится, то она отдаст Бену и Рори. Милли, Майка, Пинки и Генри. Она отдаст ему всех до единого, если это сможет помочь.       — Бен.       Когда прозвенел звонок, и миссис Дэвис закрыла дверь, парта Бена все еще пустовала. Алиса не волновалась, Бен часто опаздывал.       — Дети, у меня печальные новости, — покачала головой учительница.       Алиса вздрогнула.       Бен!       Она посмотрела туда, где начинался взгляд миссис Дэвис и последовала за ним, как за длинной натянутой ниточкой. Все дальше, дальше и дальше, пока наконец не повернула голову, чтобы тоже уставиться на пустой стул у окна. Глава 24       — Что не рассказывать, Бенни? — переспросил отец.       Бен не повернулся. Лишь вздрогнул от неожиданности. Он провожал глазами Алису, считая каждый ее шаг, и каждый из них его успокаивал.       «Скорее уходи, скорее», — шептал Бен про себя.       И когда фигурка Алисы стала размером с ноготок, он обернулся.       — Я жду, Бенни? — повторил папа.       Лицо, казалось, его не слушалось. Он пытался держать челюсть закрытой, но она то и дело отворялась, выпуская резкое дыхание. Глаза повылезали из орбит, хоть веки настойчиво тянули их обратно. А брови не желали опускаться.       — ГОВОРИ!       Его крик, как удар, толкнул Бена, и он отступил на шаг назад.       — Ничего, — Бен замотал головой.       Он опустил взгляд на землю, где быстро отыскал глазами сухую ветку. Это была красивая ветка. Гладкая, словно с нее сняли кожу. Бен успел подумать, давно ли она тут лежит, прежде чем отец загородил ее наготу.       — Бен… — он присел перед сыном на корточки.       Схватил его за плечи, так что большие пальцы вдавились в плоть через одежду.       — Что ты ей рассказал?       И Бен заплакал. Не потому, что испугался. Не из-за боли от отцовских рук. Воспоминания — вот что его одолело. Картинки из прошлой жизни.       Когда-то давно, еще до школы, папа сидел перед ним и спрашивал о чем-то. О чем точно, Бен не помнил, но это было что-то хорошее. На пленке в его голове маленький Бен смеялся. И в отцовские глаза, тогда не казавшиеся такими мутными, он смотрел с любовью.       А теперь все исчезло.       — Черт… — выругался отец.       Он отпихнул от себя Бена и поднялся над ним.       — Так сложно было, Бенни, держать свой гребанный язык за зубами? Неужели это было так сложно?       Бен завыл. Вмятины на коже наполнились болью, надоедливой и тупой. Но не такой сильной, как та, в которой плескалось сердце. Алиса ушла, и теперь руки из черной мглы добрались до него и напали.       — Боже… — отец потирал лоб и прохаживался перед Беном нервной походкой.       Сердце сопротивлялось, пытаясь и дальше биться изо всех сих. И Бен чувствовал ярость его отчаянной борьбы.       — Я ничего не говорил, — он попытался соврать.       — Перестань! — бросил отец. — Мне нужно подумать.       Глубоко вздохнув, он медленно выпустил воздух из легких.       — О чем? — спросил его Бен между двумя громкими всхлипами.       Отец остановился, и Бену показалось — он улыбнулся.       — Что делать дальше, Бенни. Когда твоя подружка расскажет всем какой ты плохой!       — Нет! — закричал мальчик. — Она не скажет!       И отец замер все с той же призрачной улыбкой.       — Ясно…       Утром, когда за окном еще спали птицы, Бен проснулся от резкого толчка.       — Бенни! Бенни!       Отец тряс его за плечи как мешок, в котором застряли перья.       — Что? — спросил Бен.       Он открыл глаза и уже забыл про недавний сон.       — Пора вставать. Мы уезжаем.       Бену давно не снились кошмары. Те сноведения, что хуже реальности.       — Почему?       Отец громко цыкнул. Он выглядел расстроенным, но не злым.       — Звонила миссис Нолан, Бенни.       Голос звучал с грустью, с сожалением. Будто ему действительно было трудно говорить.       — Мне очень жаль, Бенни. Но Алиса ей все рассказала.       Он уронил голову и обреченно покачал ею.       — Они больше не хотят, чтобы ты с ней общался. Поэтому нам лучше уехать.       Его руки все еще держали Бена за плечи, и мальчик позволил себе обмякнуть. Он повис между ними как пустая наволочка. Без единого перышка внутри.       — Но она обещала… — прошептал он.       — Так бывает, Бенни. Я говорил, что так и будет.       Отец улыбнулся. Не убирая рук, он погладил сына большими пальцами, и под футболкой заныли вчерашние синяки.       — Все будет хорошо, Бенни. Мы найдем нам новый дом. Еще лучше! Ты заведешь себе настоящих друзей. Все будет хорошо.       Он погладил Бена по щеке, и на сей раз заныло сердце.       — Мне нужно съездить на работу. А ты пока собери свои вещи. Как только я вернусь, мы уедем.       Когда он встал и вышел из комнаты, Бен не сдвинулся ни на дюйм. Минут десять он сидел неподвижно, не отрывая взгляда от стола, где темнело масляное пятно. Где кто-то когда-то нацарапал «17 марта 1956».       Вещей было немного, и Бен быстро их упаковал. В те самые коробки, что приехали вместе с ним из Мичигана. Все полгода они тихо ждали в шкафу, сложенные друг в друга, будто зная, что однажды их достанут. И за это Бен их ненавидел.       Стол опустел, опустели шкафы. Только Робин остался стоять на тумбочке. В коробках ему не хватило места. Они не планировали его приглашать. Не хотел этого и Бен.       — Мне так жаль… — он погладил Робина по листочкам, — с тобой расставаться.       Неважно, куда они поедут.       Все будет плохо. Глава 25       Алиса подергала дверь. Та была заперта.       — Бен!       Никто не открывал. Тогда она обошла дом с другой стороны. Там, где начинался лес.       — Бен!       Она постучалась в окно.       — Бен!       Тишина. Только птички пели позади на деревьях.       — Бен, ты дома?       Алиса двигала головой, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, но ей мешало собственное отражение. Пришлось приложить к стеклу ладони и посмотреть в них как в бинокль. Стал виден стол, пустая кровать. Распахнутые створки шкафа и больше ничего.       «Они уехали, — повторяла про себя Алиса. — Они уехали».       И когда слова в голове обрели смысл, дошли по извилинам мозга туда, где начиналось понимание, Алиса закричала:       — БЕН!       А над лесом взлетели птицы.       Она не помнила, как добралась до дома. Как присела на крыльцо. На среднюю ступеньку из трех возможных. Две маленьких клубы обрамляли лестницу по бокам, и в них росли кусты гортензии. Весной они станут зелеными, осенью желтыми, а сейчас ветки были прозрачными. И сквозь них Алиса увидела:       — Робин!       Малютка-цветок.       — Робин… — повторила Алиса.       Она подняла его к себе на колени и обняла, словно котенка.       — Где Бен? — спросила Алиса.       Но Робин молчал.       И лишь птицы кричали в лесу.