Благоверная

Снег засыпал все пороги. Выползло щуплое, тусклое солнце; высыпало ребятишек на улицу, открылись лавчонки. Она важно перешагивала, огибая проталины, с мостика на мостик — свободная женщина. Толпа расступалась перед ней, точно близ дворца, но она шла старой дорогой. Щёлкнул замок, открылись двери. Впустили. Расцеловавшись со всеми, взлетела по лестнице. Горько скрипнули половицы. Дрогнуло сердце в груди, когда ладонь — красивая, ухоженная, без единой ранки — опустилась на старую ручку двери. Гордость разожгла щёки — значит, она снова услышит смех и подколки. Но Нина, задрав нос, упрямо взошла в комнатёнку. — Что-то ты меня даже не ищешь, не вспоминаешь… А я вот замуж вышла. Открыв глаза, она спустила с губ улыбку. С удивлением оглянулась. Большая кровать гладко застелена, окно наглухо заперто. На столе, осыпанном каким-то пеплом, сиротится кривой платочек. В вазочке, понурив жухлые головы, стоят изломленные, мёртвые цветы. Всё серело в глазах от пыли. А по подоконнику гуляли мухи. — Вот тебе на… — вырвалось тихое. Нина сделала шаг внутрь, но, не выдержав и минуты, быстро вышла из спальни. Спустившись вниз, она обязательно скажет, что комната Цивьи страшно похожа на склеп. А, узнав, больше никогда не ступит в свой старый дом — чахоточно-жёлтый бордель на перекрёстке самого гиблого района Бравилла.