Киса

С сухим, закованным в костюм - кажется, шёлковая подкладка уже впаялась в бледную кожу плеч и рёбер намертво - Воропаевым весело. Не богемно, с раскатистым зажравшимся хохотом и перезвоном бокалов, не по́шло, с перетягивающим запястья дорогим ремнём и дрожью в потных бёдрах, но весело просто. Просто потому что на дне шоколадного омута проскакивает карамельная искра, высекает подначивающее "слабо?" на многострадальном пушкарёвском лбу - ох и билась она им об косяк, ох и тёрла, решая экономические задачки, и под поцелуи подставляла... С Воропаевым весело, когда он стекает с дивана на пол, к катиным ногам, и щекотно дразнит поцелуями по пальцам. Когда на пустой улице позволяет порулить на минимальной скорости - на права Катя сдавала, но водить толком не умеет, а потому плетётся как черепаха под чутким наблюдением Александра. Когда тот в растянутой домашней футболке разговаривает с картошкой на сковородке, орудуя деревянной лопаточкой, - почётное второе место после маминого шедевра с лучком и грибами. В картошке Катя разбирается. Ещё в вине немного научилась - напиваться ей Александр никогда не позволял, но хмелеть в его компании, пытаясь всё-таки распознать заявленные нотки дуба и ягод, это можно, это пожалуйста, давай уедем хоть к тебе, хоть к чёрту на рога!... что, в принципе, равносильно. Это Катя, чувствующая себя сексуальной с перемазанными ежевичным джемом губами и в хлопчатобумажных трусах с белым бантиком - не натирают, прикрывают попу и очень легко стаскиваются загребущими мужскими руками. Воропаев гребёт пушкарёвскую задницу, её губы, её довольное "да!" и жадное "ещё!". А всё остальное Воропаева не гребёт. Поразительная способность - не быть задетым людскими взглядами, шепотками и кривотолками, пиздецом под названием Жизнь. Он рассекает толпу собой, жмёт руки и глотки, заботливо поправляет жакет на плечах младшей сестры, великодушно подставляется под поцелуй старшей, закатывая глаза. Там, где Пушкарёва уже съёжилась бы в комочек - где-то глубоко внутри, но всё же! - и старательно гнала от себя желание уползти в тёмный угол, Александр скалится акулой, басит колкости и в кресло садится как на трон. Его корона сплетена нитями табачного дыма, паутиной вольфрама и меди, инкрустирована обсидианом, отполированным до зеркального блеска - что ты там увидишь? Катя видит себя: совсем юную, врезающуюся в странного человека с удивительно потусторонним взглядом. Себя неловкую, себя отчаянную. Видит бесконечно длинный стол конференц-зала, заляпанные чернилами пальцы, подсохшую корочку на нервно искусанных губах. В чёрных гранях отражается её мечущееся нутро, призрак, раздираемый сомнениями, неуспокоенная душонка. Воропаев всегда прекрасно это чувствовал. Когда подначивал и запугивал, когда клацал зубами в опасной близости, когда незримо всем своим весом опускался на одно пушкарёвское плечо. А ей, в отсутствие ангела, забившего на свои должностные обязанности, и возразить было нечего. Оставалось только прятаться за пластиковыми папочками, за не менее пластиковыми и устаревшими папочкиными принципами - "мы же Пушкарёвы!", что бы это ни значило, - и глотать. Слюну, горечь, остывший кофе. Вино, вишнёвый мусс, сцеловывать с бледной кожи живота...

- Не глотай, - со стороны Александра звучит что-то похожее, в бо́льшей степени Катя додумывает и угадывает, ибо партнёр по пьяному порочному танго потерялся где-то сразу после "я сейчас!..." и "Пушкарёва, ты меня убиваешь", - Катя!

Катя, Катерина... Маков цвет, приглушённый свет воропаевской спальни. Она, если честно, и рыбий жир без закуси, и папины нравоучения без смазки - всё умеет проглатывать.

- Я помню, как меня зовут, - по языку ползёт солоноватое, вязкое, если не думать, что именно течёт в глотку, то нормально. Ненормально Александру, он же "Саша, да-а-ах!", он же "блядский Воропаев", его ведёт - и Пушкарёва это видит - от растекающейся под кожей послеоргазменной усталости и от вида той же Пушкарёвой, обследующей языком уголки собственного рта. - Ты что-то хотел?

Всё, что Воропаев хочет, одновременно просто и сложно. Быть его - просто, Катя с маниакальной страстью любит посвящать себя самым труднодоступным и одиозным персонам. Вздыхать по ним, накручивать себя фантазиями, а прядь волос на палец, строча в личном дневнике измышления по поводу тех самых персон. Быть его - сложно, ведь нужно соответствовать. Нужно думать и уметь переставать это делать, иногда от ума у Пушкарёвой горе - не горе, но мелкая бытовая трагедия в виде сгоревшей яичницы и разлитого кофе - задумалась об их отношениях и проворонила завтрак. Воропаев тогда только хмыкнул и вытащил из морозилки замороженные круассаны. От ума у Пушкарёвой неплохая зарплата, хорошая должность и куча обязанностей. От него же - спокойный родительский сон: мама убеждена, что Катюша нашла свою "каменную стену", папа почти готов передать права владения дочерью тому-этому, рыжему и наглому. Выписка из банка и самоуверенность творят чудеса. От врождённой, неискореняемой наивности и желания верить в чудеса у Кати вопрос экзистенциальный: а оно вообще до какой степени? Надолго ли? Хватит ли их обоих на что-то достойное? - Хватит. - Александр накрыл пальцами катины губы, которые она усердно жевала последние полчаса. Полупрозрачная помада с розоватым оттенком давно была съедена, а пуговичка на воротнике платья расстёгнута, застёгнута и снова расстёгнута. - Должно же это было когда-то случиться, не может быть, чтобы ты об этом не думала... Она репетировала. Гоняла в голове всевозможные отступления от сценария, планировала побег, поджог и припадок, который обязательно должен был сегодня разобрать кого-то, может быть, её саму. Оставалось надеяться на железные воропаевские нервы, которые трепать у Кати получалось с переменным успехом в течение недели, но Александр не передумал и не сбежал. В конце концов, сам же сделал это предложение...

- Саша, нет!

- Саша, да, - мужчина придавил пушкарёвские бёдра своей головой и расслабленно вытянул ноги до диванного подлокотника. Разумеется, не поместился и забросил стопы в носках с рождественскими оленями поверх подушки. Хэбэшный Рудольф смотрел на Пушкарёву издевательски.

- Это моя реплика! - Устало парировала она и зарылась пальцами в медные волосы, чтобы Воропаев растёкся гречишным мёдом и потерял бдительность. - ...я обязана сделать это сама. Только я несу ответственность за случившееся, а то, что ты решил влезть...

Александр потёрся лбом о ласкающую его ладонь:

- Эгоистка вы, Екатерина Валерьевна! Хотите призовое место по дебилизму у Жданова отжать? А он ведь так старался, принимал неудачные решения, рисковал, копил долги.

- Допустим, долги копил Павел Олегович, - Катя поймала орлиный нос пальцами и дёрнула за него. Затем передумала мучать и легонько прошлась кончиками по бледной коже щеки, обвела контур губ, почесала ладонь о щетину на подбородке. Наглая рыжая морда в её руках довольно улыбнулась. - Они перешли по наследству Андрею, а тот попытался сделать хоть что-нибудь. Компанию всё равно нужно было выводить из стагнации...

- И заводить в ещё бо́льшие долги. - Клыки царапнули подушечки указательного и безымянного, язык прошёлся по среднему. На кухне тушился ягнёнок в вине, но, вероятно, Кате стоило сообразить какую-то закуску, дабы не склонять мужчину к каннибализму. - Я всё равно собираюсь присутствовать на совете как акционер. И да, раз уж я в это влез - заметь, добровольно! - то имею полное право защищать...

- Наш план?

Голодный представитель кошачьих тяжко вздохнул и, повернувшись на бок, уткнулся носом Пушкарёвой в живот, то ли мурча, то ли бурча:

- Тебя. И не смотри на меня так. Я знаю, что ты и сама способна себя отстоять, но полный состав совета директоров не потянешь. Андрюша пусть сам за себя вписывается, хер с Малиновским... А у тебя есть я.

- Я точно думала о том, что это должно когда-нибудь закончиться. Желательно заочно, без её присутствия. Чтобы уважаемому совету директоров не об кого было поточить зубы - у Пушкарёвой вон платье какое красивое, а Коля... Зорькин влетел в приёмную и неловко затормозил посреди прохода, осматриваясь. В компании он был впервые, на Катю тоже когда-то произвела впечатление эта прозрачно-недоступная обстановка - боже, как давно это было! Москва за широкими окнами, стекло и яркие краски художественных полотен, искусственная зелень в горшках и улыбки на лицах. - Коль, причёсываться не пробовал? - Оглядела всколоченные вихры Катя. Может и пробовал, но свои вредные привычки у Коли тоже были, например, портить себе причёску, объедаться до коматозного состояния и влюбляться в недоступных красоток. - Пушкарёва, я в костюме, чего тебе ещё от меня надо? - Страдальчески взвыв, Коля присел на диван, едва не роняя букет из красных роз - причину своей задержки. - Цветы тоже мне? - Обойдёшься, Екатерина Вареньевна, цветы - моей богине. Зорькина так и не удалось скрутить и принудительно поставить вакцину от этой гламурно-базарной бабы, смотрящей на него с выдранной из журнала странички, сколько бы Катя ни старалась, как настоящий друг, из вечера в вечер вещая о дурном характере Виктории, её прегрешениях и недостатках. - То есть всё-таки мне? - Пушкарёва, отпустив воропаевскую руку, оглаживающую её бедро, опустилась рядом. Пухленькие бутоны мазнули по юбке. - ...ладно-ладно! Но я тебя предупреждала, Коль. Разочароваться он должен был сам. Не маленький мальчик, да и не глупый. - Палыч, не дури! - Голос Малиновского следовал за дорогим другом и президентом, но тот был быстрее, а потому настиг помощницу первым. - Кать, у вас... у нас же всё готово? - Уже давно, - в конце концов Пушкарёва лично составила отчёт, размножила, разложила по файлам и по столу - перед каждым акционерским стулом. Вызубрила все показатели, а накануне вечером репетировала текст перед зеркалом, пока Александр шумел водой в ванной. Нервозности добавил звонок от папочки, интересующегося, вернётся ли блудная дочь домой. Но решительное "нет" стоило куда меньше нервных клеток, чем ночёвка в родительском доме, где бы ей десять раз за вечер вынесли мозг навязчивым вниманием с привкусом нарушенных границ. - Павел Олегович звонил, они будут через полчаса, попали в небольшую пробку. Кстати... Катя указала на друга, сжимающего в руках букет. Виктория где-то пропадала, а Зорькин ведь наверняка вчера тоже готовился - репетировал перед её портретом. - Знакомься, Жданов, - подал голос Александр, усевшись рядом и поигрывая с катиными волосами. Вид у него был обманчиво расслабленный, но с утра он успел выкурить полпачки, да и в машине на пути в компанию молчал, то и дело хмурясь и выстукивая по рулю неровный ритм. Впрочем, Пушкарёвой тоже было не до праздной болтовни, у неё вообще-то Страшный Суд намечается. - Николай Антонович Зорькин, виновник всего этого торжества. - Да неужели? - Вскинулся Коля, перекладывая букет на колени подруги. - И в чём же я виноват, в том, что пахал на вас? Деньги для вас зарабатывал? Бизнес-планы за ночь переписывал... ой. На ногу ему опустился каблук пушкарёвской туфли. Этот день Катю точно убьёт, и Александру придётся заочно стать вдовцом. Стоило всё-таки уйти, когда её выгоняла Кира на второй день работы. Или когда Краевич предлагал ей взятку. Когда Жданов приказал открыть подставную фирму или Воропаев что-то вещал на пороге её каморки про собачью преданность. А что? Взяла бы да ответила, мол, не будем, Александр Юрьевич, ждать провала Жданова, вот вам поводок, вот вам моя трудовая книжка! Ищу нового хозяина, отдамся в не очень добрые, но загребущие руки. - Катенька-а, - Андрей вроде бы не злился, но в позу встал, - а вам знакомо понятие "коммерческая тайна"? Александр оторвался от заигрывания с катиными волосами и лениво поинтересовался: - Андрюшенька, а тебе знакомо понятие "совесть"? - Знакомо, - вдруг не стал вписываться в перепалку Жданов. У него вообще с утра было подозрительно хорошее настроение, и Катю всё подмывало уточнить: с чего вдруг? Обычно перед собраниями Андрей делал нервы всем вокруг, ловил попавшихся под руку компьютерных мышей, каморочных миловал - в конце концов, они писали для него липовые отчёты. Открывали подставные фирмы, дневали и ночевали на рабочем месте, заваривали чай с лимоном... - Именно поэтому отчитываться сегодня буду я. Екатерина Валерьевна, шпаргалками не поделитесь? И улыбнулся как тогда. Когда в воздухе витал запах ванилина, а где-то рядом причитала о пострадавших пирожных Танечка, пока Пушкарёва эти самые пирожные больше размазывала по полу, чем собирала салфеткой. Когда белый накрахмаленный воротничок рубашки настолько хорошо подчеркнул мужественный волевой подбородок и ямочку на нём, что катин взгляд заметался по лицу незнакомца солнечным зайчиком и попал. На губы попал, на тёмные брови, на смешливые глаза за стёклами очков. И Катя попала. Кажется, это было безумно давно, в прошлой жизни. Кажется, у Пушкарёвой и жизни до этого не было, а всё пережитое было лишь нудной, плохо прописанной преамбулой к этому моменту. К моменту, когда она осмелилась, когда почувствовала себя частью чего-то большого, взрослого. Когда оперилась, когда сменила молочные зубы на коренные - вцепилась ими в должность, в свои амбиции, в собственную значимость, в людей. Андрей на пробу оказался как газировка с сахарозаменителем - сладким с привкусом химии. Нотками алкоголя и притворства, похмельем с ощущением несуразности происходящего. Он не вставал нужным кусочком пазла в катину картину, можно бы было поусердствовать и посадить фрагмент на клей - авось продержится! До момента, пока яркому, яркому Жданову не станет душно со скучной, скучной Пушкарёвой. А клей начнёт отдавать ванилином. В Воропаеве была сладость иного толка. Разбавленное остротой розового перца и пряностью корицы тепло. Грейпфрутовая горчинка, чайная терпкость, повышенная кусачесть - Воропаев щипал язык и шипел, но оторваться, как от пакета с "Кислинками", было нельзя. Даже если щёки сводит, а дёсна кровоточат - в них можно втереть Александра Юрьевича как особо запрещённое вещество. Запрещаемое всеми - и осторожным Колей, и бдительным папой ("Катюх, если он тебя что-то там не так... Ты мне скажи, я ему такое устрою!"), и неравнодушным Ждановым, бдящим не хуже Валерия Сергеевича за целостью и сохранностью своей секретарши. - Ба-а, да ты никак решил своей работой заняться, - оскалился Воропаев, перетекая в вертикальное положение слитным змеиным движением. Для полноты картины не хватало яблок и фиговых листиков. Но последние уже лежали по папкам, а для запретных плодов нынче не сезон. - Андрюша, какой прогресс: не прошло и года, как ты слез с шеи Екатерины Валерьевны! Похвально. - Однако, место вакантным недолго оставалось, - раздалось из-за ждановского плеча нарочито в воздух, мол, что взять с мыслей вслух?... На Малиновского уставились четыре пары глаз. Серо-голубые - настороженно, светло-карие - устало. Те, что темнее - раздражённо, типа, ой дурак, что ж ты мне искупительную арку портишь?... Почти чёрные глаза четвертовали и вынесли приговор. Как в анекдоте, Роман явно планировал отбрехаться - вот-вот зазвенят бубенчики на его шутовском колпаке, рука уже потянулась груди, дабы приложиться к области предполагаемого сердца. - Вы правы, Роман Дмитрич. - Пушкарёва откинулась на спинку дивана, перетягивая внимание на себя. Как приятно, оказывается. - И за это стоит поблагодарить вас. Вашу богатую фантазию и радение за компанию. В самом деле, если бы не тот гениальный план, что пришёл вам в голову... Мы с Сашей так и не разглядели бы друг друга. Маркетолог слабо улыбнулся: - Обращайтесь.

***

Пушкарёва всё же была наивной, а потому поверила, что после собрания её мучения кончатся. - Дай хоть посмотрю на тебя, - за неимением школьных шкафчиков Катю втолкнули в кабинет главы отдела продаж. Не успели пух и перья осесть на все поверхности в конференц-зале, Пушкарёву зацепило старшей Воропаевой и протащило до рабочего места младшей. В целом, она ей была даже благодарна, ибо ещё немного - и Александру больше нечего было бы целовать. Он и так всё собрание пялился на катины изрядно пожёванные губы, в перерывах между едкими комментариями для Андрея - "а расскажите-ка нам поподробнее, что это там за ткани из Узбекистана, Андрей Палыч?" Словно был совсем не в курсе этого эпического провала... - и примирительными поглаживаниями - слава богу, словами через рот - для желающих придушить более лёгкую жертву: "...а при чём тут Екатерина Валерьевна? Маргарита Рудольфовна, в самом деле, вам ли не знать, что такие решения может принимать только президент компании?" Госпожа Жданова сверлила их взглядом выцветших зелёных глаз в равных долях, но если Воропаев лишь демонстративно скалился, то Катю передёргивало мелкой дрожью. Ей и так в последнее время уделяли слишком много внимания примерно все: от возбуждённо чирикающего Женсовета, не знающего, какую пушкарёвскую косточку обсосать первой, до самого Воропаева, решившего, что эмансипировать Катю нужно аккурат перед новым годом.

- Саша, нет!

- Саша, да, - он снова развернул к ней ноутбук. С экрана подмигивала абсолютно неприличной ценой очередная квартира. - Как новый год встретишь, так... убери ногу.

- Ты о чём? - В попытке отвлечь его, Пушкарёва провела ступнёй вдоль его ноги, вверх по домашним брюкам, потёрлась ею о бедро, упёрлась в пах. Чтобы он вздрогнул, шумно вдохнул, попытался сосредоточиться на поиске жилья для и.з.б.р.а.н.н.и.ц.ы и потерпел поражение.

- Я о том, что тебе нужно личное пространство, - поймав её ступню, он железно сжал её пальцами, - что-то мне подсказывает, что ты будешь куда более эффективна, если дома тебя не будет ждать с ремнём наготове твой отец.

- И в чём же я буду более эффективна? - Подёргав ногой - нет, это бесполезно, - Катя съехала на кресле вниз и, сцепив пальцы в замок, сложила руки на животе. - ...ай!

Подождав, пока она расслабится и потеряет бдительность, он прихватил зубами её большой палец. Ещё чуть-чуть, и Катя лягнула бы его рефлекторно, но горячий язык щекотно прошёлся по подушечкам. Лизнул острым кончиком свод стопы, отчего внизу живота вспыхнули мелкие, но острые искорки, цапнул за пятку, самодовольно улыбаясь. Когда-нибудь он перестанет вызывать у неё такую реакцию, но не сегодня.

- Хотя бы вот в этом, - Александр многозначительно прочертил взглядом по катиным ногам, заметил, зараза, как она сжала бёдра... - Тем более, что лично я могу найти ремню более интересное применение.

- Не сильно жирно для Сашки, как думаешь? - Угловатая, резкая Кристина Юрьевна опустила пятую точку на диван и, подкурив, уставилась на Катю оценивающим взглядом. Кира вскинула тонкую бровь. - Ты о чём? - Слишком хорошо для него, говорю, - огорошила Пушкарёву старшая Воропаева, выпуская в пространство кабинета колечко дыма, - чтобы всё на месте, и голова, и жопа... Действительно, так не бывает. У Кати вон давно все когнитивные функции делегированы этой самой жопе - иначе как объяснить, что на собрании она позволила Жданову взять слово, а не кинулась вперёд него каяться во всех грехах? Не стала по своему обыкновению сыпать информацией, хотя язык так и чесался, а почувствовав желание растянуться на полу перед авторитетной персоной Павла Олеговича, выслужиться, вылизать все стратегические места, объясниться и оправдаться, закрыла свой чёртов рот. Слишком часто и непростительно неосмотрительно из него вылетали предложения - о сокращении расходов на ткани и совращении. Её. На ткани воропаевских простыней. - Как я уже говорила, ты в очках - значит, умная, поэтому слушай: наш братец - идиот, - выдохнув облачко дыма, начала старшая Воропаева. - Впрочем, как и все мужики. Его случай осложнён тем, что он слишком много думает. - Какое совпадение, я тоже, - осторожно присела на край дивана Катя. Атмосфера в кабинете главы отдела продаж была как всегда не особо уютной - то ли в цвете штор и декоративных подушек было дело, то ли в цепком взгляде Киры Юрьевны, коим она осматривала помощницу своего жениха и президента. Бежевое платье-футляр с акцентными чёрными пуговицами и шёлковой оторочкой на вороте и карманах для Пушкарёвой подобрала Юлиана, вкусу которой можно было доверять, да и Александр с утра одобрил образ целым кивком и тенью улыбки в одном уголке рта. Потом, правда, в лифте до двадцать третьего этажа наглаживал закованную в бежевую ткань талию, несмотря на подпихивающий его в бок локоть: "здесь же люди!" С Кристиной Юрьевной было проще - Кате она уделяла столько же внимания, сколько бармену в холле и фикусу в коридоре. Летая на своих высоких вибрациях и покачивая мундштуком, старшая Воропаева не делала из мухи слона, а из Пушкарёвой - предательницу и захватчицу. Кажется, ещё в том далёком тёплом сентябре она даже предложила Андрею переодеть Катю и назначить её полноценным финансовым директором... - Угу-м, - звеня массивными серёжками в ушах, затянулась Кристина, - наконец-то нашёлся достойный соперник для нашего Санечки. Ваша битва будет легендарной. - Какая битва? - Не то чтобы Пушкарёва рисовала себе совместную жизнь с Воропаевым совсем уж безоблачной, это было бы крайне наивно. А она, хотелось верить, в этом качестве чуть-чуть потеряет... - Такая. Если он выбрал тебя, значит, есть в тебе что-то... - Мундштук покачался из стороны в сторону, описал круг перед катиным лицом, рисуя ленточку дыма. - ...что бросает Сашке вызов. Триггерит, бесит, завораживает. Какая-то загадка. Кира хмыкнула под боком у сестры, но комментировать не стала. - А ещё у него Луна в Водолее и Венера в Рыбах, - продолжила потенциальная старшая золовка, не обращая внимания на звуки, что издаёт младшая сестра. Пушкарёва в астрологии не разбиралась, а потому пришлось вопросительно вскидывать брови, чтобы Кристина Юрьевна великодушно пояснила: - Сашеньку тянет на ебанутых баб. Если он прилип к тебе, значит, ты достаточно ненормальная.

- Ну и по какой причине мы поссоримся? - В пылу их очередных философски-теоретических дебатов, вопрошает Катя. Вино выпито, фрукты пожраны, её ступня ползёт до края нижнего воропаевского белья и обратно. У Александра длинные стройные ноги, острые коленки и щиколотки, он весь такой уместно-пропорциональный, что Пушкарёвой срочно нужно найти недостаток. Но носки он не разбрасывает, на зеркало в ванной зубной пастой не плюёт, даже не храпит, зараза!

- А должны?...

Пьяный Воропаев прекрасен. Он старательно делает вид, что стёкл как трезвышко, но мимо рта пытается съесть виноград, улыбается так, что от глаз ползут тропки-дорожки мимических морщинок, а лицо приобретает какое-то слишком человеческое выражение.

- Обязаны! - Звеня бокалом о журнальный столик, реанимирует поддатый диалог Пушкарёва. Если сейчас ей позвонит папочка, она определённо выскажет ему всё наболевшее, накопившееся ещё с переходного возраста. Впрочем, говорят, в mid-twenties случается ещё один пубертат... То-то Катя уже начала сомневаться: не в родстве ли она с кошками, ибо раз в месяц выгибаться в спине и орать дурниной хотелось так же, как бедным усатым-полосатым по весне. - Рано или поздно должна всплыть какая-то проблема!

"Не исчезай", говорит Пушкарёва и кончиками пальцев оглаживает его челюсть. Усталая, тягучая и мутная пятница плюс два выходных - к вечеру воскресенья Воропаев знатно оброс, отчего выглядит по-домашнему. Приручённая киса, впивающаяся клыками в сочный бочок груши, смертоносный хищник в шёлковом халате. "Взаимно", говорит он и добавляет, "попытайся не возненавидеть меня". Какие-нибудь проблемы у них возникнут, это Катя точно знает. Ещё знает, что их дипломатических навыков и любви к расчёту хватит на то, чтобы не разбежаться при первой склоке. Возможно, расчёт их и погубит. А, может, быть упрямство, нежелание прямо говорить о своих истинных чувствах, потребность в уединении, аллергия на проигрыш? Пушкарёва слабо понимает, как долго находится в кабинете с отвратительными подушками - кажется, Кристина вещает о высоких материях вечность, пока Кира сверлит взглядом катины туфли, изредка вставляя междометия из звуков и выгибая брови на каждый новый пассаж сестры. Одна такая высокая материя возникает, когда Кате уже становится неловко выискивать часы в кабинете главы отдела продаж. - Всё, экзекуция закончилась? - Воропаев просунул голову в кабинет сестры и, не увидев там растерзанную Катю, просочился внутрь. - А ты по поводу совета переживала... Вот, к чему надо было готовиться. Улыбается так идеально криво, невыносимо знакомо, словно вот-вот потребует предоставить отчёт. Некстати в голову лезет сценарий этой ролевой игры - в которой Александр обязательно попросит вернуть всё как было, косички и очки, арендует для них какой-нибудь пыльный чулан и снова закусает всю Пушкарёву сверху донизу. Чтобы потом зацеловать. - Не понимаю, о чём ты, - похлопала ресницами Кристина Юрьевна, однако увеличительная лупа из её руки никуда не делась. Сквозь круглую стекляшку она посмотрела на брата: - ...и что ты в нём нашла, а? Впрочем, я же тебе ещё не рассказала, как он в шесть лет... - Кристина! - Из них четверых подпрыгнула от зычного одёргивания только Катя. Кира лишь глаза закатила, Кристина шире улыбнулась, а Александр, присев на диванный подлокотник рядом с дёрганой Пушкарёвой, закрылся за скрещёнными руками. - Когда мне захочется издать свои мемуары, я обязательно к тебе обращусь. До тех пор придержи эти охуительные истории. И, судя по довольному лицу старшей Воропаевой, эта пора должна была настать ой как скоро. За родственной перестрелкой взглядами было даже интересно наблюдать - заодно можно было убедиться в семейном сходстве: тёмные глаза и шкодливые огоньки в них, длинные носы и конечности, пристрастие к никотину и очень много любви. Старшая Сашеньку любила, какие бы рожи ни строила и сколько бы ни ёрничала. В иной момент Пушкарёва обязательно осмелела бы и спросила: правда ведь это прекрасно? Оно просто должно ощущаться замечательно. Остро, так, что кажется - ещё чуть-чуть, и лизнёт огнём по пальцам. Нежно - чтобы внутри всё скручивалось в канаты, в якорные цепи, а затем отпускало. Даже потряхивало от этой невыносимости. - Действительно, Екатерина Валерьевна должна самостоятельно в тебе разочароваться, - явно утомлённая сегодняшним мероприятием и конкретно этой беседой Кира вкинула реплику и переместилась за свой стол, намекая, что рабочий день ещё не окончен и желательно бы им всем расползтись по своим местам. - Она очень способная, справится и без нашей помощи... Екатерина Валерьевна, это будет чуть легче, чем присвоить себе семейный бизнес. В первый день в этих стенах Катя бы не поняла. Во второй - нахмурилась и ощетинилась: что от неё хотят? Спустя несколько недель работы в ЗимаЛетто выступила бы с праведной отповедью о своих принципах и воспитании. А теперь... Что ж, теперь ей не оставалось ничего кроме: - Верю. Мне понравилось присваивать - ваш бизнес, вашего брата... Тот встал и потянул её за собой. Склонил голову к плечу, выжидающе глядя, мол, чего ещё учудишь? Не разочаровывай меня. Катя всегда была прилежной и ответственной девочкой. Её учили слушать старших, поступать правильно и никогда не сдаваться. Поэтому она отвесила сёстрам Воропаевым по улыбке, подхватила горячую ладонь Александра и открыла с ноги эту ебучую дверь.