Киса

"Это моя секретарша!" Со временем Пушкарёва и правда стала ощущаться то ли как собственность - кружка, к которой тянется рука, чтобы налить в неё утренний кофе, - то ли как часть его самого. Как правая почка, мизинец на левой ноге. Как совесть... Хотя нет, пробы на эту роль Екатерина Валерьевна с треском провалила. Ничего общего с совестью! Нафталиновая девочка с оленьими глазами, преданная секретарша, предавшая помощница - может быть, не стоило её повышать? - искренне рыдающая в его Порше из чистой признательности и благодарности. Да, Андрей чувствовал себя именно что преданным: ею, Ромкой, что сподвиг его ухлестнуть за Железной Катрин, Кирой - потому что не бросилась его поддерживать на том мини-собрании, а выслушала Пушкарёву и даже не осадила своего братца. Воропаев его тоже в некотором смысле предал, когда не стал по своему обыкновению грозиться смещением с поста или хотя бы мордобоем: поязвил, конечно, потребовал от Катеньки настоящие отчёты и Зорькина для очной ставки на грядущем совете, что так-то лучше, чем отбитый нос или папин инфаркт, но... Сашка протянул длинные ручонки и ядовитые губы к его секретарше! Которую Жданову было так сложно поцеловать. Он собирался духом, накачивался алкоголем, чтобы лягушачья мордочка в очках начала походить на фотографию Волочковой - нихрена у них общего, идея дерьмовая... - нёс какую-то чушь, усаживал Пушкарёву на хлипкий стул кафешки каждый раз, когда она порывалась убежать. Лучше бы убежала. Лучше бы дала ему по морде своим ридикюлем, обозвала извращенцем, что было бы близко к правде - именно так себя Андрей и ощущал. Даже не потому, что спутница, пьющая персиковый сок, больно неформатная - спустя несколько месяцев совместной работы Катюшка примелькалась, стала привычной, полезной, нужной как сигарета после кофе и рожок для обуви. Нет, извращённость ситуации придавал мотив: обаять и обезвредить очень умную, но - правильно Малина опасался! - не слишком преданную помощницу. План надёжный как швейцарские часы и тупой как взгляд, каким Андрей одарил вышедшего из катиной каморки Воропаева, ебучего любителя кофе и чужих секретарш.

- Жданыч, меня Екатерина Валерьевна второй день пытается поджечь взглядом, - Ромео осел в кресле и закинул ноги на журнальный столик прямо поверх эскизов Милко. Андрей приложил к виску стакан со льдом, но без ви́ски. - Мы в жопе. - Катя... может меня простить. - Глядя на Пушкарёву, верится в это слабо, ибо она и его своими карими очами пытается если не убить, то заставить пасть на колени и каяться. - Я поговорю с ней, объясню... - Ага. И Сашеньке объяснить не забудь, - маркетолог отнял у него бокал и заглянул на дно, словно надеялся найти там план по выходу из жопы, - ведь если наша Катюша всё слышала... то и он тоже.

Рыжий ублюдок лыбился, молчал - Кире явно не донёс, странно... - и жрал андрееву помощницу, а та, кажется, совсем не возражала, хотя удивление изобразила на совесть, Жданов даже успел поверить и захотел броситься вперёд, чтобы разнять эту парочку и защитить честь Екатерины Валерьевны. Как-никак хозяйка ЗимаЛетто! Которой разъезжать с президентом компании, видимо, уже было неинтересно - Пушкарёва выбрала нового фаворита, экзотичный вариант для экстремалов, что в выходной накануне вернул её домой довольно поздно и прежде, чем отпустил, с абсолютно дебильной улыбкой целовал лягушонку. Припарковался Андрей далековато, но точно был уверен - улыбка дебильная! Отвратительно довольная, наглая, обманчивая, потому как Катенька повелась. Поплыла прямо в руки к Воропаеву так стремительно, что Жданов уже не чувствовал нужды извиняться за собственные грешки. Ну чмокнул разок, ну наплёл чуши - так она сама же не поверила, умная девочка!... Или женщина, это как и куда посмотреть - на юное лицо без капли макияжа или на прикрытые винным кружевом ключицы. На ручки без маникюра или на перепад от пышной груди к тонкой талии. Катюша старательно заворачивалась в вязаную шаль, но то и дело сверкала белыми руками на контрасте с бордовой тканью, ножкой в тонких капронках из-под юбки, стёклами очков и глазами за ними - абсолютно бесстыжими, как будто она не продала их тайну на троих (не считая Зорькина) за возможность быть обслюнявленной Воропаевым.

- ...как же вас угораздило связаться с нашим Сашенькой? - Не сдерживается он. Катенька отводит глаза, разглядывая столпотворение машин впереди. - Ему не нужно напиваться, чтобы поцеловать меня или...

Три ебучих буквы, из-за которых Жданову хочется выкинуть из машины эту поганку и свернуть в кювет на полной скорости. У Сашеньки к ней "или". У чтоб-он-собственным-ядом-захлебнулся-Воропаева с е.г.о секретаршей целое "или", и оттого в Андрее зарождается какая-то детская истерика. Прямо как в садике, когда противный Петька с белёсыми бровями и щелью между зубов отобрал у пухленького мягкого Андрюши новенький самосвал, а потом потерял от него колёсико. Петька был выше, наглее, а его мамаша на законные претензии Маргариты Рудольфовны лишь отмахнулась: "детишки играют!" Ни самосвала, ни Катеньки - той наоборот колёса приделали и увели под покровом ночи, чтобы той же самой ночью... - Скажите, что нет, Катя. - Вблизи её ресницы дрожат, а дыхание сбивается. Нафталиновая девочка, заваривающая шефу чай с ромашкой и готовая раскидать футболистов в разгар матча, смотрит на него, как мышь на удава. Сзади сигналят машины, приходится продвинуться вперёд и съехать на обочину - резко, неаккуратно, чтобы Пушкарёва отмерла и испуганно дёрнулась на сидении, хватаясь за ремень безопасности. - Скажите, что нет. - Не скажу, дальше что? - Она хрипит и сжимает ремень. Пялится на приборную панель, не моргая. - Вы меня уволите? Наорёте? Может быть, снова начнёте говорить про свои светлые чувства? Сука, обидно. Этюд выходил в багровых тонах, совсем как её платье и ушки. Светлыми чувствами не пахло, зато Жданов явственно ощутил аромат её парфюма, когда придвинулся. Сейчас Катюша, кажется, сама была готова вывалиться из салона в слякоть, но такого удовольствия Андрей не мог ей доставить. - Вызовусь свечку держать, всегда мечтал, - морщится он, сжимая руки на руле до побелевших костяшек, и устало стонет: - Катя-Катери-и-ина-а... Я знал, что обиженная женщина способна на многое, но вы превзошли все мои ожидания. Хмыкнула Пушкарёва совсем неправильно, по-воропаевски, и этот звук словно перещёлкнул тумблер в ждановской голове. Помощница на пассажирском сидении была... чужая. Совсем не своя, абсолютно незнакомый человек с бесконечно грустными глазами, которого захотелось потрясти за плечи с требованием вернуть Катюшу, его странную помощницу с косичками и дурацкими ужимками. - Потрясающий эгоцентризм, Андрей... Палыч, - небольшая заминка, такая мимолётная запинка перед тем, как она выплюнет с придыханием его отчество, прокручивается бабочкой под ждановскими рёбрами. Пухлые губы выдохнули его имя, поджались, чтобы затем снова провернуть холодное оружие в свежей ране: - При чём тут ваши ожидания? Я вот от вас ничего не ждала, не требовала и думала, что у нас это взаимно. "Петух тоже думал и в суп попал", но у Катеньки судьба страшнее - она попала в паутину длиннолапого ядовитого паука и, кажется, не имела ничего против своего незавидного положения. Сашка эту девчушку высосет, вытравит из неё всё свежее, весеннее, невинное и выкинет, когда она перестанет приносить ему пользу. Это же Воропаев. - Но этого оказалось недостаточно, - тонкие брови нахмурились. Таким выражением Пушкарёва обычно одаривала неутешительный ответ из банка, особо сложные расчёты или отказывающуюся сотрудничать кофемашину, а теперь у Андрея руки не сотрудничают - тянутся разгладить образовавшуюся морщинку. Катя, конечно, отпрянет. Конечно, зыркнет своими оленьими глазами и выпятит нижнюю губу как дитя. - ...как и записать на меня подставную фирму. - Кать, вы сами согласились. - Находясь в заведомо подчинённом положении, - она кивнула, горько улыбаясь, - уже замаравшись с поддельными отчётами в угоду вашим амбициям и нежеланию видеть разочарование в глазах отца. Да, я понимала это, я вас... Душно и дурно ей уже становилось, так что открыть окно в машине было отличной идеей, а вот недоговаривать это загадочное "я вас" - нет, ибо теперь Пушкарёвой придётся вылезать через окно, ведь дверь Андрей не откроет, пусть по её душу рыщет хоть военный на всю голову папаша, хоть сам дьявол. - Вы меня что? - Скажи, ненавидела. Скажи, презирала. Скажи, хотела убить. - Екатерина Валерьевна... Что. вы. меня? Она врёт. Абсолютно точно нагло врёт, просто потому, что Жданову хочется в это верить. - Я хотела огородить вас от проблем. Хотела, чтобы у вас и у ЗимаЛетто всё было хорошо. - Ложь достаётся промозглой погоде и снегу. Шумной серой улице, по которой пролетающие автомобили разбрызгивают слякоть. - Поэтому я и продолжаю работать в компании, поэтому я помогаю вам. - Тем, что сдали меня, да и себя заодно Воропаеву? Премного благодарен, Катюш. Андрея мотает от истеричного хохота до желания побиться головой о руль и впасть - в тоску, в запой, в колени, укрытые бордовой тканью платья. Потом это платье сжечь, ведь наверняка Катенька прикупила его для кириного братца, жаль не учла, что кружавчики хороши только в виде нижнего белья, которое легко рвётся мужскими руками после того, как хорошенько усладит взор. - Андрей Палыч, мне не сложно повторить: я ничего ему не говорила. Я, как и вы, боялась, что он узнает, потому что Саш-... Александр Юрьевич не идиот, он и в наши поддельные отчёты не верил задолго до создания Никамоды. - Это да. Рыжая сволочь просто не знала, к чему прикопаться, но всем видом давала понять, что в их фэнтезийные расчёты не верит ни на грамм. - Ветров работал на него, где гарантия, что больше никто из компании не мог поставлять ему информацию? Такая умненькая Катя. Всегда права, всегда во всеоружии, рациональна, логична, оптимистична даже в ситуации аврала, аварии и апокалипсиса. Улица пахну́ла холодным порывом ветра, забравшимся в салон и растёкшимся по кожаной обивке, по андреевым рукам на руле и катенькиным покрасневшим ушам, выглядывающим из-за русых прядок. - Отлично! - Хлопнув по рулю, Жданов откинулся на спинку водительского сидения, расплываясь в улыбке. Истерика выжидающе цокала коготками по окну и подмигивала в зеркало заднего вида. - Я руковожу компанией, полной крыс, Катюш! Может, мне стоит переехать Гамельн и прикупить дудочку?... Пушкарёва не ответила - лишь сложила свои лапки поверх сумки, в которой раньше приносила бизнес-планы, отчёты и подушечки с лавандой, а теперь - Андрею кажется - по коричневой подкладке рассыпан табак от сигар, гранулы быстрорастворимого кофе и кнопки от калькулятора. На один такой он лично наступил в порыве злости в своём кабинете: пластиковый корпус жалобно затрещал под каблуком, рассыпался мелкими чёрными осколками, а на экране навечно застыли цифры - Катенька опять что-то считала. - А что? - Он ухватился за намотанный вокруг шеи шарф, начинающий придушивать и раздражать вспотевшую кожу, и дёрнул аксессуар, застрявший под воротом пальто. Хомут. Кашемировая петля-удавка. - Буду сидеть и дудеть, что мне ещё остаётся... Вы владеете моей фирмой, прекрасно ею распоряжаетесь, наверное, уже поделили с Сашенькой? - Разумеется, - едко выдавила Пушкарёва, сканируя начальника поверх очков. - С Сашенькой, Коленькой, Феденькой. Я очень щедрая, Андрей Палыч, вы не знали? Злюка. Надутая как мышь на крупу, ёршистая злючка, совсем не по-воропаевски, нет - другая порода, другой вид. От которого хочется щёлкнуть пальцем по недовольно выпяченной нижней губе, украсть очки, чтобы она обезоруженно хлопала глазами и щурилась, как в школе - дёрнуть за косичку, задрать юбку... Нет, это уже что-то из бурной юности, потому что хочется разложить эту мышку-лягушку и препарировать. Разобрать по мелким деталям - глаза отдельно, пальчики по порядку, мозг протереть тряпочкой и отправить на изучение в лабораторию, Жданову понадобится тщательная научная экспертиза, потому что самому не хватает ни инструментария, ни сил, чтобы разобраться в этой девушке. - Федя-то тут каким боком? - Из него лезет неважное, ненужное, пустое. Катя эту пустоту сгребает своими холодными лапками. - Как же? Он тоже подвозил меня, правда, не домой, а в футбольный клуб, - крутит бессмысленный ждановский вакуум в руках, как кубик Рубика, сжимает, чтобы посмотреть, как пустота отпружинит острыми уголками, выправится по форме, разгладится, чтобы как на ладони - буквально - все андреевы опасения, желания, сомнения. - На вас я работаю, Колю эксплуатирую ради Никамоды. - А Сашенька? - Истерика разлеглась между сидениями, кокетливо намотала на своё щупальце конец чёрного шарфа. Покосилась на пустоту в пушкарёвских ладошках, переглянулась с Андреем. Катюша пустоту безжалостно прихлопнула - до ощущения фантомных брызг то ли крови, то ли слякоти на его щеках: - С Сашенькой у нас кошки-мышки.

***

- Пушкарёва, ты ч-т-о? - Коля даже пирожок отложил. Что-то где-то точно сдохнет - возможно, весь директорский состав ЗимаЛетто от икоты. - Повтори, пожалуйста, а то меня старческая тугоухость раньше времени одолела. Вздохнув, Катя принялась обрисовывать пальцем квадратики на клетчатом пледе и ртом ситуацию: - Воропаевы знают про Никамоду. Александр выяснил сам по каким-то своим каналам, Кире я... мы рассказали на летучке. Наши планы по выведению компании из кризиса я рассказала и показала, но тебя ждут на совете директоров лично, так что нужно будет купить костюм и... - Какой костюм?! Коля хватанул воздух ртом, окончательно оставил в покое остывающую выпечку и склонился к подруге, внимательно выискивая в её облике следы слабоумия. Катя и сама в последнее время сомневалась в своей адекватности: то драконила Жданова, то "по неосторожности" проливала на светло-голубые джинсы Малиновского чай - правда, уже остывший, то фантазировала, что Воропаев прискачет за ней на вороном коне... Острые коленки, острые локти, углы челюсти, торчащие на макушке вихры и взгляд - Зорькин целиком превратился в один сплошной укол. Укор. - Пушкарёва, подруга дней моих суровых, скажи мне убогому: тебе стало скучно? Адреналин давно не выделялся? - Друг резко поправил покосившиеся очки на носу - так и не купил новые после того, как Цыпа с Генкой ему лицо раскрасили. - Мы с тобой оба помним, что вся эта затея - дело грязное и в целом подсудное. Ладно, ты вписалась в неё из-за своего драгоценного Жданова, но я-то с чего помогать тебе решил, напомни? Пальцы с обгрызенными заусенцами пробежались по непослушным русым волосам, пока Катя следила за беспокойными движениями отупелым взглядом. Потому что друг. Потому что клятва на мизинчиках, данная ими друг другу в пятом классе, всё ещё актуальна: если Пушкарёва раскидала свои косички по плахе на эшафоте, то и Зорькин обязан. Всепрощающий, всёпонимающий Коля... В компании Зорькина прошедшая неделя рухнула всем своим бетонным весом на пушкарёвские, совсем неподготовленные к такому плечи - им бы поцелуи от Воропаева получать, массаж, хотя бы подбадривающее поглаживание. Но пока - только груз вины с бонусом из усталости, специально по заказу, получите-распишитесь. Драгоценный Жданов на поверку оказался мешком пластиковых китайских страз по сто рублёв за килограмм. По крайней мере, Пушкарёва себя в этом старательно убеждала, а обесценивать и очернять Андрея у неё на удивление выходило легко. Почти так же, как врать ему, что не любила. Старательно не договаривать, шипеть и надеяться, что остатки былой влюблённости смоет унылым ноябрьским снегодождём. - Коль... Согласись, что вдвоём барахтаться в этом не ахти какое удовольствие? - Зато с Александром барахтаться можно и в завалах бумаг, и среди простыней. Но первое - страшно, второе - опасно в своей аддиктивности: с одной затяжки, с первого глотка по Воропаеву ломка такая, что бёдра сводит, а губы чешутся. - Папа тоже с калькулятором не справляется. - Я пытался научить его Экселю, - пожаловался Коля и поднялся со скрипящего стула, чтобы завалиться на диван под бок подруге, - но дядь Валера... ты знаешь. Пушкарёва знает, что папуля - ретроград и мамонт, седой, но пока без вставных бивней. Знает, что за такие фортели на работе Валерий Сергеевич давно бы отправил на гауптвахту и дочь, и Колю, и Жданова. Воропаева бы вообще расстрелял, ибо бесчестить Катюшку до свадьбы нельзя!... Господи, на кой хрен такая честь, если в итоге Пушкарёву всё равно все имеют? - Знаю, поэтому считаю, что Александр может нам помочь, - и в это Кате тоже очень хочется верить. Понятнее Воропаев не становился, даже не старался подсказать Кате шифр к такому запароленному себе, но если Пушкарёва что-то понимала в людях (и Воропаеве), то... - У него есть выход на нормальных адвокатов, кризис-менеджеров и директоров банков, возможно, влияние на некоторых из них. У нас с тобой есть мозги, Коль, но этого мало. У Воропаева есть деньги, связи и власть. Катя сняла с лица друга очки и поднесла их к глазам. Слегка устаревшая оправа, гнутые дужки, мутные от соприкосновения с кожей носоупоры. До совета стоит обновить, а ещё выдрессировать нервного Кольку. Точнее, Николая Антоновича, финансового директора Никамоды. - ...это то, чего не хватает нам. - Деньги у нас есть! - Вскинулся парень, выхватывая свои окуляры из её пальцев. - Я им в отчёте так отчитаюсь, будут ещё нам с тобой ножки целовать за то, что горбатимся на них и преумножаем капиталы! У кого-кого, а у Кати ножки точно будут зацелованы и без капиталов, совершенно бесплатно: с неё снимут колготки, укусят за пятки и задерут их выше ушей, так, чтобы непривыкшие к растяжке мышцы ныли, а от открытости позы становилось сладко-стыдно. Это чувство преследовало Катю всю жизнь, но именно в тёмной-тёмной комнате на тёмных-тёмных простынях один тёмный - глазами и намерениями - человек переучивал её буквально н.а п.а.л.ь.ц.а.х, что стыдиться можно со вкусом. Со вкусом его никотиновых поцелуев, терпкого вина, горького шоколада, железной крови - от прокушенной в порыве страсти губы, солёных слёз - от поджигающего нервы, турбулентно мотающего удовольствия - по всей кровати, чтобы подушки потом пришлось собирать по всему полу, а простыни перестилать. Но можно и наоборот: ни-ку-да не торопиться. Смаковать его кожу, чесать ладони о колючую челюсть, ловить губами родинки и пытаться их пересчитать - каждый раз безуспешно. Потакать дури в своей голове, на мгновение верить и воплощать в жизнь сахарно-идиотские фантазии, похожие на однотипный сюжет бульварных эротических романов в мягкой обложке, которые Катя украдкой читала под одеялом с фонариком, портя себе зрение. Те самые, где "пышногрудые красавицы разбиваются на тысячу осколков и тонут в блаженном экстазе, пронзаемые нефритовым мечом", и всё в таком духе. Размеренно объезжать его лицо или чертить кончиками пальцев по коже, наблюдая, как поджимается его пресс, а ставший слишком чувствительным член в катиной ладошке сочится предэякулятом, пока Воропаев сжимает зубы и старательно делает вид, что он тут хозяин положения... - ...мля вызывает Пушкарёву! - В ухо ей прилетел мягкий плюшевый жираф. Бездумно поймав игрушку, Катя вцепилась в пятнистую тушку, отмечая, что мамин пирожок Зорькин всё же умял. Правильно, они и холодные очень вкусные. - О, добро пожаловать обратно, Екатерина Валерьевна! Вы к нам с миром пришли? Привычные дружеские подначки прервал звонок в дверь. Оглушительно раздался в коридоре, выдёргивая с кухни маму, а из спальни - отца. - Это кто это к нам ломится на ночь глядя? - Почёсывая живот, скрытый застиранной майкой, и усердно стирая дремоту с глаз, уточнил Валерий Сергеевич у заглядывающей в глазок жены. Та, вытерев руки о фартук, провернула замок, чтобы в просвете возникла тёмная - на лестничной клетке лампочка перегорела - фигура, удерживаемая за порогом тонкой дверной цепочкой. - Здравствуйте, вы к кому? - Елена Александровна оглядела припозднившегося гостя. Высокий, слегка засыпанный снегом, подтаивающим на тёмной шерсти шарфа. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Желательно, не в десятом часу вечера - приличные девочки в это время уже посмотрели выпуск "Спокойной ночи, малыши!" и легли в кроватку без всяких там неприличных мальчиков, не когда Кате хочется наконец выдохнуть и хотя бы несколько часов не чувствовать душевного раздрая. А последний был обеспечен - этим невозможным мужчиной, и ей самой, ведь пауза на пороге, разделяющем старенькую, уютную жизнь Катюши Пушкарёвой и новую - возможно, наступающую прямо сейчас, затянулась: - Ко мне, мам. Привет, Саш.