Немой крик

      Я тебя люблю.       И также ненавижу.       Те испытанные чувства и страдания не стоят твоего внимания.       Ксено Хьюстон Уингфилд не нуждается в отношениях. Всё, чего он желает, это лишь власть и всё, что он чувствует, только лишь жажда знаний. Он будет отрицать каждое человеческое чувство в себе, предстанет в виде Бога и потребует даже больше возможного. Для него недопустимы ошибки и оплошности, всё должно быть безупречно и подано на хрустальном блюдце. Только он и не поймёт, что верность сначала нужно заслужить. Холоден и без капли стыда разговаривает на открытом сарказме, для него люди — это лишь очередные инструменты и научные рабы для достижения собственной цели. Как такое существо занесло в отношения с чувственном Шнайдером?       До сих пор Стенли задаётся этим вопросом, прокручивая произошедшие пару месяцев назад события, и до сих пор тот не может найти ответа. Свела ли их судьба, в которое так не верит Уингфилд, или же простые обстоятельства, были ли изначально хоть какая то симпатия с обоих сторон, или они оба держатся лишь за условное понятие «отношений»?       Они только учились в старшей школе, когда один из их знакомых случайно выдал на подобии:       — Вы что, встречаетесь?       Переглянувшись друг с другом и задав немой вопрос, даже раньше ни разу не поднятая тема резко переросла в нечто неизведанное обоим. Ни разу физически не контактировавшие подростки, не признававшись и не испытывавших иных чувств кроме как сотрудничества и дружбы, начали встречаться.       И не сказать что за всё это время между ними было бесконечное взаимопонимание, как могло показаться на первый взгляд. Тот, кто навеки останется в своих убеждениях, и тот, кто сделает что угодно ради своего объекта возжелания. Казалось, безупречные отношения, и они идеально подходят друг к другу.       Первое время.       Говорят, что ссоры только сближают людей, чтобы всё прояснить и в дальнейшем такие ситуации не повторять. Но что можно поделать, если один не желает проявлять эмоции, а второй считает своим долгом стать самым важным светом в жизни другого?       Ксено словно запертые ворота, забетонированные стены, наглухо прибитые всевозможными замками чувства, что ни единое живое, даже неживое существо не в силах достичь. Казалось так Стенли, но на деле всё обстояло совершенно по другому. У Ксено их не было.       Вернее будет сказать, что он их отрицал.       Открыть, дотянуться, обезопасить и дать принять факт их существования. Периодически давать время на передышку, на раздумия и затем снова вернуться к началу ‐ посчитал Стен верной тактикой достичь его не бьющегося сердца. Ведь и тут изначально была оплошность.       Когда Ксен проявил свои эмоции, Стен не смог до конца разобрать, являлось ли оно таковым. И получилось так, что единственный шанс на доверие было утеряно.       Бесконечные недоговорённости накапливались. Один желал ответов и обсуждения, другой попросту не знал что говорить. Стенли не понимал его, невозможно было предсказать дальнейшие действия этого гения. Ксено каждый раз уходил в себя, оставляя с тревожными мыслями и сомнениями, а возвращался с очередными не обговорёнными решениями. Словно тот же Бог, даровал благословение в виде приказов и принимал верность как данное.       Для Стенли Ксен был настоящим Богом, ангелом и святым одновременно. Стенли видит в его глазах бесконечность, но никак не уловит в них искренность. И слёзы его видеть тот не достоин. Хочет стать защитой, верным псом, вечным спутником в тени солнца, но слов о взаимности тот не услышит. Мертвец поверил в существование любви, видел вселенную собственными глазами, хотел сберечь и стать нужным, просто всего навсего быть рядом. Их связало время, и как бы только ты не старался, к счастью или к сожалению, распутать узлы уже невозможно.       Каждое его движение становится полным изящества и элегантности, каждый вздох был желанным, он хотел уловить каждую эмоцию на этом белоснежном лице. С широко раскрытыми глазами глядеть на ангела во плоти снизу вверх, равноценно несбывшейся мечте, пытаясь уловить сухими губами каждый осколок тела и придать ему значение. Нежно, аккуратно и с осторожностью едва притрагиваться к идеалу, словно стоит лишь слегка придать силу и оно исчезнет, не оставив за собой и следа.       Привыкнув к такому отношению, когда Стен мог легко исполнять любые..не просьбы, а именно приказы; привыкнув к тому что Ксен обычно не показывает своей любви обычными способами, что приходилось учиться «читать мысли» и между строк, стало большим ударом то, что и так молчаливый и скрытный в этом плане человек в один момент полностью отдаляется.       Сколько прошло с момента, когда обыденная грубость вдруг начинает больно впиваться острым осколком в душу, режет и кровоточит, ударяя каждый раз по старой незажившей ране?       Ксен занят, Ксен загружен работой, у Ксен нет времени…ни раз высказанные оправдания становятся причиной вынужденного отстранения. Кажется, что время вылечит, оно еще освободится и дарует вдвое больше двум возлюбленным, и останется только ждать. Но с риском, если не условием, что их время закончится не успев появиться.       Будучи в отношениях, в попытках заполнить ту пустоту на место Ксен, Шнайдер фактически изменял своему возлюбленному. И это он никак не мог ни объяснить, ни описать. Что происходит у него в голове когда он занимается теми же непосредствами, что тот представлял у себя в голове по отношению к своей любви, не могло вылиться в какие либо слова. Целуя чужое тело и водя руками по спине того, не видя лица партнёра, в голове всплывала только лишь одна картина:       Ксено.       Ни разу не было чтобы тот не думал о нём. Ни капли угрызений совести, что лишь пугало; и ни одного пророненного слова о честности. Ксен не поймёт.       Услышав, он сначала посмеётся и подумает, что это лишь очередная несмешная шутка ахуеть какого юмориста. Будет отпираться, лишь бы Стен перестал загибать эту неудачную палку, пойдёт дальше заниматься своими делами и даже перестанет слушать. Ведь Ксен ему доверяет. Доверяет, поэтому от самого себя становится тошно. Что у него нет ощущения грязи от чужого тепла; слова его о любви в адрес чужих были лишь пустым набором слов, не имеющего значения для хозяина.       Бессчетное количество у него было партнёров, и не уловить какую схожую черту характера или внешности те обладали. Человеческим теплом они охотно делились, свою душу обнажали на равне с телом: правда лишь в том, что Стенли эти откровения не мог принять. Каждый раз видя в другом человеке нечто привлекательное и не важно, во внешности то или характере, своими пустыми предложениями достигая определённой точки «отношений», отпадал всякий интерес к продолжению. Видя эти назойливые приставания действующие на нервы, хотелось только свернуть тому шею и сверху желательно полить бензином.       Ему безразличен каждый человек на планете, кроме своего любимого. Если Ксен отдаст свои мысли и переживания — вот настоящие откровенности, что заставят смутиться и появиться странному желанию скрыть чем либо покрасневшее лицо.       Ему так не хватает своей любви, что преследует его наяву и даже во сне, настолько сильно привязаться к человеку что каждое мгновение без Ксен — только одно фантомное его присутствие. Страдая терзаниями ожиданий, боязнь будущего и страх за свои действия только душат. Каждая собственная мысль отзывается слишком больно, впиваясь в горло, и не давая возможности произнести хоть слово.       Почему тебя нет рядом, почему вместо тебя меня утешают другие люди?..       Загоняя самого себя в глубину переживаний, давящее ощущение, что любой твой шаг может стать концом и началом разрыва всех отношений, заставляло только больше погружаться в эту вязкость. Так не должно быть, нельзя боятся себя или..собственного возлюбленного. Его следующие действия предсказать категорически невозможно. Сколько бы не было проведено вместе времени, сколько пройденных людей и закулисье с ними общения, будучи тем кто знает каждую тень и закоулки всех убеждений..до сих пор мотивы и причины всего Стенли неизвестны.       Слабое тело, что не в силах сделать банально базовые вещи, протягивая заломленные руки пытается дотянуться до другого человека, не может пошевелить от кошмарной усталости пальцы, но даже так, потерянный на фоне душераздирающих криков пропавшим голосом заставляет себя выдавливать слова и целые предложения, чтобы услышать в ответ очередное:       — Отстань.       Пытаясь поддержать свою любовь, пытаясь помочь тому кто в этой помощи никак не нуждается, тот игнорируя себя вяз всё больше и больше, пока его медленно не начала пожирать чистейшая ненависть.       Первобытная ненависть к человеку кого он полюбил впервые, чисто и честно, без утаек и притворств. За все эти гадкие слова и манипуляции; за целенаправленные действия чтобы разжечь глухую ревность; зная насколько тот мог тревожить себя, повторяя все схемы с отдалением и разовым проявлением любви; за все эти детские капризы и обиды...       Хотелось схватить за шею и начать душить, держа на грани жизни и смерти, заставив видеть себя как надежду на спасение хотя бы так, хотя бы здесь…А затем вернуть сознание и повторять цикл раз за разом, до умопомрачения. Обездвижив больно сжимать конечности и игнорируя все препирательства продолжать выплёскивать свой гнев. Ужасной силы гнев, что не облегчиться пока он не разобьёт все костяшки об стену рядом с лицом объекта лютой ненависти, и пока живого места на фарфоровом теле от бесконечных кровавых укусов не останется.       Чтобы после упасть ниц, тысячи раз просить прощения, целовать ноги, и в то же время зная что здесь нет ничьей вины.       И даже этого насилия Ксено не будет против. Он единственно скажет:       — Мило.       Это то, что привлекло внимание Стена в самом начале.       То, что стало сейчас, и что происходит в голове у его любимого…не разберёт сам Дьявол.

***

      Жизнь продолжается.       Но сердце еще не успело зажить.       Холод и прохлада обвеивали всё пространство, легкой дымкой проходясь по всем закоулкам комнаты, сталкиваясь с ныне неожиданно незнакомыми стенами и обходя тела, что сидели на полу друг против друга. Незнакомая девушка, что сидела рядом, всячески старалась дотронуться, произнести ласковые, но в то же время банально въевшиеся слова поддержки в попытках остановить бесконечные слёзы второго.       Стенли плакал навзрыд прямо перед совершенно незнакомым человеком.       Незримая боль скупой слезой независимо катится по белоснежной коже, к мокрым дорожкам слёз прилипли короткие волосы цвета металла. На лице ярко выделяются тёмные круги под глазами, констатируя с опухшими красными глазами, и такого же цвета носом. Привычные синяки, что были с ним с самого детства и каждый будто был обязан указать на эту «особенность». Именно этот недостаток полюбила его любовь. Сейчас же её нет рядом.       Стенли задаётся вопросом:       Почему перед ним другой человек?       Другой человек нежно и бережно гладит по волосам, утирает слёзы рукавом, всячески нервно заговаривая. Беспокоясь и быстро тараторит разного рода тёплые слова, будучи без понятия причины столь истеричной апатии.       Сейчас нет никакой грусти. Ни громких мыслей, голова пуста, дыхание ровное, взгляд был спокойный и глаза широко открыты. Но слёзы совершенно не собирались останавливаться.       Со временем хоть боль и поутихла, воспоминания боязливо стёрты и забыты, будто ничего и не было в помине. А слёзы продолжают течь в напоминание о незабытой любви.       Значение любви он потерял вместе с человеком. Одни и те же мысли ударяют по сердцу как в первый раз при малейших упоминаниях. Как выученное правила, али факты, всплывают без задней мысли. Заставляя задыхаться, не дают шанса на продолжение собственной жизни.       Ты обязан сжечь свою любовь. ведь она была бессмысленна.       Тебе изначально было запрещено в него влюбляться.       Правду слишком сложно принять. Главно то, что люди вокруг отчетливо видят грех и совершенные его любовью ошибки, никак не его, но Стен всё продолжает отрицать действительность. Противоречивые чувства менялись друг за другом слишком часто, заставляя буквально сходить с ума.       Ты страдаешь, а ему было плевать с самого начала.       — Это не так…       В какой то момент все навязчивые голоса в голове были заглушены, словно по щелчку, будто реальность яркой пощечиной вырвала его в мир. И в большую прохладную комнату, где до сих пор были два человека: Стен ощутил как конечности замерзли до предела. Просторная спальная комната, кажется он сидел оперевшись спиной к кровати. Стены обрамлены однотонными обоями цвета крови, темно-серый пол, небольшой телевизор напротив коим никто не пользуется, и присутствовала атмосфера мрака. Больше возможно, что из-за прикрытых штор.       — Что случилось?.. — голос охрип.       — Ты не помнишь? Ты вдруг резко осел на пол и начал страшно рыдать с открытыми глазами, ослабший и не реагировавший ни на что. Минуту назад вообще бредить начал, — размытый взгляд обрел ясность, картина обрела четкость. Образ незнакомки показалась знакомой. Однако явно не до такой степени, когда он мог бы сидеть весь в слезах и доверить себя в очередном приступе дереализации.       — Ничего не помню.       — Тебе всё же стоит провериться…       Чтобы встать потребовались колоссальные усилия, цель была достигнута не сразу, ноги не держали так, что без поддержки легко упасть. Луна помогла опереться, всё так же вертясь вокруг и беспокоясь. Это начинает бесить.       — Можешь идти, я сам справлюсь.       — Но?.. — взгляд выражал растерянность и удивление.       Подбешивает.       Каждый человек, что считал будто он имеет право на действия больше дозволенного только лишь по поверхностному суждению, только приближал свой шанс быть перекинутым через лестничный пролёт. Привычное отношение ко всем кто хоть малость имел какие-либо привлекательные черты создавало ошибочное мнение особенного человека.       — Иди. Дверь потом закрою, — ультиматумом поставленный указ, такому тону было попросту боязно возразить.       Взгляд был устремлён в пустоту, оставшись посреди той же спальни, пока где-то с коридора доносились хлопотливые шуршания верней одежды и далее — тихий щелчок двери. Глубокий вдох…казалось Стенли не дышал уже долгое время. Избавившись от лишней проблемы, можно было с облегчением выдохнуть.       В груди царила удивительная опустошенность. Эта цепочка действий уже стала своеобразным ритуалом:       На морально-волевых дойти до комнаты, умыть обмазанное в слезах лицо холодной водой и контрастный душ.       Движения совершались скорее а автомате, ежели по доброй воле. Хотелось вместе с водой смыть грузившие проблемы объятые тревогой. Удавалось только оглушить ледяным душем тяжелую голову. Руки перестали слушаться и начали дрожать, в то время как ноги подкосились, и не удержавшись Стен просто сел на кафель душевой кабины.       Шея словно не могла удержать веса головы, под напором отзывалась тупая боль. Капли ледяной воды скатывались вниз с макушки, невинно собираясь на кончике носа. Рой колючих мыслей никак не хотел рассасываться даже под струёй воды.       — Оставь меня в покое...хотя бы сейчас.       И во снах приходил он, и во снах они встречались. Всё также тихо и пусто сводя с ума.       Глаза устремлены наверх, словно в молитве, думая лишь о человеке с коим недавно были неизбежно разлучены. Пустые молвы не имеют никакого значения. Всё также несдерживаемые эмоции легко выходят наружу, а воздуха никак не хватает. В груди колит настолько сильно, что не остаётся и мгновения без болей, что следуют ниточкой за каждой мыслью.       Порой проявляется неистовое желание, что лучше если бы Стен испытывал к нему лишь чистую ненависть. Без сомнений, без противоречивых эмоций, одна лишь первобытная ненависть казалась лучшим исходом и исходом, где он мог не страдать настолько сильно. Он всё также игнорируя Стенли как личность и его истинные чувства, делал вид что ничего не изменилось, что всё как раньше. В то же время говоря правду в лицо, не задумываясь о чувствах другого.       Горло ныло от недосказанностей, перед глазами появилось отражение в зеркале. Оперев руками озябшее тело о раковину, от представшей картины буквально тошнило.       Звук разбитого стекла прорезал тишину одинокой квартиры, медленно летя мелкими осколками вокруг, багровая кровь начала течь также резко. Рефлексы кричали об открытой ране, но кулак всё также оставался неподвижно на одном месте.       Слишком горькой была правда. Слишком сильно Стенли привязался за всё время.       Ни даже сигареты не могли помочь отпустить те удушающие закромки души вместе с дымом, ни даже ноющая боль после тушения сигарет о собственную руку не могли переключить внимание.       Кровь и сигареты. Убийственная комбинация когда он бы дал очевидный выговор.       Воспоминания каждый один за другой омываясь яркой вспышкой всплывали в памяти. Ничего больше не доставляло прежней радости, такой же переполненности чувствами и банальной улыбки.       Раны всё продолжают ныть.