Платье для феи

Маргарет пришла домой тогда, когда солнце уже окончательно село, а на синем, грустном небе появились, маленькие, аккуратные точки звезды. В детстве Маргарет нравилось представлять - что звезды это крошки луны. Что один, очень непослушный ребенок, каждый месяц откусывает немного от луны и крошит на небо. Кто знает, может быть, даже маленькая, непослушная фея? В детстве это казалось чем-то вполне логичным. Щас же, Маргарет, была даже немного удивлена - с чего она вдруг это вспомнила? Какая-то, странная детская ностальгия нахлынула на нее? В любом случае, это не имеет значения. Все - что она хочет, это снять эти адски неудобные туфли и зашагать домой. Черт, ведь! Как импульсивно и необдуманно было - покупать этот очень уж дорогой, но приятный рукам лоскут золотой, роскошной ткани. Да за эти деньги она могла купить продуктов, и не беспокоится о питании если не пол месяца то неделю так точно. Или, в конце концов откладывать деньги чтобы купить новые туфли, и отныне ее ноги не будут покрыты ужасно омерзительными, а главное, жгучими мозолями! Или, в конце концов, просто сохранить чтобы отдать долг который ее слабоумный папенька завещал ей. Как добродушно с его стороны И снова - она здесь. Старая квартира, с картонными стенами. Пыль на полках, которую Маргарет никак не удосуживается протереть из-за усталости, неохоты, и куча, куча необоснованных и в какой-то мере даже вгоняющих в тоску причин. Кровать, с заправленным одеялом, рядом стол, и одиноко, уже несколько месяцев - голый, стоящий манекен. Если бы это был не просто торс, а манекен с лицом, какие часто можно заметить даже разукрашенные на витрине - наверняка каждый раз приходя домой и бессильно бросаясь в кровать, глядя на манекен, она чувствовала бы, какую-то, вину? Пустое как полотно лицо глядело бы на нее, оголенное тело давило на нее, что, в конце концов, она бы сошла с ума от чувства брошенной мечты и забытых снов. Сожрала ее разум. Но пока что - это всего лишь кусок дерева, напоминающий песочные часы. Пока что - Маргарет в рассудке, а значит, нужно погашать долг, зарабатывать гроши, и каждый день беспокоиться о том, чтобы ее не отправили в длань безработицы из-за сокращения сотрудников. Странно, ведь. Это звучит, как что-то, что должно свести с ума гораздо быстрее, чем какой-то кусок деревяшки отдающий эффектом зловещей долины из-за странно вырезанного носа и неопрятно выколотыми глазами Но Маргарет уже привыкла к такому разряду дел. И если бы она не беспокоилась каждое утро, попивая горький, как ее угасшие мечты кофе - наверняка она подумала бы, что больна, раз не боиться за свое благосостояние! Хотя, можно ли вообще его назвать благосостоянием? Скорее, состояние, но точно не благо. Самое плохое – что Маргарет и не знала, возможно, подсознательно смирилась со своей судьбой, поседевшей от вечной тревоги в 25 женщины, которая занималась тем, чтобы погашать долги чужой жизни. Да. Она никогда не давала отцу быть частью ее жизни. Слишком уж его сильная вера, наверное даже, сильнее любви к единственной, незаменимой дочурки – очерствела ее. Смыла раз и навсегда с лица Маргарет удовлетворенную улыбку своими работами и расслабленным звяканьем более десяти футов в ее кармане. А ведь, счастье было так близко. А может, никогда не было, и Маргарет просто жалеет о том, что просто не могло быть. Нет. Нет у нее денег. Не может быть у нее мечты. Мечтать могут только богатые. Только обеспеченные. Только те, что раньше, прикрывая свои мерзкие, аристократические носы усмехались, словно боялись что люди, мать вашу, узнают что у них есть зубы! Белые, здоровые от богатой пищи зубы могут мечтать! Только они из жалости к бедной, неопрятной девчонке могут позволить себе купить платье за двадцать фунтов! Упаси Господь, только они! А мы – рабочий класс, прокляты, на то, чтобы каждый день впахивать, отдавать налоги какому-то несправедливому но очень умному дядьке, чтобы воплотить в реальность глупые, никому не нужные мечты этого высшего класса! Видите ли, она, хочет чтобы ее папенька купил ей ткань из этого дорогущего как жалкая жизнь Маргарет платье, чтобы надеть его один раз на прогулку с каким-то богатеньким маменькиным сыночком и забыть о нем раз и навсегда! Черт бы их подрал! Черт бы их разодрал! И если Бог правда существует – как думает тот старик без ноги из магазина – то Маргарет могла бы смириться со своей судьбой, если бы точно знала - что богатые люди в следующей жизни становятся бедными - а бедные, богатыми. Она смогла бы смириться с ненавистью ко всем, включая ее самой. Если бы было так. Но ведь нет! Христианство убеждает – что все равны перед Господом Богом. А Маргарет с этим - не согласна. Если бы Господь любил всех одинаково - то и начинания всем давал одинаковые. А как Господь избирает любимчиков – Маргарет не знала. И знать не должна. И не хотела. Она сыта по горло проповедями, сыта по горло этим “Богом”. Несправедливым и беспощадным! Сыта по горло выплачивать долги папеньки, и сыта по горло, что люди из церкви знают ее под псевдонимом дочь Антона. Чтоб вас! Чтоб вас всех черт перебрал, богатые ублюдки! Черви набожные! Если Бог есть – то пусть прямо сейчас нас всех поразит молния с небес, ведь мы все, все до единого чертовы убийцы, воры, насилильники, изменники и прочая слишком уж человеческая гадость, только каждый по чуть-чуть. Маргарет не заметила, как на глазах выступили слезы. Безмолвная ярость окатила на голову. Она закрыла глаза, стараясь не всхлипывать слишком громко: стены картонные, соседи могли услышать. Даже здесь она ограничена. Даже здесь у нее нет свободы. Даже здесь за ней наблюдают. И что, ей еще верить в то, что Господь всегда смотрит? Хватит этих любопытных глаз! Хотя бы мгновение тишины и спокойствия… и чувства защищенности. Но Маргарет была уверена. Что если Господь и смотрит на нее - то укоризненно, строго. Ведь почему тогда он заставил ее жить именно так? За что? Разве убила кого-то? Ограбила? Разве совершила хоть одно прелюбодеяние в своей жизни? За что же так, за что? Почему-то, стало очень тихо. До этого через тонкие стены о чем-то гухтели соседи. Этот шум стал уже давно нескончаемой симфонией чувств для Маргарет. Она относилась к этим звукам не больше чем как… к музыке. Огрешенной… и, если честно, больной. То, биение посуды. Злость. Крики. Затем стоны. Секс. И, можно ли это вообще назвать любовью? Смех, радость. Но чаще всего, Маргарет слышала именно злость. Ссоры. Прослушивание этой извращенной музыки стало для нее, неким, ритуалом по вечерам. Как некоторые богатые люди, когда, ужинают за своими огромными обеденными столами, слушая как проигрывается пластинка патифона. А мы ведь все, в какой-то степени одинаковые. Просто кто-то ест въевшуюся настолько что вызывает позывы рвоты чечевицу с овощами - а кто-то, запеченного кролика под медовым соусом, запивая это бокалом красного вина. Маргарет неслышно плакала. Сейчас ее плачь казался слишком уж громким. Наверное, потому что все остальные… затихли..? Словно, слушают жалостливый голос несчастной Маргарет. Было как-то даже… неприятно, наверное. Странно, слышать тишину в такой час. Устали ссориться и ушли спать? Или щас они снова начнут решать все свои проблемы через постель? Нет. Ничего не слышно. Совсем ничего не слышно. – Почему ты плачешь? – вдруг, застав Маргарет врасплох, послышался голос. Тонкий, очень, очень нежный. Маргарет рефлекторно вытерла слезы, дернулась. Ей и вправда показалось, что соседи, услышав ее жалобный плач решили поинтересоваться самочувствием соседки, отбросив все свои дела. – Простите что помешала… – сказала та, как ей казалось, достаточно громко, так же громко шмыгая носом и вытирая зардевшиеся щеки. – Ой, нет! Как ты мне могла помешать! Я же сама к тебе и залетела! – только сейчас Маргарет поняла, что голос - совсем не похож на голос соседки. Он был слишком мягкий, тонкий. Даже, писклявый немного. Тем временем когда у Мисс Шулис голос был скорее, похож на скрипение старого матраса, нежели, на голос почти что ее ровесницы. Маргарет в удивлении подняла голову. – Дожила… голоса уже мерещатся всякие… – Не мерещатся! Я здесь. Прямо на этой огромной штуке из мертвых деревьев, которую вы, люди, называете “столом”. – еще раз пропищал голос. На этот раз Маргарет услышала и тихий, ритмичный стук. Девушка в ужасе оглянулась на стол. На самом краю дубового стола, сидела маленькая, маленькая и совсем голенькая фея, равномерно постукивая ножками по столу. Маргарет в шоке сделала глубокий вдох. Затем, протерла глаза, и снова, снова сделала вдох, не веря своим глазам! На столе сидела самая настоящая, златокудрая фея! У нее были такие же маленькие стрекозьи крылышки, и игривая, ласковая улыбка. И маленький, совсем маленький цветочек в ее золотых волосах! Она улыбалась, дергая своими миниатюрными ножками. Маргарет широко распахнула глаза, забыв про все свои беды и невзгоды. Поверить только! Перед ней сидит самая настоящая фея! Или, все таки, это сон? Наверное, из-за усталости, Маргарет вырубилась, и теперь видит красивых, милых фей, располагающихся у нее на краю стола. Наверное, все именно так, да. Не может же к ней прилететь настоящая фея! – Хи-хи, ты такая смешная! – сказала фея, спрыгнув со стола. Сначала, Маргарет подумала, что она сейчас упадет и разобьется, но фея пустила в ход свои крылышки, высоко взлетев, начав парить в воздухе. А затем, она встала на край кровати, зашагала по бортику. – Так почему ты плакала? Что случилось? Жених бросил? С ума сойти! Фея! И она сейчас на бортике кровати. Совсем не боится! Иногда, Маргарет казалось - что чем меньше существо, тем меньше оно боится человека, а стоило бы наоборот. – Забудь, маленькая фея. Просто порыв слабости. – Маргарет улыбнулась, вытерев слезы. – Я чувствую в твоих словах печаль, юная леди! – фея остановилась, перестала солдатской походкой шагать по бортику и повернулась к девушке. – Что произошло? – Проблемы с деньгами. Долг… – сейчас, когда Маргарет озвучила это, эти проблемы показались ей ничтожно малы. – Почему тогда не заработаешь? – никак не унималась фея, она снова взлетела, уселась на оголенное колено Маргарет, страдальчески выпучив глаза. – Ах, если бы все было так просто… – протянула Маргарет, поправила волосы. “Совсем уже с ума схожу. Наверное, пуще даже чем тот дед,” – подумала она. – Коррупция, моя милая, коррупция. – сама не понимая значения слова, сказала она, тяжело вдохнув. – Отчего же не сбежишь? В лес то, или другой город! – Если бы от всех проблем можно было сбежать! – воскликнула Маргарет, уже, как-то свыкнуться с мыслью что она разговаривает ни с кем другим - а феей! – Если я убегу в другой город – тем, кому я должна, обязательно найдут меня, и у меня будут большие неприятности. А даже если не найдут, не факт, что в другом городе я найду работу. И на этой вот постоянно беспокоюсь - хоть бы не уволили. – Ох… все это лишь отговорки..! – протянула фея, пытаясь успокоить, погладила колено. – Но все наладится! Мне хочется верить в это… – Откуда такая уверенность? – проигнорировав первое, грубое замечание, спросила Маргарет. – Все плохое однажды заканчивается. Я точно это знаю. Точно-точно! – О, маленькая фея, может в твоем, фейском, цветочном мире, все так – но у нас намного сложнее! – Везде и всегда и у всех все становится лучше! Уверяю тебя! Главное не раскисать! – сказала та, закружясь вокруг лица Маргарет, что, будь вместо прелестной феи назойливая муха – наверняка бы взбесило Маргарет. – Как тебя зовут, юная леди? – Маргарет. Маргарет Синамон… но для тебя просто Маргарет. – Какое приятное у тебя имя! А я – Кедр! – Кедр! Но ведь Кедры такие большие, а ты такая маленькая! – усмехнулась Маргарет, в тот момент когда Кедр, как стрекоза, застыла в воздухе прямо у девушки перед лицом, сердито уткнув руки в бедра. – А ты тоже - Маргарет! Маргаритки маленькие, а ты, такая большая! “Кажется, что мы все, все без исключений, стремимся к противоположному” – Твоя правда. Скажи мне, Кедр. И что же ты здесь делаешь? И разве тебе не холодно то, без одежды? – сказала Маргарет. – Ну, немного! Поэтому я и залетела к кому-то погреться. Хотела молча, но услышала, как ты плачешь, и не смогла сдержаться! Спасибо, что не попыталась прибить меня “газетой”. Я правильно сказала? – Да, да, правильно. Зачем же тебя бить газетой, солнышко? – Не знаю! Спроси у этих дуралеев которые при виде меня беруться за какую-то штуку которая лежит у них перед диваном и у которой неприятные, странные волоски… а еще они отвратительно пахнут! – Тапки, что ли? – Может быть! Не знаю! Но мне не понравилось. Когда в меня запустили “тапки” и промахнулись, мужчина крикнул какой-то женщине “дорогая, неси газету!”, и после этого в меня полетела, так называемая “газета”. – Наверное, неприятный опыт. – И не говори! Отвратительный! – пропищала малявка и снова села на кровать. Маргарет наклонилась к маленькой фее. – Кедр, а зачем ты вообще прилетела в город? Разве вы не живете в лесах, прячась от глаз людей? — …да… — согласилась та, хмыкнув. – Но… я прилетела по делу! – По делу? – переспросила Маргарет, наклонившись чуть ближе к фее. – Что же это за дело? Фея вдруг взмыла вверх, взмыла, закружилась над головой Маргарет. Ее нежное хихиканье перерастало в смех. Она кружилась, старательно махая своими тонкими крылышками. В конце концов она снова опустилась к немного удивленной Маргарет, с довольной лыбой. – Однажды, к нам в лес пришла девочка. Она потерялась. Плакала, и искала дорогу домой. Ее лицо было таким очаровательным, но таким печальным! И мне, хоть законом нельзя контактировать людьми в лесу, захотелось помочь ей. И тогда, я подлетела к ней, и спросила… “Девочка, а почему ты одна? Неужели ты потерялась?” И девочка, словно, совсем не удивленная тому, что перед ней стоит фея, вытерла слезки и обратила свой взгляд на меня. “Я хотела собрать для папеньки и маменьки немного лесных ягод, но заблудилась! И теперь мне никогда не добраться домой!” И тогда я взмыла вверх, я взмыла в самые небеса, чтобы открыть для своих глаз зеленые верхушки деревьев, которые, свысока казались мягкими и пушистыми. И вдалеке я увидела кирпичные домики. Маленькие, кирпичные домики, распологающиеся возле гладких, медовых полей. Мне нельзя было взмывать вверх! Это было против наших правил. Но я взмыла еще выше, и я увидела вдалеке… золото… золотые, пшеничные поля. Я ахнула. Все поле было погружено в золото! Сверкающее на солнце, и столь ослепительно прекрасное! И тогда, я поняла кое что. Правила - иногда бывают злыми, и правила - созданы для общества, но не для каждого из нас. Ведь если каждая фея будет взмывать в воздух чтобы посмотреть на пшеничные поля - кто будет следить за порядком? Если каждая фея будет сопровождать потерявшегося ребенка, кто будет собирать урожай? Если каждая фея будет летать в город и открывать новые горизонты - кто же останется в нашей общине?.. Мне не было стыдно, когда я нарушила правила. Я увидела перед собой то, что не увидит больше ни одна фея. Я видела то, что видят птицы, но в отличии от них - я могу восхищаться этим. Я могу восхищаться прекрасными холмами, захватывающими дух полями, маленькими домиками в самом низу и этими прекрасными, пшеничными полями вдалеке, что так меня манили к себе. Так и просились, чтобы я покружилась в них! Пролетела между каждым колоском, поцеловала каждое зернышко… И я вернулась обратно к девочке, зная, куда ее нужно вести. Она постепенно начала успокаиваться. Дорога была долгой, и мои крылышки начали уставать. Тогда девочка сказала: – Милая фея, полезай в мой кармашек! Отдохни. Я залезла внутрь. И снова, снова я поняла кое что. Я поняла, насколько правила могут быть злыми, но, справедливыми. До чего прекрасна была ткань того платишка! Ласкала кожу, как никто другой! Я никогда не чувствовала такого расслабления как тогда, завернувшись в нежную ткань платишка. И, ведь если бы не эти правила, каждая фея, без сомнения, нашла себе свой маленький кармашек в разных уголках мира, и наша община с крахом пала! Только наши строгие, лишенные удовольствия правила держат нас всех вместе. Я провела девочку до деревни, и не сдержавшись, спросила ее. – Скажи мне, милая девочка, что это за платье? Откуда его, и как его сделать? – Это папа мне привез из города. Слетай в город, да посмотри. Спасибо, дорогая фея, спасибо! Я вернулась домой. И, как оказалось, мои сородичи узнали, как далеко взмыла я в небо, узнали и то, как я проводя девочку нежилась в ткани ее платья. И они разозлились. Они хотели меня изгнать из нашей общины за нарушение правил. Я была напугана. В ужасе. И тогда, вышел Лиргуд. Самовлюбленный, и очень грубый фей, который давно был в меня влюблен, и сказал: – Я готов взять на себя ответственность, что Кедр больше никуда не улетит, если она станет моей женой. Я его не любила. И никогда не буду любить. Он слишком холоден, жесток, и самозабвенен. Но я не могу улететь и покуинуть общину. Я погибну! Но я согласилась. Он сказал нашему лидеру, что сделает все, чтобы я исполняла свои обязанности, и ради этого, даже готов закрыть меня в коре дерева. Я долго плакала. Плакала, умоляла лидера простить меня. Но он был таким же, как и Лиргуд. И я тогда думала, что он жесток, что ему просто приносило удовольствие мой плач, и то, что отныне, я должна буду страдать в нелюбимых руках, навсегда запертой с ним. И я долго плакала. Еще. И выплакав все слезы, оставил холодную, навсегда зачерствелую Кедру. Я тогда, попросила Лиргуда. – О, Лиргуд, прошу тебя, отпусти меня в последний раз! Я обещаю, что я вернусь, я хочу сделать лишь кое что! Ведь мои глаза видели слишком много, чтобы просто забыть это. Прошу, дай мне всего три ночи, и тогда, мы сыграем лучшую свадьбу в мире! Я буду смотреть на реки, торопливо бьющимся о камни. Я буду смотреть на коз, мирно пасущихся на лугу. Я буду смотреть на все, все что я увижу, и буду впитывать это в себя, чтобы чем-то занять свою голову на ближайшую вечность. Прошу, Лиргуд. Отпусти! И он подумал, и отказал мне. Тогда я попросила лидера дать мне разрешение, и он, сказал мне, что я свободна на три ночи. Тогда я улетела. Я уже три ночи ничего не ела, не спала. Ведь хочу увидеть столько всего, столько разного! Я видела железных огромных змей - поезда, громко бухающие по рельсам. Я видела то, как люди выращивают в горшках цветы. Я видела кошек, я видела заморских птиц, с красными, синими, желтыми перьями! Я видела, разукрашенных людей, чьи большие полосатые кошки прыгают через огненные кольца. Я видела магию! Я видела как человек в солидной шляпе, достал из волос девушки то, чего у нее не было! Я видела как люди, в роскошных, пышных платьях танцуют в большом помещении. И также я видела, всего через квартал, как люди, в рваной обуви и одежде изнемогают от голода, как дети облизывают черствые корки хлеба. Я видела как кашляет старуха, пересчитывая гроши, а другой человек вырывает у нее из рук последние деньги. Я видела, все это. И я поняла. Я поняла, почему нам нужны эти правила. Я поняла, почему лидер после первого нарушения хотел изгнать меня. И я поняла, почему он принял меня обратно, только с такими условиями. Я все это поняла. Он боялся, что я, словно болячкой, принесу нам в общину свободу, разрушу наше строгое, но равное общество. И я, правда, понимаю почему. Но все же кое что, я хочу оставить от внешнего, свободного мира. Платье. Тот глоток свободы, вскруживший мне голову. Я хочу, оставить себе, как напоминание, о моих знаниях. О моем опыте. Я хотела найти себе свадебное платье. Столь же прекрасное, как и то золотое, пшеничное поле. И тогда фея замолчала. И Маргарет тоже. Они некоторые время смотрели друг на друга. Кедр, немного, неловко, боясь, что Маргарет засмеется, а Маргарет зачарована рассказом маленькой феи. Она смотрела на фею, действительно вдохноовлена тем, насколько может быть богат внутренний мир такой маленькой феи. Маргарает хлопала глазами, а Кедр в конце неловко улыбнулась. – Ах… Кедр..! – заговорила наконец Маргарет, поднеся руку к маленькому созданию. – Как прекрасна и завораживающая твоя история… Кедр, Кедр! Я могу тебе помочь, прекрасная фея. Я сошью тебе платье. Такое же золотое, как пшеничное поле… вот, посмотри..! – с этими словами девушка достала из кармашка кусок ткани. Золотой лоскут. Фея ахнула, и от восхищения взлетела вверх, закружилась над головой девушки, и засмеялась. Затем, снова опустилась к Маргарет, и взяла в свои крохотные ручки кусочек ткани, поглаживая. Ах, как мягок, как приятен! – Ох… Маргарет… оно прекрасно..! Я буду воистину благодарна тебе, если ты сделаешь для меня платье из этой ткани..! – Договорились. И впервые, впервые за долгое время Маргарет почувствовоала настоящий азарт. Это не был плохой азарт, под которым мужчины с толстыми сигарами проигрывают последние деньги. Это не был глупый, безрасудный азарт, который заставлял людей идти на необдуманные поступки, и потом, обхватывая голову, жалеть о потерянном. Это была игра. Приятная, легкая. Снова, снова ее пальцы живут. Как давно она не держала в руках нити, как давно не пркосалась к швейной машине. И снова, снова Синамон впала в ностальгию. Ностальгию по старым вечерам когда она каждый день сидела и шила, вылиывла всю душу, и тогда, еще невинность в платья, пышные подолы, рюшки на рукавах. Все, что у нее осталось, это кусок золотой ткани и еще не погибшая любовь к своему делу. Да. Воистину. Талант не пропьешь. Талант не убьешь, как и тягу к великому. Прекрасному. Вдохновляющему. Любимому. Швы встречаются и соединяются с точностью хореографированных танцев. До чего же прекрасно. Удары швейной машинки словно вдыхают в Маргарет жизнь. Точно, как, Бог когда-то вдохнул в Аддама. Ах… Бог… Маргарет действительно о нем подумала. Да. Слава Богу. Слава Богу, что она встретила ее. Маленькую, храбрую фею Кедр. Слава Богу, что он снова дал ей возможность почувствовать себя Маргарет Синамон. И в этот момент она забыла обо всем. Все, что ее тревожило, больше совершено не важно. Зарплата, сокращение сотрудников теперь казалось теперь таким сюриалистичным, нереальным. Словно абстрактная картину уставшего художника с потертыми пальцами, которую, каждый может расшифровывать по разному. Ничего не имело значения. Все что у нее сейчас есть - пальцы ткань, и надежда на возрождение мечты. Никогда она не чувствовала себя настолько живой. И никогда не почувствует. Когда маленькая фея в нетерепении кружит вокруг, что-то болтая и болтая. О прекрасном мире, о строгих правилах, о тяжелой судьбе, и о счастье. Счастье. Да. Это действительно самое важное. И неважно, что делает тебя счастливым. И сейчас, когда Маргарет сидит в своей маленькой, картонной квартире, закрывшись в стенах собственного, крохотного увлечения – она действительно счастлива, и неважно что происходит вокруг. Сейчас не важно. Маргарет хотела приносить красоту в мир. Словно музыка звучит дробежжание старой швейной машины. Лезг иглы, шуршание ткани. Оно делает тебя живой Маргарет. Оно делает тебя кем-то. – Ах, как ты добра ко мне, милая Маргарет! Я никогда больше не буду так счастлива, как сегодня! Спасибо тебе – после чего фея залилась смехом, стоя растопырив руки, чтобы Маргарет могла наградить фею свежим, крохотным платьем. – Почему же не будешь счастлива? – недоуменно спросила Маргарет. – Ты еще будешь счастлива, обязательно. – Ах, Маргарет! Я выплакала все свои слезы, вылила весь свой гнев – а сегодня, высмею все свое счастье. Потому что в мире котором я буду жить – нет места свободе и проказе. “Нет места свободе и проказе. Я же, тоже так считаю.” – подумала про себя Маргарет, лишь хмыкнув и на миг опустив взгляд на платье. Спину она специально оставила открытой, для крыльев. Крохотные плечики не прикрыты, а ножки окутывает когда-то такая желанная для Маргарет ткань. И это не просто платье, а отныне, символ ее свободы, храбрости, и любви маленькой феи. Теперь она станет источником радости для маленького существа. Ах, до чего прекрасна фея в новом платье! – Но, Кедр… все же не пойму я. Отчего ты не улетишь? Отчего не покинешь свою общину, и не найдешь новую, или будешь жить в свободе, а на ночь приходить отдыхать ко мне, да смотреть, как я горблюсь шья новые платья! У тебя же так много возможностей. Разве не ты говорила что все наладиться - и чтоб я просто уехала. А ты же можешь просто улететь! – Маргарет… наверное, ты не понимаешь… – сказала Кедр, и разглядывая платье на себе, разгладила его, с улыбкой. – Это мое место. Это моя семья, мой дом. Даже если, он мне неприятен. “Это же мои мысли… Лондон… Уильям Стритс…” – Но у тебя есть еще возможность! Живи у меня, летай вокруг, наслаждайся тем, чего нет ни у одной феи, и чего не ценит ни один человек! Фея вздохнула. – Часто мы беремся судить, советовать, не разобравшись со своей жизнью. – Кедр как-то грустно улыбнулась. – Нет. Маргарет. Я должна вернуться. Спасибо за заботу… и… спасибо за такое прекрасное платье. Оно будет всегда радовать мой глаз, и напоминать о тебе, милая Маргарет, и о твоей доброте. Я верю, что у тебя все будет хорошо! Фея взмахнула крылышками, поднимая крохотное тельце в воздух, и встала на подоконник. Маргарет хотела возразить, но слова Кедры, словно кнут поразил сознание Синамон. “Часто мы беремся судить, советовать, не разобравшись со своей жизнью” – Я должна лететь! Мое время истекает. Я видела много, и буду часто вспоминать ваш мир. Я ни о чем не жалею, милая Маргарет. А затем она улетела, оставив Маргарет на стуле в гордом смятении. Она улетела, попрощалась и навсегда скрылась из виду. Навсегда. Теперь, она летит где-то над крышами домов, глядя как по улицам спешно идут занятые мужчины, бегут бездомные кошки, возможно крысы. И все это навсегда отпечатается в ее сознании. Она видела то, что не видела ни одна фея, и то, чего не ценит ни один человек. Да. Свобода. У каждого она разная. Для кого-то, свобода, это бороздить по бесконечным лесам, слушать, как журчат ручийки, смотреть как невинные дети играют в салки, а для кого-то - свобода это возможность без раздумий приобрести то, к чему душа так давно лежала. Маргарет уставше продвинулась к своей кровати, еще долго глядя на окно. Окно… фея… Может… она вернется..? Нет. Она не вернется… ведь она такая, как и ты, Маргарет. Такая же честная, упрямая и пугливая… да… она снова улетит к своей семье, новому супругу, который запрет в цепях, а она будет жить красочными воспомианиями, постоянно говоря, думая о прошлом. Совсем как старики. Да… совсем как тот дед в магазине. Безногий, да счастливый. Почему счастливый? Да потому что у него есть смысл! Он нашел свой смысл в Боге. Реален он, или нет. Но его идея заставляет старых, повидавших жизнь стариков довольно расплываться в улыбке, скрещивать руки в молитве. Он нашел свое место. А может, Маргарет, твой Бог - это платья. Да. Это то что заставляет тебя чувствовать себя живой. То, что расковывает тебя от мыслей. Мыслей, про то, что не имеет значения. Нет. Оно точно настанет. Точно. И долги, выплаченные кровью и потом. И сокращение. Ты просто хочешь оградить себя от этого, наигранным оптимизмом, а возможно, просто пытаясь подготовиться к этому. Морально. Поможет ли оно? Помогало ли оно когда нибудь? Маргарет не заметила как медленно начала засыпать. А ты, Маргарет? Нашла ли ты свое место? Найдешь ли когда нибудь? Да. Найдет. Обязательно найдет. Или нет? Или не найдет. Возможно, ее место быть обычной швеей на цехе. Обычной женщиной с большими амбициями мечтой. Мертвой мечтой. И правда, хочет ли она так жить? Как эта фея. Как эта фея, даже имея возможность все изменить к лучшему. Изменить так, как будет лучше! Но она все равно возвращается туда – где ее ждет то, чего она никогда не заслуживала. Нет. Что значит заслужила? Заслужила ли Маргарет горбатиться за копейки? Почему она могла этого не заслужить? Что значит заслужить? Что предприняла Маргарет чтобы этого не заслужить? “Да. Пора что-то менять.” Лондон. Цэх. Четыре фунта. Пора что-то менять. Пора… “Я уеду из Лондона… я поселюсь, где-то, далеко. Где проблемы меня не затронут. Я устроюсь на престижную работу в ателье, а затем открою и собственное… да… а ведь, мы с ней так похожи. Мы живем принципами. Мы живем так, как должны, если уже все пошло крахом, максимально стараемся сохранить былой строй. Даже, если он и будет тем, кто в конечном итоге убьет нас… правила… нет! Это неправильно. Если не согласен с правилами игры - выйди, или найди новую игру. Я уеду… далеко далеко… да! Я буду как те дамы… не задумываясь, смотреть на хотелки, и брать их просто потому что на них упал глаз. Я буду счастливой. Я уеду… уеду далеко… и меня никто не остановит… завтра… завтра уеду…” И Маргарет забыла обо всем. О долгах. О работе. Она точно знала что уедет… завтра… завтра она уедет… Она отвернулась к стене, слыша как звуки из соседней квартиры возобновились. Снова крики, оры, ругань - стали уже как родные. Не все родное хорошее. Нет. Она не будет жить как они. И в последний раз открыв глаза перед сном, Маргарет увидела на столе отрезки ткани, остатки золотой, той, которая, когда-то казалась ей незаменнимой и самой дорогой на всем свете. Эта ткань, цвета пшеничных полей, была предназначена для чего-то особенного. Да. Особенного. Она не могла быть ничем иным, кроме как памятью о чем-то волшебном… о фее. Она не могла быть ничем иным, кроме как платьем для феи.