И всё же, Ангел танцует с Дьяволом

      Тэхён настолько привык к неотапливаемой коморке со старым матрасом, брошенном на полу, и лёгкой одежде, чем обычно были халаты, а чаще вообще ничего, что сейчас, сидя в этом долбанном бархатном пледе в машине с выкрученной на максимум печью, он буквально таял, как снеговики весной. Да, на улице огромный минус, как и у него на душе, но уж быть Олафом он точно не хотел.       Как он попал в эту машину — для него загадка. Вроде, его подхватили на руки, подобно тряпичной кукле или младенцу, и запихали в чёрную иномарку. Вроде, это даже сделал Ен, сидящий рядом со скрещенными на груди руками и нервно дёргающий ногой.       Его похитили? Можно было бы сказать и так, но он сам согласился на это.       А тогда… что? Освободили? Он, вроде, не считал себя пленником, просто так сложилась жизнь. Конечно, с ним делали ужасные вещи против его воли, и в начале было очень страшно, что хотелось умереть, но после он привык. Конечно, в него впихивали всё, что видели, перекрывая кислород или разрывая внутренности, но он привык. Привык без сил лежать на кровати в различных позах, обдолбанный, пьяный, изнасилованный. Привык сидеть в ванной часами, пытаясь мочалкой стереть чужие ненавистные прикосновения, иногда сдирая вместе с ними собственную кожу. Привык к жалостливому взгляду Ена, к вожделеющим взглядам насильников клиентов, привык к безразличному взгляду других работников.       Привык…       Резко по бледному лицу потекла обжигающая жижа, ошпаривая кожу. Тэхён не сразу понял, что начал плакать, да так сильно. Казалось, слёзы пересохли ещё в первые полгода. Самое страшное время, после которого пришло смирение. Не принятие, не привыкание, а смирение.       К такому ужасу нельзя привыкнуть, только если умереть где-то в подсобке. Как он держался эти годы? На силе воли, на помощи и поддержке Ена, на надежде на спасение, которая, казалось, уходила с каждым днём всё дальше и дальше.       Сейчас его спасли, выдернули из Ада, но он не счастлив, не чувствует облегчение, лишь давно забытое чувство страха перед неизвестностью.       И его «спасительница» — или новый сутенёр? — сидела на переднем сиденье машины, о чём-то перешёптываясь с водителем, и поглядывала на Тэхёна через зеркало. Каждый такой её взгляд он чувствовал всем телом, властный, холодный, как и у всех тех клиентов. Где то тепло, что он чувствовал в приватной комнатушке? Где та искренняя улыбка? Его снова обманули, продали, дали ложную надежду, снова выкинут в мусорку?       — Мэй, — голос подал уже Ен, испугавшийся за Тэхёна, которого понемногу начало трясти, явно не от холода, — т-… Вы пугаете парня. Он и так зашуганный…       Девушка пересеклась с ним взглядом и выжидающе молчала, пока тот не отвернулся обратно к окну и с видом искреннего интереса рассматривал проносящиеся пейзажи ночного города. Он и забыл, что ей всегда было насрать на других…       — Прости, милый, — или не насрать? — но тебе стоит привыкнуть ко мне, — а нет, всё же не ошибся.       Эта её дрянная привычка, подбирать всё, что видит и потом забывать, раздражала Ена. Ахуеть-какая-дорогая картина известного художника уже давно пылится где-то в дальнем углу склада, а бесценная ваза времён хуй-знает-каких-но-давних валяется на свалке, ведь «не подошла к интерьеру». До людей такое неадекватное отношение к вещам не доходило… до сегодняшнего дня.       Ен знал, что рано или поздно Мэй захочет себе Paradise, но никак не ожидал, что вместе с ним захочет и Тэхёна. Он ждал, надеялся, молился, чтобы она пришла поскорее и освободила всех работников, но её планы были другими. И зачем он только побежал тогда, сломя голову, к нему? Сам виноват, что подверг опасности, так что теперь надо ещё сильнее защищать этого беззащитного мальчишку. Главная проблема тут даже не в Мэй, а в тех двух психах…       — Сколько тебе лет?       И тут и сам Ен уже застыл, задумался. Тэ никогда не говорил о своём возрасте, да и документов его и в помине никто из клуба не видел, многие могли лишь предполагать. Кто-то давал шестнадцать за свежее юное личико, кто-то двадцать за сформировавшееся тело…       — Исполнилось двадцать три, — еле слышный, охрипший от слёз и истерики, голос будто эхом пронёсся в голове Ена, а девушке хоть бы хны. Лишь нервно усмехнулась и отвернулась к окну, явно анализируя свой мысленный процесс.       — Чхве, тебе же двадцать семь в этом году? — Ен осторожно кивнул. Сколько лет знает её, а так и не понимает ход женских мыслей. Она может и убить, и засмеяться, и заплакать, и всё это в максимально неподходящих ситуациях, — тогда почему он выглядит, как твой сын от раннего отцовства?       Ответа не нашлось ни у кого. Тэхён и сам понимал, что за эти три года повзрослел в обратную сторону, но не до такой же степени?! Да, он недоедал, употреблял, пил, курил. Да, он выглядит нездоровым молодым человеком, но не до такой степени, чтобы его записывать в дети какого-то мужчины, старше его, дай бог, на года три!       Слава Богу, никто не научился читать мысли, иначе убили бы ещё в первый месяц рабства работы. Столько мата в голове не проносилось…       — Дьявол ходячий, не делай такое лицо, — девушка скривилась, завидев нахмуренное лицо мужчины, — да, Чхве, ты выглядишь старым. Смирись с этим, не всем же выглядеть, как я.       — Простите, я не могу себе позволить походы к косметологу, инъекции в лицо и дорогие уходовые штучки, — «не сижу на шее двух богатых мафиози», но эти мысли он оставил при себе.       — Совсем работа с криминалом тебя состарила, а в моём возрасте ты выглядел сносно…       — Это было пять лет назад, Мэй.             Тэхён так и не понял, как разговор от его возраста пришёл к старческому внешнему виду Ена, который, по предположениям парня, был максимум его ровесником. Но теперь то ли от издевок над мужчиной, то ли от изменившейся атмосферы, чувствовал себя спокойнее… 4 января       «Ен вручил мне тетрадку и ручку, пригрозив записывать все мысли, что происходят со мной и окружением… Не могу понять, для чего это, но, раз это администратор Ен…»       «Сегодня на рассвете госпожа Мэй привезла меня к себе домой (к себе же? Не в новый притон? Ещё не понял…), отвела в спальню, заставила сходить в душ и переодеться в другие вещи. (От меня так плохо пахло? Да, ей неприятен запах такого человека, как я)       Противиться ей не стоит, ведь по богатому виду этой квартиры… вроде их называют пентхаусом! Такая квартира на два верхних этажа многоэтажки. Кстати, на входе было столько охраны…       Она явно очень значимая персона, прям, как мои Господа из Рая. Надо относиться к ней с должным уважением…» ㅤ 7 января       «Все три дня я просто спал… Хотя это больше похоже на обычное пребывание в кровати. Я и спал, и не спал… Кровать, кстати, гораздо удобнее, чем в Раю!»       «Впервые меня никуда не дёргают с утра, не будят во сне и не ведут в «красные комнаты»… Меня вообще не трогают, лишь оставляют еду на тумбочке у кровати, но я ни разу не видел, кто это делает. Тут водятся призраки? Не хотелось бы…» ㅤ 9 января       «На самом деле, мне страшно. Жду, когда возьмут за волосы и бросят на кровать, а дальше… как в Раю. Жду, когда госпожа придёт ко мне в комнату и заставит раздеться. Или же кто-нибудь ещё… А сколько человек живёт в этом доме? Я никого не видел, но выходить из комнаты желания нет, да и зачем? Еду приносят, проход в отдельную ванную прямо из комнаты, удобная кровать, чистые вещи… А чьи они?» ㅤ 11 января       «Всё же, вышел из комнаты. Начало казаться, что стены задушат меня, если просижу ещё хоть день»       «Квартира, и правда, огромная! Вышел и сразу попал в зал-кухню. Это же так называется? Неважно. Пространства очень много, а обставлено в каком-то футуристическом стиле, будто я в фильме про будущее! И как я не рассмотрел это? Наверное, очень дорого вышел ремонт…»       «Меня кто-то окрикнул, пока я осматривался на кухне. Испугался, убежал и закрылся в комна-…»       — Тэ? — глухой стук в дверь заставил парня вздрогнуть и резко убрать тетрадку под подушку, — я вхожу.       Парень сидел на кровати, поджав под себя ноги, и нервно теребил подол кофты, что была ему явно не по размеру. Мэй отметила про себя купить ему нормальных вещей, а не забирать без спроса у старшего.       А Тэхёну страшно. Хоть раньше и всегда находился в окружении людей, но за неделю успел отвыкнуть от чужих лиц. В одиночестве, конечно, хорошо, но… Но что? У него развился Стокгольмский синдром? Не-а, точно мимо. Он ненавидит тех, кто покупал его. Да и всех людей, в принципе.       — Думала, что раньше выйдешь… Но да ладно, лучше поздно, чем никогда, да?       Снова эта тёплая улыбка. У Госпожи Мэй раздвоение личности? Биполярное расстройство? Пограничка? Она могла прийти и раньше, у неё же точно были ключи от комнаты, но решила оставить в одиночестве, наедине со всеми страхами. А теперь заявляется…       — Будем играть в молчанку?       Да? Нет? Тэхён не знал, он просто не хотел отвечать, бездумно смотря куда-то в стену, в пол, на тумбочку, лишь бы не на девушку. Пусть накричит, ударит, но не задаёт такие вопросы, не проявляет внимание к нему.       Мэй хватило этого безнадёжного взгляда потухших карих глаз, чтобы уловить примерный ход мыслей парня. Хватила за кофту и одной рукой притянула парня к себе, будто тот не весил своих жалких сорока пяти килограмм.       — Слушай меня внимательно, милый, — вот он, тот самый ядовитый тон, но эти долбанные тёплые глаза лишали кислорода, — пока ты в этом доме, ты, во-первых, должен отвечать, когда у тебя что-то спрашивают, — так же резко, откинула от себя парня, — во-вторых, выходить из комнаты. Ты не птица в клетке, не самый несчастный в мире человек, не пленник… Кхм, может отчасти, — Тэхён почувствовал боль в пояснице, влетев в спинку кровати, — в-третьих, ты не нахлебник. Ты будешь работать и…       Замолкла, поняла, что сказала лишнее. И испуганно уставилась на парня. О какой работе он будет думать? Правильно…       — Нет, — холодная рука крепко схватилась за мужской подбородок, не давая опустить голову, — нет, Тэхён, не такая работ-… Да послушай меня! — пощёчина быстро привела в чувства, не давая начаться панике, но слёзы продолжали течь, — Ты не будешь так работать. Никогда. Ни за что. Не. Будешь. Понял меня? Кивни, если да, — кивнул, жадно хватая носом воздух.       Ким Тэхён по-настоящему жалкий. Не смог нормально учиться, был тупым неудачником. Не смог найти друзей, был изгоем. Не смог понять любовь родителей, был плохим сыном. Ушёл из дома из-за своих тупых убеждений, не выдержал, сбежал…       Михаэль лучше. Такой уверенный, красивый, нежный, смелый. Его любили, готовы были отдавать большие деньги, лишь бы побыть с ним… А потом Ким Тэхён жалко зализывал себя в коморке, желая умереть.       — Ты больше не Михаэль, милый, — Мэй всё же умеет читать мысли? Тогда почему не сказал ничего, когда он материл её в машине? — и не Ким Тэхён, — а кто? — ты – это просто ты.       — Ч-что это значит? — впервые он что-то сказал за эту неделю, уже и успел забыть, какой у него жалкий голос.       — Не знаю, Тэ, я не философ, — девушка устало выдохнула и поднялась с кровати, — мы сами определяем свою реальность. Например, я не считаю себя плохим человеком, но многие, очень многие люди, думают иначе. Их реальность другая, и я не могу назвать это ложью. Но и зацикливаться на их видении себя я не хочу, не буду, да и не вижу смысла…       — Не понимаю…       — Ты сам решаешь, кто ты. Не другие, а именно ты. И забудь про «хороший-плохой», это бред, придуманный взрослыми для детей, — остановившись в дверном проходе, чёрные глаза вернулись к изумлённому лицу Тэхёна, — домашнее задание. Подумай над моими словами. И начни, мать твою, выходить из этой ебучей комнаты… 25 января       «Совсем забыл про этот дневник… Ен будет злиться, но да ладно. Интересно, а он навестит меня?»       «Прошло уже три недели, как я живу здесь. Мне до сих пор страшно оставаться одному, от еды начало выворачивать, но я стараюсь есть столько, сколько смогу. Уже спокойно хожу по квартире, иногда смотрю телевизор с Мэй, но чаще один. Тут даже есть библиотека с кучей книг, но пока не решаюсь притронуться к ним… Хочется почитать что-то по психологии или философии…»       «Кошмары мучают уже меньше, но на их место пришла бессонница… Это не так уж и плохо, больше времени на анализ себя.»       «Я до сих пор не уверен в значении слов Мэй. Кто я? Каким я хочу себя видеть? Это сложно. Как я буду характеризовать себя? Мыслями, словами, поступками? Прошлым, настоящим, будущим? А каким будет моё будущее? Я не знаю, что ожидает меня завтра. Может, Мэй захочет меня убить, но этому я буду только рад. Может, она вернёт меня в Рай, в моё привычное место обитания? Там не надо думать над такими темами, просто плывёшь по течению к желанной смерти… Нет! Нет, это отвратительно!..»

«Я ни за что не вернусь к такой жизни»