Я с тобой

      Фил не был на улице несколько недель. Для него стало сюрпризом, что последние тёплые августовские деньки уже прошли, стало прохладнее, а при дыхании изо рта вырывалось облачко пара. Он поёжился под ветровкой Мирона и хотел сжать поплотнее пальцы ног от холода, но вспомнил, что не может. От этого осознания, от собственной ущербности и ненужности снова возник порыв завыть в голос, но шаги за спиной…       — Мирон, — тихо позвал Фил, будто бы не веря, что там, за его спиной действительно шагает этот прекрасный парень. Он везёт его домой, он примчался к нему на ночь глядя и буквально украл из больницы, а ещё сказал, что любит. Сказал, что о Филате есть кому позаботиться, и он будет заботиться о нём, потому что любит.       — Что, Филь?       — Н-ничего… Просто соскучился по твоему голосу.       — Хорошо, — в голосе Мирона прозвучала улыбка и он снова уткнулся губами в макушку Фила, перегнувшись через спинку инвалидного кресла.       Фил смутился. Он не помнил, когда ему мыли голову и очень сомневался в собственной привлекательности. Ему грела душу нежность Мирона, но что мог предложить ему взамен сам Фил?       Он думал об этом.       В минуты, когда его кидало из одной крайности — «прогнать Мирона» — в другую, «вцепиться в него и никогда не отпускать», он начинал думать о себе как о… товаре? Чем он хорош? Что он мог дать Мирону взамен за его любовь и заботу, если тот выберет его как партнёра на годы вперёд? И правда, что?       Деньги — это… смешно. Фил неплохо зарабатывал дизайном интерьера, но нужно смотреть правде в глаза. Он не нуждался в средствах, но и до олигарха не дотягивает. К тому же на коляске он не сможет зарабатывать столько же в будущем. Фил теперь не так мобилен. Он не сможет бегать по городу между мебельными мастерскими, магазинами стройматериалов и многочисленными шарашками с натяжными потолками, стеклопакетами и тому подобным. Не сможет посещать многие объекты своего дизайна лично и будет вынужден полагаться на фотографии, а этого критически мало. Теперь Фил неповоротливый и много куда попасть не сможет в принципе, а решать дела через интернет и по телефону получится далеко не всегда.       Тогда что?       Фил старше Мирона и постареет раньше его, тем более с нынешним состоянием здоровья. Да и дожить ещё нужно до того момента. Платоническая любовь смешна ещё больше денег. Не сейчас, не в двадцать лет. Мирон — молодой и здоровый парень. Его чувственность и темперамент Фил уже успел оценить, и глупо было думать, что во имя любви тот сможет отказаться от сексуальной стороны жизни. Наверняка, он пока не осознаёт, что, как раньше, уже не будет.       Фил и сам пока не понимал, как будет. Не знал, сможет ли вообще испытывать влечение, работает ли у него всё… там. Чтобы не разочаровываться ещё больше потом, он решил отталкиваться от худшего варианта и считать себя импотентом. Сейчас последнее, о чём он думал — секс, но он понимал, что для Мирона это будет нужно. Если не в ближайшее время, то в будущем. И что он ему предложит со своим увечным тельцем? Только рот и руки…       При мысли об этом Филу стало внезапно безумно жаль ещё и Мирона. Он заслуживает больше, чем усечённый суррогат любви.       — Мирон, — снова позвал Фил, робко подняв холодную ладонь, чтобы нащупать за плечом ладонь Мирона, лежащую на ручке коляски.       — М-м?       — Ты уверен, что…       — Уверен, — перебил его Мирон, даже не дослушав.       — Если ты передумаешь, то я пойму. Ты вряд ли понимаешь, на что идёшь… со мной и всем вот этим.       — Филь, — раздался вздох из-за спины. — Мне ли не понимать? Ты сидишь в моей коляске. Я знаю, как это — быть на ней. И знаю, как это — быть за спинкой. Просто поверь мне, Филь. Я буду с тобой. Мы справимся.       И Фил закусил язык, как-то растерянно опустив взгляд вниз. Он погладил подушечками пальцев немного потрескавшийся кожзам на подлокотнике инвалидного кресла и представил, как тринадцатилетний мальчишка сжимает их пальцами и опирается всем весом, чтобы хотя бы попытаться встать на ноги. Как падает обратно. Как вытягивает шею, чтобы выглянуть в окно, туда, где пацаны играют в футбол в спортивной коробке, а пенсионерки выгуливают своих перекормленных лохматых дворняжек.       Он понял его. И понял, что Мирон знает, на что идёт. Он прав.       — Спасибо, Мирон. Я не знаю, чем заслужил.       — Что?       — Такого, как ты.       — Я просто человек, — философски ответил Мирон и процитировал строчку из какого-то стихотворения. — Человеку нужен человек.       Фил улыбнулся и кивнул. Замёрзшие пальцы на ногах как будто бы разом отогрелись, так стало тепло от слов Мирона.       До дома добрались уже за полночь. Дорога оказалась сложнее, чем можно было предположить. Места, где раньше Фил проходил не задумываясь, теперь приходилось или объезжать, или осторожно преодолевать накатом с помощью Мирона.       У подъезда дома был пандус для детских колясок, но угол наклона… Фил понимал, что в одиночку он бы подъём не осилил, скатывался бы обратно быстрее, чем ехал вверх.       Дальше — больше. Перед постом консьержки ступенька. Порожек между холлом и площадкой лифта. В лифт пристраиваться тоже приходилось не одну минуту. Мирон пытался так и сяк, как в игре в тетрис, пристраивал коляску в тесной кабине, втискивался следом, и только потом сообразил вызвать грузовой. Проклял инженера, который придумал, что грузовой приедет только если занят пассажирский, так что маленький пассажирский лифт сначала пришлось порожняком отправить на восьмой этаж, прежде чем приехал, наконец, так необходимый грузовой.       Фил хотел хоть что-то сделать сам и уже потянулся к кнопке своего этажа, но понял, что… не дотягивается. Совсем немножко. Он уже не знал, смеяться ему или плакать.       Мирон со вздохом и ворчанием на «доступную среду» нажал кнопку, и вот, как герои видеоигры, в которой кто-то поменял уровень с лёгкого на «хардкор», они добрались в итоге до квартиры дико уставшими.       «А Мирон же ещё и после работы…»       — А там как сейчас? — спросил Фил, глядя, как Мирон ковыряет ключом в замочной скважине.       — Срач, — коротко ответил Мирон, задумчиво обернувшись на Фила. — Но ты не переживай, я уберу. Ты голодный?       Фил был голоден, а потому кивнул. В больнице у него аппетита не было, но он знал, что Мирон сделает что-то очень-очень вкусное. Только ведь он очень устал…       — Но я потерплю. Ты устал, тебе надо поспать.       — На пенсии отосплюсь.       Дверь открылась. Мирон вошёл внутрь и включил свет. Фил толкнул колёса коляски сам и въехал в квартиру за ним.       Всё осталось так, как в тот день, но с изменениями, которые наложило время. Вода из разбитой инсталляции испарилась и оставила на кварц-виниле белые разводы. Осколки повсюду. Сырники, которые Леван тогда смахнул со стола, засохли и позеленели от плесени. Окно… Окно, конечно, закрыли. Или полиция, или Ваня с Мироном. Но на ручке сохранились чёрные следы от снятия отпечатков пальцев. На полу — размазанные полосы крови. Леван проволок Фила к окну за плечо прямо по полу, через осколки от инсталляции. Домашние штаны и бельё при этом немного съехали, и кожа наскочила на стекло. Порезы на бедре у Фила уже зажили. В душе — нет.       Мирон прошёл мимо осколков к кухонному острову прямо в кроссовках. Вытащил из шкафичка метёлку и совок и принялся собирать крупный мусор.       — Подождёшь немного? Надо убрать стекло, чтобы…       — Конечно, — кивнул Фил, не дослушав до конца. Он несколько минут молча наблюдал за Мироном и кутался в его ветровку. В домашнем освещении как-то особенно чётко выделились круги под глазами парня и в целом не самый отдохнувший вид.       «Я даже не спросил, всё ли у него в порядке… Как он вообще? Столько времени прошло, пока я лежал в больнице, а он ведь всё это время жил. Как там его мама? Команда? Как на работе?»       Фил сглотнул ком в горле и медленно стащил с себя ветровку Мирона. Положил её в прихожей и, огибая по дуге осколки и остатки многострадальных сырников, проехал в кухню. Там нажал кнопку на электрочайнике и полез в морозилку в поисках пельменей. Нашёл, положил на стол и наткнулся на записку, лежащую ещё с того самого утра.       «Самому милому мальчику»       Губы Фила тронула грустная улыбка. Он вспомнил беззаботный вечер после того, как они с Мироном нашли его маму. Долгие объятия посреди улицы и немного нелепое предложение встречаться. Нежную ночь вместе тоже вспомнил. Жаль, что они не успели толком насладиться этим, и теперь всё вот так…       Фил обернулся на Мирона. Тот заметал в совок стёкла и сырники, скидывал в мусорное ведро. Потом почесал в раздумиях затылок.       — А есть какая-нибудь тряпка ненужная?       — Футболка старая сойдёт? — отозвался Фил.       — Да.       — Я прине… — юноша сжал губы, осёкшись. — Она наверху. На моей полке, в самом конце. Серая. С надписью какой-то. Ты принесёшь?       — Да, Филь. Принесу.       — А зачем тебе? — крикнул вдогонку Фил.       — Стекло завернуть. Чтобы не поранился никто.       «А мне и ни к чему… Наверное, у них так в кухне принято.»       Подумав об этом, Фил вернулся к тем делам, которые был сделать в состоянии — достал кастрюлю и стал варить пельмени. Пока без специй. Они высоко, не достать. Мирон придёт и достанет. Теперь много что будет именно под лозунгом — «Мирон придёт и…»       Мирон тем временем вернулся с верхнего яруса, замотал стекло в футболку и вынес мусор.       И вот спустя полчаса полы были уже вымыты, пельмени сварены, стёкла выброшены. Квартира приобретала привычный жилой вид, если не считать разбитого безобразия посреди гостиной, опасного к тому же. Его решили спрятать под картон и ткань завтра, а сегодня сил осталось только на ужин и душ.       Пельмени глотали в молчании.       Мирон иногда буквально любовался Филом, а Фил смущался и изредка, украдкой смотрел на него в ответ.       — Мне бы помыться… — тихонько попросил он, когда оба уже доели, а посуда пыхтела в посудомойке.       — Помоемся. Вместе, — улыбнулся Мирон.       Фил лишь кивнул и стал ждать. Он покорно позволил снять с себя больничную сорочку и сидел голышом в коляске, пока не наберётся вода в большую просторную ванную. Покорно протянул руки к Мирону и обхватил его шею, когда парень взял его на руки и перенёс в чашу ванной. Он опустил его в воду бережно, как хрустальную вазу, чем растрогал до глубины души.       Фил зажмурился, чтобы не заплакать, так ему стало хорошо. Он дома. С ним любимый человек, который искренне заботится о нём. Пусть на мгновение, пусть на чуть-чуть, но Фил почувствовал себя счастливым несмотря на обстоятельства.       — А ты? — тихо спросил он с закрытыми глазами.       — И я, — тихо, со спокойной нежностью отозвался Мирон.       Фил почувствовал колебания воды, услышал её плеск и шорохи одежды. Мирон опустился в ванну напротив него, переплетя свои сильные ноги с его — увечными. Фил вздохнул и открыл глаза, как-то виновато взглянув на парня. Такой вот, мол, я теперь, уж прости. Но Мирон лишь улыбнулся ему и протянул баночку с шампунем. Он был очень уставшим, Фил видел это, но усталость эта лишь сильнее подчеркнула его мужественность. Не ту показную тестостероновую маскулинность, а внутреннюю силу мужчины. Настоящую, которую не нужно выпячивать, чтобы она стала видна.       — Фил…       — А-а?       — Возьмёшь? Или мне помочь?       Фил смутился и бессильно пожал плечами.       — А тебе не сложно? — спросил он в глупом порыве прикинуться ещё более слабым. Проверить, на что готов Мирон.       Глупо. Потому что Мирон спокойно придвинулся к нему, мягко надавил на плечи, чтобы заставить смочить в воде голову, и выдавил на ладонь порцию ароматного шампуня.       Фил и удивился, и ждал этого одновременно. Он расслабился. Осторожно, будто бы спрашивая разрешения, положил ладони Мирону на грудь. Сдвинул их к плечам и так застыл, пока пальцы любимого парня бережно массируют кожу головы и взбивают пену на волосах. Фил смотрел вниз и сквозь воду видел расслабленный член Мирона между его крепких бёдер. Сейчас Филу было не до эстетической стороны вопроса. Уж тем более не воспринимал он происходящее с эротической точки зрения. Для него ценнее сейчас было полное доверие, открытость и отсутствие секретов между ними.       Он прижимался к любимому, почти родному человеку и был беззащитен в его руках, а тот в свою очередь обмывал его, будто маленького ребёнка и… целовал в висок.       Позже — Фил предполагал наверняка — он будет вспоминать об этом моменте как одном из самых откровенных и эротичных, но сейчас чувствовал лишь безграничную, безусловную любовь. И в свою сторону, и от себя в его.       — Мирон… — прошептал снова Фил.       — Что, Филь?       — Я так тебя люблю. Так люблю… Мне так жаль, что теперь всё так…       Мирон не ответил на это. Он лишь поднял мыльными руками подбородок Фила и прижался к его губам нежным, чувственным мягким поцелуем.       Филу показалось, что ватные у него не только ноги, но и всё остальное. Он расслабился до состояния глины, и всё, что мог, только отвечать на поцелуй Мирона. Долгий-долгий поцелуй без продолжения.

***

      Вскоре они оба лежали уже в постели. Сытые, чистые и расслабленные. Фил не чувствовал ни ног, ни поясницы. Вернее, не чувствовал того, чего хотел бы — гладкости постельного белья, соприкасающегося с кожей, тепла, мягкости одеяла. Было немного боли в позвоночнике, когда Мирон снова поднял Фила на руки, чтобы переложить на кровать, но эта боль наоборот, как будто разгоняла по углам ощущение ущербности. Мол, вот оно, я хоть что-то чувствую.       — Что хочешь на завтрак? — спросил Мирон уже в полудрёме, поглаживая расслабленной ладонью голое плечо Филата, ещё чуть влажное после душа.       Фил улыбнулся.       — Наверное… блины? Это не слишком долго утром? Тебе ведь на работу…       — Будут блины, — зевнул Мирон, придвинулся ближе и затих.       Фил взглянул на него, уже почти спящего, и хотел смотреть так час, два, пока не заболят глаза. Он не мог насмотреться. Надышаться. Его переполняла благодарность пополам с нежностью, восхищение пополам с любовью.       «Так разве бывает?» — спросил он себя. Тот факт, что рядом с ним лежал такой прекрасный, добрый, заботливый человек, говорил сам за себя. Если нет никакого подвоха, то да. Так, оказывается, тоже бывает.       Впервые за долгое время Фил заснул со спокойной душой, с предвкушением, а не тревожным ожиданием нового дня. Просто потому, что у него есть Мирон.