Spanktober 2023

Полумрак. Тишина. Лёгкий запах ладана и ещё более неслышимый запах духов. Отец Блэквуд, как всегда, элегантен и строг. Он снимает сюртук и вешает на спинку стула. Заворачивает рукава белоснежной свободной рубашки, которая в спальне, освещённой лишь желтоватыми ночниками, кажется фосфоресцирующей. Зельда тоже сама элегантность – длинные локоны лежат аккуратными волнами, платье строгое и вместе с тем подчёркивающее её фигуру. Но сердце её стучит быстро и гулко. Это страх? Сожаление о грехах? Возбуждение? — Прошу, сестра Зельда, займите надлежащую позицию для епитимьи, – церемонно предлагает отец Блэквуд. В его руках уже длинная крепкая трость, и Зельда конвульсивно сглатывает, хотя сохраняет на губах учтивую улыбку, подходящую для посещения церкви. Она медленно опускается на колени перед кроватью, удерживая спину прямой. Теперь Фаустус не может видеть её лица, и Зельда позволяет себе покраснеть. Она принимает позу, подходящую для молитвы – и для принятия епитимьи. За спиной раздаются шаги отца Блэквуда, и его ладонь ложится на спину Зельде. Священник проводит рукой вниз, по её ягодицам и бёдрам, достигает края платья и медленно задирает его. Зельда остаётся неподвижной, и только пальцы сложенных перед лицом рук переплетаются крепче. Она ощущает острые концы длинных заточенных ногтей Фаустуса на своей коже. Затем он подцепляет край её трусиков (ведьма переменила их прямо перед епитимьей, чтоб чувствовать себя увереннее) и спускает до середины бёдер. Зельда резко выдыхает. — Полагаю, дюжины ударов хватит, чтоб искупить ваши прегрешения перед Тёмным Владыкой, – задумчиво произносит священник. — Как скажете, отец Блэквуд, – отвечает Зельда, не допуская и малейшей дрожи в голосе. Она смотрит на свои переплетённые пальцы и в темноту над ними. Кажется, что целую вечность не происходит ничего. Потом раздаётся резкий свист, и Зельду пронзает боль. Узкая полоса кожи ровно посредине ягодиц ведьмы как будто немеет, чтоб позднее, как она знает, запульсировать мучительным жаром. — Раз, – произносит Зельда с лёгкой хрипотцой. Это скорее результат курения, чем боли. Ещё одна пауза, продолжительность которой ведьма не может определить, настолько она переполнена ожиданием. На сей раз её ягодицы рефлекторно сжимаются, когда трость рассекает воздух, и удар ощущается острее, как будто проникает в самую глубину ягодиц. — Два. Новый взмах, и трость впивается пониже двух предыдущих следов. Отец Блэквуд кладёт удары идеально ровно, будто по линейке. У него большой опыт, очень большой. — Три, – ответ следует с задержкой, на мгновение Зельду занимает только боль. Между ударами следуют точно отмеренные паузы. Её достаточно, чтоб ведьма восстановила дыхание, но не более того. Зельда пытается думать о проступках, которые привели её к отцу Блэквуду. Мысли прерывает резкая боль. — Ч-четыре. Суда её привели никакие не прегрешения. Её привело одиночество и взгляд чёрных, похожих на огромных жуков глаз Фаустуса. Она не может обращать к Люциферу молитвы и покаяние. Все мысли Зельды обращены к священнику, а не к тому, кому он служит. Её единственный грех – перед Констанцией. — Пять. А-ах! Шесть. Се… семь, – болезненно выдыхает Зельда раз за разом. Она уже не может сдерживаться и вздрагивает всем телом при ударах. Следы от трости пылают, ягодицы как будто дёргает изнутри. А между ног у Зельды постепенно наливается жар. От боли? От близости отца Блэквуда? От чувства покорности ему? Что он сейчас видит, стоя позади неё? — Восемь!! Де-еевять!.. А-аа!! …Десять.. – крики и всхлипы разрывают тишину спальни. Зельда больше не может сохранять неподвижность, она постыдно виляет задом после ударов. Её ягодицы полностью покрыты пунцовыми полосами. От жгучих касаний трости ведьма сжимает бёдра – между ними жарко и влажно. Предпоследний удар попадает по верхней части её бёдер – это больнее, и с губ Зельды срывается громкий крик. Её лоб покрыт испариной, переплетённые пальцы побелели от напряжения. Она выдыхает «одиннадцать», и сейчас хрипотцу определённо не списать на курение. На сей раз Фаустус делает чуть более длинную паузу, позволяя ведьме унять пробегающую по всему телу дрожь. В последний раз трость попадает ровно по ложбинке под ягодицами, глубоко врезаясь в эту складку. Импульс от удара передаётся прямо в увлажнившуюся, разгорячённую промежность, и Зельду ошеломляют противоречивые ощущения. Боль и наслаждение смешиваются, как и задумал Тёмный Владыка. Зельде не удаётся произнести последнее число. Она падает лицом на скрещенные руки, кусает губы, напряжённо сжимает и приглашающе разводит бёдра. В комнате неожиданно становится очень жарко. Сильная рука отца Блэквуда скользит под живот ведьмы, задевая вздымающуюся грудь, помогая Зельде подняться на ватные, подрагивающие ноги. Вторая ладонь священника гладит и сжимает её ягодицы. Следы трости отзываются пронзительной болью, но Зельда удерживает стон. Она чувствует, как по припухшим рубцам скользят острые ногти Фаустуса. Его длинный нос зарывается сзади в её волосы, жадно впитывает запахи изысканных духов и крепкого табака. — А как же Констанция?.. – выдыхает Зельда, когда Блэквуд особенно бесцеремонно сжимает её зад и грудь одновременно. Ко всем чертям Констанцию и их многолетнее пресное приятельство, но она всё же должна это сказать. Фаустус отвечает ей своей широкой улыбкой голодной змеи и впивается Зельде в губы. Его язык достоин столь великолепного проповедника – подвижен и настойчив. Ноги Зельды вновь подгибаются, и она опять думает, что готова лично отвести Констанцию к вратам преисподней, чтоб эти поцелуи продолжались. — Что ж, – мягко улыбается Блэквуд, наконец-то оторвавшись от губ своей прихожанки. – Возможно, мне тоже потребуется епитимья. Давай убедимся, что она будет полностью заслуженной.