Ни морей не бывает без бурь, ни любви

И дёрнуло же де Сарде подслушать разговор моряков в таверне! Не то что бы их, вообще, можно было не подслушать, потому что голосили они так, что слышно было даже снаружи. Навты бурно поздравляли одного из них, который, распахнув рубаху и выкрикивая что-то про «экватор», хвастался новыми серьгами. В сосках! На всю таверну! Навты — любые, даже самые прилично одетые — и так выглядели диковинками в глазах дворян из Торгового Содружества, причем диковинками возмутительными. Вздумай какой сын или дочь благородной семьи проткнуть себе, хотя бы, уши, та самая благородная семья сжила бы отпрыска со свету за такую выходку. На хорошую партию можно было не рассчитывать, на приличную должность — тем более. А навты ничего — ходили себе, все как один, с покрытыми узорами лицами, кто с проколотой бровью, кто с кольцом в носу, кто с «банальным» пятком-десятком сережек в ушах. Даже самые высокопоставленные, та же адмирал Кабрал, выглядели как морские демоны. И теперь де Сарде выяснила, что у них есть обычай вставлять серёжки в соски, пересекая какую-то важную отметку в море. Уже этого знания ей хватило, чтобы щёки и уши начали гореть, словно к ним кто-то приложил горячее полотенце. Обладай де Сарде чуть большим целомудрием, или не занимай Васко все её мысли в свободное от хлопот время, она бы не сложила «два плюс два». Но примерчик решался просто: учитывая то, что о Васко говорили — ой-ой, такой способный малый, столького добился, такой молодой, а уже капитан — по всему выходило, что такие сережки должны были быть и у него. Хотя бы одна! Кровь мигом отлила от лица и горячим ядром ухнула в промежность. Было бы лукавством сказать, что Васко и раньше не появлялся в романтических мыслях де Сарде. Она ещё при первой их встрече в порту Серены подумала о том, что плавание может оказаться очень увлекательным, если «строить глазки» капитану. Это потом уже морская болезнь сурово внесла коррективы в её планы и отшибла любые фривольные порывы до самого конца путешествия. Но никогда собственные фантазии не заставали де Сарде врасплох. Воображение тут же принялось рисовать картинки одну краше другой: а если гладить ладонью, едва-едва касаясь кожи, и слегка задевать серёжки, это приятно? Накрыть сосок горячими губами, потеребить языком металлическое колечко… или из-за серёжек чувствительность снижается и их обладателю приятнее более грубое обращение? Выдохнул бы Васко сладкое «сильнее», разрешая ей кусать его? Для её груди это было бы чересчур, но... Осязаемые воспоминания о прикосновениях к собственному телу вернули её к реальности, той пульсирующей части реальности, которой она сама была сейчас. В промежности так приятно тянуло, что хотелось сунуть между бёдер пальцы и сжать набухшую, жаждущую прикосновения, вульву, как мягкий спелый плод. «Я что, серьезно стою посреди таверны в порту и размышляю, как сделать приятно мужчине, который...» — Зелень, с тобой всё в порядке? Голос Курта резко вырвал де Сарде из фантазий, и её окатило стыдом, будто он не поинтересовался о её самочувствии, а застукал за воровством из княжеской казны. Кровь, которая до того приятно пульсировала между ног, теперь горячей волной прилила обратно к лицу. Хотя, если подумать, хорошо, что её окликнул именно Курт, потому что будь это Васко, она бы, наверное… да черт знает. Вскрикнула? Начала нести околесицу? Хлопнулась бы в притворный обморок, как героиня старых книг, и посмотрела, кто первый дёрнется её ловить? — Всё нормально, угу, — де Сарде натянула шляпу пониже, а воротник подняла повыше. Щёки горели, как при лихорадке.