Тьма не разлучит нас. Тьма сгущается

Апрель 1990 г. Прошло почти три года, как Медея знает о мире волшебников, будучи выходцем из мира маглов. Теперь девочка знала, что в волшебном мире есть предрассудки. Чистокровные волшебники, в роду которых не было маглов, считали себя лучше других. Хотя мистер Лериш, папа Вероники, сказал, что нет в мире таких чистокровных семей. Что во всех родословных, так или иначе, были маглы и сквибы, но древние семьи предпочли об этом забыть. Они считали себя лучше других, вычеркнув всех неугодных из своих родословных, и презирали маглов и маглорождённых. Антуанетта и Джулиана были чистокровными, выходцами из древних семей. Как и Ронни. Правда, не до конца. Мистер Лериш – чистокровный, а вот его жена – магла, приветливая пухленькая дама, работающая медсестрой. Вероника – полукровка. Не такое ничтожество, как магл, но всё же. А вот Медея… Её отец магл, это бесспорно. Ну а мама… Она не магл, но сквибы не сильно отличаются. В общем, Меди – маглорождённая практически. Грязнокровка, как однажды сказала Кейла – вредная чистокровная волшебница, с которой Медея не поладила с первого дня знакомства. Это всё Медея поняла за первый год знакомства с миром магии. А потом был второй год. Там уже не было кукол и игрушек. Там были парты и уроки. И мальчишки. Шесть маленьких волшебников, которые дёргали за косички и хвостики, как обычные маглы. Один мальчишка – Себастьян Вейзи – дёргал Медею за хвостики особенно настойчиво. Когда Меди рассказала о нём маме, Эмма сказала, что сын весь в отца. Оказалось, что мама и мистер Вейзи были знакомы в детстве, и мистер Вейзи, будучи ребёнком, совершенно не давал прохода маленькой Эмме. Он дёргал её за косички, воровал тетради, проливал на неё компот. Также делал и Себастьян с Медеей. Хотя подруги и заступались за Меди. Один раз Джули его даже ударила, переполошив учителей. Несмотря на неприятного мальчишку, мир магии нравился Медее больше магловского. Он был красивее. Медея до сих пор не привыкла к светящимся бабочкам, они завораживают, как и в первый раз. Раз в неделю вот уже несколько месяцев Медея ужинала в особняке Ноттов, на чём, наверняка, настояла Грейс. Женщина успела наладить отношения с Теодором. Он даже начал называть её мамой. Это Меди заметила во время этих ужинов. Тео был весьма почтителен с отцом, и дружелюбен с Грейс. Ну а с Медеей был язвителен или же просто её игнорировал. Второй вариант девочке нравился больше, ведь, стоило мальчишке открыть рот, когда они с Медеей были наедине, он сыпал гадостями. Но сегодня Медее повезло, сегодня она с Тео одна не оставалась. За ужином Грейс рассказывала о сплетнях, о новостях из газеты, а потом вдруг начала рассказывать о Хогвартсе, и сама не заметила, как у неё из глаз потекли слёзы. - Что случилось, Грейс? – напрягся Эфраим. - Нет, - всхлипнула женщина, утирая слёзы, - просто Тео через несколько месяцев уедет, а я буду очень скучать. - Я же не навсегда уеду, - встрепенулся мальчишка, - а с вами здесь останется Меди, - девочка аж вздрогнула. Теодор звал Медею грязнокровкой и замарашкой, а при его родителях Медея была просто «она» или «ты». - Конечно, - кивнула Меди, - я пока никуда не собираюсь. - Да, - снова всхлипнула Грейс, - как хорошо, что у нас есть ты, - она мило улыбнулась девочке. После такого всплеска чувств Грейс аппетит у всех пропал, эльфы убрали со стола, заботливо оставив возле Грейс ромашковый чай. Тео заговаривал женщине зубы, отвлекая от грустных мыслей, а Медея и Эфраим молчали. Эфраим в целом был весьма немногословен, но вот для Медеи это было необычно. Она просто не ожидала, что эта всегда улыбчивая женщина может заплакать. И всё же, домой девочка вернулась поздно, около десяти часов вечера. Дядя вручил ей мешочек с порталом, который уже привычно перенёс её на задний двор родного дома. В гостиной горел свет, но родители всегда ждали её возвращения. Они сидели на диване, смотрели телевизор, а после возвращения дочери уходили в спальню. Они уже давно перестали расспрашивать дочь о проведённом дне. Папа убедился, что его девочку не обижают ещё в первый месяц её приобщения к миру магии, а мама не расспрашивала никогда. Она говорила, что ей нет смысла узнавать о магии, ведь колдовать она никогда не сможет. Медея зашла в дом, но не услышала привычного шума телевизора. Девочка напряглась, ведь на фоне гробовой тишины проскальзывали рваные всхлипы. Медея вбежала в гостиную и застала мать, утирающую глаза салфеткой. Тушь размазана по лицу, пальто криво наброшено на плечи. - Что случилось? – Медея присела возле матери, но та лишь всхлипывала, терзая бумажный платок, - Где папа? – Меди осмотрела диван, будто могла не заметить сидящего взрослого мужчину. Мать несколько долгих мгновений смотрела на дочь, даже не моргая, а потом вдруг разрыдалась. Девочка совсем растерялась. Не зная, что делать, она поглаживала мамину спину. Ей хотелось сказать, что всё хорошо, но ведь она даже не знала причины этих слёз. Уже вторых за этот вечер. - Мама, пожалуйста, - взмолилась Медея, когда рыдания затихли, - расскажи мне, что случилось. - Его больше нет, - прохрипела женщина. - Кого нет, мама? – не поняла девочка, уже предчувствуя недоброе. Женщина всхлипнула, сдерживая новые рыдания, тяжело сглотнула. Она снова вытерла слёзы, сильнее размазывая туш. - Твой папа, Солнышко, - она притянула дочь к себе и обняла, - он попал в ДТП. Пьяный водитель выехал на встречку. - Он в больнице? – Медея отстранилась, - он сильно пострадал? Я попрошу у дяди Эфраима экстракт бадьяна или что-нибудь ещё, - девочка уже вскочила, готовая бежать в больницу, но мать притянула её к себе на диван и снова обняла. - Он, - женщина глубоко вздохнула, собираясь с силами, - умер, Солнышко, - её голос дрогнул, - погиб на месте. Он ничего не чувствовал, - женщина снова всхлипнула. Медее показалось, что мир рухнул. Что за пределами этой комнаты не осталось ничего, всё снесло ураганом. И звук снесло. Меди ничего не слышала. Под кожей забурлило что-то жаркое, но девочка не обратила внимания. В голове прокручивались слова матери, только они и остались в этом мире. И этот крик. Крик? Медея медленно моргнула. Она почувствовала дорожки слёз на лице и мамины пальцы на собственном запястье. Потом почувствовала жар, не бурлящий где-то внутри неё, а опаляющий кончики волос. И только после этого она увидела огонь. Везде. Горели диван и стол, ковёр, шторы, даже пол и стены, за исключением небольшого клочка пространства, на котором ютилась сама Меди и её мама. - Приди в себя, Солнышко, - лепетала женщина, заглядывая дочери в лицо, - ты должна это прекратить, слышишь? Медея слышала. Она хотела кричать, рыдать, бить кулаками о стены. Но везде был огонь. И мама. Ей было страшно. Она могла сгореть. Нельзя лишиться и мамы. Девочка глубоко вздохнула. Её учили контролировать эти силы. Ей говорили, что со временем таких выбросов магии не будет, а пока их надо сдерживать. Медея продолжила глубоко дышать, пытаясь взять эмоции под контроль. Огонь отступил, но не погас до конца. Медея закрыла глаза и начала считать. Три счёта на вдох, четыре – на выдох. Меди услышала всхлип мамы и открыла глаза. Огня больше не было, только едкий запах и чёрные дыры. Эмма просто смотрела на всю эту картину и молчала. Медея решила, что мама оценивает ущерб, но через какое-то время Меди поняла, что мамы здесь нет – только её оболочка. - Мама, - позвала Медея. - Иди спать, Солнышко, - проговорила женщина и села на диван, не обращая внимания, что обивка в этом месте расплавилась. - А ты, мам? Но женщина уже не ответила. Она просто смотрела невидящим взглядом. Медея побежала на кухню, налила воды и вернулась к матери. Женщина даже взяла стакан, но не сделала ни глотка. Меди попыталась уговорить маму пойти спать, но не смогла добиться от той ни слова. Она продолжала сидеть безжизненным телом. В конце концов, девочка решила, что мама просто хочет побыть одна, и ушла в свою комнату. Не раздеваясь, Медея рухнула в кровать, обхватив колени дрожащими руками. Слёзы снова хлынули из глаз. Погрузившись в свою скорбь, Медея уснула. Будильник прозвенел в привычное время, но Медея не была уверена, что вообще спала. Она села на кровати, а в голове прокручивался вчерашний вечер. Мама! Медея выбежала из комнаты, спустилась, перепрыгивая через две ступеньки. Мама сидела на том же месте и также смотрела в никуда. Девочка поняла, что ей нужна помощь. Она сама не сможет. Но кто может ей помочь? У мамы была одна близкая подруга, которая уже год, как переехала в Лондон. У папы тоже были друзья, но Меди не была знакома ни с одним из них. Только Эфраим и Грейс были достаточно близки, чтобы попросить о помощи у них. Медея вернулась в комнату, вытащила мешочек с порталом и прямо из комнаты переместилась в привычный переулок. Меди упала на колени, чего с ней не случалось уже очень давно. Она моргнула несколько раз, прогоняя тошноту, и побежала в магазин игрушек, к цветочной арке в большой холл с подвижными зверушками на стенах. В детском центре было пустынно. Девочка не сразу поняла, что ещё слишком рано. Она села у стены, карауля кузена, но в мыслях пульсировала паника, не позволяя сосредоточиться на окружающей обстановке. - Ты почему в таком виде? – возмущению Теодора не было предела. Мало того, что его кузина – грязнокровка, так ещё и посмела прийти в грязной одежде и с растрёпанными волосами. - Папа умер, - прошептала девочка, чувствуя, что слёзы снова прокладывают путь по щекам. - Что? – Тео присел рядом, - что ты несёшь? Медея подняла на кузена заплаканное лицо: - Папа умер… Я… чуть не сожгла дом… - всхлипы вырывались из горла, мешая говорить, - и мама… она просто сидит… она даже не… не спала даже… она… она… - Ну всё, - Тео положил руку на плечо кузине. Он не знал, как ему поступить, беспомощно бегая глазами по лицу девочки, - давай мы переместимся домой. Родители придумают, что делать, - он ободряюще улыбнулся, но Медея сильнее заплакала. Она размазывала слёзы по щекам, всхлипывая и давясь воздухом. Тео понял, что не добьётся от девочки ничего. Он достал мешочек с порталом, обнял рыдающую Медею и прикоснулся к тому, что пряталось в недрах мешочка. Меди даже не заметила, как переместилась в особняк Ноттов. Она просто закрыла глаза, а когда открыла, уже оказалась в холле с камином. Тео постоял немного возле девочки, колеблясь, стоит ли оставлять её одну, но потом всё же выбежал из комнаты. Медея сидела на холодном чёрном полу и думала о том, что в её родной гостиной пол теперь тоже чёрный, только из-за пожара, который она там устроила. Наверно, из-за этих мыслей она не слышала привычного рокота от картин. И как Тео вернулся вместе с отцом, она тоже не слышала. Эфраим одним рывком поднял Меди на ноги. Девочка посмотрела на мужчину, на то, как Тео нервно держится за отцовскую мантию, и разрыдалась. Она не заметила на лице дяди паники, выражающей абсолютную беспомощность перед слезами девочки. Не заметила, как вбежала Грейс. Не заметила, как женщина увела рыдающую девушку в другую комнату. Медея не замечала ничего, пока Грейс не заставила её выпить терпкую перламутровую жидкость. Жидкость растеклась по телу мягкими волнами, прояснила сознание. Девочка глубоко вдохнула с закрытыми глазами. А когда открыла, перед ней было обеспокоенное лицо Грейс. - Что это такое? – Меди кивнула на пустой флакончик в руках тёти. - Умиротворяющий бальзам, - выдохнула Грейс, убедившись, что продолжения истерики не будет, - Милая, расскажи нам, что произошло. Сосредоточившись на лице Грейс, девочка рассказала обо всём, что произошло вчера вечером. Беспокойство росло на лице женщины с каждым следующим словом ребёнка. Когда Меди замолчала, молчали все в комнате. Первым, на удивление, в себя пришёл Эфраим. - Теодор, побудь с кузиной, а мы с Грейс пока навестим Эмму, - мужчина потянул жену за плечо. Грейс рассеянно кивнула, и чета Ноттов поспешно удалилась. Медея осмотрелась и поняла, что ещё не была в этой комнате. Это большая и светлая гостиная. В центре комнаты маленький журнальный столик, по бокам от которого стоят два дивана глубокого зелёного оттенка, на одном из которых и сидела Меди. На стенах висели картины, но ни одного портрета, что было довольно необычно, ведь портреты в этом доме были повсюду. У одной стены стояла тумба с белыми лилиями, а у другой изящный стеллаж с книжками. - Это романы мамы, - сказал Тео, поймав взгляд девочки. Медея не поняла, кого именно имеет ввиду Теодор: Грейс или родную мать, но это было не так и важно, - Ты спала сегодня? – вдруг спросил мальчишка. - Не знаю, - ответила Меди немного охрипшим голосом. - Вот, - Тео протянул маленькую круглую бутылочку с пурпурной жидкостью, - это зелье Сна без сновидений. Здесь на 3 часа, - он смущённо прокашлялся, - если хочешь. Наверно, Медея была бы шокирована такой заботой со стороны старшего брата, но сегодня её, похоже, мало что волновало. Она взяла бутылочку и в два больших глотка опорожнила её. Глаза тут же начали слипаться, и Медея провалилась в сон. Проснулась Медея на большой мягкой кровати. Открыв глаза, девочка уставилась в потолок, похожий на чистое голубое небо. Она осмотрелась. Обои бледно-фиолетовые, шкаф, два кресла у большого окна, письменный стол у стены. «Ещё одна комната, в которой я раньше не была» - подумалось девочке. Медея вышла из комнаты. Она узнала коридор к хозяйским спальням. Она постояла у двери, и двинулась к спальне, надеясь найти Грейс. - Их нет, - она услышала голос Тео, - отец возвращался и сказал, что они займутся… - он не договорил, опустив глаза. - Похороны, да? – догадалась Меди. Тео кивнул. Медея почувствовала желание разрыдаться, но подавила это в зародыше, пока это желание на разрослось и не забурлило под кожей, стараясь сжечь особняк Ноттов. - Тогда побуду в саду, - девочка быстрым шагом выбежала из дома, и волна отрезвляющего воздуха накрыла её с головой. Медея чувствовала почти ледяные порывы, но ей даже нравилось. - Ты замёрзнешь, - Тео закинул на кузину тёплую мантию и ушёл. То есть девочка подозревала, что он где-то рядом, вышел ведь он за ней с мантией. Но она его не видела. Весь день Медея провела в саду. Она чувствовала себя роботом, механическим устройством. Это чувство не пропало, когда Эфраим вернулся с Эммой, и когда Грейс собрала всех на ужин, и даже когда мама пришла поцеловать её на ночь. Оказавшись в одиночестве в объятиях ночи, Медее снова захотелось разрыдаться, но она решила, что должна взять себя в руки. Она не станет убиваться, забыв обо всём и обо всех, как её мама, просидевшая всю ночь, глядя в никуда. Потому на следующее утро Медея вместе с Тео отправилась на занятия. Кузен настороженно смотрел на девочку, но ничего не говорил. Он лишь буркнул, что будет ждать её после уроков. Медея прилежно занималась на чистописании и окружающем мире, четно пыталась вникнуть в содержание прочитанных книг, но получалось плохо. Она всё ещё чувствовала себя механизмом. Конечно, она рассказала подругам обо всём. Но дети ещё не знакомы со смертью, так что девочки не понимали до конца, что это значит для Медеи. Хотя объятия Ронни успокаивали. И Меди была очень признательна Джули, которая весь день отгоняла назойливого Вейзи. После уроков Меди с Тео вернулась в особняк Ноттов, где просидела в спальне до самого ужина. Эммы не было, она вернулась домой, но все решили, что Медее лучше пока побыть в доме дяди. Медея не возражала. Точно также прошёл следующий день. И ещё один. И ещё несколько. А потом, вечером, пришла Грейс. Она принесла чёрное платье и чёрные туфельки, и Медея вспомнила, что ей говорили про похороны. Мерлин, она чуть не забыла, что завтра похороны её отца. И Медея разрыдалась на плече Грейс. Под кожей не было бурлящего чувства, угрожающего пожаром. И чувство механики собственного тела покинуло девочку вместе со слезами. Утром Медея встала слишком рано, умылась, оделась и стала ждать. Она думала о том, что может разрыдаться в часовне или устроить очередной пожар на поминках. Ей бы стоило испугаться сжечь часовню, или кладбище, или свой дом. От тяжёлых мыслей отвлекла Грейс. Она пыталась накормить девочку завтраком. У Меди не было аппетита, но отказать тёте не получилось. Дядя и Тео странно выглядели в строгих магловских костюмах. А в часовне среди кучи других маглов они выглядели ещё страннее. Грейс металась между Медеей и Эммой. Она не понимала, что ей не нужно было присматривать за Меди. Оказавшись в толпе людей, она поняла, что абсолютно опустошена внутри. Ей больше не хотелось плакать. Не хотелось ничего. Из кладбищенской часовни в кафе, где проходили поминки, Меди поехала с мамой и Ноттами. Мама была за рулём. Медея подумала, что это хороший знак. Раз мама способна водить машину, значит она тоже взяла себя в руки – как сама Медея. В кафе Меди услышала, как Грейс говорит Эмме, что девочка может пожить с ними. Но Медее не понравилось, что решения принимают за неё. Девочка сказала, что останется с мамой дома. Она так хочет. И так будет правильно. Когда вечером Медея с матерью оказались дома одни, Эмма села на диван и разрыдалась. Медея осмотрела гостиную, но больше не видела следов пожара. «Магия» - мелькнула мысль, но тут же растворилась во всхлипах матери. Девочка пошла на кухню, налила воды в стакан и поставила перед матерью. Эмма словно ничего не заметила. Она закрывала лицо руками и глотала всхлипы, которые барабанным боем стали отзываться в голове девочки. - Мама, - не выдержала Медея, - ты должна поспать, - она старалась звучать спокойно, и, наверно, получилось. Эмма отняла руки от лица и посмотрела на дочь, словно видела ту впервые. Медею напугал этот взгляд, но она не подала виду. За руку девочка потянула мать наверх. Она замешкалась, решая, какую выбрать спальню – родительскую или свою собственную. Выбор пал в пользу своей комнаты. Меди не хотела, чтобы воспоминания об отце снова заставили маму плакать. На детской кровати женщина сразу уснула, а Медея осела на пол. Её детское тело налилось тяжестью вселенских масштабов. Девочка слушала размеренное сопение матери и поражалась своему спокойствию. Даже плакать уже не хотелось. Наверно, слёзы просто кончились. Медее захотелось на воздух. Она встала, но не сдвинулась с места. Мир вокруг изменился. Была кромешная тьма. Она не видела своих игрушек, не видела бледного света луны из окна. Медея развернулась, чтобы схватиться за маму, но то, что она увидела, было совершенно невероятным. Там, где должна быть мама, она увидела что-то бледно-серое. Может, даже прозрачное. Но самым удивительным было не это. Перед матерью сидела Медея. Точнее это был сгусток света в форме Медеи. Сгусток словно был огнём, который прорезали красные молнии. Девочка потянулась к своему яркому двойнику, успев на мгновение испугаться, что он её обожжет. И тут Медея распахнула глаза. Она в своей комнате. За её спиной сопит мама. «Какой странный сон» - подумала Меди. Медея снова заснула, сидя на полу. Утром Эмма встала раньше дочери. Она почувствовала укол вины, увидев дочь, спящую сидя в неудобной позе на холодном полу у кровати, которую так безвольно заняла сама Эмма. Ей захотелось положить ребёнка на кровать, как и любой матери, наверно. «Но ведь тогда Малышка проснётся», - подумалось Эмме, и она просто вышла из комнаты. Когда Эмме сообщили об аварии, в которой погиб муж, она решила, что это какая-то ошибка. Но визитёры настойчиво настаивали на том, что женщина должна поехать на опознание. Эмма говорила, что это не может быть её Картер, а телефон не доступен, потому что он всегда отключает его на совещаниях. Эмма продолжала это говорить и в больнице, пока её вели в морг. А потом Эмма увидела тело. Вывернутая грудная клетка, кровавые следы по всему телу и обезображенное лицо. Лицо её мужа. И мир вокруг осыпался осколками. Ей все соболезновали, но Эмма не слышала. Она держалась, пока её везли домой, пока ей говорили, что виновник понесёт наказание. Но это было не важно, ведь Картер не вернётся, если пьяный водитель, протрезвев, окажется в тюрьме. Оказавшись дома, она совсем расклеилась. Слёзы хлынули из глаз, и она дала волю эмоциям – позволила скорби и печали затопить всё её существо. А потом вернулась Медея. Как матери, Эмме стоило быть сдержанной и собранной, но она просто вывалила всё на ребёнка, а потом зарылась глубоко внутрь себя. Потом вдруг появилась Грейс. И Эфраим. Он вдруг начал колдовать. Ах да, ведь Медея устроила пожар. Грейс заставила выпить какое-то зелье. Легче не стало, но сознание прояснилось. Грейс пообещала, что они помогут с похоронами, но сегодня ей лучше остаться у них. Эфраим недовольно поджимал губы, но молчал. Во время ужина Эмма молчала, как и Медея. А позже Эмма собрала остатки себя в кучу и пошла к дочери пожелать спокойной ночи. Утром пришёл Эфраим. Эмма бы удивилась этому, если бы могла. Брат сказал, что они с дочерью могут остаться в его доме. Эмма отказалась. Она вернётся в дом, где она была счастлива с мужем. Эфраим сверлил сестру долгим вкрадчивым взглядом, но не стал настаивать. Он уже собирался уходить, но медлил. А потом вдруг спросил, уверена ли она, что ребёнку сейчас стоит оставаться с ней. Женщина согласилась, что Медее пока лучше пожить у Ноттов. Эмма вернулась домой. В дом, где она была счастлива. Они были. Звонок отвлёк от мыслей. Она второй день не пошла на работу. Там отнеслись с пониманием к внезапному отпуску, хотя и остались недовольны: Эмма - хороший психолог, у неё много важных клиентов. Сейчас всё это было не важно. Важны были только воспоминания. А через пару дней Эмма поняла, что в этом доме есть только воспоминания, и, если она останется в этом доме, то и в её жизни останутся только воспоминания. Она просто утонет в них. И Эмма выбрала новый дом. Ей хватило одного дня. Ещё два дня – и готовы все документы. Муж был влиятельным человеком. Пока об этом ещё помнят, нужно пользоваться. Грейс всё время появлялась рядом. И вот день похорон. Столько людей в часовне, а потом и в ресторане. Так много людей. Они все что-то говорили, но Эмма не слушала. Только кивала иногда. Грейс опять была рядом. А потом Эмма оказалась дома. Медея отказалась уйти с Эфраимом и Грейс и тоже осталась дома. Но лучше бы наша малышка ушла с ними. То есть моя малышка. Теперь только моя. Эмма ушла в себя. Опять. И вот теперь, когда муж кремирован, а её дочь притворяется взрослой, Эмма должна была взять себя в руки. Когда Меди проснулась, Эмма накормила дочь завтраком и увезла в новый дом. - Теперь мы будем жить здесь, Солнышко, - сказала Эмма, - надеюсь, тут нам будет спокойнее.