Конец света и прочие неприятности

Интермедия

Улыбка пижона и ярость роя

      Первой книгой, прочитанной Вельзевулом был «Лемегетон» — он решил, что это удачная шутка, но сигилы на всякий случай перепроверил: вдруг правильные? Конечно, смертные не могли использовать печати для призыва демонов, это была информация, так сказать, для внутреннего пользования. Наверное, смертные не могли. По крайней мере, никому не удавалось, но с другой стороны, ни у кого из них и не было правильных сигил.       Как бы то ни было, читать Повелителю мух понравилось. Опыт в этом деле, правда, пришел к нему не сразу и кое-что он поначалу воспринимал чересчур близко к сердцу. К примеру, закончив «Божественную комедию» Вельзевул не поленился лично прогуляться к месту посмертных мук автора и вытрясти из последнего, кто слил ему так много информации о распределении Кругов в Аду, штатном расписании, персональных данных сотрудников и далее по списку. Бедолага Данте поднапряг обострённую угрозой усиления пекельных мук память, и выдал словесный портрет рыжего худощавого малого в темных очках. Что бы там себе не думал Кроули, а досталось ему в тот памятный раз в 1827-м не за воскрешение какой-то никому не нужной смертной, которая ещё и нагрешить-то толком не успела, а за разглашение служебной информации. Сам он, кстати, весь инцидент едва помнил: в начале XIV века он всецело был поглощён страданиями по поводу своих неразделённых чувств к некоему ангелу, поэтому не слишком следил за тем, что именно выбалтывает случайным смертным собутыльникам в венецианских трактирах. Кто же знал, что один из них окажется поэтом? В процессе пространного рассказа демона о Преисподней тот только заламывал руки и причитал, что теперь ему придется все с нуля переписывать.       А прочитав «Войну миров», Повелитель мух по-быстрому соорудил экспедицию на Марс, чтобы выяснить возможность инопланетного вторжения: в конце концов, чем Она не шутит? И даже немного расстроился, что вторгаться на Землю некому — такие перспективы зря пропадали!       Зато таким образом Владыка открыл для себя фантастику. И это было… ух, что это было! Одну книгу он даже написал сам, под псевдонимом, конечно, но индекс «Des vermis mysteriis» цитирования был хорош!       Времени на чтение, к сожалению, катастрофически не хватало: инициатива и сообразительность — редкие качества в Аду: то ли климат не подходящий, то ли с подбором персонала надо срочно что-то решать. Поэтому, читая отчёты агентуры по конкурентам, невозможно было не злиться: судя по ним, у Верховного, чтоб его, Архангела свободного времени был явный избыток. Бегать каждое утро! Просто так, а не потому, что за тобой гонятся все бесы Ада! Примерки у портного почти каждый месяц, словно бы он не может сотворить себе любое одеяние из возможных щелчком пальцев! И это тогда, когда у самого Владыки если не завал по душам из-за очередной войны, так забастовка или прорыв канализации! Да чем они там, в своем Раю, вообще занимаются?! Ещё бы этому грёбаному Гавриилу постоянно не улыбаться, с такой-то райской житухой!       И ничего Князь не завидовал, просто кого бы такое не бесило?       Сам Вельзевул не улыбался никогда. Ухмылки, насмешки и издевательства — несвятое дело, куда ж без них. А начнёшь улыбаться — ещё подчинённые неправильно поймут. Да и повода как-то не было. Вот если б этим чистоплюям небесным нос утереть — тогда да. Тогда бы он возможно даже рассмеялся бы. А что, известно же: самый искренний смех — злорадный.       А потом началась вся эта кутерьма с сыном Самого (Вельзевул так и не понял, откуда тот взялся вообще) и стало совсем не до книг. Зато смутные полуоформленные стремления стереть пакостную улыбочку с лица вражеского предводителя обрели вес и объем. Так-то Вельзевул совершенно не рвался быть в первых рядах сатанинского войска, когда начнется Армагеддон: битва — оно конечно, да, отличная вещь, а вот сгинуть, попав под шальной нимб — вообще не интересно. Можно было бы, к примеру, поставить во главе легионов того же Хастура, оказав «великую честь», и под шумок избавиться от него в процессе. Но желание самому посмотреть врагу в глаза и увидеть триумф адской напряжённой работы над ангельским разгильдяйством перевесило.       Стоя перед нестройным рядами своих войск, слушая корявые воодушевляющие речёвки Дагона, Повелитель мух уже позволил себе представить, как исказится мерзко-красивая рожа архангела, когда он залепит в нее шаром огня — обычного, не адского, пусть сначала помучается, не так быстро, златоперый! — Владыка вдруг ощутил: что-то пошло не так.

***

      Явление в нужном месте напрямую из офиса через Пульт было не самым комфортным способом попасть на Землю в физическом теле, но времени для цивильного спуска на лифте у Гавриила не было. Поэтому он только оглянулся на тянущиеся почти до близкого горизонта ровные шеренги Войска Небесного, ещё раз пожалел про себя, что не перепоручил это муторное дело Уриилу и пошел разбираться, в чем загвоздка. Был он страшно раздосадован задержкой: ему потом ещё полагалось возвещать о начале Страшного Суда над смертными, а он, как назло, нигде не мог найти трубу. Короче, дел внезапно стало по горло, а Гавриил от такого отвык.       Поэтому, явившись прямо на растресканный бетон авиабазы, он только со сдержанным раздражением глянул на конкурента, даже не сразу опознав в том Вельзевула — тело у демона явно было почти неношеное и сидело, как костюм из масс-маркета. И что это, спрашивается, у него на голове, фурри-шапка? Архангел только головой сокрушенно покачал: никакого стиля у этих адских отродий.       А потом… нет, ну вы представляете? Этот малолетний непослушный засранец заявил, что никакого Армагеддона не будет! Ему, видите ли, и так нормально! А о том, каково будет Гавриилу докладывать о таком эпичном провале проекта, он конечно не подумал!       — Как мне заставить десять миллионов ангелов отменить боевую готовность? Страшно подумать!       Вельзевул, очевидно, размышлял в этом же направлении.       — Попробуй заставить десять миллионов демонов сложить оружие и вернуться к работе.       Обратно к мерзкому мальчишке они уже шагнули плечом к плечу: ничто так не сплачивает, как общий неприятель. Но синхронное запугивание результатов не дало, а инструкций на такой счёт ни у одного из них не было.       Возносясь обратно в свой небесный офис, Верховный Архангел с горечью размышлял, как он докатился до жизни такой, что единственным существом во всем мире, которое могло сейчас понять его заботы, стал извечный враг, Владыка Ада, в этой его нелепой шапке и с торчащими из-под хипстерских брючек щиколотками?       С другой стороны, трубу теперь можно уже не искать.

***

      Ярость кипела в Вельзевуле как лава в разбушевавшемся вулкане. И дело было не столько в Армагеддоне, будь он неладен, в конце концов ещё неизвестно, кто победил бы. Но это снисходительное презрение и нарочитая, боже-дай-мне-сил, терпимость, источаемые пернатой молью, доводили до белого каления!       Во всяком случае до того момента, когда Антихрист, папаша его побери, не похерил весь его многолетний труд! Так нечестно! Не этот сентиментальный сопляк должен был стереть с физиономии Гавриила вечную его гадскую улыбочку, а он, Повелитель мух, причем лично, и чтобы грёбаный архангел знал, кто именно — причина его мучений! А теперь выходило, что они с этим пижоном чуть ли не в одной лодке оказались! И лицо архангела, когда тот не улыбался было таким адски изнурённым и мрачным, что Вельзевулу невольно подумалось: может быть, наматывая круги по Гайд-парку, Верховный все же от чего-то убегал?       «По крайней мере, мы знаем виновных».       Это было правдой, и не сказать, чтобы так уж устраивало Князя. На херувима Владыке, естественно, было плевать, а вот терять толкового агента не хотелось, хоть он и сам нарвался. Его не просто будет заменить, а Совет наверняка проголосует за казнь. Да, именно этим и объяснялась затесавшаяся в огненный вихрь ярости дымная горькая нотка, будто где-то немыслимо далеко дотлевали ангельские перья. Ведь не могло же Великому Князю Ада просто хотеться, чтобы и на него кто-то смотрел также, как эти двое чокнутых — друг на друга? Интересно, а архангел заметил? Вряд ли, ему похоже ни до кого, кроме себя, нет дела, ублюдку ангельскому.       Вельзевул прижал ладонью место на плече, куда, увлекая для переговоров, ткнул его архангельский палец. К Повелителю мух никто не смел прикасаться уже много тысяч лет, а тут такой фамильярный жест, словно они были, не дай Сатана, приятелями. И это тоже подогревало ярость Владыки, а ещё — вызывало странное и зловещее ощущение. Вельзевул редко прислушивался к чувствам физического тела, почти не используя его — самым комфортным состоянием для Повелителя мух был его облик. И вот теперь демон ощутил, что ему некомфортно в собственной коже, хуже того — в собственной сути! Когда-то давно при выборе смертной оболочки Вельзевул предпочел компактность и эргономичность мышечной массе или эстетике, и четыре тысячи лет не имел причин об этом сожалеть. До этого злосчастного дня, когда, вдобавок ко всем неприятностям, впервые за свое долгое существование демон осознавал тесноту собственного обличья. Дьявол знает почему, но это тело отказывалось подходить Владыке Ада. И с этим надо было что-то делать.

***

      Получив совершенно незаслуженный, на его взгляд, нагоняй и новые инструкции, Гавриил некоторое время кипел от бессильной злости. Ад бы побрал эти планы — Непостижимый, Божественный, Главный и любой другой, если из-за него приходилось отменять пробежку! Повторно он такого бардака не допустит!       Некоторое время он напряжённо размышлял, что с непривычки давалось довольно тяжело. Затем, приняв решение, набрал телефонный номер, состоящий из одних шестёрок. Хватит с него этих апокалипсисов! И он почти наверняка знал, кто солидарен с ним в этом вопросе. _______

Интермедия 2

Провал Врайля и Занудена

Прага 1939 год       Йозефов, уже мощеный, но местами ещё несколько трущобный, обезлюдел. Бывают погромы такого масштаба, от которых не закрыться прочными ставнями, не отгородиться чертой оседлости. И этот, ещё пока без булыжников в руках, без автоматных очередей в ночи, метафизический и неумолимый, длился уже полгода — с тех пор, как немецкие войска заняли Прагу.       Бежать легче, если ты все равно чувствуешь себя чужаком на своей родине, родине своих предков. Бежать тяжелее, если знаешь, что будешь чужаком везде. Поэтому, а ещё потому, что кордоны были перекрыты, а гайки бюрократического пресса нацистской военной администрации затянуты до предела, до капли выжимая из своих жертв деньги, силы и волю к сопротивлению, уехали не все.       Двое вежливых немцев в офицерской форме Вермахта без грубости, но настойчиво расспрашивали оставшихся в окрестностях Староновой синагоги старожилов. Они пытались не выдать слишком уж явно своего истинного интереса, но опрашиваемые в массе своей дураками не были, и понимали к чему все эти осторожные намеки и выяснение мест, имён и дат. Да и вообще обитатели Йозефова газеты не вчера читать научились и прекрасно понимали, с какими целями немецкие «историки» могут интересоваться историей евреев. Обоснование шовинизма. Мародёрство. Холокост.       По этой причине расследование господ офицеров продвигалось крайне медленно.       На чердаке синагоги, вопреки легенде, искомого не оказалось, они проверили это в первую очередь и потеряли на этом одного из членов их маленькой группы. Очень скоро выяснилось, что голем был перемещён оттуда давно и перепрятан так надёжно, что века войн, катастроф, пожаров и погромов обошли защитника еврейского народа в его сне без сновидений стороной. А именно он был целью герров Врайля и Занудена (как они представлялись неохотно, с опаской говорившим с ними людям).       Являвшийся к ним для получения докладов куратор был очень стар, сед и вполне арийски благообразен. По немецки говорил без акцента, но было в нем что-то нездешнее, может из-за почтенного возраста, а возможно — из-за стали в глазах. Опасный тип, такие вот божьи одуванчики если в начальниках ходят — точно жди беды.       Наконец их поиски увенчались относительным успехом — с ними связался, насмерть перепуганный перспективой остаться в оккупированном городе, член совета общины, который за посул «не препятствовать выезду» указал имя того, кто мог владеть нужной информацией.       И этого разговора Метатрон своим невольным подручным доверять не стал.       Одет он был в штатское: использовать в своих целях нацистов — это одно, а щеголять в их военной форме — совсем другое. Явный перебор. Как будто они на одной стороне.       Немцы ещё топтались в дверях, пытаясь вяло возражать, и «куратору» пришлось слегка повысить голос:       — Ну что вы там возитесь, как дохлые?       «Падаль безмозглая», — почти пророчески добавил он уже про себя, раздражённо щёлкая пальцами. Горе-сообщники развернулись и вышли, и шли прямо вперёд, пока их несли уставшие ноги, и в голове у них маячила одна мысль: о необходимости во что бы то ни стало раздобыть Святой Грааль и Копьё Судьбы. Метатрон знал, что ничем не рискует, отправляя этих тупиц на розыск главных компонентов Страстей Христовых. Вряд ли они даже в самых отчаянных своих поисках добрались бы до его личного кабинета.       Смертный, на которого указал предатель, был не таким старым, как выглядел сам Глас Божий, но гораздо более потрёпанным. Типичный ашкенази: рыжий, длинный, кожа да кости. Но была в нем некоторая непошлая театральность, даже потрепанность свою он выставлял под софиты внешнего восприятия как мастерскую игру. Почему-то воображение упорно дорисовывало, как он держит в руках старого, толстого, пресыщенного морковью кролика. И уж он-то сразу сообразил, что металл в глазах гостя — из разряда небесных. Врать человеку с такими глазами было бы опасно.       — Мы услали его за пределы страны, — голос говорившего был спокоен и искренен, — советским локомотивом.       Это давало понять, что путь голема лежит в Россию, что было неправдой, но позволяло не лгать напрямую. Впрочем, в до смерти, причем в буквальном смысле, забюрократизированной немецкой таможне навести справки и выяснить, куда же в самом деле направлялся груз, не составляло большого труда. Но такой ответ давал бесценной контрабанде и её сопровождающему некоторую фору.       — Я помог вам, — говорил тем временем смертный без просящих или заискивающих интонаций, просто констатируя факт. — Могу ли я просить плату?       — Бог милостив, — Метатрону уже нужно было уходить, он опять опоздал, а времени оставалось все меньше. Но он так давно не говорил ни с кем, кроме ангелов, а этот старый фокусник вызывал симпатию, к тому же перед ним не нужно было притворяться — он явно понял, что перед ним не простой человек, а то, что весь разговор шел на идиш, дало тому понять, что и не враг. — Так что тебе нужно?       — От бога — ничего, — ответил старик. — Я атеист, хоть соблюдаю кашрут и чту день субботний. И мне ничего не надо. Но если можешь — помоги им.       Он неопределенно дёрнул головой, как бы обозначая пространство вокруг себя:       — Если хотя бы попытаешься… спасибо. Кем бы ты ни был.       Дела смертных касались лишь самих смертных и Метатрон не считал себя ничем обязанным какому-то мошеннику, да ещё и атеисту. Но когда, уже много позже, он увидел планы сноса и расчистки всего Йозефова включая синагоги, что-то дрогнуло в нем, и на документах появилась запрещающая резолюция: оставить в качестве напоминания о исчезнувшей низшей расе. «Даже Махараль не мог создать женщину из глины. Для женщины нужно ребро». Но штука в том, что на свете во все времена полно было бесхозных ребер.       Если бы вчерашний подросток, скрючившийся в потайном отсеке деревянного ящика, служившего постелью голему, не был так измучен слезами, болью в затёкшем теле, недостатком кислорода и невозможностью нормально поссать, он бы мог заметить, что впервые в жизни прижимается телом к женскому, пусть и не из плоти и крови, бедру.

***

      Оказавшись в салоне лайнера British Airways, Кроули издал мысленный стон, с эротикой ничего общего не имеющий. Он же прекрасно знал, почему, не имея проблем с деньгами, они летали только бизнес-классом, а не первым! И тем не менее ухитрился совершенно упустить это из виду, когда просчитывал наиболее безопасный вариант отлёта и бронировал билеты.       Перегородки. Чёртовы одноместные отсеки. Слишком далеко, руку протянуть, и то неудобно, а ему требовалось быть как можно ближе. И, помимо его собственного желания, тому были очень веские причины. Те самые, по которым они старались ездить в отпуск туда, куда можно было добраться наземным транспортом.       В первый их совместный перелет бес благополучно вырубился практически после взлета и безмятежно продрых до посадки, поэтому, к своему стыду, заметил, что с его ангелом что-то не так, только когда они возвращались обратно в Альбион. Ну как — заметил? Вообще-то, его разбудил громкий треск ломаемого в щепу подлокотника: херувим слишком сильно его сжал, и… Чинить пришлось чудом, причем демону — Азирафель настаивал на том, чтобы просто оплатить стоимость замены и вообще был страшно смущён. Поэтому выяснить ситуацию до конца получилось, только когда они начали планировать следующий отпуск. Кроули видел, какого труда стоит ангелу признаться в таком дурацком страхе, и ему хватило ума не брякнуть что-то банальное, вроде: «Ты же понимаешь, что самолёт, в котором летят сверхъестественные существа, автоматически становится самым безопасным местом в мире?» или «Ангел, ты бессмертен и к тому же имеешь крылья, в чем проблема?» Всё это херувим прекрасно знал сам. Легче от этого, правда, не становилось.       Не то чтобы Азирафеля пугала высота. И замкнутые пространства, учитывая, сколько времени он по доброй воле проводил в четырех стенах, явно были тут не причем. Фобии могут быть иррациональны, но всегда имеют некую внутреннюю логику, и херувим очевидно что-то про себя понял, потому что от перелетов не отказался, держался молодцом, но попытки поговорить об этом или ненавязчиво втянуть себя в игру «Что будет, если?» — она прекрасно работала на Уорлоке, когда тот чего-нибудь боялся — очень серьезно попросил прекратить. И демон внял.       Постепенно у него появилась своя теория насчёт этого ангельского страха, но обсудить её с партнёром так и не вышло, что только придало уверенности в том, что он прав. Вопрос контроля: сиди Азирафель не в салоне, а за штурвалом, бес мог бы поспорить на что угодно — партнёр бы и глазом не моргнув крутил мертвые петли. С поездками на Бентли было то же самое — ангел заметно нервничал, когда Кроули разгонялся, но самого его за рулём ограничивали только дорожные знаки и остатки ангельской совести.       Так что бес просто старался ангела отвлечь, и это худо-бедно работало. Особенно хорошо ангел отвлекался на объятия и поцелуи.       Сам Кроули к полетам относился показательно равнодушно. Правда, он получил лицензию на вождение летательных аппаратов ещё в начале Второй мировой и даже сделал несколько вылетов на разведывательном Спитфайре, но собственные крылья по назначению не использовал уже много веков, утверждая, что на высоте для него слишком холодно. Демону больше нравилось гонять на Бентли — его «перчатке, в которую можно влезть целиком», а что до полетов — он отшучивался неизвестно где подцепленной цитатой «рождённый ползать летать не может» и чтобы расслышать в этой фразе скрытую горечь, нужно было быть Азирафелем.       Ещё на входе в здание аэропорта Кроули подметил, как застыло лицо партнёра, а сейчас вид у того и вовсе непроницаемый, как свинцовая плита для рентгеновского излучения. Да ещё эта дурацкая «комфортабельная» планировка салона… Сам демон замечательно проспал бы всю дорогу, благо кресла в первом классе раскладывались во вполне сносных размеров спальные места, тем более для демона, который ухитрялся дремать с комфортом почти где угодно. Но Азирафелю такой выход из ситуации был недоступен. И вот теперь бесу только и остаётся, что с тревогой наблюдать, как в метре от него за перегородкой его ангел глушит уже четвертый «приветственный» бокал шампанского, глотая Laurent-Perrier Grand Siecle как воду. Между ними такое расстояние, что неудобно даже переговариваться. В бизнес классе они сидели бы рядом и можно было бы взять за руку, положить голову на плечо, гладить успокаивающе и взлохмачивать жёсткие вихры на затылке… Кроули который раз мысленно обзывает себя идиотом.       После взлета, когда можно отстегнуть ремни и расслабиться, Азирафель устраивается почитать. Вернее, сделать как можно более убедительный вид, что читает. Даже очки свои дурацкие «антуражные» нацепил, но Кроули прекрасно видит, что глаза под ними не двигаются, пальцы на корешке книги судорожно сжаты, и ни одной страницы ангел ещё не перевернул. А когда наступает и проходит время ужина, а ангелова тарелка возвращается к стюарду в почти нетронутом виде, демон понимает: дело плохо. И как назло, а может и в подтверждение его опасений, самолёт начинает потряхивать. Старший стюард успокаивающе вещает что-то про зону турбулентности и профессионализм экипажа, но…       — Ангел! — наверняка перепрыгивать во время прохождения воздушных ям через перегородку в соседнее кресло запрещено правилами, а сиденье для двоих недостаточно широкое, но других вариантов бесу в голову не приходит. Только прижаться и гладить сведённые судорогой плечи. — Филе миньон у них так себе, скажи? Твое экспертное мнение о соусе? А какой десерт ты выбрал?       — Ауч! — бес не тяжелый, а внезапный, и его приземление на ангельские колени застаёт врасплох. Но это-то и хорошо. Отвлекает. — Ты напрыгнул на меня, как змея из засады, чтобы обсудить местную стряпню? — У меня там кресло неудобное, решил вот твое попробовать, — у ангела сиденье тоже не слишком комфортное в том смысле, что для двоих узковато, и острое демоново колено наверняка давит в бок довольно болезненно, но ангел уже притискивает партнёра к себе и держит, как утопающий — соломинку, отчаянно, но бережно. — И я готов обсудить что угодно, хоть сухпайки для бесенят в Аду.       Стюардесса является на шум почти моментально. Всё-таки первый класс — это в первую очередь сервис и опытный персонал, поэтому она на открывшуюся ей сцену и бровью не ведет, только интересуется, все ли в порядке.       — Шампанское и виски! — шипят ей в лицо так, что девушка и без внушения решает презреть должностные инструкции, запрещающие раздачу алкоголя во время прохождения воздушных ям.       — Решил меня споить? — Азирафель утыкается носом в грудь демона, вдыхая, потом смотрит ему в лицо. — Я в порядке. Почти. И если хочешь знать, турбулентность вполне естественная, я тут не при чем.       — Тогда давай я…       — Не стоит расходовать силы на это, не такая уж сильная болтанка.       Бес бы поспорил, к тому же ему самому интересно, потянет ли он такое: изменение воздушных потоков в стратосфере — это вам не локальный дождичек устроить, но его отвлекает стюардесса: в баре лайнера нашелся и односолодовый виски, и камни, и лёд для шампанского, а у самой девушки — ещё и немного такта: она показывает, где нажать, чтобы разложить кресло и исчезает, нейтральным тоном пожелав спокойной ночи.       Ангел тянется к бокалу, но Кроули решительно ловит его руку и возвращает к себе на талию.       — Правила требуют пристегнуться до выхода из зоны турбулентности, забыл? — бес сам подносит ко рту ангела бокал. — Так что придется тебе меня держать. Для страховки.       — Пить алкоголь в это время тоже нельзя, — замечает Азирафель прежде, чем припасть губами к кромке бокала.       — Ну тогда, возможно, десерт? — слезать с ангела Кроули точно не намерен, поэтому приходится задействовать маленькое чудо, чтобы достать из своих вещей жестяную коробку с фаджем. — Cartwright & Butler с морской солью, забрал последнюю. Чёртово Рождество, все размели. Будешь?       Любой уважающий себя сомелье упал бы в обморок от такого кощунства: заедать шампанское карамелью. Зато увидев, как ангел деликатно откусывает кусочек сладости своими идеально ровными зубами, ласково трогает губами подушечки демоновых пальцев, проводит по нижней губе языком, слизывая крошку, Франсуа Озон и Тинто Брасс устроили бы дуэль за право вставить такую сцену в один из своих фильмов. А может и нет: сначала им пришлось бы иметь дело с разъярённым демоном и сразу стало бы не до искусства. Кроули жаден и не собирается делиться: это зрелище, этот волшебный, обожаемый рот, этот ангел — только для него. Сам он не очень любит карамель — слишком сладко, но дегустировать ее вот так, глубоко и медленно целуя, исследуя языком, слегка прихватывая зубами мягкие губы — настолько хорошо, что демон забывает о стакане с виски, о том, что его руки заняты бокалом с шампанским и остатком конфеты, вообще обо всем…       — Любимый, ты понимаешь, что творишь? — глухо шепчет ему ангел между поцелуями. — Мы на высоте 40 тысяч футов и вокруг полно смертных!       Когда бес снова подносит бокал к его губам, Азирафель слегка поджимает их и смотрит укоризненно, но укоризна тонет и растворяется в жажде и желании, стоит демону пригубить шампанское самому и вновь потянуться за поцелуем, поделиться сладковатой свежестью и колкостью пузырьков газа на нёбе, аккуратно направляя языком, чтобы не пролить ни капли.       — Черт, что же ты делаешь! — на грани слышимости стонет Азирафель и целует уже сам, жадно, неистово, пьяняще, притягивая за волосы, пресекая возможность отстраниться, как будто демон мог бы такого захотеть. И уже не спорит, когда тот расстёгивает пуговицы на его брюках и текуче сползает на пол.       — А это мне на сссладкое. Позволишшшь? — на мгновение чувственный изгиб тонких губ взрезает раздвоенный кончик змеиного языка. Может быть, ангелу понравится? И хватка в медных прядях становится почти болезненной, что означает: «Да!», а возможно даже: «Да, пожалуйста!»       Частичное принятие облика сложнее контролировать, особенно когда сам возбужден до боли. Гортань гостеприимно раздвигается, принимая чужое пульсирующее напряжение, но на то, чтобы удержать стремительно выдвигающиеся клыки уходит слишком много внимания и демон не успевает спрятать проявляющуюся на губах и щеках чешую, глаза до половины прикрывает мигательная перепонка, между лопаток разливается щекотный зуд. «Дьявол!» — в отчаянии думает Кроули, пытаясь совладать с собой, не прекращая ритмично нанизывать свое горло на ангельский член. В салоне темно, но херувим видит в темноте немногим хуже самого беса, и он заметит…       Ангельские пальцы легко касаются чешуек на щеке, большой скользит ниже к подбородку.       — Такая гладкая, — голос у ангела хриплый, чуть удивленный и почти благоговейный. — Красивая. Спасибо.       Демон стонет как от боли, ошеломлённый ангельской благодарностью и ускоряет темп, каждый раз смыкая горло, плотно обхватывая головку и лаская порхающими движениями языка по всей длине — змеиный длиннее и гибче, ловчее, но не такой мускулистый и бес сосредотачивается и пробует менять, ему хочется больше стонов и шипения ангела сквозь стиснутые зубы, а ещё это отвлекает от собственного адского пожара в паху, куда он опасается даже прикасаться: во время оргазма контроль точно будет потерян, а для его теперешнего облика места здесь катастрофически мало, да и есть вероятность нечаянно задеть любовника ядовитыми клыками. Поэтому он только сильнее впивается в кресло когтями, чтобы не сделать случайно того же с ангельскими бедрами и ускоряет темп, нещадно раскрывая собственную глотку, пользуясь тем, что сейчас физически неспособен подавиться и страшно жалея, что у него не два языка сразу.       Азирафель едва успевает сдержать вскрик, выплёскиваясь так глубоко внутри, что демон даже не чувствует его вкуса, а жаль — по мнению беса это намного лучше любой солёной карамели. И тотчас его подхватывают сильные руки, тянут вверх, пальцы ангела просто рвут джинсы, не заморачиваясь расстегиванием ширинки и наконец-то оказываются там, где им самое место, смыкаются вокруг напряжённого члена и ласкают, влажно и настойчиво.       — Ангел, крылья! — стонет Кроули, выгибая спину и тот понятливо чешет и с усилием гладит место между лопатками, унимая зуд. Бес утыкается в ангельскую шею благодарным поцелуем, лижет все ещё раздвоенным языком горячо бьющуюся сонную артерию и кончает с тихим шипением, все ещё не полностью приняв человеческий вид.

***

      — Интересно… — голос любовника выдергивает демона из сонной посткоитальной неги и только тогда он понимает, что именно, причем охренительно, не так.       — Блядь! — бес пытается вывернуться, но не тут-то было: ангел намертво прижал его левой рукой, а правой все ещё легко ласкает… Вот же блядский ебаный ад!       Кроули моментально возвращает телу положенную форму, щёлкает пальцами, восстанавливая штаны. Это ж надо, две тысячи лет держался и так глупо прокололся именно сейчас… Если чертов херувим после такого…       — О, Боже милосердный, родной, мне отсосать тебе прямо в облике, чтобы ты наконец перестал меня стесняться? — от ехидства в тоне любовника хочется взвыть.       — Я. Не. Стесняюсь! — демон мог бы гордиться собой хотя бы за то, что у него получается отчеканить это, пока Азирафель самым бессовестным образом тискает его, ещё и нацеловывая во вселокоченные кудряшки на макушке. — Это, дьявол бы тебя побрал, личное, понимаешь?!       — Понимаю, — ангел совершенно неприлично веселится, заставляя вскипать ещё больше. — В полном объеме. Я бы даже сказал, в двойном… Ай!       — Сожру! — лаконично припечатывает бес, разжимая зубы на ангельской шее и щёлкая кнопкой трансформера. Он все-таки выскальзывает из неуместных ангельских объятий, пока любовник, заваливаясь на спину в неожиданно раздвинувшемся кресле, на мгновение потерял ориентацию в пространстве. — И отсосать в облике у тебя теперь не выйдет, раньше думать надо было.       — О, точно демон, — Азирафель уже в открытую ржёт, закладывает руки за голову и вид у него настолько расслабленный, что Кроули понимает: партнёр просто-напросто забыл, что они в самолёте. Хоть в этом плане отвлекающий маневр удался на славу. — А то я уже было подумал, что какая-то фея стесни… да хватит меня кусать уже!       — В следующий раз впрысну яд и будешь валяться парализованный до самого Нью-Арка! — Кроули всё-таки передумывает перебираться обратно в свое кресло и пихает херувима в бок, чтобы тот подвинулся. — Извини, я не собирался тебя шокировать.       — Шокировать? Почему это должно меня хоть в какой-то мере шокировать? Ты же не шарахаешься от четырехкрылого и четырехликого восьмирукого кентавра? До сих пор не могу поверить, что Ей хватило на такое фантазии! — Азирафель освобождает партнеру честную половинку кровати.       — Кстати об этом, — демон фыркает, опять укладывает херувима на спину и просто падает сверху, утыкаясь в любимо пахнущий ангелом висок носом. — У тебя там, часом, лишняя пара крыл не выросла?       — С чего бы им? Я ведь не серафим. Увеличение благодати не может этого изменить.       — Как знать, — Кроули вовсе не так в этом уверен. Новизна собственного облика потрясла его настолько, что он даже забыл проверить, не изменилось ли что-то и в демоническом обличьи. Захотелось немного похвастаться перед Азирафелем, но не прямо же в самолёте.       — Кстати, ты смертных-то разбуди, — спохватывается ангел.       — Что значит, «разбуди»? Я думал, это ты их, — демон любуется несколько секунд теперь уже стопроцентно шокированным выражением на лице любовника, но потом все же щёлкает пальцами.       — Шуточки у тебя, — ангел внезапно как-то смурнеет и напрягается. Вспомнил, где они находятся, не иначе.       — Это потому что я точно демон. Ангел, давай спать, а?       — Дорогой мой, я же не…       Кроули щёлкает пальцами и ангел под ним обмякает, проваливаясь в сон. Устраиваясь поудобнее в кольце его рук, которое не смогло разомкнуть даже демоническое сонное чудо, бес удивляется про себя, как эта гениальная идея не приходила ему в голову раньше.