Конец света и прочие неприятности

Интермедия

Мухи отдельно, котлеты отдельно       

      В том, что твоя суть может разделяться на части, есть как свои плюсы, так и минусы.       Из первых — ранить или убить тебя в облике крайне сложно, даже святая вода будет иметь ограниченное действие. К тому же насекомые проворны, малы и вездесущи, что позволяет вести наблюдение практически где угодно и очень многое выяснять.       Из минусов: а ваш разум когда-нибудь взрывался, разделяясь на 350 тысяч отдельных частей? Каждая — со своими органами чувств, траекторией, задачей и потребностями? Чем дальше разлёт, тем сложнее мыслить связно и тем выше информационная перегрузка — те ещё ощущеньица. К тому же мухи быстро плодятся, но так же быстро умирают и отслеживать этот процесс приходится непрерывно, чтобы не утерять ненароком что-нибудь важное из информации.       А ещё мухи почему-то никому не нравятся, хотя у них такие яркие, изумрудно-зелёные, в бензиново-радужных отливах тельца, хрупкие слюдяные крылышки и огромные, выразительные глаза (Вельзевул смотрел в кинотеатре «Муху» 5 раз, но так и не понял, почему это называется «фильм ужасов»). Если бы можно было поменять свои тяжёлые черные остропёрые крылья на невесомые и переливчатые, с мягкими обводами — Вельзевул сделал бы это, не задумываясь. Ему нравились мухи. А ещё Вельзевулу нравился… Вельзевул.       Он был в восторге от своего ума и трудолюбия — именно они позволили ему в свое время выбиться в архангелы одним из первых, да ещё и возглавить самый перспективный, на его взгляд, проект. Другие могли, конечно, думать иначе, Велиар, вон, вообще считал, что всё затевается ради того, чтобы посмотреть, как органические клетки в эко-системах эволюционируют, а до (и для) чего они там разовьются — ему было совершенно побоку. Как будто есть кому дело до презренной органики, когда можно создавать то, посредством чего вся Вселенная будет себя осознавать!       Правда, с органикой тоже пришлось поработать. Зачем создавать для естественного интеллекта материальный носитель — они выяснили не сразу, а когда разобрались, начинать нужно было чуть ли не сначала. И как же это бесило! Пришлось просить у этого самодовольного придурка консультации. И вообще во всем Плане было раздражающе много нелогичного. Например: зачем создавать разум конечным? И настолько… индивидуальным? С таким количеством ограничений, которые накладывала эта, прости Господи, физиология? Да, План непостижим, никто ж не спорит, но зачем ему обязательно быть таким непонятным?       И всё же, когда он додумался использовать слабые электрические импульсы для передачи информации в органическом носителе, Вельзевул испытал настоящий первооткрывательский экстаз. Триумф творческой мысли! Тут уже Велиар прибежал консультироваться и просить поделиться идеями для их разработок, и Вельзевул, упиваясь собственным остроумием, поделился. Споры спорами, а Проект в конечном итоге был общим.       А потом случилось… то что случилось. Идеи и просьбы, которые Эосфер превратил в требования, были, на их субъективный взгляд, совершенно уместными и оправданными. По сути всё, чего они хотели — это получить возможность выбирать, а не только просить. Но Она сделала выбор за них, вышвырнув из Проекта, из своей плоскости реальности, навсегда закрыв доступ к благодати. Именно от Нее падшие узнали, что такое ярость, ненависть и презрение, раньше в их оперативном ассортименте таких чувств не было. И Вельзевул оказался необычайно хорош во всех трёх. Стал идеальным демоном также, как когда-то был идеальным архангелом, воплощающим в себе лучшие черты помощника Создателя. Во всём, кроме желания стать не помощником, но соратником, из наборщика текста превратиться в соавтора. Выяснилось, что за такое не прощают.       Иногда Вельзевулу приходила в голову мысль, что это тоже было частью Плана. Например, ничем иным было не объяснить, зачем в той грани пространства-времени, которую лишь позже, переняв у смертных терминологию, назовут Небесами, при полном отсутствии внешних угроз две трети ангелов были созданы воинами. Ни один из конструкторских отделов, насколько было Вельзевулу известно, не взял на себя ответственность за разработку оружия. Да и зачем бы им было нечто, навсегда отправляющее в Небытие себе подобных?       То, что они по привычке называли Великой Битвой, на самом деле больше напоминало разгон мирной демонстрации, по крайней мере до момента, пока на защиту командующего не встало несколько воинских частей — изначально ни у кого из протестующих оружия не было. И тем не менее, Вельзевул знал, что в стычке погиб минимум один из членов Совета Архангелов, пытавшийся сохранить нейтралитет, найти компромисс… Бедняга Рафаэль! Он не был ни воином, ни инженером, и его напрямую вся эта разборка вообще не касалась. Сопутствующая жертва.       Если и было чувство, которому ангелов: и падших, и оставшихся, некому было научить, то называлось оно — жалость. _________

***

      Организовать поисковую экспедицию для знакомства с Сыном Божьим оказалось значительно сложнее, чем Азирафель думал поначалу. Метатрон, сославшись на конфиденциальность данных, касающихся личности возродившегося Спасителя, для обеспечения безопасности последнего, информацией делиться отказался. Херувим пытался настоять, упирая на то, что защита Сына Божьего — в компетенции Совета Архангелов, но обломал зубы на железном аргументе: решение было принято Ею, Иисус, как ни крути, Её дитя, а значит…       Значило это, что в подкидывании монетки не было смысла: явно поблизости от Христа Верховному «светиться» было нельзя. Поездку пришлось отложить и заняться текущими делами, благо время, объективно, позволяло.       По субъективным же ощущениям херувима, его не было совсем. Обустраивая лекционные залы и формируя группы для ставших обязательными стажировок «на грунте», просматривая отчёты и разбирая запутанный, как постмодернистский детектив, график отпусков, куда херувим заблаговременно внёс и себя, он слышал краем сознания тиканье незримого таймера, отсчитывающего секунды до часа Х. Когда Азирафель спускался вниз, особенно если дела приводили его в Сохо, он беспрерывно ощущал за собой слежку: внимательный и бесчеловечный взгляд жёг спину промеж лопаток, заставляя чуть ли не ёжиться. Иногда ему казалось, что он просто надышался ядовитыми миазмами в Преисподней и заразился там их бесконечной ползучей паранойей, но поверить в такое — значило пренебречь опасностью, а беспечным, что бы там ни ворчал иногда демон, херувим не был.       Почти всю руководящую работу ему, тем временем, приходилось делать самому. Уриилу были интересны только вопросы армии и львиная доля времени уходила на то, чтобы переубеждать твердолобого архангела при любых минимальных нововведениях, а реструктуризация системы званий и вертикали подчинения вообще вызвали молчаливый, но упорный одиночный бунт.       Но и.о. командующего хотя бы было не все равно. Михаил же полностью самоустранился от дел, но продолжал внимательно следить за происходящим, то ли в ожидании, когда Верховный по-крупному облажается, то ли развлекаясь, а скорее всего — и то, и другое. Вполне вероятно, что он также докладывал Метатрону обо всём, о чём в принципе мог знать и догадываться, но такой поворот событий предугадать было нетрудно. К тому же, периодически и скорее всего — непроизвольно, он проговаривался и перед Азирафелем о собственных разговорах с Гласом Божьим и других вещах, о которых Гавриил в своем самозабвенном пофигизме к делам родной конторы вообще не подозревал. И кое-что из услышанного вполне заслуживало того, чтобы начать паниковать.       — Ты уже как Метатрон, скоро поселишься в Архиве, — с тенью насмешки заметил Михаил, но тут же понял, что говорит всё же с начальством и поправился: — ну ты-то понятно, давно тут не был, вникать много во что нужно. А он-то чего там пыль глотает, можно же все в Книге прочесть.       И эта вскользь брошенная фраза заставила смертное тело Азирафеля покрыться холодным потом.       Про Книгу он знал вообще потому, что она была первой, которую он вообще увидел и заинтересовался, даже не зная ещё толком, что это такое. Что именно и насколько подробно в ней расписано, он представлял себе весьма слабо: в конце концов он даже в руках её никогда не держал, не воинское это дело. Но если рассудить логически, то вполне возможно, там написано ВСЁ.       В том числе и их маленькая авантюра с «переодеванием», которая успешно срабатывала уже несколько недель. В том числе и… насколько далеко простирались прогностические возможности артефакта, Азирафель не мог себе даже представить.       В таком случае, аккуратное подкидывание сфабрикованных им собственноручно личных дел на их с партнёром личины не имело никакого смысла — Метатрон всё знал, или мог узнать в любой момент и догадаться, что они ведут свою игру. И как он поступит — было неизвестно. Или всё было не так плохо, и он зря волновался. В любом случае херувим понял: настало время узнать о Книге Жизни побольше.       Вообще-то, папки с делами из Архива можно было вызывать прямо к себе на стол. Но для этого нужно было точно знать, какая именно тебе нужна. В остальных случаях требовалась помощь сотрудников Архива, а в случае с Верховным Архангелом негласный протокол требовал сотрудничества конкретно с Архивариусом. К счастью, тот уже давно привык, что Азирафель то и дело «хочет странного» и ничуть не возражал, если тот разбирался со своими запросами сам, не отвлекая Саракаила от его архи (вно)важных дел. Это давало шанс получить нужные данные по-тихому — щеголять своей заинтересованностью в этом вопросе ангелу казалось неразумным.       А ещё было бы полезно узнать, какую такую информацию настолько рьяно разыскивает в Архиве Метатрон. Но как? Азирафель неоднократно встречал его там, но всё же далеко не каждый день, да и Архив был почти бесконечым. Попытаться выяснить это чудом — значило моментально раскрыться перед Архивариусом, защита от взлома в залах с информацией стояла серьезная, да и логично было предположить, что большую часть дел тот всё-таки дёргает к себе в кабинет, а в Архиве только выясняет, что именно ему нужно. По крайней мере сам херувим делал именно так.       Всем этим он поделился при следующей же встрече с демоном.       План ангела, как без помех видеться с любовником, как ни странно, оказался вполне эффективным. Азирафель периодически подкидывал в разговоре с Разиилом пищу для слухов и главное — для усыпления бдительности Гласа Божьего, старательно имитируя влюбленность в нового, молодого и горячего бойфренда, и Метатрон только глаза закатывал, когда замечал Верховного, пружинистой походкой и с улыбкой предвкушения на лице шагающего к лифту. Упростив процедуру перевоплощения, Азирафель справлялся теперь всего за пару минут, причём большую часть времени занимало вытянуть позвоночник, не порвав при этом мышечный корсет. Приятного мало, зато это здорово меняло внешний вид: пропорции тела, походку, осанку, даже жесты и привычный ритм дыхания. С ростом, правда, вышла промашка. Стоило только отвлечься от контроля за мышцами, как херувим начинал безбожно сутулиться, но к его «академическому» образу профессора прикладной лингвистики это подходило идеально, к тому же побуждало беса оттачивать навыки в массаже.       Кроули вообще переходил к личине смертного и обратно — как с ноги на ногу переступал, практически моментально. Стоило ему переставать двигаться так, будто вместо костей у него ртуть пополам с афродизиаком — и его не узнала даже Нина, когда он пришёл и купил у нее шестерной эспрессо, с обаятельной и немного застенчивой улыбкой посетовав на тяжёлый день.       Единственным слабым местом в их схеме было то, что в любом случае они находились на Земле одновременно. Вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову сличить распорядки дня Верховного Архангела и Владыки Ада, но и совсем исключить такую вероятность было нельзя. И Кроули весьма изящно решил эту проблему с помощью остановок времени. Вообще-то передвигаться во времянке — вспомогательной статической мини-вселенной с произвольным ходом времени, которые он умел конструировать, можно было только в пределах помещения или ограниченного участка пространства, но демон выяснил, что это прекрасно получается делать в Бентли. И тогда пузырёк, наполненный их субъективным временем, двигался по застывшему в безвременье внешнему миру, давая возможность им показаться хорошо проводящими время в приятной компании смертных одновременно в двух разных концах города.       О чудесах бесу тоже можно было больше не беспокоиться. В Архиве теперь сидел не то, чтобы «его человек», но были все шансы, что Астарот в первую очередь использует информацию, чтобы подлизаться к Владыке или попробовать шантажировать Князя, если узнает нечто для него не предназначенное, чем побежит докладывать его врагам, и оба варианта Кроули вполне устраивали, потому что он знал, как решать подобные проблемы.       Что касается регистрации чудес, появление которой после его эффектного «увольнения» из Ада по завершению (вернее, отмене) Апокалипсиса демона совсем не обрадовало, то его подозрения подтвердились — отдел разработок поднатужился и склепал-таки собственный Пульт, причем не на ворованных райских технологиях, а по оригинальному концепту. Выяснить, кто приложил к этому руку, оказалось несложно, и спустя каких-то полчаса Князь уже вёл конфиденциальные переговоры с душой неправедной некоего Абдула Латифа Джандали, а ещё через час Пульт перестал регистрировать чудеса Князя вообще. Было бы идеально провернуть подобное и в Раю, но увы, принцип работы их Пульта так и остался неведомым, а разобраться сам Азирафель не сумел бы, даже если б мог подобраться к нему без ведома Метатрона — доступ туда всё ещё был ограничен.       Кроули, чтобы выдать идею по отслеживанию того, что именно раскапывает в Архиве Глас Божий, понадобилось всего несколько секунд и помогло ему в этом, как ни странно, пристрастие к кино и сериалам, в том числе криминальным.       — Ты же говорил, что он постоянно тусуется в Раю в физическом теле? Значит, у него есть отпечатки пальцев, — бес выглядел собой до ужаса довольным. — Для работы с архивными документами нужен допуск и он подтверждается наложением руки, значит отпечатки должны оставаться на папке. Так что сейчас мы направимся в ближайший магазин электротехники за ультрафиолетовым детектором. Никакой излишней возни, тебе даже не потребуется их фиксировать и сличать — кроме вас двоих работать с этой макулатурой с помощью вполне живых человеческих рук просто некому.       Азирафелю захотелось расцеловать партнёра, что он и сделал (не то чтобы существовали в природе моменты, когда бы ему этого не хотелось).

***

      Назначение резидентом на Землю стало для Фурфура самой большой неожиданностью со времён падения, и в отличие от последнего — приятной. Вернее, не так. Она была ошеломляющей, внезапной и, ну… неожиданной неожиданностью, и даже с падением сравнивать ее было нельзя. Тогда демон просто не ожидал. Сейчас он ожидал прямо противоположного.       Сделать ставку на Шакс казалось в моменте отличной идеей. Она была цепкой, хитрой и наглой, то есть, идеальной кандидатурой на пост Владыки. Кто же знал, что всё так обернется? В смысле, настолько паршиво?       Что бы там ни говорил Фурфур теперешнему Владыке в 41-м, он ему не завидовал. Ну, разве что слегка, обобщенно, как такие эгоцентричные существа, как демоны, завидуют всем подряд, чьё место в иерархии власти выше и устойчивее, чем их собственное. Но в том и дело, что место это у Кроули было таким расплывчатым и плавающим, что непонятно было, имеет ли смысл завидовать. Куст чертополоха же не завидует пролетающей мимо стрекозе? Не мечтает занять ее место, ощутить свободу полета и яростное ликование активного хищничества? Вряд ли куст даже может представить себе, каково это.       Среди чертополо… то есть, среди офисных сотрудников в Преисподней Кроули был легендой. И не столько потому, что искусил Еву, организовывал мировые войны и останавливал апокалипсисы — в Аду мало кому было дело до происходящего на Земле. Он выживал после споров с Вельзевул и настаивал на своём — вот о чем шептались по углам офиса и в курилках. А когда она ушла на покой (так и говорили — «на покой», как будто бывшая начальница вышла на пенсию, с обязательной по такому случаю прощальной вечеринкой и подарочными часами от благодарных сослуживцев. В предательстве вслух экс-Князя мог обвинить только кто-то из руководства, да и те заткнулись, как только выборы подтвердили полномочия самозваного «и.о.» Как-то все очень быстро сообразили, что произносить это слово при новом Владыке не стоит), оказалось, что Кроули ещё и обласкан вниманием Самого, и как долго продолжался этот фаворитизм, угадать фантазии у сплетников не хватало, но многие сразу же заявили, что всегда об этом знали.       Фурфур же ничего такого не знал. Он с тоской прикидывал, как сильно его понизят и в какую из многочисленных адских дыр засунут: вряд ли нынешний Князь забыл 41-й год, да и поддержка Шакс, несмотря на то, что её Кроули неожиданно для всех назначил заместителем, могла ему аукнуться большими неприятностями.       Поэтому получив конверт с уведомлением о переводе в земную резидентуру (с испытательным сроком. А он не дурак, этот Кроули!) демон сначала решил, что это розыгрыш коллег. Потом — что новый Владыка чересчур креативен по части пыток и наказаний. И только когда в его кабинете показалась Шакс и стала возмущаться, что он задерживает работу — ей нужно передать ему дела, а ну нее и своих теперь полно — он понял. Это ловушка! В чем конкретно она заключалась, было ни черта не ясно, и так, судя по всему, и задумывалось: от этого было стрёмнее в разы.       Фурфур на автомате подписывал какие-то бумаги — об обязательствах разглашать конфиденциальную информацию, разрешение на вредительские чудеса в рамках агентурной деятельности, запрет на благодеяния (а это ещё зачем, мельком удивился он, какому демону вообще придет в голову кого-то облагодетельствовать?) — в общем, примерно с тонну разнообразной макулатуры, а сам думал: «Вот сейчас. Или сейчас. Или когда я выйду из лифта. Или отопру своим (ли?) ключом ведомственную квартиру».       И ровным счётом ничего не произошло. И не происходило ещё три дня.       Фурфур изучил все инструкции, потом для верности — ещё раз. Пора было, наверное, приступать к своим новым обязанностям, но в сопроводительных документах ни слова не говорилось о том, с чего же, собственно, начать. И он просто, чтобы убить время, ходил кругами по квартире, где глазу совершенно не за что было зацепиться, кроме, разве что, вида из окна. Или самого окна, если уж на то пошло — в Преисподней не было необходимости в окнах, на что сквозь них смотреть? В голове крутилась мысль: «Ну теперь-то точно в любую минуту…»       Князь заявился к нему на четвертый день. Сам. И с порога заявил:       — У меня на тебя есть три дня. С этого момента ты — мой стажёр. Никаких несогласованных чудес, пока смотри и запоминай, что непонятно — спрашивай. Через десять минут выдвигаемся, представлю тебя ангелку местному, приведи там себя в порядок. Рай раскаленный, я ж точно заказывал в этот клоповник кофе-машину!       И не дав «стажёру» и слова вставить, скрылся в кухне. Так для Фурфура начались трудовые будни.