Неравный брак

Корф медленно отступил на шаг от подруги детства, приблизился к окну и невидящим взглядом уставился на унылый пейзаж: в апреле сад перед домом Долгоруких еще не полностью освободился от снега, и среди скамеечек, беседок и грязно-белых проталин проглядывала серо-бурая земля с едва пробивающейся местами травой. — Прощайте, Елизавета Петровна, — едва сдерживаясь, выдавил из себя барон и направился к двери. — Владимир… постойте… Но Корф не услышал или не хотел слышать ее просьбу. Едва за ним захлопнулась дверь, княжна закрыла лицо руками: как она могла дойти до такого унижения? Щеки ее пылали, грудь и талия, затянутые в корсет, горели огнем, она задыхалась, изнемогала. Лиза рухнула на софу и некоторое время лежала без движения в весьма неудобной позе. Вдруг пришедшая в голову мысль словно ужалила княжну и заставила ее резко вскочить: — А как князь Репнин узнал об этом? Ах, как же так? И он рассказал Владимиру? Какая мерзость… *** Владимир пустил коня во всю прыть. Не думать… Не думать… Как все гадко! Этот Анин брак, связь Забалуева с княгиней и его вынужденное копание в чужом грязном белье… Корф даже содрогнулся от отвращения: а он сам-то до чего дошел: стал предлагать себя Лизе в обмен на показания против ее матери! Словно он — продажная девка из борделя… «Нет, так нельзя, это не выход… Но все равно, нужно же что-то делать… Но Анна должна быть свободна!» *** Анну он застал в библиотеке: она с утра вызвалась сортировать воспоминания покойного Ивана Ивановича о войне, и его личные, семейные записи. — Вы посмотрите, Владимир, что писал о вас отец, когда вам было восемь лет… — Да? И что же? — спросил барон, с усилием делая безмятежное лицо. Он подошел к Анне и взял из ее рук листок слегка потрёпанной старой бумаги. «Этот несносный мальчишка сегодня плюнул в лицо бонне, я его пытался наказать, велев поставить в угол, и, когда Володька уже стоял в углу, я заметил, как наша Варвара украдкой сунула ему кусок пирога.» Корф все же рассмеялся: — Да, Варя всегда была на моей стороне… Вот за это я ее и люблю! Анна невольно засмотрелась на мужчину. Он был сейчас таким трогательным… А он любовался, как всегда, ею: когда Анна улыбается, даже солнца не нужно, ее улыбка и так освещает дом. Иногда Анне хотелось, чтоб Корф ее схватил и силой утащил к себе. Ей порой казалось, что он уже близок к этому, но каждый раз останавливал себя, и Анна была за это благодарна Владимиру. А сейчас она чувствовала, что он мыслями где-то далеко. И точно: он вскочил с кресла, куда присел минут пятнадцать назад, и сообщил, что ему срочно нужно к Долгоруким. — Вы же только что оттуда, Владимир! Григорий сообщил мне, что вы с утра поехали к Долгоруким, — удивилась Анна. Корф поморщился: ну ничего не скроешь от этих слуг, и обязательно они кому-то доложат. Это не дом, это балаган какой-то! — Да, Анна, я кое-что забыл сделать… очень важное… — Я понимаю, Владимир, — погрустнела Анна. Барон взялся за ручку двери, бросил на девушку прожигающий взгляд. «Ничего ты не понимаешь, глупенькая… Совсем ничего…» *** Снова прибыв к Долгоруким, Владимир, к своей радости, застал в саду княжну Соню. Как раз она ему и нужна, и место для разговора удачное, никто не услышит их. Юная Соня ужасно смущалась Владимира и старалась это скрыть. Барон, вкратце объяснив княжне положение дел, молил Соню, пытался вызвать в ней жалость к судьбе Анны. Княжна сильно колебалась, ей было страшно вообразить, как можно свидетельствовать на церковном суде против собственной матери. Владимиру было не по себе и очень стыдно перед Соней, но иного способа освободить Анну от брака он не находил. В ходе беседы с Соней, Корф понял, что свидетелем измены Забалуева является еще и крепостная Татьяна. «И Михаила Репнина тоже можно считать косвенным свидетелем,» — вспомнил барон. Владимир попросил Соню позвать к ним Татьяну. Та оказалась неподалеку, и уверила Корфа, что она тоже хочет помочь Анне, говорила, что та была всегда очень добра к ней, с самого детства. — Анна Петровна мне как сестра… Простите, барин! — Татьяна извинялась за фамильярность. — Нет, тебе нельзя… Таня, ты крепостная, и не имеешь права давать показания против своих господ. Единственное, о чем я тебя прошу: не говори никогда никому ни слова о том, что ты видела и знаешь… — Да, барин, — Таня скромно опустила глаза и пошла к дому. Глядя вслед удаляющейся Татьяне, Владимир испытал болезненное чувство: совсем недавно, желая отдалить от себя Анну и вырвать ее из своего сердца, он также часто говорил ей: «Анна, ты крепостная, и не имеешь права…» Барон с состраданием посмотрел на притихшую Соню: — Милая Софья Петровна… поверьте, если бы был иной способ помочь Анне, я бы никогда не посмел просить вас о таком… — Владимир нервно прошелся до беседки и обратно, а остановившись, пнул ногой старый пень. — И вот еще что: кхм… я обратился к Елизавете Петровне с той же просьбой, что и к вам… И она мне… отказала. — Я …п-понимаю, — низко опустив голову, прошептала девушка. — Я обещаю вам подумать, Владимир Иванович… И запиской сообщу вам о своем окончательном решении, или… нет, я навещу вас с Анной вскоре. Корф молча взял руку княжны в свою и с благодарностью приложился к ней губами, подобно тому, как утопающий хватается за соломинку. — Соня, — мрачно обратился к девушке барон, выпрямившись. — Андрей Платонович сейчас у вас? — Да, он уже дня два живет в одной из наших гостевых комнат… Не торопится он за Анной, да? — Похоже, что так, — поджав губы, тихо произнес Корф. — А Миша, князь Репнин, тоже сейчас у вас? — Да, Владимир Иванович… — Какой же я болван… Сонечка, я, кажется, понял, что нужно делать… И вам, скорее всего, не придется давать показания против своей матери… Позови, пожалуйста, князя Репнина! Репнин и Корф договорились, что Михаил поживет еще некоторое время у Долгоруких (благо, он сейчас в недельном отпуске и свободен от дворцовых обязанностей) и постарается проследить за княгиней и Забалуевым и, если получится, застать их в качестве любовников. Князь обнаружит при них свое присутствие и объявит себя свидетелем их связи. При этом Владимир предупредил Михаила, чтобы тот не привлекал в это дело Лизу, сообщив, что та настроена против разоблачения своей матери и Забалуева, умолчав, впрочем, обо всех остальных тонкостях своего разговора с княжной Елизаветой. *** Князь Репнин и Софья сдружились и тайком ото всех тщательно следили за Забалуевым. Однако, Репнин не забывал об осторожности и старался лишний раз не сталкиваться с Лизой. Впрочем, старшая княжна была настолько удручена, что и сама не желала ни с кем общаться, она лишь за вынужденной трапезой обменивалась с домашними и гостями (Забалуевым и Репниным) скупыми, ничего не значащими фразами. Елизавета почти возненавидела князя Репнина за то, что тот стал невольным свидетелем ее разговора с сестрой о связи их матери и Забалуева. С Соней же Михаилу было очень просто и отрадно, вечерами та приказывала князю сидеть смирно и позировать ей. Пока она рисовала его портрет, Репнин нарочно корчил такие физиономии, что Соня со смеху не могла рисовать. Тогда они шли в столовую пить чай, беседуя там обо всем на свете. Князю казалось, что никогда в жизни он еще не был так счастлив и весел. Но ответственный и пунктуальный Мишель ни на секунду не забывал о Забалуеве. Однажды утром Андрей Платонович, забавно озираясь, куда-то засобирался, и Михаил с Софьей направились за ним следом. Юная княжна хорошо ездила верхом, и парочка отправилась за коляской Забалуева каждый на своих лошадях. Предводитель уездного дворянства добрался до трактира, около которого он встретился с некой мадам, и взяв ее под руку, направился с ней в сторону гостиницы. Миша и Соня ринулись следом, и убедившись, что Платоныч зарегистрировался и скрылся с женщиной в одной из комнат, княжна с князем, назвавшись мужем и женой, тоже устроились в просторной комнате на сутки. Войдя в номер, счастливая Соня вдруг притихла, смутилась. Впервые она наедине с мужчиной, во что же она ввязалась? Но, посмотрев на родное и доброе лицо князя Репнина, который теперь сам пребывал в некотором смятении, мгновенно успокоилась. Это же лучший друг ее брата Андрея и давнишний приятель Владимира Ивановича. Тряхнув головою, Соня сняла шляпку, пальто, перчатки и бросила все на кровать. — А вас не учили класть вещи на место, княжна? — Нет, за мной убирает Таня… — пролепетала Соня. — Учитесь обходиться без нее, потому что когда мы поженимся, Тани рядом не будет, — полушутя-полусерьезно заявил князь. — Вы… вы хотите на мне жениться, Михаил Александрович? — изумилась Соня. Она, часто моргая, подняла свои прелестные глаза на Репнина. — Конечно! Поэтому я и позволил вам поехать с мною, Софья Петровна… Чтобы скомпрометировать вас и… жениться… Я ведь вам нравлюсь… вроде… — проговорил Михаил, беря Соню за руки. Соня покраснела, но лишь коротко несколько раз кивнула и ничего не ответила. — Хочу, чтоб стали вы княгиней Репниной, чтоб были счастливы и радостны со мной! — с застенчивой улыбкой экспромтом продекламировал Михаил, мечтая схватить девушку на руки и закружить по комнате. Но пока сдержал свой порыв: боялся напугать девушку своею пылкостью. Он откашлялся: — Вы пока располагайтесь, княжна, а я сейчас закажу ужин. Можно было сделать заказ ужина, вызвав слугу в номер, но Репнин решил найти слугу самостоятельно, чтобы лишний раз осмотреть помещения. И ему несказанно повезло. Мимо него прошел Забалуев собственной персоной и направился к своей двери, скрывшись вскоре за ней. Князь, пожелав себе удачи, постучал в ту самую дверь. Андрей Платонович, открыв дверь, за которой мелькнула женщина, озадаченно уставился на князя Репнина. — Вы? Но что вам нужно? Вы что, следите за мной, князь? Михаил кивнул: — Я действую по поручению тайной полиции в связи с высочайшим указом… Вы подозреваетесь в деле, связанном с производством и распространением фальшивых ассигнаций. Все показания против вас имеются, свидетелей достаточно. Я сейчас вызову исправника. Во избежание больших неприятностей, господин Забалуев, прошу вас следовать за мной. А также — требую назвать имя дамы, которая находится сейчас с вами в этой комнате! — А, все ясно, Михаил Александрович! Все с вами ясно… Вы действуете по поручению барона Корфа… — И это верно! И вам придется отвечать в суде, почему вы, женатый и почтенный господин, проводите время не с молодой женой, а с некой особой…