О краденных лицах

У Чхонмы его лицо. Его. Блять. Лицо. Это его лицо, его руки, его волосы, его глаза — это его тело. Его тело, пускай и без единого шрама, а Чхонма даёт любому желающему посмотреть, имея наглость ходить с его оголённой грудью, смея улыбаться ему, как старому другу, с его, блять, лицом! Чхон Мён даже не может начать описывать те глубины ярости и возмущения, которые преобладают в нём, превосходя даже его нескончаемую ярость к демону. Как. Он. Смеет?! Будто прочитав его мысли, Чхонма усмехается, и Чхон Мён понимает, почему он так часто нарывался на драки, если его прошлое лицо всегда выглядело столь самодовольным; он хочет ударить его чисто инстинктивно. Вместо это он кричит через всё поле боя, едва не забыв, что они в самом сердце войны: — Почему у тебя это лицо?! Почему ты украл моё лицо, ублюдок?! — хотел сказать Чхон Мён и еле сдержался. Чхонма умудряется выглядеть ещё более невыносимым, когда наклоняет его голову, его распущенные волнистые волосы без седины, что была у него самого, слегка качаются от движения, и Чхон Мён разрывается между желанием ударить своё же лицо и запахнуть эту свободную одежду и завязать волосы; его розовые глаза прищуриваются, и его голос звучит над всеми, более глубокий, чем даже сам Чхон Мён может помнить. — Вполне логично, Меч Хуашань, что я возьму тело того, кто убил меня, чтобы стать сильнее, — звучит насмешка, и Чхон Мёну стоит вознести молитвы Чхон Чину, что он столько лет терпел его снисходительно-дразнящий тон.

Он убьёт его.

Чхон Мён буквально чувствует, как в нём просыпается маниакальность. Чхон Мён и без того желал убить Чхонму, это и без того было нечто невообразимо личное, но это? Чхон Мён чувствует злость другого порядка, зная, что Чхонма нашёл, что ещё может украсть у него.

Очень-очень отдалённая часть него внезапно впервые осознаёт, что его прошлое тело и лицо были красивыми.