В нужде, да не в обиде.

Смочив пальцы слюной, он с удовольствием принялся пересчитывать пачку купюр. Четыре сотни. Неплохой заработок за пятнадцатиминутный отсос. На самом деле сегодня ему несказанно повезло — мужик оказался слабоват к алкоголю, его вывернуло буквально сразу, как он кончил. Выглядело это неприятно, Осомацу еле успел увернуться, а затем, привалившись к стенке, безудержно ржал. Покоренный, но обиженный, незнакомец всучил ему деньги и свалил в туман. Сегодня Мацуно и правда повезло. Бывало и хуже, куда хуже.

Могли не заплатить. Могли отмудохать как следует. Могли харкнуть в лицо. Могли обработать наркотиком и иметь его безвольное тело до самого утра.

Много чего ещё могло случиться. Так что пусть сейчас у него на руках было не так много, как обычно, зато это были лёгкие деньги. А что может быть лучше этого, спрашивается? Заполнять документы, пополнять портфолио, ходить на собеседования, терпеть бесконечные отказы и невербальные унижения — это все не в его вкусе, не та стезя, в которую он пойдет. Родителям надо было смириться с этим уже очень давно, но они не смогли. Поэтому он врёт, что нашел хорошую, офисную работу, не требующую сильной вовлечённости и не предполагающей физической активности. Ведь это так в его стиле! Куда выгодней отдавать тело за деньги, ведь это всего лишь тело. Он не забеременеет, а ещё ему хватит мозгов на то, чтобы избежать потенциальной опасности… Но, увы, вселенная устроена по-другому, и ему все равно приходилось мириться с возникающими на пути проблемами. Достаточно было вспомнить, как клиент, чье лицо Осомацу запомнить не смог, отказался использовать презервативы, и на протесты ответил железной хваткой в районе запястий и глубоко засаженным членом. Всю следующую неделю Мацуно не решался выйти на «работу», сдавал тесты в больницах и панически боялся услышать слово «положительный». Его обошли подобные ужасы. Но это никак не отменяло всего произошедшего. Например, над длинным, плотным, красным рукавом толстовки скрывалась сетка ожогов от сигарет. На другой руке — несколько глубоких царапин, которые старший Мацуно впервые обработал ещё месяц назад, а они так и не зажили. Он покупал заживляющие мази, бог знает из чего сделанные (по запаху напоминало толченых насекомых) и, что универсально — с ментолом, но эти порезы все равно в один момент загноились. Поэтому Осомацу начал ложиться позднее всех и вставать с первыми лучами солнца — все ради того, чтобы его братья остались в неведении. Он многое увидел, и ещё больше испытал на себе. Зато у него есть деньги.

Честно заработанные деньги.

…Осомацу остановился. В такую рань на улицах практически никого не было, не должно было быть, но он увидел силуэт на другом конце дороги. И ближе этот силуэт подходил, тем больше его трясло. Ведь силуэт был до боли знаком. — С работы идёшь, а, братец? Этот тон не предвещал ничего хорошего. Старший Мацуно с трудом сглотнул. — А-а, Карамацу! Тебе не спится? — Хотел спросить у тебя то же самое, — его брат скрестил руки на груди и с прищуром осмотрел всего Осомацу с головы до ног. Заметил деньги в его руке. — Прибавка? — Она самая… — Купюры тут же исчезли в кармане толстовки. Он чувствовал, как сердце начинает колотиться все быстрее. Видеть в глазах брата такое глубокое разочарование и отторжение было куда больнее, чем получить по лицу. Карамацу внезапно шагнул вперёд и схватил Осомацу за локоть. Вывернуться не вышло. — Сколько ещё ты будешь нам врать? — гневно прошипел он, заглядывая брату прямо в глаза. Мурашки побежали по спине. Его паранойя была оправдана, а осторожность — бесполезна с самого начала. Как он мог быть таким наивным? Будто бы он не думал о том, что если тайну и раскроют, то первым это сделает именно Карамацу! — Если ты хочешь меня отчитать, то брось эту затею прямо сейчас, — он обессиленно улыбнулся, а Карамацу лишь пуще прежнего нахмурился. — И не сжимай так сильно. Прямо по синякам. — Чем ты занимаешься? Убиваешь? Толкаешь дурь? Это было бы очень в твоём духе, — Второй Мацуно был настроен серьёзней, чем Осомацу мог предположить.

Вскрывает раны, которые он так старательно пытался зашить. Забыть про их существование. Для братьев он навсегда останется беспечным, ветренным старшим Мацуно.

— Это не твое дело, Карамацу, — ответил он сухо. Лицо его ненадолго смягчилось. Осомацу слишком хорошо знал это выражение лица и знал, что второй Мацуно может сейчас чувствовать. Но это сейчас неважно. Как бы ни было больно, такой грязный секрет должен остаться при нем. — Ты просто завидуешь, что я уже начал обеспечивать себя сам, а ты все ещё живёшь на шее у родителей.

Оголяет его самый глубокий страх — быть отвергнутым и непонятым единственными близкими людьми, что у него есть.

— Мы с тобой всё ещё живём в одном доме, а деньги ты сливаешь на пачинко! — парировал Карамацу. И ведь его слова имели смысл, и правда лезвием прошлась по уверенности Осомацу, оставляя после себя рваный след. — Тогда с какой стати ты лезешь в мою личную жизнь? Это тебя не касается… Карамацу так сильно сжал руку старшего брата, что та заныла. Тем более, Осомацу был истощен после сегодняшней «смены» в клубе — всю ночь напролет в ушах гудела громкая, безвкусная музыка, его неоднократно касались чужие руки, потенциальные клиенты наливали за свой счёт, а результат всего этого мерзопакостного ужаса лежал сейчас у него в кармане. Хватит на один поход в продуктовый магазин. — Касается, брат! Пожалуйста, скажи мне правду… Сил сопротивляться у Осомацу было мало, но страх подстёгивал сделать хоть что-нибудь. Он вырвал собственную руку так резко, что даже Карамацу опешил. — Отвали! — выкрикнул старший Мацуно.

Это было совсем не похоже на ветренного, беспечного братика Осомацу, которого он знал.

Карамацу на этот раз ничего не ответил, только отшагнул назад. Взгляда Осомацу так и не поднял. Трудно было дышать, когда горло судорожно сжималось, трудно было стоять ровно на своих двоих, когда они так ослабли. К счастью, Карамацу был не в состоянии давить дальше. Ему хватило. — Ясно. Я домой. Прозвучало тихо и холодно, Осомацу тут же захотелось закричать. Это желание он подавил сразу, погрузил ноющую руку в карман и вновь нащупал там купюры. Свои, честно заработанные купюры. Нет, все незря. Все хорошо! Старший Мацуно достал сигареты из другого кармана. Или он закурит, или расклеится прямо посреди улицы. Большой палец соскальзывал с колёсика несколько раз, прежде чем ему удалось поджечь сигарету маленьким, голубым огоньком из почти выдохшейся зажигалки. Карамацу очень быстро скрылся, растворился в розовых сумерках, идти за ним желания не возникало. Старший Мацуно решил шастать по улицам, пока усталость сама не вынудит его вернуться домой. Там он заснёт так крепко, что вопросов и взглядов просто не услышит и не увидит.

Утро — быстрый перекус — пачинко. Вечер — незнакомец в клубе — деньги. Синяк на синяке — сдержанные рыдания — улыбка с утра.

Завтра цикл возобновится.