Страхи

      Не любить Диму невозможно – думал Харитон изучая оштукатуренный потолок “резиденции будущего чемпион мира по самбо”. Обозначенный победитель ещё не состоявшихся турниров счастливо сопел в соседней комнате, вдоволь насладившись запущенными вместе с “мужиками” и их родителями на пруду фейерверками, и Московский район Орехово-Борисово благополучно погрузился в посленовогодний сон. Центральный федеральный округ Российской Федерации встретил Новый год и…       Что “и”, Захаров не мог додумать, так как сам он не спал и понимал, что работники Метрополитена, врачи больниц, дежурные инженеры коммунальных служб, полицейские, военные и “мчсовцы” несли свою службу. Город погрузился в дрёму далеко не весь. Да и сам Харитон не мог заставить себя закрыть глаза. Он думал, размышлял, рассуждал, спорил с собой и проигрывал все прения. Мысли его крутились вокруг Сеченова.       Дима.       Чувства, связанные с недавно состоявшимся кандидатом не то медицинских, не то технических, не то химических наук Захаров узнал практически сразу. С Аней так же начиналось. Не то, чтобы Сеченов был похож на покойную супругу Харитона. Даже скорее напротив, различия больше бросались в глаза, нежели общие черты, но вот отношения в своё время зарождались также – через дружбу, покровительство и взаимопонимание. Он – приютский мальчишка, никому особо не нужный, непонятно из-за чего переживающий, вроде как не брошенный, но и неприкаянный. И она – девочка из многодетной семьи, искавшая любовь.       В четырнадцать лет Харитон не хотел никакой науки, а Аня… Нет, с ней было не очень понятно. Казалось, она начала следить за Захаровым из чувства жалости и скорее учила его ласке, общению, трудолюбию, стремлению к знаниям. Занималась словно с нерадивым братом, а потом вдруг посмотрела как-то по-особенному, и “закрутилось”. Хорошая она была.       С Димой получилось так же, хотя Захаров само начало распознал не сразу. Уж больно все в Москве были расчётливыми, испорченными квартирным вопросом и избалованные. Да и ему самому казалось, что жизнь достаточно его закалила, чтобы не поддаваться на хитрости и уловки судьбы. А тут… Оказалось, что в столице есть добрые люди, и среди них Сеченов. “Бедовая голова”.       Объект Харитоновых рассуждений лежал рядом и, хоть лицом был обращён к тому же оштукатуренному потолку, но – в отличие от друга – крепко спал. Захаров покосился на левую сторону разложенного дивана. Он, конечно, предлагал Екатерине Дмитриевне постелить ему на полу, так как… Впрочем, его аргументы не услышали.       – Не маленькие. Если ты боишься, что он ночью к тебе приставать будет, проложи подушки, – хмыкнула мать Сеченова поглядывая на полусонного сына, опьянённого двумя бутылками сладкого игристого. – А приставать он может. Не в том смысле, – поторопилась заверить она. – Просто руки-ноги закидывает на всё, что можно.       Дима в ответ на это заявление непринуждённо фыркнул и рассмеялся:       – А может это он ко мне приставать будет?       “Подлец”, – беззлобно подумал Захаров. – “И Волшебник”.       У Сеченова всё получалось естественно. Он “вот так” просто вынудил Харитона снимать комнату, без особых сложностей подстроился под непростые привычки, завлёк своими полимерами, практически забрался под кожу. Дима стал неотъемлемой частью жизни, а потом чуть не исчез из неё.       Окончательно отвернувшись от потолка, Захаров приподнялся на локтях и навис над другом. Или не только другом. Сеченов – прирождённый манипулятор, хотя практически этим не пользуется. Опираясь на ладони, расставленные с обеих сторон от чужих плеч, Харитон приблизился к лицу друга и провёл кончиком носа вдоль линии скулы. Дима выдохнул какое-то слово.       Чёртов Волшебник, плетёт свои заклинания даже во сне и не задумывается, что делает. Хотя он и наяву мало работает в эту сторону головой. Буквально пару часов назад на пруду он сотворил очередное своё немыслимое безобразие. Хотя, если бы не бордюры…              Припорошенные снегом Собянинские бордюры никак не способствовали сохранению вертикального положения, и, поскользнувшись, Харитон полетел носом вперёд. Валящий с неба снег тут же начал сыпать за шиворот, и через четверть минуты рядом возник Сеченов. Без нотки суеты или лишней спешки он позволил себе гибко склониться над жертвой гололёда и несколькими отточенными движениями поднять.       – Не первый я твой паданец? – попытался пошутить Харитон, отряхивая джинсы и пальто от снега.       – “Ой, яблучко,       Куди ж котишся?       Пусти, мати на вулицю,       Гулять хочеться!” – пропел Дима и рассмеялся.       – “Эх, яблочко,       Да куда котишься?       Ко мне в рот попадёшь —       Да не воротишься!” – продолжил Захаров и выпрямился.       Заливший в себя за столом две бутылки шампанского Сеченов смотрел на друга странно – с восхищением, заботой и капелькой самодовольства. Края его длинного шарфа каким-то образов оказались перекинуты через шею Харитона, и этот Волшебник вместо того, чтобы распутать зимний аксессуар, цепко ухватившись за него, притянул Захарова к себе ближе.       – Эх, яблочко… С какой же ты яблони…       Что там у Димы было в этот момент в голове? Скорее всего обезьянка била в тарелки, и все эти действия не имели никакого смысла, но Харитон снова ощутил прилив нежности как когда-то с Аней, и кожа на руках покрылась мелкими мурашками от желания стряхнуть снег с неспокойной головы и накрыть ладонью щетинистую щеку. Очередной рефлекс, оставшийся от семейной жизни и пробуждённый Сеченовым.              Дима много чего пробудил совсем как Аня когда-то. И речь не про низменные мужские потребности, они как раз очень легко утоляются. Захаров снова вспомнил, что такое – быть частью семьи. Его невольно втянули в мелкие проблемы Сеченовых, и Харитон уже не замечал, как спорил о методах воспитания, предлагал сорта помидоров на рассаду, был вписан в страховку на автомобиль – и всё это в кратчайшие сроки, практически за месяц, начиная с пресловутой аварии.       Авария.       Авария стала своеобразным водоразделом. Харитон и раньше понимал, что Дима приобрёл в его жизни особый статус, а после новых обстоятельств Сеченов с Серёжей перекочевали из “просто людей” в “таких как Аня с Элей”, важных. И вроде бы надо сказать, обозначить, дать понять. Но как это сделать, чтобы не отпугнуть – Захарову не нужны томные поцелуи и юношеская страсть. Хотя и с ними неплохо, но не это главное.       Харитон хотел, чтобы Дима понял, как им важно, просто необходимо оставаться рядом.       Перенеся весь вес на левую руку, Захаров правой накрыл чужую щетинистую щеку, и большим пальцем чиркнул по породистому носу. Сеченов опять выдал что-то невразумительное и разлепил глаза.       – Тоша, ты чего не спишь?       – Просто…       Грациозно подняв руку, Дима изогнулся и повалил Харитона назад на диван.       – Просто надо спать, – он перекинул через Захаровские бёдра ногу.       – Что скажет Екатерина Дмитриевна, когда увидит нас в таком положении?       – Что я опять пьяный ко всем пристаю.       – Ты правда пьяный ко всем пристаёшь?       – Пф… нет. Только к близким. Я слышу, как тревога чавкает в твоей голове. Спи и не думай и ерунде, а то опять голова болеть будет