Московские

В часа три-четыре дня, телефон Московского разрывался от сообщений из семейной беседы, его дети активно переписывались. Читать времени не было, оставалось только отключить оповещения и работать дальше. Все дела удалось окончить чуть раньше положенного и этот вечер среды обещал быть менее напряжённым. В такси Михаил открыл телеграмм. В чате "Столичные" было порядка трёхсот сообщений. Он нажал на иконку, с изображением семейной фотографии-селфи. Вся Московская область была чём-то обеспокоена, и это что-то было в Подольске. Хотя пролистав вниз, оказалось у Подольска. /Балашиха: Совсем в немогату? Подольск: Блять, Женя, иди нахер! Я выблевал весь желудок Химки: Пил или травонулся? Подольск: Нет, это что-то другое Королёв: Температуру померь Балашиха: Зачем? Это что-то должно объяснить? Одинцово: Я блевал, когла температурил. Паш, кроме тошноты что-то ещё есть? Подольск: Голова чуть-чуть кружится и болит слегка Одинцово: Заболел значит Мытищи: Я могу лекарств привести Химки: Я тоже могу приехать Королёв: Я помню, морс горячий должен как-то помочь... Балашиха: Кстати, да. Он помогает хорошо. Подольск: 38.7 Балашиха: Жесть. Ложись в постель. Я попытаюсь быстрее приехать Одинцово: Я тоже скоро буду, но не занимайся самолечением. Лучше к врачу пойти или на дом вызвать/ Сообщений было гораздо больше, но они уже не несли какой-то информационной ценности. Была у детей такая привычка: болтать попусту. Но не это сейчас волновало. Паша заболел. Скорее всего обычная зараза, но всё же проверить надо было. - Едем в Подольск. Обратился к водителю Михаил. - Так ведь вы говорили другой адрес. Недоумевал старый таксист, который на удивление был славянской национальности, что в Москве считалось редкостью - Это раньше надо было. А сейчас в Подольск. Через полтора часа отец семейства вышел из машины. Поднимаясь на лифте, его радовал тот факт, что братья, хоть и ругались, ворчали, но взяли и приехали. Миша надеялся, что они всегда будут такими. Перед входной дверью пришлось задержаться, что б не создавать лишний шум. По себе ведь знает, как отражается стук в больной голове. Достав огромную связку, состоящию из восьми ключей от квартир и одного от дачного участка, он нашёл нужный с пятого раза. - Надо бы их подписать что-ли...- Бесшумно зашёл в такую же бесшумную квартиру. Если б не обувь, разбросаная по всей прихожей, он бы решил, что все пятеро транспартировали больного брата в больницу и остались с ним. Стало жутко. Слишком уж тихо было, для места, где находятся кучка подростков. Неожиданно из-за угла выбежала кошка. Даже её с собой привезли. Михаил поднял свою любимицу, на что Москва-река довольно замурлыкала и потянулась в хозяйский руках. Прогибаться всем телом она слегка коснулась мягкими лапками до бодбородка Московского. Усмехнувшись, было решено поставить кошку на пол и найти детей. Животинка следавала за ним, путаясь в ногах. Вскусный запах повёл на кухню. На плите стояли кастрюли. Одна с куриным бульоном, другая с морсом, по аромату... чёрная смородина. В ванну и туалет не было смысла заглядывать. В спальне отец нашёл их. Все дружно спали на Пашиной кровати, прижимаясь друг к другу, как в раннем детстве, когда Молох забирал всю область к себе и укладывал спать на расправленный диван. Михаил помнит СССР редкими отрывками. Пробелы, плохо конечно, но закрывали фотографии, которых, у снова же Молоха, накопилось несколько альбомов. Именно на одной из фотографий, уже Миша, увидел такую картину. Но сейчас сознание подкинуло ему другое. Далёкое детство, когда Москвой являлась только кошка, а сам, сейчас уже, взрослый мужчина был маленьким Кучково. Тогда ещё до прихода Орды, он всё играл и играл, был счастливым ребёнком, боявшемся только гусей и злого Митю, которого любил хорошенько вывести из себя и прятаться. Мишутка бегал по свежескошеной траве совсем один. Ярина обиделась на него и не разговаривала. Свята наказали за то, во что его втянул сам Московский. Братья тоже были заняты. Итог: шаловливый ребёнок предоставлен сам себе. Сегодня ему просто хотелось гулять, без хулиганства, чтоб вечером вернуться домой, похвастаться Коле и Мите, что сегодня хорошо себя вёл и съесть большую тарелку каши, которую так любя и старательно, варил Киев. Настроение было хорошее и вроде бы его нельзя было испортить, но всё же это произошло. Недалеко, за соседским забором, Мишутка услышал брань. Так ругаться Миша очень любил, за что частенько был оттянут за уши. Подбежав к участку и заглянув в щель между досками, он понял суть ситуации. - Нет, ну ты представляешь, а?! Только недавно эту курочку купил! Только недавно! Да что б провалился этот коршун проклятый! Мужик в красной рубахе кричал как не в себя. - Да что случилось-то?! Какой коршун? Что с курицей? Другой мужик, не видевший, что произошло, не понимал истерии. - В том то и дело, что уже ничего! Ни коршуна, ни курицы! - Всмысле? Чегось случилось? Объясни нормально! - Сидела моя Рябушка! Никого не трогала! Цыпляток своих вывела гулять да крылом прикрывала! А тут как налетела эта тварь и поминай как звали! Чтоб он захварал да помер этот убогий! Миша дальше слушать не стал, он смотрел на траву. Там, у стены дома были цыплята. Совсем маленькие, жёлтенькие. Прижимались друг к другу и пищали. - Маму зовут, наверно...- догадывался Московский. - Только этих высидеть успела! Не унимался мужик, тыкая пальцем на птинцов. - А какой с них спрос?! Мелковаты они ещё! Что мне делать-то без куры?! Малыши продолжали пищать. Да так громко и жалобно, что сердце ребёнка разрывалось. Хотелось ворваться на участок, забрать всех жёлтышей, переобнимать и самостоятельно воспитать, но нельзя. Это чужие цыплята. Их Московскому не отдадут. Миша побежал к старшим братьям в истерике. Рыдал весь остаток дня. Под ночь его кое-как успокоили, и тогда он смог объяснить, что его так расстроило. Дима тогда хорошо объяснил ситуацию. Рассказал про то что бывает неожиданная смерть близких и что она тяжело переживается, нужно оставаться сильным, но помнить об ушедших. Это превратилось в жизненный урок, который сделал малыша Мишутку чуть взрослее и осознанее. В эту же ночь он говорил как любит братьев и просил, чтоб они на него не злились, он ведь не с плохими намерениями может, случайно, их обидеть, а на следующий день, уже с утра просил прощение у Рязани и Нижнего Новгорода, вдруг его родных и друзей заберёт злой коршун. Прокрутив этот день в голове, Московский взглянул на детей. Они прижимались друг к другу, как те осиротелые цыплята. Пусть они не такие маленькие и не такие же беззащитные, но выглядят как птенчики. Они не сироты, у них есть папа, вот только насколько Михаил может назвать себя родителем? Он их обеспечивает, развивает, указывает на их ошибки, но это ли родительство? Какую долю воспитания Московская область получила от него? Явно меньше чем следовало. Миша присаживается рядом с кроватью на колени, достаёт крестик из под белой футболки и снимает, через голову с шеи. Цепочку наматывает на ладонь и складывает руки, что золотой крестик, подаренный ещё в 13 веке, свисатет, покачиваясь. - О блаженная мати Матроно, душею на небеси пред Престолом Божиим предстоящи, телом же на земли почивающи, и данною ти свыше благодатию различныя чудеса источающи. Призри ныне милостивным твоим оком на ны, грешныя, в скорбех, болезнех и греховных искушениих дни.... Спустя минут 20 Михаил встаёт на ноги. Растегнув застёжку, аккуратно надевает крестик на шею Подольска. Молитва всегда ему помогала, особенно если молились за него. Ещё пол минуты отец смотрит на ребетню и каждого целует в лоб, нежно попровляя одеяло. Выходя из комнаты, даёт команду кошке присматривать за ними всю ночь. - Алло? Михаил Юрьевич? Что-то случилось? - Да, Мария. Перенесите завтрашнее собрание на 19:00. - Э... хорошо..! Как скажете! Завтра днём Миша уедет на работу, сейчас уляжется спать в гостиной. Завтра утром померяет температуру ребёнку, и при необходимости заставит выпить жаропонижающие. Далее устроит марофон совковых мультиков, которые по семейной традиции дети, обычно смотрят с Алексеем на даче в Смоленске. В гостиной было просторно, и от того одиноко. Одиночество - одно из самых ненавистных чувств. Находясь полностью один, в голову опять приходили вопоминания. Он хотел, что бы как раньше: пришёл Минск и обнял его, что бы Киев нежно потрепал по голове. Но заслужил ли он это сейчас? Раньше он был таким чистым и невинным, открытым и светлым. Сейчас в кандалах работы, которые снова и снова тянут в офис. Сейчас он грязный и отвратительный, алчный и мерзкий. Раньше в маленьких Московских ручках были цветы. Сейчас на руках Михаила кровь. Раньше его обвиняли в хулиганстве. Сейчас его обвиняют в нищете. Москва не оттотрётся от своих грехов. Именно он занял грязное место столицы огромной державы. И раз уж у него есть дети, то они получат всё лучшее просто так. Пусть они будут балованы и чуть-чуть наивны, но они не будут им. Не будут такими же грязными и отвратительными. Москва точно знает: его дети лучше чем он.