Возвращение Феникса

      — Сэр, это может оказаться ловушкой. Хитрые ксеносы способны на что угодно, — предупредила Мари. Видя, что примарх пребывает в раздумьях, она вбросила ещё один аргумент. — Мы жертвуем миллионами гвардейцев, а то лишь одна жизнь. Жизнь предателя.       Как ни прискорбно сознавать, но жизнь в плену приравнивалась к предательству. Ведь по-настоящему верные последователи Бога-Императора погибают на поле брани, а не в грязных пыточных камерах.       — Помимо него в темницах могут оказаться и другие люди.       Мари со скепсисом скосилась на экраны: лучи сканера ощупывали корабль вдоль и поперек.       — Маловероятно.       — Ты только подумай какой удивительный случай! — Фулгрим с воодушевлением ударил по кулаком по ладони. — Человек и эльдар, пленники корабля друкхари. А я, мудрый представитель Империума, милостиво принимаю их к себе! Что скажет Робаут, когда узнает, что я не растерял свои навыки дипломата?! Отправь весточку летописцам! Они обязаны это запечатлеть!       Лорд-капитан покорно кивнула. Фулгрим явно увлёкся, рисуя себе в голове в картины того, как им восхищаются, рукоплещут ему, говорят лестные слова. Но она не решалась озвучить это, да и безобидное то было дело.       Капелька тщеславия никому ещё не мешала, ведь так?

* * *

      Адальберт угрюмо смотрел на то, как подплывший белоснежный флагман подсоединяется к кораблю друкхари с помощью трапов. Он едва ли разделял восторг Оллания, прилипшего к стеклу.       Зависть вскипала в сердце ядовитой слюной. Адальберт провёл рукой по лицу, запирая гнев где-то в глубине себя.       — Наивно полагать, что твой воинственный народ примет меня. В лучшем случае меня постараются убить. А быть может, я просто променяю один плен на другой, — прошептал он.       Адальберт скосился на мирно стоявший у стены меч. Этот кусок дьявольской породы так умело прикидывался обычным оружием, что Адальберт даже подумал, будто их задушевные беседы ему привиделись.       — А если я сбегу, то куда мне податься? Мой мир-корабль уничтожен, а все мои товарищи либо пленены, либо скормлены голодной суке. Я... — голос Адальберта дрогнул.       Олланий отстранился от стекла и посмотрел на него. Загадочные существа эти эльдар. Казалось бы, они с Бертом нашли общий язык и через многое вместе прошли. Но гвардеец до сих пор не мог уловить тот краткий момент, когда холодность и сдержанность эльдар сменялась на истерику. Вот только секунду назад остроухий был холоден и отстранён, а теперь готов вновь разрыдаться как дитя.       Адальберт пошатнулся, словно соломинка на ветру. А после уткнулся носом в шею Оллания, здоровой рукой заключая его в ловушку объятий.       Олланий замер. Обученный не тратить движения впустую и дорожить каждым мгновением, сейчас он не знал, куда деть руки. И в конечном счёте уложил их на спину Адальберта, прижимая худого пришельца к себе.       Он никогда не надеялся на долгую жизнь, но так отчаянно хватался за неё, будто предвидел, что когда-то наступит этот момент. Момент, когда кто-то тёплый и почему-то невероятно близкий прижмëтся к нему и отдаст свои накопленные тревоги.       Он чувствовал, как дрожь эльдар постепенно утихает, как тельце перестаёт пылать, как в лихорадке. Адальберт жался к нему так, словно наконец обрёл убежище, спрятался от кровожадной реальности и обрёл на мгновение покой.       Адальберт прекрасной песнью создавал Олланию беспечные сны. А для самого ксеноса эльдарской песней стали эти грубые и неуверенные объятия ветерана.       — Спасибо тебе, мон-... Олланий.       Внезапно Адальберт отстранился, запустил руку в карман рукава и вынул на свет своё главное сокровище. Слезы Иши. Камушки мерцали в полумраке. От прикосновения к теплым пальцам, они покрылись сияющей сеткой.       — Если... — его голос вновь дрогнул, — если меня всё же убьют... Можешь поклясться, что возвратишь еë и меня... Мою душу... Моим сородичам.       Мерцающий свет отражался в золотых глазах. Металлические зрачки глядели прежним искусственным холодом, но Олланию показалось, что в голубом отблеске он увидел надежду.       — Клянусь, эти камни будет в сохранности, — обещал Олланий.       Адальберт благодарно кивнул. Впервые за всё это время Олланий увидел на его лице улыбку.

* * *

      Двери трапа с шипением отворились.       В глаза ударил свет. Пленников встречала толпа людей. Сколько помпы! В первых рядах стояли воины в блестящей бело-пурпурной броне. Они были недвижимы словно каменные стены. За их широкими спинами ютились человечишки, лихорадочно записывавшие всë, что они видели и слышали.       Адальберт держался чуть позади Оллания. Увидев его, летописцы даже забыли, что должны были что-то писать. Они с восторгом и страхом уставились на чрезмерно худого двухметрового пришельца, столь же похожего на человека, сколь отличного от него. Встречал гостей гигант в простых белых одеяниях и с белоснежными волосами, собранными в странную причёску.       — Добро пожаловать на “Фламберг”, друзья! Мое имя Фулгрим. Я примарх, сын Императора. Кто же вы, несчастные пленные?       Эльдар склонил голову в лёгком поклоне. Он исподлобья рассматривал огромного человека. Очевидно, плод генетического эксперимента. Любят же монкеи играть в богов. От странного господина за версту несло притворством. Кажется, в воспоминаниях Тиральфа он видел похожего человека, но, на взгляд Адальберта, все монкеи были на лицо одинаковы.       — Я Адальберт. Эльдар пути Творца, — кратко ответил Адальберт.       Летописцы отошли от наваждения и начали скрести перьями по блокнотам. От этого звука у Адальберта пробежали неприятные мурашки по телу. Он раздражённо подвигал ушами, чем только усилил любопытство летописцев. Фулгрим же приветливо кивнул. Скосился на меч, что Адальберт так небрежно тащил по полу.       — Не годится оскорблять столь изящный клинок пренебрежительным отношением. Как его зовут?       Адальберт поднял меч перед собой вытянутой рукой и сказал первое, что пришло в голову.       — Иштар.       — Занятно, — согласился Фулгрим, улыбаясь во все зубы.       Было видно, что компания эльдар быстро начала его утомлять, потому он поспешил оставить ксеноса. И обратил свой взор к гвардейцу. Фулгрим надеялся, что к нему бросятся в колени благодарить за спасение, да как-то не получилось. Олланий твёрдо стоял на ногах, уставившись на Фулгрима в смятении.       — Моё имя... Моё имя... Олланий Барк... Но... — каждое слово давалось гвардейцу тяжело, будто в горле застрял ком. — Вас же не может быть... Есть лишь девять ангелов...       Всё это время экклезиархия говорила о девятерых ангелах: о Льве, Робауте, Вулкане, Сангвинии, Руссе, Дорне, Манусе, Хане, Корвусе.... Но не о Фулгриме. Он знал легенды о примархах наизусть и при желании мог воспеть любой из гимнов, восславляющий принцев, но это имя слышал впервые.       Выражение лица Фулгрима из безмятежной доброжелательной улыбки начало грубеть в какой-то неестественный оскал. Стоило Олланию только увидеть, как лицо Фулгрима меняется, как в несчастном человеке что-то внутри умерло. Казалось, он сам вот-вот сгинет. Как посмел... Как сумел сказать такое сыну Его?! Аура примарха придавила его к земле сильнее гравитации.       Подал голос астартес в чёрной броне, что стоял по правую руку от Фулгрима.       — Смертный, как ты смеешь сомневаться в творениях Его?! Экклезиархия не смогла сохранить всю святыню в целостности. Как камень стачивается ветром, водой и песком, так и знание обветшало. А потому... Ангелов было не менее 10!       Фулгрим медленно повернул голову к Зизу, поднимая бровь.       — Вы... Вы серьёзно? Нет, это, должно быть, шутка.       Шутки хотя бы смешные. Фулгрим ухватился за переносицу, досадуя, что всë его пышное представление сорвалось.       — Жертвы переписи истории. Нас было двадцать, невежды! Я генетический отец третьего легиона. Я полноправный примарх! — он скрестил руки на груди, буквально выжигая Оллания взглядом. — Двадцать!       Без лишних слов: мужчина умер. Олланий не знал, куда спрятаться и что сделать, чтобы отвести от себя гнев полубога. И, находясь в полном отчаянии, бессильный перед бурей, он сам не заметил, как на лице появились слëзы. Его рот, будто мумифицированный формалином, медленно сделал несколько движений, описывая подобия слов, а после репетиции, наконец, пошли и слова.       — Простите моё невежество...       Фулгрим был оскорблён. С самого его возрождения им помыкали, его приказы исполняли неохотно, а слова не воспринимали всерьёз. Лев мог сколько угодно предлагать играть роль "полноправного третьего примарха", но Фулгрим понимал: он стал всего лишь безликой функцией. Ничего не решающим символом. Он был унижен жалким отпрыском Мануса и даже собственный легионер смеялся ему в лицо. Ладонь Фулгрима непроизвольно коснулась рукояти меча на поясе.       Он слышал скрип перьев и понимал, что о его публичном унижении узнают и Робаут, и Лев. Робаут наверняка приподнимет брови, мол, не ожидал от тебя большего, даже мелкие сошки Империума не принимают тебя за примарха. Лев будет смехом сотрясать залы и предлагать Фулгриму прикрепить в следующий раз бейдж на грудь.       — Зачем вы вините его за незнание?!       Адальберт не смог выдержать слез на лице без пяти минут друга. Он вышел вперёд, сжимая в руке меч, и закрыл собой Оллания.       Этот храбрый человек не пикнул даже тогда, когда его терзали друкхари, а сейчас плачет под взглядом этого расфуфыренного мутанта. Да что, этот мерзкий самовлюблённый монкей себе позволяет?!       Казалось, злость Фулгрима только возросла, к ней примешалось отвращение. Жалкое зрелище: раненый ксенос в лохмотьях, не умеющий даже толком держать меч, направляет клинок на лучшего война человечества. Да одного удара безоружной руки будет достаточно, чтобы выбить весь дух из этой швали! Адальберту даже не надо было прилагать усилий, чтобы прочитать его поверхностные мысли.       — Вы думаете лишь о том, что он испортил вам настроение. Как эгоистично! Посмотрите! Перед вами самый настоящий герой! Вы хоть знаете, сколько он перенес?! Да вы должны восхищаться его прямолинейностью и верностью вашему Богу! Попробуете убить меня?! Большего я от вашего животного племени и ожидать не мог! Не будь вы такими жестокими, я бы не стоял тут перед вами с протянутой рукой!       Губы Фулгрима дрожали как у капризного ребенка. Казалось, воздух между эльдар и примархом грозит расплавиться от ненависти и презрения. Ещё мгновение и цепной меч на бедре Фулгрима покинул бы ножны.       Но кто-то вовремя дёрнул Феникса за краешек тоги.       Фулгрим вздрогнул и обернулся. Единственное, что сделал Омниссон: чуть помотал в стороны головой. Феникс даже постыдился своей импульсивности, которая ни прежде, ни сейчас его не красила. Примарх всегда был слишком спешен в своих поступках: хватало одной искры, что раззадорить его, как было, например, при покорении планеты Визас. Но тогда его импульсивность была разрушительна только для него. Сейчас же в Омниссиона закралось ощущение, будто Фулгрим перенял привычки брата Ангрона.       — Не убивай их, пожалуйста... — тихо попросил Омниссион.       Примарх кивнул младшему брату.       — Зиз, выделите им каюту, пожалуйста. Не хочу, чтобы по флагману разгуливали ксеносы и ксенофилы.       Примарх бросил последний брезгливый взгляд на Оллания и Адальберта и направился внутрь корабля, не опускаясь до прощальных слов.       Зиз вздохнул. Его часто посещали мысли, будь вернувшимся примархом Дорн, его генетический отец, стало бы гораздо легче. Нет, не Дорн. Любой из примархов! Любой из них мог бы вести за собой, тогда как Фулгрим сам не знал, чего хотел. Как может тот, кто не имеет твёрдой почвы под ногами, вести армию за собой?

* * *

      — Простите моего лорда, он переживает тяжелые времена... — пробормотал Зиз и сразу же ушёл, боясь впасть в искушение.       Долгие годы уничтожать ксеносов было одной из его основных задач. А теперь одного из них принимают как гостя, до чего же сложно с этим примириться.       Внутри помещение не могло похвастаться роскошным убранством, но оно было достаточно уютным. Видно, каюты держались в чистоте, даже если никто в них не жил. Стоило только звукам шагов Зиза стихнуть, как Адальберт осел на пол, схватившись за голову.       — Ужас какой, ты видел глаза их “лорда”?! Это демон, не монкей!       Увидев, что гвардеец еще пребывает в состоянии шока, эльдар подскочил к нему и начал бить по щекам, пытаясь привести в чувство.       — Эй! Галактика вызывает Оллания!       — Я видел примарха, — пробормотал Олланий, постепенно отходя от оцепенения. — Лорда Жиллимана, регента Терры. Он источал ту силу лидера, которой искренне хочется следовать. А Фулгрим... Это не примарх. Не знаю, кто он. Он совершенно другой.       Адальберт усадил человека на кровать и опустился перед ним на колени, согревая его ладони дыханием. Он попытался заглянуть в лиловые глаза, ободряюще приподнял уголки губ.       — Все эти ваши примархи — это просто нехитрая технология, понимаешь? Не вижу ни одной причины, почему не могли создать ещё одного, — сказал Адальберт. — Только вот его глаза...       Одного воспоминания хватило, чтобы он упал лицом в руки Оллания, сотрясаясь всем телом от страха.       — В его глазах... Я видел лик Жаждующей...

* * *

      Фулгрим потер переносицу.       — Я не собирался убивать их. Я просто... Слегка вспылил, — он взмахнул руками. — А что я должен был делать?!       — Ты должен был оставаться невозмутимым. Не беда, если на пути попался камушек. Беда, если ты его принял за стену! — Омниссион даже поднял указательный пальчик. Этот жест обязывал произнесённые слова иметь больший вес.       Фулгрим вымученно улыбнулся.       — И когда это ты стал стариком, Омни?       — Это мне мистер Баил книги дал! Оказывается, их у него о-о-о-о-о-очень много! И у тебя там книги лежали, тоже почитал перед сном...       Маленький робот бодро шагал по коридору. Фулгрим вполуха слушал его россказни. Иногда, правда, его лицо вытягивалось в скептическом выражении — то, как легко и непринуждённо малыш пересказывал результаты экспериментов Фабия, заставляло его поморщиться. Апотекарий не сидел на месте все эти тысячи лет.       — Тебе полезно учиться, братик, но я боюсь со всеми этими знаниями, ты разочаруешься в людях окончательно.       Фулгрим отворил дверь в покои, запуская Омниссиона внутрь.       — Да я уже, — махнул лапкой Омниссион. — Но! Чтобы продвинуть человечество, я должен знать, где оно застряло. Привет, Сигаль.       Омниссион был настолько солнышком, что здоровался даже со слугами. Он любил людей, люди любили его, и Фулгрим невольно почувствовал укол зависти.       У малыша это выходило так легко. Ему не нужно было стараться, чтобы быть всеми обожаемым, в то время как Фулгрим всю свою жизнь поставил, чтобы добиться любви народа. И в итоге уткнулся носом в одну простую истину: ты можешь любить весь мир, но ответной бывает только ненависть. Одной твоей ошибки хватит, чтобы обратить в прах тысячи великих свершений.       И едва ли это когда-то изменится.

* * *

      Олланий осторожно поднял лицо Адальберта, тепло заглядывая в золотые глаза.       — Жаждущая? Кто это?       Адальберт часто заморгал, напуганный одним упоминанием бога.       — Мы не называем её имени. Её рождение обозначило смерть моей расы. У нас есть всё: продвинутые технологии, культура, способность психически влиять на галактику — но мы постепенно вымираем. Она пожирает наши души после смерти, это хуже забвения! Я завидую вашей расе, Олланий! — он схватил человека за складки одежды, сжимая их, на глазах показались кровавые слезы. — У вас есть Бог, он вас защищает. А наши боги мертвы. Мы беззащитны перед этой вечно голодной сукой. Единственная надежда — это слезы Иши. После смерти моя душа не сразу попадёт в лапы Жаждущей, она сможет остаться в камне душ. Небольшая отсрочка от неизбежного конца. Этот человек, которого называют примархом, соприкоснулся душой с Жаждущей. На нём отпечаток её проклятия!       Олланий слушал молча, напряжённо.       — Ещё рано думать о смерти, Адальберт. Я понял. Никакой он не Ангел. Он демон. Бог-Император создал девятерых ангелов против девятерых демонов. И, выходит, мы на борту флота Хаоса. Но можно было ожидать от порождений Бездны чего угодно... Но не такого порядка...       — Спасибо. Так приятно, когда ценят твою работу.       Олланий и Адальберт как по команде повернули головы в сторону двери. На пороге комнаты стоял высокий худой мужчина в форменной бело-фиолетовой одежде. На радужке правого глаза красовалось вытатуированное рабское клеймо. Левый глаз отсутствовал вовсе: пустую глазницу рассек уродливый косой шрам. Длинные золотые волосы же были собраны в тугую косу.       При всей своей примечательной внешности он вёл себя на удивление незаметно.       — Да, порядок — моя заслуга. Стоит благодарности, — ответил слуга на неловкое молчание, повисшее в каюте.       Олланий нахмурился, а Адальберт вмиг вскочил с колен и отпрянул от гвардейца на метра три.       — Как ты пробрался сюда незамеченным?!       — Хороший слуга всегда незаметен, — мужчина пожал плечами, демонстрируя, что согласен закрыть глаза на происходившие в комнате проявления нежности.       Олланий смотрел на него с некоторым напряжением. Адальберт же был напряжён вдвойне: как мог обычный монкей из мяса и крови избежать его острого слуха.       — О, ты же с Кадии! — внезапно воскликнул мужчина.       — Что?       Слуга указал на свой глаз. Он был у него один, так как на месте второго пустовала глазница.       — Твои глаза, они фиолетовые как разлом варпа. Даже необразованный слуга может сложить две единицы, — он кивнул в сторону Адальберта. — А ты, верно... Эльдар!       Адальберт едва сдержался, чтобы не закатить глаза: появился ни с того ни с сего, навязался в разговор и пытается строить из себя гения дедукции.       — Если альфа-легионеру взбредет в голову прикинуться эльдар — проблем у него не возникнет. Только вот уши то и прилепить можно, а вонь толком не подделать, — с очаровательной улыбкой произнёс незнакомец, разведя руками.       — Какая осведомлённость, — кисло отозвался Адальберт.       Слуга тем временем разложил аккуратной стопкой сменную одежду для обоих путников, выставил с подноса на стол пару бокалов, бутылку вина и фрукты. После откуда-то из кармана достал кожаные перчатки и со знанием дела принялся натягивать их на руки.       — А теперь я избавлю вас от общества этой штучки, — промурлыкал одноглазый слуга и направился к мечу.       Тот наконец осознал, что дело пахнет жареным, и открыл свой алый глаз.       — Это кто ещë?! — глаз уставился на слугу.       — Не волнуйтесь, господин Иштар, ваша оболочка не пострадает, — слуга казался совершенно не удивленным тем, что оружие умеет разговаривать.       Чего не скажешь о бедном Оллании, у которого глаза полезли на лоб.       — Мамку я твою иштарил! Что за ужасная кличка! Не тронь меня! Остроухий, ты предатель! Знай это!       Голос меча затих как только он оказался в простеньких ножнах. Мужчина похлопал по ним с чувством выполненного долга.       — Извините...— подал голос Олланий.       — Сигаль, — бросил мужчина. — Это моё имя. А вы, господин Барк, хотите спросить, какому Богу ведутся службы на этом корабле. Нурглу, разумеется!       Барк едва успел выставить перед собой руки, когда мимо его лица, чуть не оцарапав щеку, пролетел нож.       — Но я успешно уничтожаю всех его последователей, — Сигаль с невозмутимым видом потянул за палец печатки, стаскивая её с ладони.       Пролетевший в опасной близости к лицу гвардейца нож вонзился в стену, пригвоздив к ней паука. Видимо, тот наглейшим образом плёл свою паутину и за это поплатился.       — Господин Барк, вам не стоит беспокоиться на этот счёт, — с внезапной серьёзностью проговорил Сигаль. — Вы находитесь на корабле имперского флота, который подчиняется воле регента Терры. Чья власть сейчас воплощена в его брате. Фулгрим Фениксиец, один из грешных сыновей Бога-Императора, который ищет искупления в битве против хаоса. Вы ведь тоже не против смыть своё предательство кровью врагов Империума, ведь так?       — Я...       — Это риторический вопрос, — Сигаль закинул меч на плечо и широко улыбнулся. — Не беспокойтесь за своего остроухого дружка, он будет в безопасности.       С этими словами Сигаль покинул комнату, унося прочь и несчастного Иштара.       Адальберт и Олланий переглянулись.

* * *

      Наконец флотилия вышла из Паутины и продолжила свой путь по реальному пространству.       Корабли флотилии Искупительного крестового похода оказались в субсекторе Нахмунд сегментума Обскурус. Здесь и вращалась вокруг своего солнца планета Виджилус.       Над ней раскинулся варп разлом, переливающийся цветами, невозможными в реальности. Огромное око пристально глядело на маленькую планетку, словно пускающий слюни голодный зверь, а обедневшее скромное население, потрепанное войной, упрямо стояло за Рукав Нахмунда — небольшой коридор, соединяющий Тёмный Империум с остальной частью государства.       — Фабий, скажи, ты часто уничтожал своих... Созданий, рождённых от тебя? — спросил Фулгрим.       Фабий молча провернул ручку микроскопа, вглядываясь в окуляр. Под пристальным взором объектива микроскопа лежала костяная трубка. Она была изготовлена из кости фаланга пальца колоссального размера и покрыта различными непристойными надписями и рисунками. Но Фабия явно интересовала не культурная ценность этого предмета.       — Бывало и такое, — после некоторого молчания произнес он. — Однако чаще всего они уничтожались не по моей воле.       — Не по твоей воле?       Фабий пожал плечами.       — Никогда не знаешь, кто нагрянет на твоё пристанище: Люций со своей бандой, новоиспечённый Воитель, друкхари или имперские силы. Жизнь апотекария, не желающего подчиняться чужим правилам, довольно тяжела.       Фулгрим взглянул в отражение металлического подноса. На него глядело всё то же прекрасное молодое лицо с грустным лиловым взглядом. За время путешествия его лицо стало чуть старше. А возможно, Фулгрим просто видел то, чего хотел.       — Ты мне так и не сказал, на какие жертвы тебе пришлось пойти, чтобы обменять мою душу.       — Обменять? Вовсе нет. Я выкрал её, — Фабий усмехнулся. — Болтун Люций во время опытов в Коммораге выдал, что ваша душа заперта в картине. Уж не знаю, чем он обязан такому знанию. Я в очередной раз притворился, что привёз игрушку отцу, а сам прихватил картину и был таков. Уже на границе Ока ужаса меня выловили пешки Жиллимана. Тот, не будь дураком, сразу понял, что вашу душу можно переселить, благо, Империум научен переселять души даже в металлические тела.       Фулгрим угрюмо поднял взгляд. Фабий отстранился от изучения костяной трубки и сосредоточенно перебирал пробирки.       — Вы ведь наверняка догадались, что Омниссион не простой Железный человек времён Тёмной Эры. Он состоит из металла, но внутри него два осколка души другого создания, — Фабий захлопнул дверцы шкафа с препаратами.       — Да, догадался, — кивнул Фулгрим.       Повисло напряжённое молчание.       — Тру-... Тот, кого вы называете Отцом, тоже совершал ошибки, — наконец произнёс Фабий. Фулгрим возмущённо сжал губы, но Фабий жестом просил его молчать. — Признать это бывает тяжелее, чем исправить их. Чем больше ответственность, тем тяжелее грех ошибки. Цена провала пастушка с аграрного мира совершенно иная, нежели цена провала Его Величества. Однако у него всегда хватало мужества снести головы своим ошибкам. Тяжело это? Бесспорно. Необходимо ли это? Вопрос не стоит. Это может показаться жестоким и несправедливым, но когда ты ответственен за всё человечество, у тебя нет права оставаться человеком.       — Лорд Фулгрим, — в лабораторию просунулась голова слуги. — Вам пора.