чудаковатые повести

один. неверие. пугод дрожит. распахивает в неверии глаза и закрывает снова. не думает. его мысли замолкли и попадали вниз мертвыми тушками. он ясно чувствует, как из почти человеческих ногтей выдвигаются звериные когти. острые и толстые. такими бы людскую плоть разрывать на части. ан-нет. эту самую людскую плоть они сейчас пытаются глупо склеить. бесполезно, естественно. пугод отворачивается в стену. нет, нет, нет. он спит. просто спит. неверие просачивается в каждую частичку его души. он смотрит на кровь, и на стену, и на пол, и на модди. и не верит. попросту отрицает действительную реальность. ещё бы вернуться вспять. хоть ненадолго. совсем на чуточку. он бы не сделал так. и не сделал уже, верно? это ведь просто сон. просто глупый сон. кошмар. который точно не наяву. нет. поверить в то, что это явь даже глупец не сможет. а она сама, по-видимому, верит. два. гнев. дверь распахивается. шумно. бьется о соседнюю стену, и, кажется, роняет какую-то картину. плевать. шаги за шагами и вновь шаги. быстрые и грубые. действительность шатается каждый раз. их много. они громки. они злы. разъяренны даже, будет вернее. и заскакивает он. бах - стучат, ударившись об пол ботинки. жираф дышит через раз, ловит ртом слишком нужный воздух. он вопрошает в этот самый воздух - как? вопросил бы ещё, наверно, многое, но замолкает. он тяжело вдыхает. воздух не идёт. он хмурит брови и сжимает руки до ещё большего побеления на ткани собственной кофты. его белые пальцы на фоне одежды, как звезды на ночном небе глубокой ночью. жираф смотрит. смотрит, и опускается на пол по стенке. сталкивается руками с полом и безнадёжно, и явно бессознательно скребёт ногтями по поверхности. в его горле бурлят слова. они выжигают глотку и по пищеводу переходят дальше. он зол. на что? на что? на все. три. торг. молчание отравляет хуже крика. пугод смотрит. на жирафа, сквозь жирафа. какая в сущности разница? лучше ничего из этого сделать не может ни коим образом. а что может? пугод не знает. он не он, если сдастся так просто. но что может быть равносильно? пугод просит быть ближе. жираф все еще раздраженно смотрит из-под полуприкрытых век. молчит. они ждут. упорно не смотрят на пол. упорно не слышат стихающего и замедляющегося пульса. не все ведь потеряно? на ресницах пугода хлюпают неясные сгустки космического оттенка жижи. жираф уже чувствует. не нужно взгляда, чтобы он нервно стер их с чужого лица. пугод встаёт. спрашивает, не позвать ли кого. и, видя максимально скептически настроенного жирафа, добавляет : вдруг помогут ; не помогут. пугод понимает и сам. четыре. депрессия. жираф полностью вклинивается в угол. зажмуривает глаза. чтобы не было видно. и руками стискивает собственные волосы. некоторые тонкие волоски путаются меж пальцев. разозлился, в бесконечных попытках освободиться от мешающей мелочи, будь ему чуть менее плевать. или больше. он не знает. и знать, быть честным, не хочет. когда в привычную череду жизни вклинивается черная полоса, тем более с таким светлым, миролюбивым лицом, сложно выстроить поведение дальше. жираф барабанит подрагивающими пальцами по полу. тук, тук, тук, тук. и как же он в этот момент мечтает, чтобы весь его мир оборвался на одном этом стуке. его захватывает сонливость, вялость. бессмыслица. пять. принятие. пугод дрожит. уже меньше. понятнее. он идет и идет. пусть только метафорически. закрывает глаза и четко решает. он здесь. и он жив. открывает глаза и повторяет про себя уже не так уверено. медлит. смиряет дверь сомневающимся взглядом. смиряет таким же взглядом жирафа. на модди сил смотреть нет. он ждёт. ждёт и на внутренний счёт - пять, выходит из комнаты. даже, верней будет выскакивает. собирает все силы, чтобы уйти. отскочить. отсрочить кончину, глянув смерти в глаза. уродливые пустые глазницы, в которых так много общего с истинным обликом пугода. теперь, она - единственная, кто его видел. и в этом легко найти силы на следующий прыжок. пугод не находит.