чудаковатые повести

золото льется с его волос, сосредотачивается на ресницах, добавляя в тягуче медовые глаза больше солнечной яркости, вписывается среди ряда зубов искусственным клычком, блестит изящными кольцами на пальцах и ожерелье с подвеской явно ручной работы. кажется, у бава переизбыток желтого. даже не желтого в основе своей, а скорее в отлив жидкого золота. стоило бы назвать оттенок в честь пугода. а особенного его волос. то, как небрежно он позволяет завиткам упасть на плечи, даже не убирает закрывающие лицо пряди, настолько прекрасно, что бав готов погибнуть, лишь бы увидеть их еще. пугод весь сияет. светится. золотится. да, именно так. особенно, когда привычной одежды нет и он одевается чуть по-другому. узкие брюки на высокой талии, стянувшие его ноги и это дополняется ярко-желтой рубашкой, заправленной в те самые штаны, шляпой с завязанным самим бавом бантиком из ленты и парой изящных колец на пальцах, вместе с такими же прекрасными иными украшениями. это сводит с ума. бав прочувствовал полностью на себе с самого начала этот эффект. пугода стоили бы назвать золотым мальчиком. вся его внешность отливала золотинкой, все части тела и души в том числе. и вёл себя приемлемо. как единственное возможное олицетворение. пугод скучающе чуть подбрасывает в воздух монетку, ловя ее в кулак. а бав не может отвести взгляда от чужих глаз. в них блестит, по мере движения, эта самая монетка. блестит, блестит и скрывается в тонких пальцах. и бав завидует. самой обычной, чертовой пятикопеечной монетке. а пугод словно бы не видит. и правда, какая разница. бав бы на его месте тоже не хотел видеть. несмотря на стандартную позицию любить сложнее, чем быть любимым, обратная будет столь же тяжела. и да, бав все понимает. и да, бав не скажет вслух. и да, бав будет ждать. ждать того, что золотой мальчик, когда-нибудь все же станет его хоть на чуточку.